Рассмотрение археологии в системе исторического познания позволяет определить её в качестве самостоятельной источниковедческой дисциплины со своими специфическими целями и задачами. В археологии на первый план выступает принцип актуализма: из прошлого реконструируется только то, что является неотъемлемой частью настоящего. Из этого следует, что задачи археологии невозможно решать, оставаясь в рамках «чисто археологических» понятий и методов, без обращения к языку, принятому в общественно-исторических дисциплинах. Необходимы понятия-интеграторы, не имеющие статуса «чисто археологических», но широко применяемые в археологической практике. В частности, для верхнего палеолита наиболее значимыми являются три таких понятия: археологическая культура, технокомплекс, культурно-историческая область. Под археологической культурой можно рассматривать систему традиций, выработанных в определенных социальных группах под влиянием определенных исторических условий, нашедшей свое материальное выражение в тех результатах человеческой деятельности, которые смогли стать археологическими источниками, и раскрываемой посредством анализа этих источников. Под технокомплексом понимается относительно устойчивая система технологических приемов, порождающая сходные черты в составе орудийного набора, которые возникают и функционируют в широких пространственно- временных границах в разных культурно-исторических формах, не связанных между собой генетическим родством. В историко-культурной области (ИКО) находит отражение совокупность археологических культур и памятников, чья культурная принадлежность не определена или спорна, но которая существовала в достаточно строгих территориальных границах в пределах определенного отрезка времени, меньшего протяженности археологической эпохи. В определении ИКО важно подчеркнуть, что она должна обладать чертами культурного сходства, которые не совпадают, или совпадают лишь частично с характеристиками археологических культур данной территории, но которые отличают данную ИКО от ИКО, прослеженных на соседних территориях.

В теоретической археологии установить объективные критерии оценки качества исследования значительно труднее, чем когда речь идет о конкретной обработке материала. Легче предъявить критерии оценки теорий (целостных концепций), чем теоретических исследований – ведь они включают и работы по отдельным вопросам, отдельным понятиям. Все же и объективные критерии оценки теоретических работ возможны. Во-первых, таким критерием является четкая постановка вопроса, на который нужно ответить – именно вопроса, сформулированного не назывным предложением, а вопросительным. А для правильной постановки вопроса теоретику нужно быть в курсе всего, что сделано в теоретической археологии до него, обладать некоторым практическим опытом и ориентироваться в теоретических отраслях смежных наук (а это означает еще три критерия). Во-вторых, хорошая работа отличается от плохой логичностью рассуждения и ясным языком. Запутанные фразы с немецким синтаксисом, обильной греко-латинской лексикой и английским произношением не облегчат понимание. Метафоры вместо определений и переодевание старого набора понятий в модную терминологию не сделают работу ни современной, ни интересной. В-третьих, хорошая работа не боится вопроса: ну и что? Она рождает новое, нечто изменяет в понимании материала и проблемы. В-четвертых, желательно оценить талант, что одновременно и трудно сформулировать и легко увидеть. Талант теоретика определяется ассоциативными и комбинаторными способностями, умением схватывать всю картину явлений в системе, различать в ней разные конфигурации за хаосом частностей, диалектичностью и парадоксальностью мышления.

С момента раскопок грота Киик-Кобы (восточный Крым) Г.А. Бонч-Осмоловским в 1924-1925 гг., так называемый «аморфный комплекс» находок нижнего слоя памятника не находил реальных аналогий среди палеолитических индустрий полуострова, и поэтому не случайно в археологической литературе последних лет всё ещё отмечается, что его каменная индустрия «до сих пор остаётся во многом загадочной» (Праслов 1984: 105). Автор предлагает новый взгляд на каменную индустрию и хронологию нижнего слоя грота Киик-Коба на базе тщательного изучения уже высказанных точек зрения о кремневых изделиях и с привлечением данных новых исследований для выделения главных производственных черт, а также некоторых фаунистических и литологических характеристик в качестве хронологических индикаторов слоя. Кроме того, недавние раскопки 1990 г. стоянки Староселье (западный Крым) обнаружили очень нетипичный для памятника комплекс в третьем слое, который, с точки зрения автора, имеет ряд прямых техно-типологических аналогий с находками из нижнего слоя грота Киик-Коба. Интегральный анализ этих двух комплексов находок позволяет считать, что они принадлежат к одной и той же среднепалеолитической индустрии, которая хронологически относится к временному промежутку – первый стадиал последнего (вюрмского) оледенения – первый пленигляциал (примерно 70 000 лет назад). В производственном отношении они характеризуются следующими основными техно-типологическими свойствами. Технологически первичное расщепление кремня основано на использовании бессистемных, параллельных «примитивных» и дискоидальных методов снятия сколов «твёрдым отбойником», при в обоих комплексах полностью отсутствуют не только леваллуазские методы первичного раскалывания, но даже нет систематической технологии грубой подправки ударных площадок ядрищ, не говоря уже про совершенно единичную тонкую их подправку. Соответственно, дебитаж (в основном отщепы) получался маленького размера и бессистемной формы. Типологически основную массу изделий составляют разнообразные зубчато-выемчатые предметы и зубцы, сколы с маргинальной и/или нерегулярной ретушью, которые дополняются также скребками преобладающего простого, поперечного и двойного типов. Вторичная обработка орудий базировалась на широком применении техники «клектонских выемок» и вентральной и альтернативной ретуши при полном отсутствии каких-либо традиций производства двусторонних орудий. Тип индустрии нижнего слоя крымского среднепалеолитического памятника Киик-Коба с некоторыми определёнными «архаичными» производственными особенностями периода примерно 70 000 лет назад очень своеобразен не только для среднего палеолита Крыма, но также для всей Восточной Европы. В.Н. Гладилин не раз упоминал, что констатировать её производственное сходство с тейякскими комплексами в Молдове (слои 3-4 грота Старые Дуруиторы, и местонахождения подъёмного материала Мерсына) пока преждевременно. Поэтому дальнейшие исследования должны быть сфокусированы на новых анализах материалов обоих памятников - изучении кремневой коллекции нижнего слоя грота Киик-Коба (никогда не была опубликована в подробностях), давшей своё название индустрии, и упомянутой молдавской тейякской индустрии для лучшего понимания этого достаточно позднего, но «архаичного» среднепалеолитического производственного феномена.

В статье кратко обрисовывается состояние археологии в республике Чехия на исходе XX в. Она содержит информацию о системе, посредством которой ведётся учёт памятников материальной культуры в этой стране, о защите археологических памятников как с правовой точки зрения, так и с практической, о сети археологических учреждений, о проектах ландшафтной археологии. Принцип недеструктивности исследовательских методов, таких как воздушная разведка и поверхностное обследование, признан важнейшим направлением в полевой археологии в последнее время. Отмечается, что большинство археологических учреждений сосредотачивает своё внимание на спасательной и контрактной археологии, что вызвано огромным размахом строительной деятельности в начале девяностых годов.

Скульптура средневековых тюркоязычных кочевников Евразийских степей – один из многочисленных источников, который может предоставить информацию о культуре, истории, этнической и социальной структуре обществ, которыми она была оставлена. Однако поскольку любые сведения о первоначальном местонахождении этих статуй были утрачены, получение этой информации затруднено, так как статуи были подвергнуты вторичному использованию и свезены со своих мест. Геологический и петрографический методы, применённые для определения породы, из которой были произведены статуи, помогли восстановить утраченные сведения. Согласно особенностям пород, большинство статуй были «связаны» с аналогичными им обнажениями. Материалы, использовавшиеся для производства статуй, найденные in situ, при сравнении с аналогичными им обнажениями показали, что в древности скульптуры не вывозились далеко от мест своего изготовления. Картографирование обнажений, использовавшихся при производстве статуй, помогло определить места вероятных карьеров и мастерских по изготовлению скульптур. В результате, было выделено 6 районов в Восточно-европейских степях и 6 районов в азиатских степях. Результаты, полученные на основе геологического и петрографического анализа, были затем проверены традиционными археологическими методами, которые подтвердили выводы. Оказалось, что выделенные геологические регионы представлены статуями с чёткими этнографическими особенностями, позволяющими видеть в них отражение этнических процессов, имевших место в средневековье. В Восточно-европейских степях можно выделить 2 обширные зоны: Чёрную и Белую Кумании, 2 зоны, которые очень хорошо прослеживаются по скульптурному материалу. Так, Чёрная Кумания, локализованная в Донбасском регионе и Предкавказье, главным образом представлена сидящими статуями без какого-либо фона, их одежда орнаментирована округлыми линиями или вообще не содержит какого-либо орнамента. Белая Кумания с центром в Черноморско-Днепровском регионе в основном представлена стоящими статуями с фоном. Их одежда обычно орнаментирована ломаными линиями. На статуях этой группы часто изображены животные и всадники. В азиатских степях были выявлены характерные черты, определяющие скульптуру Западно- и Восточно-тюркского каганатов (империи кочевников), а также региона, который по процентному соотношению различных иконографических типов статуй оказался очень сходным с Восточно-европейским регионом, где были распространены статуи древнетюркского типа. Применение геологического и петрографического анализов позволило частично восстановить утерянные сведения о статуях и прийти к выводам, не противоречащим известным историческим фактам.

В статье приводится анализ неизученных страниц истории Карпато-Днестровских земель на основе археологических, нумизматических и письменных источников. Исходя из анализа сообщений различных письменных источников эпохи татарского господства, можно заключить, что «Страна валахов и русских», этнополитическое образование, генетически связанное со средневековым Молдавским государством, существовало в Восточном Прикарпатье уже во второй половине XIII в. Возникновение на Нижнем Дунае крупного политического центра под властью могущественного монгольского военачальника Ногая способствовало оформлению в крае продвинутой в культурно-историческом развитии провинции Золотой Орды. Несмотря на изменение внутриполитической обстановки в Улусе Джучи, регион сохранял свои характерные черты и в XIV в. Кочевые степи здесь соседствовали с городами и районами оседлой жизни, соединяя в сложный конгломерат традиции Европы и Азии. С развалом ордынского государства на международную арену вышла Молдавия, достаточно долго интегрировавшая в единое историческое пространство «Верхнюю страну», «Нижнюю страну» и «Бессарабию». Огромную важность для успешного развития молдавской государственности имели начало освоения земель между Прутом и Днестром (при Богдане I) и первый прорыв молдаван на Нижний Дунай (при Петре Мушате). Эти приобретения, оказавшиеся тогда кратковременными, происходили на фоне большого этнокультурного разнообразия населения. Средневековые источники точно отразили тесное романско-славянско-тюркское взаимодействие, которое и лежит в основе своеобразия цивилизационного облика Молдавии XIII-XV вв.

В статье осуществляется сравнительный анализ украшений – серег и височных колец – имеющих широкий круг аналогий в Юго-Восточной, Центральной и Восточной Европе. Из-за их внешнего сходства учёные иногда принимают серьги так называемого «волынского типа», распространённые от Поднепровья до Балкан и Среднего Подунавья, за «прикамские» серьги, распространённые в Прикамье и Поволжье. Термин «серьги волынского типа» понимается как совокупность морфологически сходных украшений, найденных в кладах Поднепровья и района Волыни. Всё же каждый тип отличается от другого по способу производства, происхождению и области распространения. Автор выделяет типы А, В, С и Д. Так, в основе типа А лежат серьги с тиснёными подвесками, представленные в протоболгарских (середина VII – начало VIII века) и великоморавских (VIII - IX вв.) древностях. В IX – XI вв. серьги с подвесками сходной формы (но, в основном, литые) были распространены на территории Болгарии (вариант 3А). В России и Польше с середины X в. были распространены особые варианты (1А и 2А) серег с более крупными тиснёными подвесками, украшенными зернью. Волынские серьги типа В происходят от серег, характерных для среднеаварского периода. Аналогичные украшения, у которых бусины выполнены уже не из стекла, а из металла, встречаются в IX веке. Волынские серьги типа В были распространены в районе Карпат и Поднепровья, Болгарии и Югославии. Волынские серьги типа С, подвески которых состоят из мелких шариков, прототипы которых также представлены в аварских и великоморавских древностях, были распространены на обширной территории, охватывающей Карпато-Поднестровье, Волынь, Поднепровье, Трансильванию, Венгрию, Польшу и Югославию. Аналогичны им серьги, основную часть подвесок которых составляют ряды сканной проволоки. Они выделяются как тип Д, и представлены, главным образом, на территории Сербии и Югославии. Как отдельные находки, они также встречаются в кладах Поднепровья. Серьги и височные кольца, распространённые на территории Прикамья и Волжской Булгарии, очень сходны с упомянутыми серьгами «волынского типа». Для выявления их сходств и различий автор рассматривает особенности их морфологической структуры и способа производства. Так, прикамские серьги, очень сходные с волынскими серьгами типа А, но изготовленные по другой технологии, распространяются на этой территории с VII по XI вв. Они возникли независимо от серег «волынского типа», но также под влиянием подунайских образцов. Гроздевидные серьги появляются независимо от волынских серег типов В и С и гораздо раньше последних (в конце VIII-IX вв.) и существуют в Прикамье до X в. Всё же при всех внешних сходствах, есть ряд отличий в дужке кольца и гроздевидной подвеске прикамских серег, аналогичных как позднеаварским, кавказским, так и салтовским украшениям. Таким образом, волынские и прикамские серьги демонстрируют две различные линии развития украшений, имеющих при этом общее происхождение, связанное с ювелирным искусством Подунавья и Балкан, сложившегося на основе синтеза вкусов кочевых и оседлых народов, а также мастерства византийских ювелиров.

В статье приводится обзор результатов исследований в регионе восточнославянской культуры типа Луки-Райковецкой. Кратко представлена история изучения этих древностей, охарактеризованы укреплённые и неукреплённые памятники данной культуры, приведены данные анализа 200 полуземлянок, отражены особенности металлургических и других производственных и хозяйственных сооружений, а также представлены результаты исследований могильников региона. Особое место в данной работе уделяется керамике. Её типология, стратиграфические наблюдения, а также датированные находки позволяют выделить три хронологических периода в Лука-Райковецкой культуре. Производственные сооружения, различные орудия, оружие, предметы быта, расположение поселений и их планировка позволяют говорить об уровне развития производства и социальных связей среди населения региона. Сопоставление археологических данных с информацией летописей позволяет сделать вывод об этнической принадлежности древностей и отнести их к культуре тиверцев.

Как одежда, так и убор являются существенной частью материальной культуры, особенно в традиционных обществах. Для раннесредневековых и варварских обществ отсутствие изобразительного искусства, человеческих изображений и описания одежды в литературных источниках заставляет учёных обратиться к археологическим данным, неполным и недостаточным, но единственным источникам реконструкции. Ситуация с раннеславянской археологией ещё сложнее из-за специфики погребальных обрядов – кремация с бедным погребальным инвентарём, что было распространено на славянских землях во второй половине первого тысячелетия н.э. Единственным источником для реконструкции традиционного убора является ряд кладов, найденных в Среднем Поднепровье, в регионах, соседних с современной Украиной, Россией и Белоруссией. Сейчас известно, что в состав 24 кладов входили наборы женских украшений, поясные украшения и некоторые другие вещи, все датируемые VII и VIII вв. н.э. Самые богатые клады (некоторые из них содержат более 150 предметов) – это Мартыновка, Козиевка, Новая Одесса, Хариевка и три клада, найденные на Пастырском городище на Украине; Суджа, Гапоново, Трубчевск в России. Набор женских украшений обычно включал пластинчатые серебряные ленты; бронзовые и серебряные браслеты; височные кольца со слегка расширенными или спиральными концами; трапециевидные, умбоновидные и сложнопрофилированные подвески; литые пальчатые, антропо-зооморфные и парные фибулы; маленькие колокольчики, бусы и перстни разных типов. В поздних кладах височные кольца заменили серьги с подвесками в форме звезды или полыми подвесками. Необходимо оценить возможности имеющегося материала как источника для реконструкции традиционного набора украшений. Я собираюсь доказать, что клады «древностей антов» являлись не сокровищами знати или вотивными комплексами, а накоплением праздничных украшений, которые хранились в каждой обычной семье и служили для ритуальных целей. Вот почему эти комплексы можно использовать для реконструкции традиционного костюма, помня о том, что могло быть больше одного набора праздничных украшений. Следующий шаг – определение рамок привлечения параллелей из этнографии и традиционных культур. Поскольку ещё не доказано, что жители Среднего Поднепровья в третьей четверти первого тысячелетия н.э. были этническими предками современных славян, то лишь общие принципы этнологии можно экстраполировать на имеющиеся археологические материалы без специальных предварительных исследований. Тем не менее, представляется возможным определить конкретный набор украшений, характерный для платья девушки-невесты и для платья молодой замужней женщины, путём сопоставления с традиционными наборами украшений, свойственных для этих разновозрастных женских групп в традиционных обществах. Первая попытка реконструировать традиционный набор женских украшений на основе материалов кладов была осуществлена более 40 лет назад Б. А. Рыбаковым. В качестве материала для сравнения он использовал традиционную одежду русского крестьянина. Рыбаков создал пример реконструкции, которая стала классической. Все современные реконструкции, проделанные на основе новых найденных сокровищ, очень близки к той модели. Хотя интерес к проблемам раннеславянской культуры, очевидно, возрастает, украшения обычно используются для определения хронологии или для характеристики торговых либо международных связей. Условно принято, что клады, получившие название «древности антов», принадлежат одному из раннесредневековых славянских племён, упомянутых в византийских летописях – антам. Но сейчас стало очевидным, что ближайшие параллели и аналогии наборам женских украшений из кладов распространялись с тех территорий, где в то время не было славян. Поэтому многие учёные отказались от идеи о славянском происхождении уборов, хотя новые клады были найдены на раннеславянских поселениях. Редкие случаи, когда набор описанных женских украшений был детально воспроизведён в погребальных комплексах Крыма (Лучистое) и степной зоны (Мохнач около Харькова и Данчены в Молдавии), где, очевидно, не было славян, рассматриваются так же, как и небольшое количество ингумаций с идентичным погребальным инвентарём, что характерно для Среднего Поднепровья. Наблюдения над особенностями строения броши показывают, что в один набор обычно входила пара подобных фибул, одна из которых была предназначена для ношения на левом плече, а другая – на правом. Это очень важная особенность, поскольку после работ И. Вернера была распространена точка зрения, что днепровские славяне носили только одну фибулу на груди, в отличие от всех германцев, использовавших пару фибул в разных сочетаниях. Две фибулы на плечах являлись характерной чертой платья восточногерманских племён: вест- и остготов и гепидов. Итак, тот факт, что жители Среднего Поднепровья носили платье, близкое традиционному германскому платью, нуждается в историческом объяснении. Следует отметить, что только украшения головного убора сохранились в славянской культуре времён средневековья и даже вплоть до начала XX века, но уже не металлические, а из органических материалов. Территория распространения унифицированного набора женских украшений не соответствует территории распространения ни одной из синхронных археологических культур, которые традиционно связывают со славянами, но приближается к их границам. Одно из положений, которое ещё следует доказать, - это то, что набор украшений, представленный в кладах, мог отражать рынок производства, процветающий центр декоративной металлообработки, который определял моду даже в большей степени, чем местные традиции.

Статья посвящена результатам археологических раскопок 1988 г. славянского поселения VI – X вв., расположенного в Молдове на реке Реут. Было исследовано 1732 кв. м. площади поселения, где были изучены 9 жилищ полуземляночного типа, 8 отдельных печей и 16 хозяйственных ям, а также значительное количество вещевого материала: керамика, железные, костяные и каменные предметы. Все жилища являются подобными жилищам полуземляночного типа с печами, исследованным ранее на этом поселении и на других синхронных славянских поселениях Молдовы. По всем своим конструктивным особенностям они относятся к восточнославянской группе древностей. Сходные печи также найдены на раннесредневековых восточнославянских памятниках, как в Молдове, так и на соседних территориях. Хозяйственные ямы представляют собой ямы-погребы обычного типа, которые широко распространены на раннесредневековых поселениях. Керамика подразделяется на лепную и раннегончарную. В культурном плане её относят к пражско-корчакской культуре VI – VII вв. и к культуре типа Луки-Райковецкой конца VII – начала X в. Керамика типа Луки-Райковецкой по типологическим особенностям и стратиграфическим наблюдениям подразделяется на следующие фазы: VII-VIII вв.; середина – конец VIII в. и конец IX – начало X в. Это также позволяет датировать изученные комплексы на поселении. Исследованные сооружения и разнообразный вещевой материал дают возможность более досконально изучить разные аспекты материальной культуры, производственной деятельности и социальных связей восточнославянского населения в Днестровско-Прутском междуречье в раннем средневековье.