Найдено научных статей и публикаций: 44
11.
Жанрово-стилистические характеристики англоязычного научно-популярного дискурса (на материале периодических изданий по авиации)
Жанрово-стилистические характеристики англоязычного научно-популярного дискурса (на материале периодических изданий по авиации)
Строева Юлия Юрьевна
Строева Ю.Ю. Жанрово-стилистические характеристики англоязычного научно-популярного дискурса (на материале периодических изданий по авиации) : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04. - M, 2009.
Строева Ю.Ю. Жанрово-стилистические характеристики англоязычного научно-популярного дискурса (на материале периодических изданий по авиации) : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04. - M, 2009.
12.
Становление популярного романа в латиноамериканской прозе xix века (хорхе исаакс, бернардо гимараэнс, эдуардо гутьеррес, мануэль пайно-и-флорес)
Становление популярного романа в латиноамериканской прозе xix века (хорхе исаакс, бернардо гимараэнс, эдуардо гутьеррес, мануэль пайно-и-флорес)
Согомонян Мариам Кероповна
Согомонян М.К. Становление популярного романа в латиноамериканской прозе xix века (хорхе исаакс, бернардо гимараэнс, эдуардо гутьеррес, мануэль пайно-и-флорес) : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.01.03. - M, 2010.
Согомонян М.К. Становление популярного романа в латиноамериканской прозе xix века (хорхе исаакс, бернардо гимараэнс, эдуардо гутьеррес, мануэль пайно-и-флорес) : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.01.03. - M, 2010.
13.
Стевия – растение будущего
(публикация автора на scipeople)
Стевия – растение будущего
(публикация автора на scipeople)
Галяс А. В.
- Всеукраинский научно-популярный журнал «Я хозяин!» , 2003
Научно-популярная статья посвященая агротехнике стевии сладкой (Stevia rebaudiana Bertoni) — многолетнего травянистого полукустарника из Парагвая, занимающей сейчас ведущее место как заменитель сахара в пищевой промышленности, диетическом и медицинском питании. В статье также рассмотрены основные аспекты применения стевии.
Научно-популярная статья посвященая агротехнике стевии сладкой (Stevia rebaudiana Bertoni) — многолетнего травянистого полукустарника из Парагвая, занимающей сейчас ведущее место как заменитель сахара в пищевой промышленности, диетическом и медицинском питании. В статье также рассмотрены основные аспекты применения стевии.
Галяс, А. В. Стевия – растение будущего / А. В. Галяс // Всеукраинский научно-популярный журнал «Я хозяин!». – 2003. – № 1 (7). – С. 10.
Галяс, А. В. Стевия – растение будущего / А. В. Галяс // Всеукраинский научно-популярный журнал «Я хозяин!». – 2003. – № 1 (7). – С. 10.
14.
Горох в россыпь (популярная педагогика и психология: с комментариями и без) (публикация автора на scipeople)
Матвеевская Н.С., Обоймова С.М.
, 2014
Эта книга включает в себя маленькие рассказы из жизни простых
российских людей, собранные, описанные, художественно оформленные и прокомментированные авторами. Жизненные истории и ком-ментарии к ним помогут всем желающим познакомиться с психолого-педагогическими проблемами, перманентно возникающими с детьми
и взрослыми, и помогут с ними справиться.
Авторы — педагог и психолог, располагая теоретическими и бо-гатыми практическими наработками, предлагают погрузиться в мир
взросления, развития и становления ребёнка с помощью психологически образованных родителей, бабушек, дедушек, учителей. Решить многие проблемы взрослых, которые, как известно «родом из
детства», находясь в этом самом детстве — радостном, счастливом.
Где тебя считают личностью, любят, понимают, принимают, помогают. Эта книга о том, как стать счастливым взрослым, растящим
счастливых детей.
Эта книга включает в себя маленькие рассказы из жизни простых
российских людей, собранные, описанные, художественно оформленные и прокомментированные авторами. Жизненные истории и ком-ментарии к ним помогут всем желающим познакомиться с психолого-педагогическими проблемами, перманентно возникающими с детьми
и взрослыми, и помогут с ними справиться.
Авторы — педагог и психолог, располагая теоретическими и бо-гатыми практическими наработками, предлагают погрузиться в мир
взросления, развития и становления ребёнка с помощью психологически образованных родителей, бабушек, дедушек, учителей. Решить многие проблемы взрослых, которые, как известно «родом из
детства», находясь в этом самом детстве — радостном, счастливом.
Где тебя считают личностью, любят, понимают, принимают, помогают. Эта книга о том, как стать счастливым взрослым, растящим
счастливых детей.
Матвеевская Н.С., Обоймова С.М. Горох в россыпь (популярная пе-дагогика и психология: с комментариями и без). — М., 2015. — 119 с.
Матвеевская Н.С., Обоймова С.М. Горох в россыпь (популярная пе-дагогика и психология: с комментариями и без). — М., 2015. — 119 с.
15.
Пифагор
(публикация автора на scipeople)
Пифагор
(публикация автора на scipeople)
А.А. Сигачёв
- Журнал "Знание, понимание, умение" , 2010
Аннотация. В статье воссоздаётся образ великого мыслителя Пифагора (VI в. до н. э.) — одного из самых популярных учёных и, с точки зрения автора, самой загадочной личности, философа, пророка. Материал статьи собирался по крупицам уцелевших античных свидетельств основных идей пифагорейского учения по математике, космологии, музыке и связи влияния этих идей на зарождение и развитие европейской науки от античности вплоть до XX века.
Abstract. The article covers the image of a great thinker Pythagoras (VI century B.C.) — one of the most popular scientists and, in the author’s point of view, the most mysterious personality, philosopher, prophet. The content of the article was gathered by dint of picking up the pieces of the surviving antique evidences of the main ideas of the Pythagorean doctrine on mathematics, cosmology, music and communication of influence of these ideas on the origin and development of the European science from antiquity up to the 20th century.
Аннотация. В статье воссоздаётся образ великого мыслителя Пифагора (VI в. до н. э.) — одного из самых популярных учёных и, с точки зрения автора, самой загадочной личности, философа, пророка. Материал статьи собирался по крупицам уцелевших античных свидетельств основных идей пифагорейского учения по математике, космологии, музыке и связи влияния этих идей на зарождение и развитие европейской науки от античности вплоть до XX века.
Abstract. The article covers the image of a great thinker Pythagoras (VI century B.C.) — one of the most popular scientists and, in the author’s point of view, the most mysterious personality, philosopher, prophet. The content of the article was gathered by dint of picking up the pieces of the surviving antique evidences of the main ideas of the Pythagorean doctrine on mathematics, cosmology, music and communication of influence of these ideas on the origin and development of the European science from antiquity up to the 20th century.
Главная / Электронный журнал "Знание. Понимание. Умение" / № 6 2010 – История Сигачёв А. А. Пифагор (научно-популярный очерк) Sigachev A. A. Pythagoras (a Semi-popular Sketch) РОДИНА ПИФАГОРА — ОСТРОВ САМОС Икарийском море (ныне Эгейское) находится остров Самос (родина Пифагора) расположенный напротив Милета, к западу от него, на расстоянии одного дня плавания на небольшом паруснике. Милет (родина Фалеса, учителя и наставника Пифагора) в 496 году до н. э. был разгромлен персами; оставшихся в живых пленили или продали в рабство. Земля острова Самос плохо родит хлеб, непригодна для плуга, более благоприятна для маслин; и ни виноградарь, ни огородник не тревожат её. Судя по сбору фруктов, остров скорее плодоносен, нежели плодороден. Остров Самос у греков считался родиной богини Геры. Только лишь храм Артемиды в Эфесе (одно из чудес света) мог поспорить с храмом Геры на Самосе. Ныне от храма Геры сохранилась лишь одна колонна, состоящая из двенадцати мраморных дисков метровой толщины, что позволяет судить о былом величии храма, но от былого его изящества, увы, не осталось даже и следа. Самос неоднократно упоминается в «Илиаде» Гомера — Библии греческого народа. Сама мраморная статуя Геры Самосской хранится в Парижском Лувре. Эта статуя, может быть, сохранила взгляд юного Пифагора. Большая часть островного города омывается морем и расположена на ровном месте, но одна часть поднимается в гору, возвышающуюся над ним. Самос и его гавани с якорной стоянкой, обращённые к югу, был цветущим торгово-ремесленным городом. Если стать лицом к открытому морю, то с левой стороны, на мысе находился храм Посейдона, а с правой — расположено предместье святилища Геры. Небольшой городок, сбегающий с окрестных холмов к морю, называют сегодня, в честь прославленного земляка — Пифагорином, где родился основоположник математики Пифагор. Отцом Пифагора был Мнесарх — резчик по драгоценным камням и стяжал своим мастерством скорее славу, нежели богатство. Сохранилось предание, согласно которому, Мнесарх вырезал перстень дивной красоты, который приобрёл царь Поликрат, ценивший его превыше всего на свете. Но по совету мудрецов, он отплыл далеко в море на пятидесяти вёсельном корабле и выбросил свой заветный перстень с корабля в море в дар Богам. Долго Поликрат не мог потом успокоиться от потери столь удивительного перстня, но случилось весьма необыкновенное чудо: рыбак поймал большую, красивую рыбу, и решил сделать достойной подношение к царскому столу. Царь в знак признательности за подарок и хвалебную речь рыбака, пригласил его на обед. Сколь велико было удивление царя, когда внутри рыбы повар обнаружил заветный перстень царя Поликрата. Царь расценил это чудо, как знамение свыше и этим ему было предсказано, что невозможно уберечься смертному от участи, начертанной ему небом: если всегда и во всём везёт, то, в конце концов, неизбежно наступает расплата. Вскоре персы, завидовавшие Поликрату во владычестве на море, хитростью выманили его из Самоса и зверски убили в 523 году до н. э. Это событие случилось после того, как Пифагор, семи годами раньше, в знак протеста против жестокости Поликрата, навсегда покинул родной Самос и переселился в Кротон. «На кровле он стоял высоко, И на Самос богатый око С весельем гордым преклонял. — Сколь щедро взыскан я богами! Сколь счастлив я между царями! — Царю Египта он сказал» [1]. Имя матери Пифагора не сохранилось. Некоторые называли её Пифаидой, дочерью рода Анкея, — основателя Самоса. Другие утверждали, будто бы это сам Мнесарх назвал жену Пифаидой, а сына Пифагором в честь дельфийской прорицательницы Пифии, — в знак известия от оракула Дельфийского, что жена подарит ему необыкновенного сына. Говорилось, что истинным отцом Пифагора являлся сам Аполлон. Многие считали, что Пифагор, — это не имя, а прозвище, за способность высказывать истину постоянно, как дельфийская прорицательница Пифия. Таким образом, слово Пифагор состоит из двух составляющих частей: Пи — Пифия, Фагор — вещающий, т. е. вещающий, как Пифия, Пифовещатель. Поскольку бог Аполлон после победы над змеем Пифаном получил прозвище Аполлон Пифий, то Пифовещатель превращается в Аполлоновещателя или «уста Аполлона», как иногда переводят имя Пифагора, а со временем его стали называть, сыном лучезарного покровителя искусств Апполона. По многим античным свидетельствам, Пифагор, родившийся от Пифаиды, был сказочно красив и вскоре стал обладать незаурядными способностями. Целые дни напролёт проводил юный Пифагор у ног старца Гермодаманта, внимая мелодии кифары и песням Гомера. Страсть к музыке и к поэзии Гомера Пифагор сохранил на всю жизнь. Он начинал свой день с пения одной из песен Гомера. Но музыка стала для Пифагора не только видом развлечения и даже не средством вдохновения, но предметом его научных изысканий. Именно в музыке Пифагор нашёл прямое доказательство своему замечательному тезису: «Всё есть число». Остров Самос стал тесен Пифагору, и он отправился путешествовать, чтобы утолить жажду познания, он был убеждён, что путешествия и память — суть два средства, возвышающие человека и открывающие ему врата мудрости. И покровитель путников Гермес в 550 году до н. э. увлёк Пифагора в свои объятия. СТРАНСТВИЯ ПИФАГОРА Корабль, на котором Пифагор отправился в странствия, взял курс из Самоса в Милет; проплыв мимо двух мраморных львов, символически охранявших узкий проход в гавань Милета, причалил к пристани. Разыскать Фалеса в Милете для Пифагора было столь же просто, как найти храм Геры на острове Самос, ибо слава о Фалесе гремела по всей Элладе. Беседа юного Пифагора с Фалесом и его учеником Анаксимандром озарила всю его дальнейшую творческую судьбу, но в вопросе о природе первоначал Пифагор избрал свой путь: возможность описания устройства мирозданья с помощью чисел. Полное понимание и убеждение в этом пришло к Пифагору позднее, но Фалес тонким чутьём философа уловил в нём это рациональное зерно и посоветовал ему отправиться в Египет, к жрецам Мемфиса, у которых и сам он некогда учился мудрости. Этот совет был совершенно естественным, поскольку из «Исторической библиотеки Диодора» со ссылками на священные египетские книги, очевидно, что и до Пифагора древнейшие мудрецы, учёные и поэты отправлялись за познаниями в Египет — Орфей, Мусей, Гомер, Солон, Фалес, а после Пифагора — Платон, Евдокс, Демокрит. Итак, с благословения Фалеса, двенадцатилетний Пифагор, выбирая свою дорогу в жизни и в науках, принял решение отправиться в Египет. Путь до Египта из Милета был не близким, плыли вдоль берегов, от порта к порту, от острова к острову, запасались пресной водой и провиантом. Миновали остров Крит, овеянный легендами, которые гласили, что на этом острове, в глубокой пещере родился отец и повелитель богов Зевс. Предания гласят, что Пифагор, спускался в эту пещеру, одетый в чёрную шкуру, пробыл там положенные трижды девять дней, совершил ритуал всесожжения Зевсу, а на гробнице громовержца высек надпись: «Пифагор — Зевсу»; «Здесь лежит, опочив, меж людьми называемый Зевсом». Далее Пифагор проплыл мимо солнечного острова Кипр, на берега которого по преданию вышла из пены морских волн богиня любви Афродита. В пути следования Пифагор усердно постигал секреты морского искусства финикийцев. Последние три дня и две ночи плавания в Египет, Пифагор молча просидел на корабельной скамье, не меняя позы, не принимая воды и пищи, не засыпая ни на мгновенье. Когда судно достигло берегов Египта, как гласит предание, Пифагора, ослабевшего от поста, под руки вывели на берег, дали ему фруктов и другой еды и оставили с миром. Таким образом, Пифагор появился в Египте. Традиция утверждает, что, явившись ко двору, Пифагор предъявил царю Амасису рекомендательные Письма от Поликрата Самосского и Хирома, царя Тира, был ласково принят и допущен к жрецам. Он сам изготовил три прекрасные серебряные чаши и принес их в дар египетским жрецам. Пифагор выучил египетский язык, благодаря Амасису поступил в обучение к жрецам Гелиополя, затем Мемфиса и, наконец, Диосполя. Пифагор настолько поразил своим рвением жрецов Диосполя, что они допустили его к жертвоприношениям и богослужениям, куда не допускался никто из чужеземцев. Египетские жрецы, у которых обучался Пифагор, занимались постоянным наблюдением звёздного неба. С этой целью они распределяли между собой ночное время, вероятно, чтобы сохранить напряженное внимание и не пропустить ни одного, даже самого малозначительного, небесного явления. С того времени Пифагор пристрастился к занятиям астрономией и астрологией. Удивительно, что не только прямо на глазах Пифагора рушились могущественные царства, но он становился невольным участником тех грандиозных перемен древнего мира. Когда персы захватили Египет, то среди прочих жрецов и служителей, они взяли в плен и Пифагора, и отправили его из Египта в Вавилон. В Новом Вавилоне Пифагору довелось увидеть знаменитые Висячие сады, жены Навуходоносора, царицы Семирамиды, причисленные греками к одному из семи чудес света. Обо всех чудесах Вавилона коротко рассказать невозможно: по стенам Вавилона свободно разъезжались две колесницы, запряжённые четвёркой лошадей: статуя бога Мардука была выполнена из чистого золота и весила более двух тонн; Вавилонская семи ярусная башня Этеменанки [2] (башня знаменитого Библейского Вавилонского столпотворения), составляла высотой девяносто метров, со стороной квадратного основания — 91,5 метра. Каждый из семи ярусов башни был окрашен в особый цвет: чёрный, белый, пурпурный, синий, красный, серебряный, золотой. В Вавилоне было множество широких проспектов, храмов, часовен. В Вавилоне Пифагора отдали на учение жрецам храма Зевса (Бела-Мардука). Пифагор охотно общался с халдейскими жрецами и астрологами, а позднее — с магами. После шестилетнего вавилонского плена, Пифагор, воспользовавшись переполохом персов слухом о смерти царя Кира в походе, а также заговором против наследника Камбиза, сына Кира, Пифагор ушёл незамеченным из Вавилона с торговым караваном. Есть предание, что будущий царь персов Дарий, который предположительно был учеником Пифагора, узнав о побеге эллинского мудреца, сказал: «Если этому умнику не хочется быть свободным на чужбине, он станет нашим рабом у себя на родине!»[3] Пифагор вернулся на свою родину в возрасте 46 лет, спустя 24 года после отъезда из Милета. Так, пройдя долгий путь скитаний и странствий, Пифагор вернулся к эллинам. Там в живых оставались лишь его немощная престарелая мать, давно отчаявшаяся повидать перед смертью сына, и один из братьев. Отыскав себе пещеру за городом, Пифагор устроил себе в ней жилище для философских занятий; это место и поныне называют «пещерой Пифагора». Он задался целью передать свои знания молодому поколению. Вскоре он сблизился с тайной общиной орфиков, которые разыгрывали свои мистерии неподалёку от обиталища Пифагора. Они исповедовали религиозное учение, основанное, как они считали, самим поэтом Орфеем. Древние мифы утверждали, что Орфей изобрёл музыку и искусство стихосложения. Ради освобождения божественной души, заточённой в темнице тела, орфики совершали особый обряд очищения и подчиняли свою жизнь системе особых жизненных правил «орфическая жизнь». Тех, кто в земной жизни преуспел в благочестии, за гробом ожидало блаженство. Орфики верили, что душа человека бессмертна и подвержена непрерывной цепи перевоплощений. Только тот, кто вёл на земле «орфическую жизнь» праведника, мог избавить свою душу от бесконечной цепи перевоплощений и обрести вечное пристанище на «Небесных островах блаженства». Поскольку в теле животных могла обитать душа умершего человека, животных запрещалось убивать и питаться их мясом. Орфики поклонялись вечно творящей природе, отсюда исполнение орфических обрядов — мистерий (таинств). К этим таинствам допускались только посвящённые последователи орфического учения — мисты. Орфические мистерии совершались весной, в годовщину гибели и воскрешения Диониса — покровителя виноградарства и виноделия, когда воскресает вся природа. Они освобождали, заточённые в глубинах души, буйные дионистические силы, и позволяли им выплеснуться наружу, слиться с окружающей их матерью-природой; это сопровождалось состоянием необыкновенного восторга. Всё, что происходило во время мистерий — тексты молитв и заклинаний, тайные имена Богов, скрытый смысл мифов и сами события, должны были сохраняться в строжайшей тайне. Вакхические хороводы орфиков сопровождались взволнованным пением гимнов: Звёзды небесные! Чада любимые! Ночи всечёрной! Вы, кто, кружась, обтекаете мир огненосной волною. Вы, кто, сияя и вечно горя, всё и вся породили. Вы — сопричастницы Мойр, указатели всяческой доли. Вы направляете смертных людей по божественным тропам. Вам пояса семикратные зримы, воздушным скитальцам. Вы и небесные, вы и земные, вам нет истощения. Пеплос Ночи непроглядной вы сделали взору доступным. Блеском, осыпав своим, о дарящие время веселью. Пифагору нравились радостные веселия орфиков. Нравилась чистота «орфической жизни», призванной развивать в человеке лучшее дионисические начала; нравилось стремление орфиков стать частицей единой гармонии природы, хотя удавалось им это лишь в недолгие часы мистерий. Но не столько внешняя сторона их обрядов, интересовала Пифагора, сколько внутренняя философия всеобщей гармонии и непрерывного творчества природы. Оставалось только найти единое первоначало единой природы, отыскать единый источник её гармонии и прекраснейшего устройства. И такую первопричину Пифагор отыскал в числе. Теория числа, как единого организующего принципа мироздания стала стержнем всей философской системы Пифагора. Само слово теория имеет орфико-пифагорейское происхождение. Первоначально теория означала наблюдение, созерцание. Созерцание театрализованных мистерий и слушание тайного толкование мифов, а вместе с тем, и вакхический восторг, который охватывал неофита от открываемых ему истин, — всё это и называлось одним словом «теория». С орфических таинств в математику перенёс понятие теории Пифагор. Однокоренным словом с теорией является и теорема (зрелище, представление), которое трудами Пифагора стало означать и умозрение, умозаключение, т. е. математическую теорему. Но орфики составляли лишь ничтожную часть самосского общества, а жить в обществе и быть свободным от общества невозможно. Пифагора угнетала сама атмосфера тирании и произвола, царившая в Самосее. Мысль о том, что не пристало философу, свободному духом, жить в атмосфере насилия, всё чаще посещала его. Родина не давала Пифагору духовной свободы, которой он после долгих лет скитаний мечтал обрести на родине. Пифагор решил поселиться в Итальянском городе Кротон. ПИФАГОРЕЙСКОЕ БРАТСТВО Достигнув Италии, Пифагор появился на Кротоне и сразу завоевал там всеобщее уважение, как человек много странствовавший. Слава о нём множилась, это привело к нему многочисленных учеников, как мужчин, так и женщин, среди которых была и знаменитая Феано. С приездом Пифагора в Кротон начался самый славный период его деятельности, наступило время расцвета философии Пифагора. В Кротоне Пифагор учредил религиозно-этической братство, тайный монашеский орден, члены которого обязывались вести пифагорейский образ жизни. Основу братства составляли орфики, которые были близки Пифагору по духу. Братство пифагорейцев получило широкую известность и стало ведущим центром духовной и общественной жизни полиса. У пифагорейцев было такое правило: беги от всякой хитрости, отсекай огнём или железом: от тела — болезнь, от души — невежество, от утробы — роскошество, от города — смуту, от семьи — ссору, от всего, что есть — неумеренность. Есть три достойные вещи: 1. прекрасное и славное, 2. полезное для жизни, 3. доставляющее наслаждение (не пошлое и обманчивое, но прочное, важное, очищающее хулы). — Есть две поры, — учил Пифагор, — наиболее подходящие для размышлений: когда идёшь ко сну и когда пробуждаешься ото сна. День пифагорейцу надлежало заканчивать стихами: Не допускай ленивого сна на усталые очи, Прежде чем на три вопроса о деле дневном не ответишь: Что я сделал? Чего не сделал? Что мне осталось сделать? И день надлежит начинать со стихов: Прежде, чем стать от сладостных снов, навеваемых ночью, Думай, раскинь, какие дела тебе день приготовил? Морально-этические правила, завещанные свом ученикам Пифагором, были выражены в «Золотых стихах», которые переписывались и дополнялись на протяжении всей истории античности и в эпоху возрождения; были они популярны и в России. «Золотые стихи начинались словами: Зороастр был законодателем персов. Ликург был законодателем спартанцев. Солон был законодателем афинян. Нума был законодателем римлян. Пифагор — есть законодатель всего человеческого рода. Вот некоторые из заповедей Пифагора (из 325 заповедей): Сыщи себе верного друга; имея его, ты можешь обойтись без богов; Юноша! Если ты желаешь себе жизни долгоденственной, то воздержи себя от пресыщения и всякого излишества. Юные девицы! Памятуйте, что лицо лишь тогда бывает прекрасным, когда оно изображает изящную душу. Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом. Не пекись о снискании великого знания: из всех знаний, нравственная наука, быть может, есть самая нужнейшая; но ей не обучаются... Следуя этим правилам, Пифагор выработал для себя и своих учеников особый распорядок дня. Встав с восходом Солнца, пифагорейцы шли на морской берег встречать рассвет. Сам Пифагор в утренние часы часто успокаивал душу игрой на лире и пением стихов Гомера. Многолюдным сборищам предпочитал уединённые прогулки с двумя-тремя учениками, замечая при этом, что «где тише всего, там и лучше всего». В конце дня следовали совместная прогулка, морское купание и ужин. После ужина — возлияние богам и чтение. Читал обычно самый младший, а самый старший комментировал прочитанный текст. Таким образом, пифагорейцы с равным усердием заботились и о физическом, и о духовном развитии (калокагатия — букв. прекрасное и добро), обозначавший идеал человека, сочетающий эстетическое (прекрасное) и этическое (добро) начала, гармонию физических и духовных качеств. Гармония духовного и физического начал, взлелеянная пифагорейцами, давала превосходные всходы. Была в Элладе такая поговорка: «Последний из кротонцев — первый из остальных греков». Изобретение термина ФИЛОСОФИЯ традиция приписывает Пифагору, но Пифагор видел себя не обладателем истины, но лишь стремящейся к ней, как к недостижимому идеалу и считал себя не мудрецом, а любителем мудрости (любомудр). По преданию, слово космос Пифагор впервые употребил в его сегодняшнем смысле, для определения всего мирозданья, подчёркивая важнейшую сторону мирозданья — упорядоченье, организованность, симметрию, гармонию, красоту. Из учения Пифагора о переселении душ следовали и предписания, запрещающие убивать животных и питаться их мясом. Забота о чистоте духа не заслоняла для пифагорейцев заботу о чистоте тела. Как и египтяне, пифагорейцы пеклись и чистоте тела и чистоте одежды. Сам Пифагор всегда облачался в ослепительно белые одежды, подобно египетским жрецам и любил носить восточный тюрбан. Поскольку учение Пифагора было тайным, то оно, видимо, не записывалось. Вот почему не сохранилось ни одной строчки трудов самого Пифагора. В силу этого и в силу античной традиции приписывать результаты открытий учеников своему учителю, сегодня практически невозможно определить, что сделал в науке сам Пифагор, а что — его ученики и последующие представители пифагорейской школы. Древние верили, что идеи, подобно вину, только улучшаются со временем, поэтому ученики щедро стремились приписывать свои открытия учителям, дабы эти идеи имели более долгий век. «Доктрины и открытия Пифагора, сохранившиеся в устной традиции сообщества, невозможно отделить от идей его последователей, любивших приписывать Пифагору собственную умственную инициативу»[4]. Ритуал посвящения в члены Пифагорейского братства был окружён множеством таинств, разглашение которых сурово каралось. Обет молчания, даваемый пифагорейцами, нашёл отражение в символике «Бык на языке», означавший «держи язык за зубами». Собрание изречений-символов пифагорейцев (акусмы — услышанное), призваны были регулировать внешнюю сторону пифагорейцев в отличие от «Золотых стихов», ставивших целью нравственное совершенствование: Сердце не ешь, т. е. не подтачивай душу страстями и горем; Огня ножом не вороши, т. е. не задевай гневных людей; Через весы не шагай, т. е. не нарушай справедливости; Уходя, не оглядывайся, т. е. перед смертью не цепляйся за жизнь; Не садись на хлебную меру, т. е. не живи праздно; Будь с теми, кто ношу взваливает, а не с теми, кто её сваливает, т. е. живи в труде; Ласточек в доме не держи, т. е. не привечай в доме шептунов и доносчиков; Главным пифагорейским символом здоровья и опознавательным знаком была пентаграмма (пифагорейская звезда, правильный пятиугольник). Интересно отметить, что тип симметрии звёздчатого пятиугольника наиболее распространён в живой природе (цветы незабудки, гвоздики, колокольчики, цветы вишни, яблони, малины, рябины и т. д.), но принципиально не возможны в кристаллических решётках неживой природы. Поэтому симметрию пятого порядка (правильный пятиугольник) называют симметрией жизни, это своего рода защитный механизм живой природы против кристаллизации, окаменения, за сохранение живой индивидуальности. Нарисованная пентаграмма была тайным знаком, по которому пифагорейцы узнавали друг друга, и помогали друг другу. Пифагор был первым, кто открыл человечеству могущество абстрактного знания. Он показал, что именно разум, а не органы чувств, приносят человеку истинное знание. Поэтому, основное внимание своих учеников Пифагор направлял изучению «бестелесного», абстрактного, математического и менее быть склонными к изучению «телесного», т. е. изучения физических объектов, которые находятся в постоянном изменении. Так математика становилась для Пифагора орудием познания мира, а за математикой следует философия. Так рождался знаменитый пифагорейский тезис: «Всё есть число». Стремление уйти от мира, замкнутая монашеская жизнь, вегетарианство и общность имущества, встречались и в других общинах, но в отличие от всех других, у пифагорейцев, это был способ, с помощью которого они считали возможным достигнуть очищения и соединения с божеством; это делалось именно при помощи математики. Математика была одной из составных частей их религии. — Бог, — учил Пифагор, — положил числа в основу мирового порядка. Бог — это единство, а мир — множество и состоит из противоположностей. То, что приводит противоположности к единству и соединяет всё в космос, есть божественная гармония в числовых отношениях. Тот, кто до конца изучит эту божественную числовую гармонию, сам станет божественным и бессмертным. Таков был пифагорейский союз — любимое детище великого эллинского мудреца. Это был союз истины, добра, красоты и гармонии. КЛАДЕЗЬ МУДРОСТИ ПИФАГОРА Слава о пифагорейском братстве перешагнула далеко за пределы Греции. Ученики Пифагора разъехались по многим городам Италии и Сицилии. Атмосфера высокой нравственности и самосовершенствования пифагорейского союза, его благотворное дыхание ощущалось повсюду. Побывавшие в кругу пифагорейского братства, раздавали свои накопленные богатства гражданам, поскольку не знатность и богатство, а ясный ум и чистая совесть ценились в пифагорейском братстве превыше всего. Ямвлих в жизнеописании Пифагора называл имена 235 членов пифагорейского союза. Говорится, что однажды у Пифагора спросили, — сколько у него учеников? На что он ответил: «Половина моих учеников изучает прекрасную математику, четверть — исследует тайны вечной природы, седьмая часть упражняет силу духа, храня в сердце учение. Добавь к ним трёх юношей, из которых Теон превосходит прочих своими способностями. Сколько учеников веду я к рождению вечной истины?»[5] В пифагорейское братство принимались не только мужчины, но и женщины. Ямвлих называет 17 женщин пифагореянок. Среди них дочь Пифагора и жена Милона Мия; знаменитая Феано, которую некоторые биографы называют женой Пифагора, «женщиной мудрой и выдающейся душевными дарованиями». Говорилось, что как-то к Феано пришли жёны кротонцев с просьбой убедить Пифагора побеседовать с их мужьями о благосклонном отношении к своим жёнам. На это Феано заметила, что добродетель супруги состоит не в том, чтобы сберечь своего мужа, но чтобы нравиться ему и угождать его желаниям, а сие исполнит она тогда, когда глупости его с терпением переносить будет. Нет числа малым и великим сообществам людей, которым зависть, обман, внутренние и внешние распри не подтачивали и не разрывали бы их. Не было исключением из этого правила и для пифагорейского союза. Был в Кротоне богатый и знатный человек по имени Килон, ходила о нём недобрая молва. Пришёл он к Пифагору, предложил ему дружбу и просил принять его в пифагорейский союз, но получил решительный отказ. Пифагор прочитал недобрый нрав Килона по лицу его, предложил ему идти прочь и не в свои дела не вмешиваться. Злонравный Килон решил ему отомстить, подготавливая заговор против Пифагора и его учеников. Однажды во время собрания пифагорейцев Килон со своими сообщниками поджёг дом со всех сторон; во время пожара, по некоторым античным свидетельствам, погибли многие собравшиеся, но некоторым ученикам всё же удалось спастись самим и спасти своего учителя. Говорится, что Пифагор во время этого пожара сидел в центре большой залы и не помышлял ничего предпринять к своему спасению. Тогда ученики Пифагора, бросились в огонь и ценой своей жизни спасли своего учителя. В последствии Пифагор долго скитался в поисках пристанища, пока не нашёл его в Метапонте, где и провёл остаток своих дней. Оставшиеся в живых пифагорейцы, рассеялись по всей Элладе, способствуя распространению пифагорейского учения по всему Средиземноморью. В одиночестве, угнетённые случившимся бедствием, скитались они, где попало, чуждаясь людского общества. Чтобы не погибла вовсе память о философии пифагорейцев, стали они составлять сжатые записки, собирать по крупицам сочинения; завещали ученики своим сыновьям, дочерям и жёнам, никому из дому не выносить их сочинений, и эти завещания долго соблюдались, знания передавались его из поколения в поколение. Учение Пифагора не погибло в кротонском пожаре. Горстка оставшихся в живых учеников, сохранила бесценные зёрна этого учения, эти зёрна дали обильные всходы. Благодарная память единомышленников сохранила для человечества имя Пифагора — выдающегося гения математики, акустики, основоположника теории музыки, основателя религиозного братства, прообраза средневековых монашеских орденов, богослова и реформатора, человека высокой нравственности. Если снять мистическую паутину с основного тезиса Пифагора «Всё есть число», то открывается гениальное пророчество, определившее весь последующий путь развития науки, и этот пифагорейский тезис приобретает современное звучание: математика есть ключ к познанию всех тайн природы; числовые отношения служат объединяющим началом всех вещей, выражают гармонию и порядок природы. Здесь будет уместным отметить: не менее чем через сто лет после смерти Пифагора произошло невиданное событие, — в Абдерах были выпущены монеты с изображением Пифагора. Это не только первый в истории чеканный портрет Пифагора, но первая чеканная подпись изображения. И это было посвящено не царю, не полководцу, а мудрецу. Но для учёного важнее не внешние атрибуты славы, а признание его идей. Идеями Пифагора пронизано творчество Платона — величайшего философа в истории человечества. Античные неоплатоники: Плотин, Порфирий, Ямвлих, Прокл, первая женщина философ и математик Гипатия — все они были страстными приверженцами Пифагора. Открытие Пифагором закона целочисленных музыкальных отношений, является (по мнению Зоммерфельда) первым законом математической физики и эвристического (от Архимедовой «Эврика» — находить) свойства математики. Это математическое свойство позволяет осуществлять физические открытия. Чудесная загадка соответствия математического языка с законом физики является фантастическим, божественным даром, которые невозможно понять рассудком. Пифагору принадлежит идея о всеобщей гармонии и красоте природы, которые лежат в основе мирозданья. Это является путеводной звездой современного естествознания, вплоть до цифрового телевидения, Интернет и освоения космоса человечеством, — всё это проявленные практические результаты вечного кладезя мудрости, который открыл человечеству великий Пифагор. НАСЛЕДИЕ ПИФАГОРА Система знаний Пифагора включала в себя: арифметику (учение о числах), геометрию (учение о фигурах и их измерении), музыки (учении о гармонии или теории музыки), астрономии (учение о строении Вселенной). На первый взгляд может показаться парадоксальным, представить себе математику и музыку, стоящими рядом, между тем, именно музыке суждено было стать первым свидетельством, подтверждающим справедливость знаменитого пифагорейского тезиса: «Всё есть число». Именно в музыке обнаружена была Пифагором таинственная связующая роль чисел в природе и заодно арифметика обогатила основу музыкального построения — музыкальные гаммы, которое является основой искусства музыки. И, несмотря на то, что бытует такое мнение, что математика слишком сложна для понимания музыкантам, а музыка сложна для понимания математика, всё же такое взаимопонимание было найдено. Пифагором было обнаружено, что приятные слуху созвучия (консонансы, от лат. consonans — согласно звучащий, благозвучие, слитное созвучие), получаются лишь в том случае, когда длины струн, издающих эти звуки, относятся, как целые числа первой четвёрки, т. е., как 1:2:3:4. Причём, замечена интересная особенность, что чем меньше числа в этом отношении, тем музыкальный интервал более созвучен. Это конечно удивительно, что звук, а тем более приятное созвучие (консонанс) поддаётся числовой характеристике. Именно это открытие Пифагора указывало ему на существование числовых закономерностей в природе и послужило отправной точкой в развитии философии Пифагора; так явилось рождение математической физики. Существует предание, согласно которому, Пифагор, проходя мимо кузницы, услышал удары молотков из различных звуков, образующих некое единое (гармоничное) звучание. Выяснилось, что свойство этих звуком, исходящих из кузницы не зависело от силы ударов кузнецов, а от размеров молота. Один молоток был вдвое больше веса другого и эти два отвечали друг другу соответственно созвучию октавы. Позднее Пифагор обнаружил, что из всего многообразия весов молоточков, созвучными ещё являются молоточки, вес которых соотносится, как 4/3 — звучит в кварту, 3/2 — звучит в квинту. Все остальные соотношения, звучат, не гармонично. Далее Пифагор обнаружил, что консонантно (гармонично) звучат струны, когда их длины относятся, как целые числа (1:2, 2:3, 3:4) и соответственно звучат — в октаву, в квинту и в кварту. Это зависит от частоты колебания струн; высота тона (частота колебания струны) обратно пропорциональна её длине. Струна вдвое короче данной струны звучит на октаву выше. Эффект звучания натянутой струны обусловлен скоростью ударения струны по частичкам воздуха (частота колебания струны). «Пифагорейцы, по преданию, при помощи наблюдения над металлическими пластинками разных размеров или сосудов с разным наполнением водой установили числовые отношения, характерные для кварты (3/4), квинты (3/2) и октавы (2/1), которые объединялись с материальными стихиями или с правильными геометрическими телами)»[6]. Звуки в музыкальной системе связаны между собой определёнными зависимостями и могут быть устойчивыми или неустойчивыми звуками в зависимости от основного тона (тоники), с которого начинается данная музыкальная система. Кроме того, мелодика имеет два наклонения: мажорное (окрашенное в светлые тона) и минорное (пасмурные тона). Краеугольным понятием в музыке является лад. Ладом называется приятная для слуха взаимосвязь музыкальных звуков. «Лад — это объединение звуков различной высоты, тяготеющих один к другому и, в конечном счёте — к одному отдельному звуку (тонике) или построенному на этом звуке консонирующему аккорду (тоническому трезвучию)»[7]. Наиболее распространённые лады состоят из семи основных ступеней, соотносящихся музыкальным строем. Струна издаёт целый звукоряд тонов, называемый натуральным звукорядом. Все совершенные консонансы заключены в первых четырёх, наиболее мощных гармониках колеблющей струны, причём по мере удаления от первой гармоники (основного тона) степень консонантности интервала убывает. Со временем в теории музыки стали различать и несовершенные консонансы: большую и малую терции; эти несовершенные консонансы определяются следующими — пятой и шестой гармониками колеблющейся струны. Это объяснялось пифагорейцами практически таким образом: звук, как совокупность множества отдельных ритмических ударов струны по воздуху и таких же колебаний воздуха. В консонансе октавы отдельные удары верхнего тона происходят в два раза чаще, чем более низкого основного тона, отчего второй удар верхнего тона достигает нашего уха одновременно с одним ударом основного тона и тона сливаются в единый благозвучный консонанс. В консонансе квинты каждый третий удар верхнего тона совпадает с каждым вторым ударом основного тона и поэтому квинты звучат менее слитно, чем октава. И так далее. Остаётся только удивляться блестящей интуиции и глубоком проникновении пифагорейцев в суть физических явлений. С их лёгкой руки и в математике и в музыке продолжают звучать могучие аккорды и в астрономии. Суждение о музыке на основании математической гармонии Пифагор рекомендовал ограничиться в пределах одной октавы (семи основных звуков). Исходя из закона целочисленных отношений для консонансов и учения о пропорциях, можно выявить математическое построение различных музыкальных ладов, определить музыкальный строй. Четвёрка чисел 1, 2. 3, 4 (магическая четвёрка цифр, дающая в сумме божественное число 10, олицетворяющее всю Вселенную) — тетрада лежит в основе закона консонансов. Пифагорейцы утверждали, что тетрада, это гаммы, по которым поют сирены. Пифагорейская клятва гласила: «Клянусь именем Тетрады, ниспосланной нашим душам. В ней источник и корни вечно цветущей природы». За благозвучными интервалами (консонансами) пифагорейцы устремились обнаружить тетраду в основе всего мирозданья. Четверка геометрических элементов — точка, линия, поверхность, тело (точке соответствовала единица, линии — число два, поверхности — число три, определяющей треугольник или плоскость двух измерений, телу — число четыре, первое пирамидальное число, дающее представление о пространстве трёх измерений). Гармония целочисленных измерений и сегодня способно поразить воображение каждого, кто впервые открыл её для себя. Поистине удивительно вдруг неожиданно обнаружить, что в природе есть факты, которые описываются простыми числовыми отношениями. Гармония целочисленных отношений послужила первым подтверждением пифагорейской мысли о рациональном устройстве природы по точному математическому плану, и своим лозунгом «Всё есть число» пифагорейцы распространяли закон целочисленных музыкальных отношений всюду, где это представлялось возможным, в том числе и на строение Вселенной. Музыке пифагорейцы приписывали врачующее и даже магические функции, а также музыке предавалось особое значение, как средство воспитания. Неслучайно столь созвучно этим мыслям пифагорейцев были слова древнекитайского философа Конфуция (551-479 до н.э.): «Если хотите знать, как страна управляется, и какова её нравственность — прислушайтесь к её музыке». Итак, пифагорейцы не только открыли строгие математические методы построения музыкальных ладов, которые практически полностью, без изменения вошли в современную музыку, но и заложили основы современного учения о ладе. В пифагорейской теории музыки идеально сочетаются математика и искусство, был сделан неоценимый вклад в науку математики, и искусство музыки. КОСМОС ПИФАГОРЕЙЦЕВ Где начало, где конец чёрной бездны небес? Сколько звёзд рассыпано в неб
Главная / Электронный журнал "Знание. Понимание. Умение" / № 6 2010 – История Сигачёв А. А. Пифагор (научно-популярный очерк) Sigachev A. A. Pythagoras (a Semi-popular Sketch) РОДИНА ПИФАГОРА — ОСТРОВ САМОС Икарийском море (ныне Эгейское) находится остров Самос (родина Пифагора) расположенный напротив Милета, к западу от него, на расстоянии одного дня плавания на небольшом паруснике. Милет (родина Фалеса, учителя и наставника Пифагора) в 496 году до н. э. был разгромлен персами; оставшихся в живых пленили или продали в рабство. Земля острова Самос плохо родит хлеб, непригодна для плуга, более благоприятна для маслин; и ни виноградарь, ни огородник не тревожат её. Судя по сбору фруктов, остров скорее плодоносен, нежели плодороден. Остров Самос у греков считался родиной богини Геры. Только лишь храм Артемиды в Эфесе (одно из чудес света) мог поспорить с храмом Геры на Самосе. Ныне от храма Геры сохранилась лишь одна колонна, состоящая из двенадцати мраморных дисков метровой толщины, что позволяет судить о былом величии храма, но от былого его изящества, увы, не осталось даже и следа. Самос неоднократно упоминается в «Илиаде» Гомера — Библии греческого народа. Сама мраморная статуя Геры Самосской хранится в Парижском Лувре. Эта статуя, может быть, сохранила взгляд юного Пифагора. Большая часть островного города омывается морем и расположена на ровном месте, но одна часть поднимается в гору, возвышающуюся над ним. Самос и его гавани с якорной стоянкой, обращённые к югу, был цветущим торгово-ремесленным городом. Если стать лицом к открытому морю, то с левой стороны, на мысе находился храм Посейдона, а с правой — расположено предместье святилища Геры. Небольшой городок, сбегающий с окрестных холмов к морю, называют сегодня, в честь прославленного земляка — Пифагорином, где родился основоположник математики Пифагор. Отцом Пифагора был Мнесарх — резчик по драгоценным камням и стяжал своим мастерством скорее славу, нежели богатство. Сохранилось предание, согласно которому, Мнесарх вырезал перстень дивной красоты, который приобрёл царь Поликрат, ценивший его превыше всего на свете. Но по совету мудрецов, он отплыл далеко в море на пятидесяти вёсельном корабле и выбросил свой заветный перстень с корабля в море в дар Богам. Долго Поликрат не мог потом успокоиться от потери столь удивительного перстня, но случилось весьма необыкновенное чудо: рыбак поймал большую, красивую рыбу, и решил сделать достойной подношение к царскому столу. Царь в знак признательности за подарок и хвалебную речь рыбака, пригласил его на обед. Сколь велико было удивление царя, когда внутри рыбы повар обнаружил заветный перстень царя Поликрата. Царь расценил это чудо, как знамение свыше и этим ему было предсказано, что невозможно уберечься смертному от участи, начертанной ему небом: если всегда и во всём везёт, то, в конце концов, неизбежно наступает расплата. Вскоре персы, завидовавшие Поликрату во владычестве на море, хитростью выманили его из Самоса и зверски убили в 523 году до н. э. Это событие случилось после того, как Пифагор, семи годами раньше, в знак протеста против жестокости Поликрата, навсегда покинул родной Самос и переселился в Кротон. «На кровле он стоял высоко, И на Самос богатый око С весельем гордым преклонял. — Сколь щедро взыскан я богами! Сколь счастлив я между царями! — Царю Египта он сказал» [1]. Имя матери Пифагора не сохранилось. Некоторые называли её Пифаидой, дочерью рода Анкея, — основателя Самоса. Другие утверждали, будто бы это сам Мнесарх назвал жену Пифаидой, а сына Пифагором в честь дельфийской прорицательницы Пифии, — в знак известия от оракула Дельфийского, что жена подарит ему необыкновенного сына. Говорилось, что истинным отцом Пифагора являлся сам Аполлон. Многие считали, что Пифагор, — это не имя, а прозвище, за способность высказывать истину постоянно, как дельфийская прорицательница Пифия. Таким образом, слово Пифагор состоит из двух составляющих частей: Пи — Пифия, Фагор — вещающий, т. е. вещающий, как Пифия, Пифовещатель. Поскольку бог Аполлон после победы над змеем Пифаном получил прозвище Аполлон Пифий, то Пифовещатель превращается в Аполлоновещателя или «уста Аполлона», как иногда переводят имя Пифагора, а со временем его стали называть, сыном лучезарного покровителя искусств Апполона. По многим античным свидетельствам, Пифагор, родившийся от Пифаиды, был сказочно красив и вскоре стал обладать незаурядными способностями. Целые дни напролёт проводил юный Пифагор у ног старца Гермодаманта, внимая мелодии кифары и песням Гомера. Страсть к музыке и к поэзии Гомера Пифагор сохранил на всю жизнь. Он начинал свой день с пения одной из песен Гомера. Но музыка стала для Пифагора не только видом развлечения и даже не средством вдохновения, но предметом его научных изысканий. Именно в музыке Пифагор нашёл прямое доказательство своему замечательному тезису: «Всё есть число». Остров Самос стал тесен Пифагору, и он отправился путешествовать, чтобы утолить жажду познания, он был убеждён, что путешествия и память — суть два средства, возвышающие человека и открывающие ему врата мудрости. И покровитель путников Гермес в 550 году до н. э. увлёк Пифагора в свои объятия. СТРАНСТВИЯ ПИФАГОРА Корабль, на котором Пифагор отправился в странствия, взял курс из Самоса в Милет; проплыв мимо двух мраморных львов, символически охранявших узкий проход в гавань Милета, причалил к пристани. Разыскать Фалеса в Милете для Пифагора было столь же просто, как найти храм Геры на острове Самос, ибо слава о Фалесе гремела по всей Элладе. Беседа юного Пифагора с Фалесом и его учеником Анаксимандром озарила всю его дальнейшую творческую судьбу, но в вопросе о природе первоначал Пифагор избрал свой путь: возможность описания устройства мирозданья с помощью чисел. Полное понимание и убеждение в этом пришло к Пифагору позднее, но Фалес тонким чутьём философа уловил в нём это рациональное зерно и посоветовал ему отправиться в Египет, к жрецам Мемфиса, у которых и сам он некогда учился мудрости. Этот совет был совершенно естественным, поскольку из «Исторической библиотеки Диодора» со ссылками на священные египетские книги, очевидно, что и до Пифагора древнейшие мудрецы, учёные и поэты отправлялись за познаниями в Египет — Орфей, Мусей, Гомер, Солон, Фалес, а после Пифагора — Платон, Евдокс, Демокрит. Итак, с благословения Фалеса, двенадцатилетний Пифагор, выбирая свою дорогу в жизни и в науках, принял решение отправиться в Египет. Путь до Египта из Милета был не близким, плыли вдоль берегов, от порта к порту, от острова к острову, запасались пресной водой и провиантом. Миновали остров Крит, овеянный легендами, которые гласили, что на этом острове, в глубокой пещере родился отец и повелитель богов Зевс. Предания гласят, что Пифагор, спускался в эту пещеру, одетый в чёрную шкуру, пробыл там положенные трижды девять дней, совершил ритуал всесожжения Зевсу, а на гробнице громовержца высек надпись: «Пифагор — Зевсу»; «Здесь лежит, опочив, меж людьми называемый Зевсом». Далее Пифагор проплыл мимо солнечного острова Кипр, на берега которого по преданию вышла из пены морских волн богиня любви Афродита. В пути следования Пифагор усердно постигал секреты морского искусства финикийцев. Последние три дня и две ночи плавания в Египет, Пифагор молча просидел на корабельной скамье, не меняя позы, не принимая воды и пищи, не засыпая ни на мгновенье. Когда судно достигло берегов Египта, как гласит предание, Пифагора, ослабевшего от поста, под руки вывели на берег, дали ему фруктов и другой еды и оставили с миром. Таким образом, Пифагор появился в Египте. Традиция утверждает, что, явившись ко двору, Пифагор предъявил царю Амасису рекомендательные Письма от Поликрата Самосского и Хирома, царя Тира, был ласково принят и допущен к жрецам. Он сам изготовил три прекрасные серебряные чаши и принес их в дар египетским жрецам. Пифагор выучил египетский язык, благодаря Амасису поступил в обучение к жрецам Гелиополя, затем Мемфиса и, наконец, Диосполя. Пифагор настолько поразил своим рвением жрецов Диосполя, что они допустили его к жертвоприношениям и богослужениям, куда не допускался никто из чужеземцев. Египетские жрецы, у которых обучался Пифагор, занимались постоянным наблюдением звёздного неба. С этой целью они распределяли между собой ночное время, вероятно, чтобы сохранить напряженное внимание и не пропустить ни одного, даже самого малозначительного, небесного явления. С того времени Пифагор пристрастился к занятиям астрономией и астрологией. Удивительно, что не только прямо на глазах Пифагора рушились могущественные царства, но он становился невольным участником тех грандиозных перемен древнего мира. Когда персы захватили Египет, то среди прочих жрецов и служителей, они взяли в плен и Пифагора, и отправили его из Египта в Вавилон. В Новом Вавилоне Пифагору довелось увидеть знаменитые Висячие сады, жены Навуходоносора, царицы Семирамиды, причисленные греками к одному из семи чудес света. Обо всех чудесах Вавилона коротко рассказать невозможно: по стенам Вавилона свободно разъезжались две колесницы, запряжённые четвёркой лошадей: статуя бога Мардука была выполнена из чистого золота и весила более двух тонн; Вавилонская семи ярусная башня Этеменанки [2] (башня знаменитого Библейского Вавилонского столпотворения), составляла высотой девяносто метров, со стороной квадратного основания — 91,5 метра. Каждый из семи ярусов башни был окрашен в особый цвет: чёрный, белый, пурпурный, синий, красный, серебряный, золотой. В Вавилоне было множество широких проспектов, храмов, часовен. В Вавилоне Пифагора отдали на учение жрецам храма Зевса (Бела-Мардука). Пифагор охотно общался с халдейскими жрецами и астрологами, а позднее — с магами. После шестилетнего вавилонского плена, Пифагор, воспользовавшись переполохом персов слухом о смерти царя Кира в походе, а также заговором против наследника Камбиза, сына Кира, Пифагор ушёл незамеченным из Вавилона с торговым караваном. Есть предание, что будущий царь персов Дарий, который предположительно был учеником Пифагора, узнав о побеге эллинского мудреца, сказал: «Если этому умнику не хочется быть свободным на чужбине, он станет нашим рабом у себя на родине!»[3] Пифагор вернулся на свою родину в возрасте 46 лет, спустя 24 года после отъезда из Милета. Так, пройдя долгий путь скитаний и странствий, Пифагор вернулся к эллинам. Там в живых оставались лишь его немощная престарелая мать, давно отчаявшаяся повидать перед смертью сына, и один из братьев. Отыскав себе пещеру за городом, Пифагор устроил себе в ней жилище для философских занятий; это место и поныне называют «пещерой Пифагора». Он задался целью передать свои знания молодому поколению. Вскоре он сблизился с тайной общиной орфиков, которые разыгрывали свои мистерии неподалёку от обиталища Пифагора. Они исповедовали религиозное учение, основанное, как они считали, самим поэтом Орфеем. Древние мифы утверждали, что Орфей изобрёл музыку и искусство стихосложения. Ради освобождения божественной души, заточённой в темнице тела, орфики совершали особый обряд очищения и подчиняли свою жизнь системе особых жизненных правил «орфическая жизнь». Тех, кто в земной жизни преуспел в благочестии, за гробом ожидало блаженство. Орфики верили, что душа человека бессмертна и подвержена непрерывной цепи перевоплощений. Только тот, кто вёл на земле «орфическую жизнь» праведника, мог избавить свою душу от бесконечной цепи перевоплощений и обрести вечное пристанище на «Небесных островах блаженства». Поскольку в теле животных могла обитать душа умершего человека, животных запрещалось убивать и питаться их мясом. Орфики поклонялись вечно творящей природе, отсюда исполнение орфических обрядов — мистерий (таинств). К этим таинствам допускались только посвящённые последователи орфического учения — мисты. Орфические мистерии совершались весной, в годовщину гибели и воскрешения Диониса — покровителя виноградарства и виноделия, когда воскресает вся природа. Они освобождали, заточённые в глубинах души, буйные дионистические силы, и позволяли им выплеснуться наружу, слиться с окружающей их матерью-природой; это сопровождалось состоянием необыкновенного восторга. Всё, что происходило во время мистерий — тексты молитв и заклинаний, тайные имена Богов, скрытый смысл мифов и сами события, должны были сохраняться в строжайшей тайне. Вакхические хороводы орфиков сопровождались взволнованным пением гимнов: Звёзды небесные! Чада любимые! Ночи всечёрной! Вы, кто, кружась, обтекаете мир огненосной волною. Вы, кто, сияя и вечно горя, всё и вся породили. Вы — сопричастницы Мойр, указатели всяческой доли. Вы направляете смертных людей по божественным тропам. Вам пояса семикратные зримы, воздушным скитальцам. Вы и небесные, вы и земные, вам нет истощения. Пеплос Ночи непроглядной вы сделали взору доступным. Блеском, осыпав своим, о дарящие время веселью. Пифагору нравились радостные веселия орфиков. Нравилась чистота «орфической жизни», призванной развивать в человеке лучшее дионисические начала; нравилось стремление орфиков стать частицей единой гармонии природы, хотя удавалось им это лишь в недолгие часы мистерий. Но не столько внешняя сторона их обрядов, интересовала Пифагора, сколько внутренняя философия всеобщей гармонии и непрерывного творчества природы. Оставалось только найти единое первоначало единой природы, отыскать единый источник её гармонии и прекраснейшего устройства. И такую первопричину Пифагор отыскал в числе. Теория числа, как единого организующего принципа мироздания стала стержнем всей философской системы Пифагора. Само слово теория имеет орфико-пифагорейское происхождение. Первоначально теория означала наблюдение, созерцание. Созерцание театрализованных мистерий и слушание тайного толкование мифов, а вместе с тем, и вакхический восторг, который охватывал неофита от открываемых ему истин, — всё это и называлось одним словом «теория». С орфических таинств в математику перенёс понятие теории Пифагор. Однокоренным словом с теорией является и теорема (зрелище, представление), которое трудами Пифагора стало означать и умозрение, умозаключение, т. е. математическую теорему. Но орфики составляли лишь ничтожную часть самосского общества, а жить в обществе и быть свободным от общества невозможно. Пифагора угнетала сама атмосфера тирании и произвола, царившая в Самосее. Мысль о том, что не пристало философу, свободному духом, жить в атмосфере насилия, всё чаще посещала его. Родина не давала Пифагору духовной свободы, которой он после долгих лет скитаний мечтал обрести на родине. Пифагор решил поселиться в Итальянском городе Кротон. ПИФАГОРЕЙСКОЕ БРАТСТВО Достигнув Италии, Пифагор появился на Кротоне и сразу завоевал там всеобщее уважение, как человек много странствовавший. Слава о нём множилась, это привело к нему многочисленных учеников, как мужчин, так и женщин, среди которых была и знаменитая Феано. С приездом Пифагора в Кротон начался самый славный период его деятельности, наступило время расцвета философии Пифагора. В Кротоне Пифагор учредил религиозно-этической братство, тайный монашеский орден, члены которого обязывались вести пифагорейский образ жизни. Основу братства составляли орфики, которые были близки Пифагору по духу. Братство пифагорейцев получило широкую известность и стало ведущим центром духовной и общественной жизни полиса. У пифагорейцев было такое правило: беги от всякой хитрости, отсекай огнём или железом: от тела — болезнь, от души — невежество, от утробы — роскошество, от города — смуту, от семьи — ссору, от всего, что есть — неумеренность. Есть три достойные вещи: 1. прекрасное и славное, 2. полезное для жизни, 3. доставляющее наслаждение (не пошлое и обманчивое, но прочное, важное, очищающее хулы). — Есть две поры, — учил Пифагор, — наиболее подходящие для размышлений: когда идёшь ко сну и когда пробуждаешься ото сна. День пифагорейцу надлежало заканчивать стихами: Не допускай ленивого сна на усталые очи, Прежде чем на три вопроса о деле дневном не ответишь: Что я сделал? Чего не сделал? Что мне осталось сделать? И день надлежит начинать со стихов: Прежде, чем стать от сладостных снов, навеваемых ночью, Думай, раскинь, какие дела тебе день приготовил? Морально-этические правила, завещанные свом ученикам Пифагором, были выражены в «Золотых стихах», которые переписывались и дополнялись на протяжении всей истории античности и в эпоху возрождения; были они популярны и в России. «Золотые стихи начинались словами: Зороастр был законодателем персов. Ликург был законодателем спартанцев. Солон был законодателем афинян. Нума был законодателем римлян. Пифагор — есть законодатель всего человеческого рода. Вот некоторые из заповедей Пифагора (из 325 заповедей): Сыщи себе верного друга; имея его, ты можешь обойтись без богов; Юноша! Если ты желаешь себе жизни долгоденственной, то воздержи себя от пресыщения и всякого излишества. Юные девицы! Памятуйте, что лицо лишь тогда бывает прекрасным, когда оно изображает изящную душу. Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом. Не пекись о снискании великого знания: из всех знаний, нравственная наука, быть может, есть самая нужнейшая; но ей не обучаются... Следуя этим правилам, Пифагор выработал для себя и своих учеников особый распорядок дня. Встав с восходом Солнца, пифагорейцы шли на морской берег встречать рассвет. Сам Пифагор в утренние часы часто успокаивал душу игрой на лире и пением стихов Гомера. Многолюдным сборищам предпочитал уединённые прогулки с двумя-тремя учениками, замечая при этом, что «где тише всего, там и лучше всего». В конце дня следовали совместная прогулка, морское купание и ужин. После ужина — возлияние богам и чтение. Читал обычно самый младший, а самый старший комментировал прочитанный текст. Таким образом, пифагорейцы с равным усердием заботились и о физическом, и о духовном развитии (калокагатия — букв. прекрасное и добро), обозначавший идеал человека, сочетающий эстетическое (прекрасное) и этическое (добро) начала, гармонию физических и духовных качеств. Гармония духовного и физического начал, взлелеянная пифагорейцами, давала превосходные всходы. Была в Элладе такая поговорка: «Последний из кротонцев — первый из остальных греков». Изобретение термина ФИЛОСОФИЯ традиция приписывает Пифагору, но Пифагор видел себя не обладателем истины, но лишь стремящейся к ней, как к недостижимому идеалу и считал себя не мудрецом, а любителем мудрости (любомудр). По преданию, слово космос Пифагор впервые употребил в его сегодняшнем смысле, для определения всего мирозданья, подчёркивая важнейшую сторону мирозданья — упорядоченье, организованность, симметрию, гармонию, красоту. Из учения Пифагора о переселении душ следовали и предписания, запрещающие убивать животных и питаться их мясом. Забота о чистоте духа не заслоняла для пифагорейцев заботу о чистоте тела. Как и египтяне, пифагорейцы пеклись и чистоте тела и чистоте одежды. Сам Пифагор всегда облачался в ослепительно белые одежды, подобно египетским жрецам и любил носить восточный тюрбан. Поскольку учение Пифагора было тайным, то оно, видимо, не записывалось. Вот почему не сохранилось ни одной строчки трудов самого Пифагора. В силу этого и в силу античной традиции приписывать результаты открытий учеников своему учителю, сегодня практически невозможно определить, что сделал в науке сам Пифагор, а что — его ученики и последующие представители пифагорейской школы. Древние верили, что идеи, подобно вину, только улучшаются со временем, поэтому ученики щедро стремились приписывать свои открытия учителям, дабы эти идеи имели более долгий век. «Доктрины и открытия Пифагора, сохранившиеся в устной традиции сообщества, невозможно отделить от идей его последователей, любивших приписывать Пифагору собственную умственную инициативу»[4]. Ритуал посвящения в члены Пифагорейского братства был окружён множеством таинств, разглашение которых сурово каралось. Обет молчания, даваемый пифагорейцами, нашёл отражение в символике «Бык на языке», означавший «держи язык за зубами». Собрание изречений-символов пифагорейцев (акусмы — услышанное), призваны были регулировать внешнюю сторону пифагорейцев в отличие от «Золотых стихов», ставивших целью нравственное совершенствование: Сердце не ешь, т. е. не подтачивай душу страстями и горем; Огня ножом не вороши, т. е. не задевай гневных людей; Через весы не шагай, т. е. не нарушай справедливости; Уходя, не оглядывайся, т. е. перед смертью не цепляйся за жизнь; Не садись на хлебную меру, т. е. не живи праздно; Будь с теми, кто ношу взваливает, а не с теми, кто её сваливает, т. е. живи в труде; Ласточек в доме не держи, т. е. не привечай в доме шептунов и доносчиков; Главным пифагорейским символом здоровья и опознавательным знаком была пентаграмма (пифагорейская звезда, правильный пятиугольник). Интересно отметить, что тип симметрии звёздчатого пятиугольника наиболее распространён в живой природе (цветы незабудки, гвоздики, колокольчики, цветы вишни, яблони, малины, рябины и т. д.), но принципиально не возможны в кристаллических решётках неживой природы. Поэтому симметрию пятого порядка (правильный пятиугольник) называют симметрией жизни, это своего рода защитный механизм живой природы против кристаллизации, окаменения, за сохранение живой индивидуальности. Нарисованная пентаграмма была тайным знаком, по которому пифагорейцы узнавали друг друга, и помогали друг другу. Пифагор был первым, кто открыл человечеству могущество абстрактного знания. Он показал, что именно разум, а не органы чувств, приносят человеку истинное знание. Поэтому, основное внимание своих учеников Пифагор направлял изучению «бестелесного», абстрактного, математического и менее быть склонными к изучению «телесного», т. е. изучения физических объектов, которые находятся в постоянном изменении. Так математика становилась для Пифагора орудием познания мира, а за математикой следует философия. Так рождался знаменитый пифагорейский тезис: «Всё есть число». Стремление уйти от мира, замкнутая монашеская жизнь, вегетарианство и общность имущества, встречались и в других общинах, но в отличие от всех других, у пифагорейцев, это был способ, с помощью которого они считали возможным достигнуть очищения и соединения с божеством; это делалось именно при помощи математики. Математика была одной из составных частей их религии. — Бог, — учил Пифагор, — положил числа в основу мирового порядка. Бог — это единство, а мир — множество и состоит из противоположностей. То, что приводит противоположности к единству и соединяет всё в космос, есть божественная гармония в числовых отношениях. Тот, кто до конца изучит эту божественную числовую гармонию, сам станет божественным и бессмертным. Таков был пифагорейский союз — любимое детище великого эллинского мудреца. Это был союз истины, добра, красоты и гармонии. КЛАДЕЗЬ МУДРОСТИ ПИФАГОРА Слава о пифагорейском братстве перешагнула далеко за пределы Греции. Ученики Пифагора разъехались по многим городам Италии и Сицилии. Атмосфера высокой нравственности и самосовершенствования пифагорейского союза, его благотворное дыхание ощущалось повсюду. Побывавшие в кругу пифагорейского братства, раздавали свои накопленные богатства гражданам, поскольку не знатность и богатство, а ясный ум и чистая совесть ценились в пифагорейском братстве превыше всего. Ямвлих в жизнеописании Пифагора называл имена 235 членов пифагорейского союза. Говорится, что однажды у Пифагора спросили, — сколько у него учеников? На что он ответил: «Половина моих учеников изучает прекрасную математику, четверть — исследует тайны вечной природы, седьмая часть упражняет силу духа, храня в сердце учение. Добавь к ним трёх юношей, из которых Теон превосходит прочих своими способностями. Сколько учеников веду я к рождению вечной истины?»[5] В пифагорейское братство принимались не только мужчины, но и женщины. Ямвлих называет 17 женщин пифагореянок. Среди них дочь Пифагора и жена Милона Мия; знаменитая Феано, которую некоторые биографы называют женой Пифагора, «женщиной мудрой и выдающейся душевными дарованиями». Говорилось, что как-то к Феано пришли жёны кротонцев с просьбой убедить Пифагора побеседовать с их мужьями о благосклонном отношении к своим жёнам. На это Феано заметила, что добродетель супруги состоит не в том, чтобы сберечь своего мужа, но чтобы нравиться ему и угождать его желаниям, а сие исполнит она тогда, когда глупости его с терпением переносить будет. Нет числа малым и великим сообществам людей, которым зависть, обман, внутренние и внешние распри не подтачивали и не разрывали бы их. Не было исключением из этого правила и для пифагорейского союза. Был в Кротоне богатый и знатный человек по имени Килон, ходила о нём недобрая молва. Пришёл он к Пифагору, предложил ему дружбу и просил принять его в пифагорейский союз, но получил решительный отказ. Пифагор прочитал недобрый нрав Килона по лицу его, предложил ему идти прочь и не в свои дела не вмешиваться. Злонравный Килон решил ему отомстить, подготавливая заговор против Пифагора и его учеников. Однажды во время собрания пифагорейцев Килон со своими сообщниками поджёг дом со всех сторон; во время пожара, по некоторым античным свидетельствам, погибли многие собравшиеся, но некоторым ученикам всё же удалось спастись самим и спасти своего учителя. Говорится, что Пифагор во время этого пожара сидел в центре большой залы и не помышлял ничего предпринять к своему спасению. Тогда ученики Пифагора, бросились в огонь и ценой своей жизни спасли своего учителя. В последствии Пифагор долго скитался в поисках пристанища, пока не нашёл его в Метапонте, где и провёл остаток своих дней. Оставшиеся в живых пифагорейцы, рассеялись по всей Элладе, способствуя распространению пифагорейского учения по всему Средиземноморью. В одиночестве, угнетённые случившимся бедствием, скитались они, где попало, чуждаясь людского общества. Чтобы не погибла вовсе память о философии пифагорейцев, стали они составлять сжатые записки, собирать по крупицам сочинения; завещали ученики своим сыновьям, дочерям и жёнам, никому из дому не выносить их сочинений, и эти завещания долго соблюдались, знания передавались его из поколения в поколение. Учение Пифагора не погибло в кротонском пожаре. Горстка оставшихся в живых учеников, сохранила бесценные зёрна этого учения, эти зёрна дали обильные всходы. Благодарная память единомышленников сохранила для человечества имя Пифагора — выдающегося гения математики, акустики, основоположника теории музыки, основателя религиозного братства, прообраза средневековых монашеских орденов, богослова и реформатора, человека высокой нравственности. Если снять мистическую паутину с основного тезиса Пифагора «Всё есть число», то открывается гениальное пророчество, определившее весь последующий путь развития науки, и этот пифагорейский тезис приобретает современное звучание: математика есть ключ к познанию всех тайн природы; числовые отношения служат объединяющим началом всех вещей, выражают гармонию и порядок природы. Здесь будет уместным отметить: не менее чем через сто лет после смерти Пифагора произошло невиданное событие, — в Абдерах были выпущены монеты с изображением Пифагора. Это не только первый в истории чеканный портрет Пифагора, но первая чеканная подпись изображения. И это было посвящено не царю, не полководцу, а мудрецу. Но для учёного важнее не внешние атрибуты славы, а признание его идей. Идеями Пифагора пронизано творчество Платона — величайшего философа в истории человечества. Античные неоплатоники: Плотин, Порфирий, Ямвлих, Прокл, первая женщина философ и математик Гипатия — все они были страстными приверженцами Пифагора. Открытие Пифагором закона целочисленных музыкальных отношений, является (по мнению Зоммерфельда) первым законом математической физики и эвристического (от Архимедовой «Эврика» — находить) свойства математики. Это математическое свойство позволяет осуществлять физические открытия. Чудесная загадка соответствия математического языка с законом физики является фантастическим, божественным даром, которые невозможно понять рассудком. Пифагору принадлежит идея о всеобщей гармонии и красоте природы, которые лежат в основе мирозданья. Это является путеводной звездой современного естествознания, вплоть до цифрового телевидения, Интернет и освоения космоса человечеством, — всё это проявленные практические результаты вечного кладезя мудрости, который открыл человечеству великий Пифагор. НАСЛЕДИЕ ПИФАГОРА Система знаний Пифагора включала в себя: арифметику (учение о числах), геометрию (учение о фигурах и их измерении), музыки (учении о гармонии или теории музыки), астрономии (учение о строении Вселенной). На первый взгляд может показаться парадоксальным, представить себе математику и музыку, стоящими рядом, между тем, именно музыке суждено было стать первым свидетельством, подтверждающим справедливость знаменитого пифагорейского тезиса: «Всё есть число». Именно в музыке обнаружена была Пифагором таинственная связующая роль чисел в природе и заодно арифметика обогатила основу музыкального построения — музыкальные гаммы, которое является основой искусства музыки. И, несмотря на то, что бытует такое мнение, что математика слишком сложна для понимания музыкантам, а музыка сложна для понимания математика, всё же такое взаимопонимание было найдено. Пифагором было обнаружено, что приятные слуху созвучия (консонансы, от лат. consonans — согласно звучащий, благозвучие, слитное созвучие), получаются лишь в том случае, когда длины струн, издающих эти звуки, относятся, как целые числа первой четвёрки, т. е., как 1:2:3:4. Причём, замечена интересная особенность, что чем меньше числа в этом отношении, тем музыкальный интервал более созвучен. Это конечно удивительно, что звук, а тем более приятное созвучие (консонанс) поддаётся числовой характеристике. Именно это открытие Пифагора указывало ему на существование числовых закономерностей в природе и послужило отправной точкой в развитии философии Пифагора; так явилось рождение математической физики. Существует предание, согласно которому, Пифагор, проходя мимо кузницы, услышал удары молотков из различных звуков, образующих некое единое (гармоничное) звучание. Выяснилось, что свойство этих звуком, исходящих из кузницы не зависело от силы ударов кузнецов, а от размеров молота. Один молоток был вдвое больше веса другого и эти два отвечали друг другу соответственно созвучию октавы. Позднее Пифагор обнаружил, что из всего многообразия весов молоточков, созвучными ещё являются молоточки, вес которых соотносится, как 4/3 — звучит в кварту, 3/2 — звучит в квинту. Все остальные соотношения, звучат, не гармонично. Далее Пифагор обнаружил, что консонантно (гармонично) звучат струны, когда их длины относятся, как целые числа (1:2, 2:3, 3:4) и соответственно звучат — в октаву, в квинту и в кварту. Это зависит от частоты колебания струн; высота тона (частота колебания струны) обратно пропорциональна её длине. Струна вдвое короче данной струны звучит на октаву выше. Эффект звучания натянутой струны обусловлен скоростью ударения струны по частичкам воздуха (частота колебания струны). «Пифагорейцы, по преданию, при помощи наблюдения над металлическими пластинками разных размеров или сосудов с разным наполнением водой установили числовые отношения, характерные для кварты (3/4), квинты (3/2) и октавы (2/1), которые объединялись с материальными стихиями или с правильными геометрическими телами)»[6]. Звуки в музыкальной системе связаны между собой определёнными зависимостями и могут быть устойчивыми или неустойчивыми звуками в зависимости от основного тона (тоники), с которого начинается данная музыкальная система. Кроме того, мелодика имеет два наклонения: мажорное (окрашенное в светлые тона) и минорное (пасмурные тона). Краеугольным понятием в музыке является лад. Ладом называется приятная для слуха взаимосвязь музыкальных звуков. «Лад — это объединение звуков различной высоты, тяготеющих один к другому и, в конечном счёте — к одному отдельному звуку (тонике) или построенному на этом звуке консонирующему аккорду (тоническому трезвучию)»[7]. Наиболее распространённые лады состоят из семи основных ступеней, соотносящихся музыкальным строем. Струна издаёт целый звукоряд тонов, называемый натуральным звукорядом. Все совершенные консонансы заключены в первых четырёх, наиболее мощных гармониках колеблющей струны, причём по мере удаления от первой гармоники (основного тона) степень консонантности интервала убывает. Со временем в теории музыки стали различать и несовершенные консонансы: большую и малую терции; эти несовершенные консонансы определяются следующими — пятой и шестой гармониками колеблющейся струны. Это объяснялось пифагорейцами практически таким образом: звук, как совокупность множества отдельных ритмических ударов струны по воздуху и таких же колебаний воздуха. В консонансе октавы отдельные удары верхнего тона происходят в два раза чаще, чем более низкого основного тона, отчего второй удар верхнего тона достигает нашего уха одновременно с одним ударом основного тона и тона сливаются в единый благозвучный консонанс. В консонансе квинты каждый третий удар верхнего тона совпадает с каждым вторым ударом основного тона и поэтому квинты звучат менее слитно, чем октава. И так далее. Остаётся только удивляться блестящей интуиции и глубоком проникновении пифагорейцев в суть физических явлений. С их лёгкой руки и в математике и в музыке продолжают звучать могучие аккорды и в астрономии. Суждение о музыке на основании математической гармонии Пифагор рекомендовал ограничиться в пределах одной октавы (семи основных звуков). Исходя из закона целочисленных отношений для консонансов и учения о пропорциях, можно выявить математическое построение различных музыкальных ладов, определить музыкальный строй. Четвёрка чисел 1, 2. 3, 4 (магическая четвёрка цифр, дающая в сумме божественное число 10, олицетворяющее всю Вселенную) — тетрада лежит в основе закона консонансов. Пифагорейцы утверждали, что тетрада, это гаммы, по которым поют сирены. Пифагорейская клятва гласила: «Клянусь именем Тетрады, ниспосланной нашим душам. В ней источник и корни вечно цветущей природы». За благозвучными интервалами (консонансами) пифагорейцы устремились обнаружить тетраду в основе всего мирозданья. Четверка геометрических элементов — точка, линия, поверхность, тело (точке соответствовала единица, линии — число два, поверхности — число три, определяющей треугольник или плоскость двух измерений, телу — число четыре, первое пирамидальное число, дающее представление о пространстве трёх измерений). Гармония целочисленных измерений и сегодня способно поразить воображение каждого, кто впервые открыл её для себя. Поистине удивительно вдруг неожиданно обнаружить, что в природе есть факты, которые описываются простыми числовыми отношениями. Гармония целочисленных отношений послужила первым подтверждением пифагорейской мысли о рациональном устройстве природы по точному математическому плану, и своим лозунгом «Всё есть число» пифагорейцы распространяли закон целочисленных музыкальных отношений всюду, где это представлялось возможным, в том числе и на строение Вселенной. Музыке пифагорейцы приписывали врачующее и даже магические функции, а также музыке предавалось особое значение, как средство воспитания. Неслучайно столь созвучно этим мыслям пифагорейцев были слова древнекитайского философа Конфуция (551-479 до н.э.): «Если хотите знать, как страна управляется, и какова её нравственность — прислушайтесь к её музыке». Итак, пифагорейцы не только открыли строгие математические методы построения музыкальных ладов, которые практически полностью, без изменения вошли в современную музыку, но и заложили основы современного учения о ладе. В пифагорейской теории музыки идеально сочетаются математика и искусство, был сделан неоценимый вклад в науку математики, и искусство музыки. КОСМОС ПИФАГОРЕЙЦЕВ Где начало, где конец чёрной бездны небес? Сколько звёзд рассыпано в неб
16.
Влияние различных пород древесины на организм и самочувствие человека (публикация автора на scipeople)
Елена Леонова
, 2018
Какие особенности влияния на организм, здоровье и самочувствие человека таких пород древесины как сосна, ель, дуб и лиственница?
Какие особенности влияния на организм, здоровье и самочувствие человека таких пород древесины как сосна, ель, дуб и лиственница?
Строительные и отделочные материалы из натурального дерева стали набирать популярность сравнительно недавно - позволить их себе могут практически все люди со стабильным доходом, так как бюджет на покупку натуральной древесины может быть каким угодно. Доступные кредиты, разнообразие видов отделочных и строительных материалов, множество доступных пород дерева - и такие погонажные изделия как террасная доска, палубная доска, планкен или имитация бруса стали альтернативой популярным материалам на сегодня, особенно линолеуму, напольной и настенной плитке, обоям. Цена напольного покрытия из натурального дерева может быть сопоставима с ценой линолеума, например, если покрытие из сосны, как наиболее дешёвого материала, но польза для организма человека от использования деревянной отделки будет намного выше, чем от синтетических и полимерных заменителей. Но вопрос, который интересует многих, сегодня звучит так: какая польза от конкретных пород древесины и как они влияют на организм и самочувствие человека?
После анализа множества статей по данной тематике стало ясно, что в целом свойства натурального дерева различных пород древесины очень похожи и они положительно влияют на организм и самочувствие человека, но по некоторым породам древесины хотелось бы указать следующие особенности.
Сосна
Сосна имеет довольно высокие оздоровительные свойства, благодаря освежающему и приятному аромату. На протяжении долгого периода времени эта порода древесины выделяет в воздух фитонциды, которые способствую уничтожению бактерий и вирусов. В помещениях с сосновым полом или стенами это дерево оказывает благотворное влияние на органы дыхания, замечено укрепление всего организма в целом, человек кажется, что воздух идеально чистый и способствует выздоровлению.
Ель
Ель также выделяет фитонциды со всеми вытекающими отсюда полезными свойствами, но наблюдаемые ощущения в помещениях, где в качестве отделки использовалась ель, немного отличаются от сосны, и здесь уже появляются ощущения бодрости, уюта и покоя, какое-то более полное придание жизненных сил и более глубокое чувство оздоровления человека.
Дуб
Дуб для многих символизирует силу и могущество, только из-за цвета и структуры дерева многие люди определяют эту породу как очень надёжную и крепкую, не зная, что это за порода древесины. Следствием этого могут быть антистрессовые свойства, успокоение, в какой-то степени нормализируется кровообращение и давление, помещение с отделкой из дуба становится генератором положительной энергии и восстановлению сил, красивый и ровный рисунок поверхности дубовых досок приятен для визуального восприятия, а твёрдость и крепость поверхности хорошо ощущается при касании. Добавив сюда такие особенные физические свойства этой породы древесины, как устойчивость против гниения и грибка - и в итоге получается некий долговременный комплекс оздоровительных свойств помещения из дуба.
Лиственница
Сама по себе лиственница считается деревом спокойствия, а в качестве отделки помещения или строительного материала лиственницу можно выделить от других пород древесины выделением антиоксидантов, тормозящих процесс старения и улучшающих настроение. Люди, живущие в контакте с этой породой древесины более жизнерадостные, они акцентируются на лучших сторонах жизни и оптимизме. Устойчивость к процессам гниениям и к воздействию вредителей способствует использования положительных свойств лиственницы на долгое время.
Без существенных отличий от других пород древесины, но с более положительным влиянием на организм и самочувствие человека можно выделить пихту, кедр, осину и ольху. Эти породы древесины реже встречаются, но их положительные свойства остаются на достаточно высоком уровне, если их использовать при строительстве или отделке помещения. Но какая бы ни была порода древесины, она намного лучше для организма человека, чем искусственные и холодные материалы, произведённые промышленным способом с использованием химических реакций или других неприродных способов обработки и производства.
17.
Популярное богословие и народная религиозность средних веков
Популярное богословие и народная религиозность средних веков
Гуревич А.Я.
, 1976
В поисках источников для изучения умонастроения простонародья в период средних веков историк не оставит без внимания популярных пособий по богословию, предназначенных для рядового духовенства. Эти сочинения, в отличие от трактатов и "сумм" выдающихся теологов, не содержат самостоятельных идей и не дают оригинальной трактовки принципов католицизма. Их цель иная - настав...
В поисках источников для изучения умонастроения простонародья в период средних веков историк не оставит без внимания популярных пособий по богословию, предназначенных для рядового духовенства. Эти сочинения, в отличие от трактатов и "сумм" выдающихся теологов, не содержат самостоятельных идей и не дают оригинальной трактовки принципов католицизма. Их цель иная - настав...
Из истории культуры средних веков и Возрождения. - М., 1976. - С. 65-91
Из истории культуры средних веков и Возрождения. - М., 1976. - С. 65-91
18.
Песни казачьего календаря
(публикация автора на scipeople)
Песни казачьего календаря
(публикация автора на scipeople)
А.А. Сигачёв
- Союз писателей России, журнал "Знание..." , 2010
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
Среди русских рек Дон не самая большая река, но, пожалуй, ни одна из них, за исключением Волги, не была столь прославлена в летописях, песнях, легендах и сказаниях, как Дон. Издавна нежно и ласково величали её казаки «Тихим Доном», «Доном-Батюшкой», «Дон-Ивановичем», «Доном-богатырём». Река Дон была колыбелью казачества, их духовной опорой, кормилицей и поилицей. Дону казаки поверяют свои сокровенные, сердечные думы, радость и горе. Песни казаков исполнены красоты, силы, благородства и подчёркнутого ритма. Искусство хорового пения принадлежит, как известно, к наиболее древним видам народного творчества, его истоки уходят вглубь веков. В традиции хорового пения казаков — преимущественно без музыкального сопровождения, ибо использование музыкального сопровождения снижает интонационную выразительность мелодии. Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Сила народной песни в отличие от других письменных памятников старины состоит в том, что песня не несёт в себе отпечатков иноземного влияния, в отличие, например, от летописей (как известно, многие летописцы были далеко небеспристрастны в своих «сказаниях»). Песни создавал сам народ, без заморской подсказки и без корысти. Во все времена народ пел своё, вкладывал в песню свою жизнь, свои чувства, надежды, горе и радость. Народная песня жила так, как жил и чувствовал её создатель — народ во всём своём многообразии. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Издавна казачья песня являлась объектом самого пристального внимания исследователей, этнографов, фольклористов, писателей, поэтов-песенников, драматургов, лингвистов. Это объясняется, прежде всего, особенностями и богатством песенного духа, ревностно хранимого в среде казаков. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и их культурных связей невозможно. Оригинальный казачий стиль хорового пения отличен даже от южнорусской песнопевческой практики, в том числе и по образцу гармонизации. Даже в обиходных церковных хоровых напевах издавна господствовала европейская гармония, европеизированный стиль которой долгое время сковывал народное музыкальное творчество. Западноевропейская школа хорового пения с искусственной метрической ритмикой, сковывала распев с несимметричным, свободным песенным ритмом. Казачьи распевы не укладываются в жёсткое «прокрустово ложе» гармонических рамок квадратных периодов мелодий. Свободолюбивому казаку и в песне более любо ладовое своеобразие несимметричного ритма свободных казачьих напевов. В фольклоре народ сохраняет, сам того не осознавая, останки древних традиций, восходящих к предыстории, он выполняет функцию “подсознательной коллективной” памяти, содержание которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то ещё. Кто хочет понять свой народ до глубины корней, должен пристально присмотреться и прислушаться к его истокам — к песням, сказкам, к пословицам, поговоркам, к отдельным словам (в которых неискоренимо присутствуют коды народа). За словом всегда стоит глубинный смысл, многогранное значение, за буквальным смыслом — тайный смысл истории, культуры, религии народов и наций. И песни, что пелись нашими предками, должны мы бережно хранить и преумножать[1]. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было много поэтов песенников. К настоящему времени уже немало издано поэтических антологий (антология от гр. anthologies, буквально — букет цветов), освещающих поэтическое творчество как Восточной, так и Западной ветвей русской эмиграции. Вышли также сборники песен и стихов казачьей лирики. Из 200 тысяч белых эмигрантов Восточной ветви Зарубежья было около 60 поэтов. «Мне известно, — писал В. Перелешин, — около шестидесяти имён поэтов, как пользовавшихся широким признанием в дальневосточных центрах русского рассеяния — Харбине, Шанхае, Тяньцзине и Пекине, так и малоизвестных и оставшихся вовсе незамеченными»[2]. На долю Западной ветви белых эмигрантов Зарубежья — Берлина, Парижа, Праги, Белграда, Варшавы, Риги, Равеля, Софии, проходилось примерно столько же — около 200 тысяч человек. Из этого числа Западной ветви белых эмигрантов было 88 поэтов (включённые в антологию Ю. Иваска «На Западе», 1953)[3]. Уместно здесь напомнить, что была определённая доля эмигрантов (хоть и не столь значительная, точное их число не установлено), поселившихся в Южной Америке: в Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае, на Филиппинах, в Австралии и США. (По данным В. Крейда и О. Бакич — среди них было примерно 20 наиболее видных литераторов) [4]. Что же в своде «Песен казачьего календаря» было такого, за что песни подлежали полному уничтожению, и должно было быть стёртым из памяти людей само упоминание о них. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество. Идеологи большевистской диктатуры во главе с Лениным и Троцким придавали слову «расказачивание» однозначный смысл — поголовное уничтожение (геноцид) казачества. Идеология мирового господства диктатуры пролетариата включала в себя разжигание гражданских и мировых войн, программирование искусственного голода, кризисов и терроризма. Россия была выбрана в качестве плацдарма для развития «Мировой революции и Мирового господства». Идеи большевизма о «процветающем рае социализма и коммунизма» являлись всего лишь прикрытием истинного замысла мирового сообщества диктаторов-авантюристов. Казачество на подобный лукавый большевистский диктаторский обман «коммунистического рая» не прельстилась, и за это его было решено физически истребить, стереть с лица земли; предать казачество полному забвению. Из памяти людей задумано было искоренить само слово «казак», и всё, что с ним было неразрывно связано: казачьи песни, танцы, традиции, фольклор. Большевистская диктатура не останавливалась ни перед чем, для достижения своих человеконенавистнических целей в стремлении к мировому господству. Так, ими были спланированы: геноцид цвета русской нации — казачества, истребление царской семьи вместе с их детьми, уничтожение интеллигенции и духовенства, развязывание гражданских войн, создание концентрационных лагерей по всему Северу России задолго до создания фашистских лагерей — Освенцима, Майданека, Бухенвальда и других известных «лагерей смерти». Была запущена адская машина истребления казачества во всех казачьих краях (Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Приморья и других 12 казачьих краёв). Чудовищная машина смерти работала многие годы после окончания гражданской войны, уже при советском режиме. Карательные акции были организованы сразу после Октябрьского переворота — силами «интернационалистов» (особенно латышей, мадьяр, китайцев, «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего населения казачьих областей.) Бронштейн–Троцкий писал: «Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаками, выселить в массовом порядке в другие области»[5]. Член Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд рапортовал в ЦК РКП (б): «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их массовое физическое истребление. Бесспорно принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически»[6]. Следует здесь особо отметить роль вождя революции, диктатора Ленина в массовом истреблении казачества. Ленин не только знал о происходящем геноциде казачества, но и лично участвовал в выработке человеконенавистнической политики большевистских властей по отношению к казакам. «Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу «поголовного истребления казаков»! Дзержинский писал Ленину 19 декабря 1919 г., указывая, что на тот момент в плену у большевиков содержалось около миллиона казаков. Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию на этом письме: «Расстрелять всех — до единого!»[7] О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека писал бежавший на Запад палач из НКВД Орлов А. (настоящее имя — Лейба Лазаревич Фельбин): «Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч — отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть»[8]. Читаем по другому источнику о том, как поступали с казачьими семьями: «Сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без воды, печей, уборных. По 70–100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху обтянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток. Кошмарный ужас творился в вагонах: холод, голод, плач детей и матерей, самоубийства, болезни и смерть. Оставшихся в живых людей выбросили в сибирской тайге и заставили строить бараки и землянки. Дети, женщины, старики без одежды и питания падали и умирали — как мухи. Утром можно было видеть целыми семьями повесившихся на деревьях людей»[9]. Железнодорожный служащий, видевший в начале 30-х годов эшелоны депортированных казаков, свидетельствует: «Много раз из проходящих вагонов выбрасывали свёртки. Мы знали, что в них. В них были детские трупы. Мы разворачивали их, доставали записки, очень схожие по содержанию: «Ради Бога, предайте земле раба Божьего… И мы хоронили вдоль железнодорожного полотна этих рабов Божьих — грудных и годовалых. А на их родине и на их крови вставали колхозы; в дом раскулаченных въезжали новые хозяева»[10]. Голод 1932–1933 годов был искусственно организован, чтобы окончательно сломить сопротивление крестьян при коллективизации в казачьих хлебных житницах страны. «Голод и недоедание дали в руки кровавой власти новое и страшное оружие для её политической борьбы с неугодными слоями населения. Казачье население Северного Кавказа обрекают на скорую и верную голодную смерть в тюрьмах, концентрационных лагерях, ссылках, во время долгих этапных путей. Так погибает лучшая часть крестьянства и казачества и глубже подрывается сельское хозяйство»[11]. «Район Беломорканала, берега Печоры, Игарки, Амура, Якутская тайга и тундра Крайнего Севера были усеяны костями казаков, гибнувших от тяжёлой работы, голода и цинги, от пуль и прикладов палачей-чекистов... Сегодня общее число истреблённых казаков по всей России насчитывается примерно около 10 миллионов человек. Об этом чудовищном геноциде казачества — ни слова не сказано в учебниках истории. Как это удавалось скрывать? Почему виновники этого геноцида не осуждены Международным трибуналом и не наказаны? Продолжением геноцида казаков 20-х — 30-х годов явилось их истребление после окончания Великой Отечественной войны, выданных Западными союзниками сталинскому режиму» [12]. Возрождение современного казачества не мыслимо без детального расследования причин геноцида казачества и поимённое осуждение всех участников этого изуверства. Весь мир должен знать имена организаторов и исполнителей геноцида казаков. Эти имена должны быть прописаны в учебниках Российской истории и озвучены на судебных процессах мирового трибунала по геноциду казачества. Казачество было ненавистно международным лидерам своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства» и «мировой революции». Идея тотального истребления казачества была задумана задолго до переворота в России в октябре 1917 года. Традиционная экономика казачества основана на морально-нравственных нормах и ценностях, на уникальной демократии, на свободном труде, при котором главным капиталом является земля-кормилица, реки, озёра, леса и поля — что составляет основу жизни человека. Законы казаков хранились в их вековых обычаях, традициях, в морально-нравственных нормах и ценностях. Сейчас заговорили о голодоморе на Дону, на Кубани, в Украине, но в учебниках об этом не говориться ни слова. Почему такое происходит при нынешней «демократической» власти в России? Сегодня зло, против которого боролись казаки — большевистская диктатура в России — низвергнута, но «демократы» не торопятся возвращать казакам экспроприированные у них большевиками земли. В чём причина такого парадоксального несоответствия?.. Сегодня на казачьих землях хозяйничают временщики. Банкиры скупили бывшие казачьи земли за бесценок и сдают их в аренду китайским и корейским предпринимателям, которые хищнически вырубают лесополосы для своего обогрева и проживания; приватизируются и скупаются за бесценок реки, озёра и пруды. Кому выгодна такая политика и замалчивание факта репрессий и геноцида казаков? Теперь принято считать поэтов белогвардейского рассеяния первой волны эмиграции 1920 года — затонувшей песенной Атлантидой. Действительно, несмотря на изданные многочисленные поэтические альманахи, сборники стихов, публикации в многочисленных зарубежных журналах, — многое из песенного творчества казачества утрачено безвозвратно. Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует особо отметить творчество казаков рассеяния: Алексей Ачаир — организовал в Харбине «Содружество работников литературы, науки и искусства». Сочинял песни, издавал сборники стихов. Руководил большим хором школьников. В 1945 году был арестован и депортирован в СССР. Умер в пересыльной Уссурийской тюрьме от сердечного приступа; Сергей Алымов — поэт-песенник, ставший кумиром Харбиновской молодёжи; Яков Аракин — писал песни, романсы, пьесы; по словам В. Перелешина, «Аракин умер от голода на крыльце чужого дома»[13]. Арсений Несмелов — поэт-песенник, его творчество вызывало интерес эмигрантских читателей в Европе и Америке. В августе 1945 года был арестован и отправлен в СССР. Умер в пересыльной тюрьме. (Русский эмигрантский Харбин подошёл к своему концу в августе 1945 года; пятнадцать тысяч харбинцев были насильственно увезены в СССР, в их числе были Арсений Несмелов и Алексей Ачаир. Василий Логинов умер в харбиновской больнице сразу после прихода советских войск. Тагда же умер на улице Яков Аракин, оказавшись без крыши над головой и без средств к существованию). Василий Обухов — поэт-песенник, после входа в Маньчжурию советских войск Обухов был арестован, увезён из Харбина в СССР. Сидел в советских лагерях. Умер от рака. «Каждое стихотворение Василия Обухова — отражение его трудной, мучительной жизни, в которой настоящей радостью было творчество» [14]. Валерий Перелешин — поэт-песенник, из Харбина переехал в Пекин, автор 12 поэтических сборников. Из европейского и латиноамериканского эмигрантского рассеяния следует особо отметить казаков песенников-поэтов: Сергей Бехтеев — предки С. Бехтеева владели хутором Галичья гора на высоком каменном берегу Дона. Поэт Сергей Бехтеев в ноябре 1920 года восходит с Креста на Крест. С борта парохода «Самара» стихотворением «Прости» он окончательно прощается с Родиной. Сергей Бехтеев особо отметил в своём творчестве мученический подвиг Святой Царской Семьи. Прожив в Сербии и во Франции 34 года, он оставил потомкам в качестве духовного завещания девять сборников своих стихов и песен, изданных за рубежом. В руках бывшего офицера Царской армии вместо шашки была кирка и лопата, а в горле комок слёз, и перед мысленным взором — картины утраченной России: маковки сельских церквушек да старый родительский дом. В 1927 году в Сербии появляется стихотворение, ставшее центральным в творчестве С. Бехтеева — «Грядущее»: Гляжу спокойно в даль веков, Без опасений и без страха — И зрю Россию без оков В державной шапке Мономаха. В 1933 году в Москве богоборцами большевиками был взорван Храм Христа Спасителя, а в 1933 году в Ницце Сергей Бехтеев обратился со стихотворением к «Внукам»: Пусть льётся смрадная река, Грозя культуре потопленьем, Я говорю через века С грядущим новым поколеньем, Оно оценит и поймёт, Порыв мой пламенный и смелый, И вслед за мною в бой пойдёт За наши старые уделы. Оно полюбит древний быт Святой страдальческой России, И снова храмы воскресит Для православной Литургии. Николай Туроверов — один из самых значительных русских поэтов ХХ века. Долгие годы его имя в СССР находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую горячо любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 из 73 лет жизни прожил во Франции и никогда не увидел родных его сердцу станиц. Поэтические строки Николая Туроверова отличаются напевностью, совершенством рифмы, точностью слов; строки его стихотворений буквально пронзают. Его стихотворения о коне, плывущем за кораблём с беженцами, среди которых находится его хозяин или стихи о матери не узнавшее своего сына после долгой разлуки — признаны классическими образцами в песенной поэзии русского зарубежья. Николай Туроверов был удивительным человеком, вдохновлявшим казаков рассеяния одним своим присутствием. Не случайно он стал организатором многочисленных русских зарубежных обществ. Николай Туроверов долгое время возглавлял Казачий Союз. Его творчество и сегодня, в непростое для России время, несёт заряд единения казачества. Творческую славу Николай Туроверов познал ещё при жизни, нередко в рецензиях его песенников и стихотворных сборников о нём писали, как о «Баяне казачества». Его стихи и песни переписывались от руки и сборники его произведений мгновенно все скупались с прилавков книжных магазинов. Приведём стихотворения Николая Туроверова, ставшие песнями: МАРТ Гони коня через овраги, За самый дальний буерак. Свищи, кричи в лихой отваге О том, что ты Донской казак!.. В степи туманы да бурьяны, Последний грязный талый снег, И рьяно правит ветер пьяный Коней казачьих резвый бег. ПЕРЕКОП Нас было мало, слишком мало. От вражьих толп темнела даль; Но твёрдым блеском засверкала Из ножен, вынутая сталь. Кто ныне жребий смертный вынет, Чей будет труп в снегу лежать? Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать! О милом крае, о родимом Звенела песня казака, И гнал, и рвал над белым Крымом Морозный ветер облака. Спеши, мой конь, долиной Качи, Свершай последний переход. Нет, не один из нас заплачет, Всходя на Крест — на пароход. Когда с прощальным поцелуем Освободим ремни подпруг, И, злым предчувствием волнуем, Заржёт печально верный друг. Казак, родимый край покинул... Невольно хочется рыдать... Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать... КАЗАК Ты такой ли, как и прежде, богомольный В чужедальней басурманской стороне? Так ли дышишь весело и вольно, Как дышал когда-то на войне? Не боишься голода и стужи, Дружишь с нищетою золотой, С каждым человеком дружишь, Оказавшимся поблизости с тобой. Отдаёшь последнюю рубаху, Крест нательный даришь бедняку, Не колеблясь, не жалея — смаху, Как и подобает казаку. Так ли ты пируешь до рассвета, И в любви такой же озорной, Ты казак и божеским заветом — Награждён ты лирой золотой. Николай Альникин (Борис Незлобин) — совершенно удивительные, юношеские рифмованные грёзы — песенные мотыльки о Родине, грустные казачьи песни о станицах воспел на чужбине, донской казак Николай Альникин. Свою книгу «Казачьи думы — песни о Родине» он подарил как «сувенир» для друзей и соратников, которые на чужбине не забыли Дона и его станиц, которые помнят грустные беженские лагеря и первые шаги в чужих краях. В своих стихах и песнях делится он своими воспоминаниями о берегах Дона и Кубани, о высотах Кавказских гор, о равнинах севера Таврии Крыма, о «сидении» в лагерях беженцев и проживании в закопченных бараках и землянках. ПЕСНЯ ПОКИНУТЫХ КАЗАЧЕК Ой, да ты подуй, подуй, ветер низовый; Ты надуй, надуй тучу грозную. Принеси на Дон с моря Чёрного Из чужих сторон дорогих гостей. Принеси ты их грозной тучею — Казаков лихих на степной простор. Забурлит волной тихий Дон седой, И в последний бой смело выступит. Сбросим цепи мы, цепи рабские, Сгинет царство тьмы нечестивое. Ты надуй скорей, ветер низовый. С голубых морей тучу грозную. * * * Далёко позади остались степи Дона, Родные хутора, станицы, курени... Все сердцу близкие: старушки, дети, жёны, — На произвол судьбы осталися одни. Мы уходили с тайною надеждой вскоре С победой возвратиться к милым очагам... Но и Кубань, и Дон мы отдали врагам, Чрез горы и леса мы добрались до моря. Восстали против нас и люди, и природа: Зелёные — навстречу, красные нам вслед; Налево — горы, лес, дожди и непогода, А справа море тысячи сулит нам бед... Со всех сторон нам гибель угрожает... Нам душно, как в тюрьме, в ущельях этих гор... Далёко тихий Дон и он теперь не знает, Какой выносит рок над нами приговор. Нам душно здесь, в горах, нам тяжко на чужбине... Душа на волю просится из этих гор; Истосковались по степям мы, по равнине, Где бесконечный вкруг тебя лежит простор... Все наши помыслы о Родине далёкой; Мечтаем мы во сне и наяву о ней; Страдает без нея душа в тоске глубокой. И грудь сжимается тоскливей и больней. МЫ НЕ ИЗМЕННИКИ РУСИ Мы не изменники Руси на нас клевещут: Мы в жертву Родине отдали, что могли; Любовью нежной к ней у нас сердца трепещут... Но вот уходим мы теперь на край земли... Чтоб пламенно любить её и там, родную, Свободу обретём, коль счастье не нашли... Её мы выстрадали здесь за Русь святую, Уходим, пожелайте нам счастливого пути... Оставшиеся братья также вскоре За нами двинутся по нашим же следам... Ведь мир велик, в безбрежном мировом просторе Найдется уголок пристанище всем нам!.. И всюду будем ждать заветного мгновенья, Когда потребует к себе Отчизна нас. На зов ея мы двинемся без замедленья... Счастливый путь! Прощайте, братья! В добрый час!.. КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН Загудели, зазвенели по церквам колокола, Беспрерывно льются трели, ночь прошла. Этот мощный, этот властный, но чужой, не русский звон, Мне напомнил край прекрасный — тихий Дон. Реют в воздухе, как птицы, звоны с раннего утра... Вспоминаются станицы, хутора. Вспоминаются другие звоны, там, в родной земле... Что-то с вами, дорогие, там — в Цимле?.. В этот праздник на чужбине, лишь одна смущает тень: Как-то встретили вы ныне этот день? Этой ночью, как бывало, вы стояли ль по церквам? Что сегодня подсказало сердце вам? С каждым годом в вашей жизни радость меньше и бледней... Боже, дай моей Отчизне светлых дней! Милость пусть войдёт Господня на родимую страну, — Пусть легко вздохнут сегодня на Дону!.. НЕНАГЛЯДНОЙ Расскажи, мой друг, хоть во сне ты мне, Как живёшь одна ты в родной стране? Дивной грёзою мне блесни сюда, Путеводная ты моя звезда. Ветерок чуть-чуть шелестит листву, — Не твою ли здесь слышу я молву? Облака вверху с яркой синевой Всё рисует мне образ милый твой. А года не ждут, — как стрела летят, — Счастья нашего, видно, не хотят... Всюду тьма царит непроглядная... Появись, приснись, ненаглядная!.. Александр Донсков — прославленный поэт-песенник. Картина второго казачьего Сполоха отразилась в общеказачьем гимне, написанном поэтом, полковником казачьих войск Александром Донсковым: Полыхают пожаром казачьи станицы, Ветер пепел несёт по родимым полям. Есть за что нам с кровавой коммуною биться, Есть, чем будет порадовать Родину нам... В Харбине (Китай) эмигрантам жилось легко и привольно. Выходцы из России вспоминают Харбин с благодарностью. Это было лучшее место из всей эмиграции. Русский язык там был официально признанным и преподавания велись на русском языке. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалось не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был русским университетским городом, в котором находилось землячества и общины, выходцев из российской империи — русских, поляков, латышей, грузин, армян, татар. С приходом в Маньчжурию Японцев в 1932 году, началось разорение русских и вытеснение их из Харбина. Даже плохо обеспеченные литераторы в Харбине чувствовали себя лучше, чем в русских диаспорах Европы: можно было кормиться журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Парижские судьбы казаков рассеяния суровее, чем в Харбине. Борис Бета, переехав из Харбина во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Но с другой стороны, русской литературной жизни казачьей эмиграции рассеяния Востока менее повезло, нежели Западной казачьей диаспоре, поскольку Восточная ветвь творческой эмиграции была представлена самой себе. Парижские дореволюционные писатели-эмигранты не желали замечать провинцию, не следили за Харбиновской и Шанхайской литературной жизнью. Но всё-таки Михаил Осоргин в журнале «Феникс» писал в разделе Последние новости: «На этот раз парижским “китам” придётся заметить китайских сородичей и поздравить их с начинанием»[15]. В 1937 году в Париже был основан «толстый» литературный журнал — «Русские записки». Целью нового издания было наведение мостов между столицей Зарубежья — Францией и дальневосточной эмиграцией. Широкому развитию творческих отношений русского Китая и Европы воспрепятствовала начавшаяся глобальная война 1939 года. После войны Европа лежала в руинах, казачья литература понесла невосполнимые потери в годы войны и в послевоенные годы, — писатели нередко находили пристанища в лагерях для перемещённых лиц. С Востока казачье рассеяние глядело на Запад с ожидаемым приятием и живым литературным интересом. Л. Ещин знакомил Харбин с Владимиром Маяковским. С. Алымов налаживал дружеские отношения с Игорем Северяниным. В. Перелешин называет Александра Блока своим учителем. Харбиновский популярный поэт Владимир Танин, бывший белый офицер из отряда Семёнова, издал свои избранные произведения «Грустные песенки», которые пел весь Харбин в кинотеатрах, в бараках; с прибытием в Шанхай Вертинского в 1935 году песни Танина приобрели новое звучание. В годы войны эмигрантская литература Балкан, Польши, Прибалтики, Франции — молчала. Закрылись газеты и журналы. Оставалось только два культурных центра эмиграции — США и Шанхая. Но Японская оккупация подошла близко к Шанхаю и разрушила экономику города. Началась полуголодная жизнь. В 1947 году с неизбежностью начался второй «китайский» исход русского рассеяния. Харбинско-Шанхайскому зарубежью суждено было пережить три исхода (из России, Харбина, Шанхая), два периода расселения (один — по Дальнему Востоку, другой — по всему миру). На долю казачьей эмиграции выпало по два-три, а то и по четыре эмиграции. Казаки уезжали в Южную Америку: в Бразилию, Аргентину, в Чили, Парагвай; уезжали русские шанхайцы на Филиппинские острова, в Австралию, США. О казаках-изгоях очень лаконично и чётко выразил своё видение в стихах Алексей Ачаир (признанный казачьей эмиграцией Иваном Калитой русской поэзии Китая): Мы живали в суровой Неметчине, Нам знаком и Алжир, и Сиам; Мы ходили по дикой Туретчине И по льдистым Небесным Горам. Нам близки и Памир, и Америка, И Багдад, и Лионский залив. Наш казак у восточного берега Упирался в Дежневский пролив. Легче птиц и оленей проворнее, Рассыпаясь по тысячам мест, Доходил до границ Калифорнии Одинокий казачий разъезд... И теперь, когда чёрные веянья Разметали в щепы корабли, — Снова двинулись в страны рассеянья Мы от милой чумазой земли... На плантациях, фермах, на фабриках, — Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, — В Аргентинах, Канадах и Африках Раздаётся казачая речь... ...В академиях, в школах, на улицах, — Вспоминая Кавказ и Сибирь, — Каждый Русский трепещет и хмурится, Развевая печальную быль... Не сломала судьба нас, не выгнула, Хоть пригнула до самой земли. И за то, что нас Родина выгнала, — Мы по свету её разнесли. Выводы: Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Песня сохраняет тот первозданный душевный лад людей, когда она зарождалась. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, песне и танце. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и без учёта их культурных связей невозможно. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было немало поэтов песенников. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество, должно было быть стёрто с лица земли. Казачество было ненавистно лидерам большевистской диктатуры своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства», «мировой революции» и современной «управляемой глобализацией». Из Харбино-Шанхайского и дальневосточного эмигрантского зарубежья следует, прежде всего, отметить творчество казаков поэтов-песенников: Алексея Ачаира, Сергея Алымова, Якова Аракина, Валерия Перелешина, Арсения Несмелова. Из европейского и латиноамериканского зарубежья наиболее выдающимися песенниками признаны казачьи поэты: Сергей Бехтеев, Николай Туроверов, Николай Альникин, Александр Донсков. В настоящее время происходит возрождение казачества Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока, одновременно наблюдается возрождение казачьих песен, танцев, фольклора. Восстанавливается утраченный свод песен «Песни казачьего календаря». Сигачев Александр Александрович — кандидат технических наук, старший научный сотрудник ЦНИИЧМ им. И. П. Бардина, член Союза писателей России (МГО СП РФ), гл. редактор журнала Фестиваля-конкурса «Юная Росса». Sigachev Aleksandr Aleksandrovich — Candidate of Science, senior staff scientist of the I. P. Bardin Central Scientific and Research Institute of Ferrous Metals, a member of the Union of Russian Writers, senior editor of the journal of the Festival-contest “Youthful Rossa”. E-mail: sigacheval(at)yandex.ru [1] См. подробнее: Сигачев А. Песни казачьего календаря // Проза.ру — национальный сервер современной прозы. URL: http://www.proza.ru/2008/12/10/662 [2] Перелешин В. Русские Дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 255. [3] Русская поэзия Китая. Антология // Сост. В. Крейд, О. Бакич. М.: Время, 2001. С. 16. [4] Там же. С. 37–38. [5] Правда. 1923. 23 сентября. [6] Родина. 1998. № 3. С. 77. [7] Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 91. [8] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 42. [9] Черкасов К. Ответ перед историей за одну попытку. Мельбурн, 1963. Т. 1. С. 58-59. [10] Северная Правда. 1989. № 10/12. [11] Фёдоров А. В. Голод — знамя России. Прага, 1933. № 6. С. 3–4. [12]. Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 89–90. [13] Перелешин В. Русские дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 261. [14] Резникова Н. В русском Харбине // Новый журнал. 1988. № 172-173. С. 393. [15] Осоргин М. Феникс // Последние новости. 1935. 10 октября.
Среди русских рек Дон не самая большая река, но, пожалуй, ни одна из них, за исключением Волги, не была столь прославлена в летописях, песнях, легендах и сказаниях, как Дон. Издавна нежно и ласково величали её казаки «Тихим Доном», «Доном-Батюшкой», «Дон-Ивановичем», «Доном-богатырём». Река Дон была колыбелью казачества, их духовной опорой, кормилицей и поилицей. Дону казаки поверяют свои сокровенные, сердечные думы, радость и горе. Песни казаков исполнены красоты, силы, благородства и подчёркнутого ритма. Искусство хорового пения принадлежит, как известно, к наиболее древним видам народного творчества, его истоки уходят вглубь веков. В традиции хорового пения казаков — преимущественно без музыкального сопровождения, ибо использование музыкального сопровождения снижает интонационную выразительность мелодии. Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Сила народной песни в отличие от других письменных памятников старины состоит в том, что песня не несёт в себе отпечатков иноземного влияния, в отличие, например, от летописей (как известно, многие летописцы были далеко небеспристрастны в своих «сказаниях»). Песни создавал сам народ, без заморской подсказки и без корысти. Во все времена народ пел своё, вкладывал в песню свою жизнь, свои чувства, надежды, горе и радость. Народная песня жила так, как жил и чувствовал её создатель — народ во всём своём многообразии. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Издавна казачья песня являлась объектом самого пристального внимания исследователей, этнографов, фольклористов, писателей, поэтов-песенников, драматургов, лингвистов. Это объясняется, прежде всего, особенностями и богатством песенного духа, ревностно хранимого в среде казаков. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и их культурных связей невозможно. Оригинальный казачий стиль хорового пения отличен даже от южнорусской песнопевческой практики, в том числе и по образцу гармонизации. Даже в обиходных церковных хоровых напевах издавна господствовала европейская гармония, европеизированный стиль которой долгое время сковывал народное музыкальное творчество. Западноевропейская школа хорового пения с искусственной метрической ритмикой, сковывала распев с несимметричным, свободным песенным ритмом. Казачьи распевы не укладываются в жёсткое «прокрустово ложе» гармонических рамок квадратных периодов мелодий. Свободолюбивому казаку и в песне более любо ладовое своеобразие несимметричного ритма свободных казачьих напевов. В фольклоре народ сохраняет, сам того не осознавая, останки древних традиций, восходящих к предыстории, он выполняет функцию “подсознательной коллективной” памяти, содержание которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то ещё. Кто хочет понять свой народ до глубины корней, должен пристально присмотреться и прислушаться к его истокам — к песням, сказкам, к пословицам, поговоркам, к отдельным словам (в которых неискоренимо присутствуют коды народа). За словом всегда стоит глубинный смысл, многогранное значение, за буквальным смыслом — тайный смысл истории, культуры, религии народов и наций. И песни, что пелись нашими предками, должны мы бережно хранить и преумножать[1]. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было много поэтов песенников. К настоящему времени уже немало издано поэтических антологий (антология от гр. anthologies, буквально — букет цветов), освещающих поэтическое творчество как Восточной, так и Западной ветвей русской эмиграции. Вышли также сборники песен и стихов казачьей лирики. Из 200 тысяч белых эмигрантов Восточной ветви Зарубежья было около 60 поэтов. «Мне известно, — писал В. Перелешин, — около шестидесяти имён поэтов, как пользовавшихся широким признанием в дальневосточных центрах русского рассеяния — Харбине, Шанхае, Тяньцзине и Пекине, так и малоизвестных и оставшихся вовсе незамеченными»[2]. На долю Западной ветви белых эмигрантов Зарубежья — Берлина, Парижа, Праги, Белграда, Варшавы, Риги, Равеля, Софии, проходилось примерно столько же — около 200 тысяч человек. Из этого числа Западной ветви белых эмигрантов было 88 поэтов (включённые в антологию Ю. Иваска «На Западе», 1953)[3]. Уместно здесь напомнить, что была определённая доля эмигрантов (хоть и не столь значительная, точное их число не установлено), поселившихся в Южной Америке: в Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае, на Филиппинах, в Австралии и США. (По данным В. Крейда и О. Бакич — среди них было примерно 20 наиболее видных литераторов) [4]. Что же в своде «Песен казачьего календаря» было такого, за что песни подлежали полному уничтожению, и должно было быть стёртым из памяти людей само упоминание о них. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество. Идеологи большевистской диктатуры во главе с Лениным и Троцким придавали слову «расказачивание» однозначный смысл — поголовное уничтожение (геноцид) казачества. Идеология мирового господства диктатуры пролетариата включала в себя разжигание гражданских и мировых войн, программирование искусственного голода, кризисов и терроризма. Россия была выбрана в качестве плацдарма для развития «Мировой революции и Мирового господства». Идеи большевизма о «процветающем рае социализма и коммунизма» являлись всего лишь прикрытием истинного замысла мирового сообщества диктаторов-авантюристов. Казачество на подобный лукавый большевистский диктаторский обман «коммунистического рая» не прельстилась, и за это его было решено физически истребить, стереть с лица земли; предать казачество полному забвению. Из памяти людей задумано было искоренить само слово «казак», и всё, что с ним было неразрывно связано: казачьи песни, танцы, традиции, фольклор. Большевистская диктатура не останавливалась ни перед чем, для достижения своих человеконенавистнических целей в стремлении к мировому господству. Так, ими были спланированы: геноцид цвета русской нации — казачества, истребление царской семьи вместе с их детьми, уничтожение интеллигенции и духовенства, развязывание гражданских войн, создание концентрационных лагерей по всему Северу России задолго до создания фашистских лагерей — Освенцима, Майданека, Бухенвальда и других известных «лагерей смерти». Была запущена адская машина истребления казачества во всех казачьих краях (Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Приморья и других 12 казачьих краёв). Чудовищная машина смерти работала многие годы после окончания гражданской войны, уже при советском режиме. Карательные акции были организованы сразу после Октябрьского переворота — силами «интернационалистов» (особенно латышей, мадьяр, китайцев, «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего населения казачьих областей.) Бронштейн–Троцкий писал: «Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаками, выселить в массовом порядке в другие области»[5]. Член Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд рапортовал в ЦК РКП (б): «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их массовое физическое истребление. Бесспорно принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически»[6]. Следует здесь особо отметить роль вождя революции, диктатора Ленина в массовом истреблении казачества. Ленин не только знал о происходящем геноциде казачества, но и лично участвовал в выработке человеконенавистнической политики большевистских властей по отношению к казакам. «Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу «поголовного истребления казаков»! Дзержинский писал Ленину 19 декабря 1919 г., указывая, что на тот момент в плену у большевиков содержалось около миллиона казаков. Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию на этом письме: «Расстрелять всех — до единого!»[7] О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека писал бежавший на Запад палач из НКВД Орлов А. (настоящее имя — Лейба Лазаревич Фельбин): «Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч — отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть»[8]. Читаем по другому источнику о том, как поступали с казачьими семьями: «Сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без воды, печей, уборных. По 70–100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху обтянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток. Кошмарный ужас творился в вагонах: холод, голод, плач детей и матерей, самоубийства, болезни и смерть. Оставшихся в живых людей выбросили в сибирской тайге и заставили строить бараки и землянки. Дети, женщины, старики без одежды и питания падали и умирали — как мухи. Утром можно было видеть целыми семьями повесившихся на деревьях людей»[9]. Железнодорожный служащий, видевший в начале 30-х годов эшелоны депортированных казаков, свидетельствует: «Много раз из проходящих вагонов выбрасывали свёртки. Мы знали, что в них. В них были детские трупы. Мы разворачивали их, доставали записки, очень схожие по содержанию: «Ради Бога, предайте земле раба Божьего… И мы хоронили вдоль железнодорожного полотна этих рабов Божьих — грудных и годовалых. А на их родине и на их крови вставали колхозы; в дом раскулаченных въезжали новые хозяева»[10]. Голод 1932–1933 годов был искусственно организован, чтобы окончательно сломить сопротивление крестьян при коллективизации в казачьих хлебных житницах страны. «Голод и недоедание дали в руки кровавой власти новое и страшное оружие для её политической борьбы с неугодными слоями населения. Казачье население Северного Кавказа обрекают на скорую и верную голодную смерть в тюрьмах, концентрационных лагерях, ссылках, во время долгих этапных путей. Так погибает лучшая часть крестьянства и казачества и глубже подрывается сельское хозяйство»[11]. «Район Беломорканала, берега Печоры, Игарки, Амура, Якутская тайга и тундра Крайнего Севера были усеяны костями казаков, гибнувших от тяжёлой работы, голода и цинги, от пуль и прикладов палачей-чекистов... Сегодня общее число истреблённых казаков по всей России насчитывается примерно около 10 миллионов человек. Об этом чудовищном геноциде казачества — ни слова не сказано в учебниках истории. Как это удавалось скрывать? Почему виновники этого геноцида не осуждены Международным трибуналом и не наказаны? Продолжением геноцида казаков 20-х — 30-х годов явилось их истребление после окончания Великой Отечественной войны, выданных Западными союзниками сталинскому режиму» [12]. Возрождение современного казачества не мыслимо без детального расследования причин геноцида казачества и поимённое осуждение всех участников этого изуверства. Весь мир должен знать имена организаторов и исполнителей геноцида казаков. Эти имена должны быть прописаны в учебниках Российской истории и озвучены на судебных процессах мирового трибунала по геноциду казачества. Казачество было ненавистно международным лидерам своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства» и «мировой революции». Идея тотального истребления казачества была задумана задолго до переворота в России в октябре 1917 года. Традиционная экономика казачества основана на морально-нравственных нормах и ценностях, на уникальной демократии, на свободном труде, при котором главным капиталом является земля-кормилица, реки, озёра, леса и поля — что составляет основу жизни человека. Законы казаков хранились в их вековых обычаях, традициях, в морально-нравственных нормах и ценностях. Сейчас заговорили о голодоморе на Дону, на Кубани, в Украине, но в учебниках об этом не говориться ни слова. Почему такое происходит при нынешней «демократической» власти в России? Сегодня зло, против которого боролись казаки — большевистская диктатура в России — низвергнута, но «демократы» не торопятся возвращать казакам экспроприированные у них большевиками земли. В чём причина такого парадоксального несоответствия?.. Сегодня на казачьих землях хозяйничают временщики. Банкиры скупили бывшие казачьи земли за бесценок и сдают их в аренду китайским и корейским предпринимателям, которые хищнически вырубают лесополосы для своего обогрева и проживания; приватизируются и скупаются за бесценок реки, озёра и пруды. Кому выгодна такая политика и замалчивание факта репрессий и геноцида казаков? Теперь принято считать поэтов белогвардейского рассеяния первой волны эмиграции 1920 года — затонувшей песенной Атлантидой. Действительно, несмотря на изданные многочисленные поэтические альманахи, сборники стихов, публикации в многочисленных зарубежных журналах, — многое из песенного творчества казачества утрачено безвозвратно. Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует особо отметить творчество казаков рассеяния: Алексей Ачаир — организовал в Харбине «Содружество работников литературы, науки и искусства». Сочинял песни, издавал сборники стихов. Руководил большим хором школьников. В 1945 году был арестован и депортирован в СССР. Умер в пересыльной Уссурийской тюрьме от сердечного приступа; Сергей Алымов — поэт-песенник, ставший кумиром Харбиновской молодёжи; Яков Аракин — писал песни, романсы, пьесы; по словам В. Перелешина, «Аракин умер от голода на крыльце чужого дома»[13]. Арсений Несмелов — поэт-песенник, его творчество вызывало интерес эмигрантских читателей в Европе и Америке. В августе 1945 года был арестован и отправлен в СССР. Умер в пересыльной тюрьме. (Русский эмигрантский Харбин подошёл к своему концу в августе 1945 года; пятнадцать тысяч харбинцев были насильственно увезены в СССР, в их числе были Арсений Несмелов и Алексей Ачаир. Василий Логинов умер в харбиновской больнице сразу после прихода советских войск. Тагда же умер на улице Яков Аракин, оказавшись без крыши над головой и без средств к существованию). Василий Обухов — поэт-песенник, после входа в Маньчжурию советских войск Обухов был арестован, увезён из Харбина в СССР. Сидел в советских лагерях. Умер от рака. «Каждое стихотворение Василия Обухова — отражение его трудной, мучительной жизни, в которой настоящей радостью было творчество» [14]. Валерий Перелешин — поэт-песенник, из Харбина переехал в Пекин, автор 12 поэтических сборников. Из европейского и латиноамериканского эмигрантского рассеяния следует особо отметить казаков песенников-поэтов: Сергей Бехтеев — предки С. Бехтеева владели хутором Галичья гора на высоком каменном берегу Дона. Поэт Сергей Бехтеев в ноябре 1920 года восходит с Креста на Крест. С борта парохода «Самара» стихотворением «Прости» он окончательно прощается с Родиной. Сергей Бехтеев особо отметил в своём творчестве мученический подвиг Святой Царской Семьи. Прожив в Сербии и во Франции 34 года, он оставил потомкам в качестве духовного завещания девять сборников своих стихов и песен, изданных за рубежом. В руках бывшего офицера Царской армии вместо шашки была кирка и лопата, а в горле комок слёз, и перед мысленным взором — картины утраченной России: маковки сельских церквушек да старый родительский дом. В 1927 году в Сербии появляется стихотворение, ставшее центральным в творчестве С. Бехтеева — «Грядущее»: Гляжу спокойно в даль веков, Без опасений и без страха — И зрю Россию без оков В державной шапке Мономаха. В 1933 году в Москве богоборцами большевиками был взорван Храм Христа Спасителя, а в 1933 году в Ницце Сергей Бехтеев обратился со стихотворением к «Внукам»: Пусть льётся смрадная река, Грозя культуре потопленьем, Я говорю через века С грядущим новым поколеньем, Оно оценит и поймёт, Порыв мой пламенный и смелый, И вслед за мною в бой пойдёт За наши старые уделы. Оно полюбит древний быт Святой страдальческой России, И снова храмы воскресит Для православной Литургии. Николай Туроверов — один из самых значительных русских поэтов ХХ века. Долгие годы его имя в СССР находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую горячо любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 из 73 лет жизни прожил во Франции и никогда не увидел родных его сердцу станиц. Поэтические строки Николая Туроверова отличаются напевностью, совершенством рифмы, точностью слов; строки его стихотворений буквально пронзают. Его стихотворения о коне, плывущем за кораблём с беженцами, среди которых находится его хозяин или стихи о матери не узнавшее своего сына после долгой разлуки — признаны классическими образцами в песенной поэзии русского зарубежья. Николай Туроверов был удивительным человеком, вдохновлявшим казаков рассеяния одним своим присутствием. Не случайно он стал организатором многочисленных русских зарубежных обществ. Николай Туроверов долгое время возглавлял Казачий Союз. Его творчество и сегодня, в непростое для России время, несёт заряд единения казачества. Творческую славу Николай Туроверов познал ещё при жизни, нередко в рецензиях его песенников и стихотворных сборников о нём писали, как о «Баяне казачества». Его стихи и песни переписывались от руки и сборники его произведений мгновенно все скупались с прилавков книжных магазинов. Приведём стихотворения Николая Туроверова, ставшие песнями: МАРТ Гони коня через овраги, За самый дальний буерак. Свищи, кричи в лихой отваге О том, что ты Донской казак!.. В степи туманы да бурьяны, Последний грязный талый снег, И рьяно правит ветер пьяный Коней казачьих резвый бег. ПЕРЕКОП Нас было мало, слишком мало. От вражьих толп темнела даль; Но твёрдым блеском засверкала Из ножен, вынутая сталь. Кто ныне жребий смертный вынет, Чей будет труп в снегу лежать? Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать! О милом крае, о родимом Звенела песня казака, И гнал, и рвал над белым Крымом Морозный ветер облака. Спеши, мой конь, долиной Качи, Свершай последний переход. Нет, не один из нас заплачет, Всходя на Крест — на пароход. Когда с прощальным поцелуем Освободим ремни подпруг, И, злым предчувствием волнуем, Заржёт печально верный друг. Казак, родимый край покинул... Невольно хочется рыдать... Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать... КАЗАК Ты такой ли, как и прежде, богомольный В чужедальней басурманской стороне? Так ли дышишь весело и вольно, Как дышал когда-то на войне? Не боишься голода и стужи, Дружишь с нищетою золотой, С каждым человеком дружишь, Оказавшимся поблизости с тобой. Отдаёшь последнюю рубаху, Крест нательный даришь бедняку, Не колеблясь, не жалея — смаху, Как и подобает казаку. Так ли ты пируешь до рассвета, И в любви такой же озорной, Ты казак и божеским заветом — Награждён ты лирой золотой. Николай Альникин (Борис Незлобин) — совершенно удивительные, юношеские рифмованные грёзы — песенные мотыльки о Родине, грустные казачьи песни о станицах воспел на чужбине, донской казак Николай Альникин. Свою книгу «Казачьи думы — песни о Родине» он подарил как «сувенир» для друзей и соратников, которые на чужбине не забыли Дона и его станиц, которые помнят грустные беженские лагеря и первые шаги в чужих краях. В своих стихах и песнях делится он своими воспоминаниями о берегах Дона и Кубани, о высотах Кавказских гор, о равнинах севера Таврии Крыма, о «сидении» в лагерях беженцев и проживании в закопченных бараках и землянках. ПЕСНЯ ПОКИНУТЫХ КАЗАЧЕК Ой, да ты подуй, подуй, ветер низовый; Ты надуй, надуй тучу грозную. Принеси на Дон с моря Чёрного Из чужих сторон дорогих гостей. Принеси ты их грозной тучею — Казаков лихих на степной простор. Забурлит волной тихий Дон седой, И в последний бой смело выступит. Сбросим цепи мы, цепи рабские, Сгинет царство тьмы нечестивое. Ты надуй скорей, ветер низовый. С голубых морей тучу грозную. * * * Далёко позади остались степи Дона, Родные хутора, станицы, курени... Все сердцу близкие: старушки, дети, жёны, — На произвол судьбы осталися одни. Мы уходили с тайною надеждой вскоре С победой возвратиться к милым очагам... Но и Кубань, и Дон мы отдали врагам, Чрез горы и леса мы добрались до моря. Восстали против нас и люди, и природа: Зелёные — навстречу, красные нам вслед; Налево — горы, лес, дожди и непогода, А справа море тысячи сулит нам бед... Со всех сторон нам гибель угрожает... Нам душно, как в тюрьме, в ущельях этих гор... Далёко тихий Дон и он теперь не знает, Какой выносит рок над нами приговор. Нам душно здесь, в горах, нам тяжко на чужбине... Душа на волю просится из этих гор; Истосковались по степям мы, по равнине, Где бесконечный вкруг тебя лежит простор... Все наши помыслы о Родине далёкой; Мечтаем мы во сне и наяву о ней; Страдает без нея душа в тоске глубокой. И грудь сжимается тоскливей и больней. МЫ НЕ ИЗМЕННИКИ РУСИ Мы не изменники Руси на нас клевещут: Мы в жертву Родине отдали, что могли; Любовью нежной к ней у нас сердца трепещут... Но вот уходим мы теперь на край земли... Чтоб пламенно любить её и там, родную, Свободу обретём, коль счастье не нашли... Её мы выстрадали здесь за Русь святую, Уходим, пожелайте нам счастливого пути... Оставшиеся братья также вскоре За нами двинутся по нашим же следам... Ведь мир велик, в безбрежном мировом просторе Найдется уголок пристанище всем нам!.. И всюду будем ждать заветного мгновенья, Когда потребует к себе Отчизна нас. На зов ея мы двинемся без замедленья... Счастливый путь! Прощайте, братья! В добрый час!.. КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН Загудели, зазвенели по церквам колокола, Беспрерывно льются трели, ночь прошла. Этот мощный, этот властный, но чужой, не русский звон, Мне напомнил край прекрасный — тихий Дон. Реют в воздухе, как птицы, звоны с раннего утра... Вспоминаются станицы, хутора. Вспоминаются другие звоны, там, в родной земле... Что-то с вами, дорогие, там — в Цимле?.. В этот праздник на чужбине, лишь одна смущает тень: Как-то встретили вы ныне этот день? Этой ночью, как бывало, вы стояли ль по церквам? Что сегодня подсказало сердце вам? С каждым годом в вашей жизни радость меньше и бледней... Боже, дай моей Отчизне светлых дней! Милость пусть войдёт Господня на родимую страну, — Пусть легко вздохнут сегодня на Дону!.. НЕНАГЛЯДНОЙ Расскажи, мой друг, хоть во сне ты мне, Как живёшь одна ты в родной стране? Дивной грёзою мне блесни сюда, Путеводная ты моя звезда. Ветерок чуть-чуть шелестит листву, — Не твою ли здесь слышу я молву? Облака вверху с яркой синевой Всё рисует мне образ милый твой. А года не ждут, — как стрела летят, — Счастья нашего, видно, не хотят... Всюду тьма царит непроглядная... Появись, приснись, ненаглядная!.. Александр Донсков — прославленный поэт-песенник. Картина второго казачьего Сполоха отразилась в общеказачьем гимне, написанном поэтом, полковником казачьих войск Александром Донсковым: Полыхают пожаром казачьи станицы, Ветер пепел несёт по родимым полям. Есть за что нам с кровавой коммуною биться, Есть, чем будет порадовать Родину нам... В Харбине (Китай) эмигрантам жилось легко и привольно. Выходцы из России вспоминают Харбин с благодарностью. Это было лучшее место из всей эмиграции. Русский язык там был официально признанным и преподавания велись на русском языке. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалось не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был русским университетским городом, в котором находилось землячества и общины, выходцев из российской империи — русских, поляков, латышей, грузин, армян, татар. С приходом в Маньчжурию Японцев в 1932 году, началось разорение русских и вытеснение их из Харбина. Даже плохо обеспеченные литераторы в Харбине чувствовали себя лучше, чем в русских диаспорах Европы: можно было кормиться журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Парижские судьбы казаков рассеяния суровее, чем в Харбине. Борис Бета, переехав из Харбина во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Но с другой стороны, русской литературной жизни казачьей эмиграции рассеяния Востока менее повезло, нежели Западной казачьей диаспоре, поскольку Восточная ветвь творческой эмиграции была представлена самой себе. Парижские дореволюционные писатели-эмигранты не желали замечать провинцию, не следили за Харбиновской и Шанхайской литературной жизнью. Но всё-таки Михаил Осоргин в журнале «Феникс» писал в разделе Последние новости: «На этот раз парижским “китам” придётся заметить китайских сородичей и поздравить их с начинанием»[15]. В 1937 году в Париже был основан «толстый» литературный журнал — «Русские записки». Целью нового издания было наведение мостов между столицей Зарубежья — Францией и дальневосточной эмиграцией. Широкому развитию творческих отношений русского Китая и Европы воспрепятствовала начавшаяся глобальная война 1939 года. После войны Европа лежала в руинах, казачья литература понесла невосполнимые потери в годы войны и в послевоенные годы, — писатели нередко находили пристанища в лагерях для перемещённых лиц. С Востока казачье рассеяние глядело на Запад с ожидаемым приятием и живым литературным интересом. Л. Ещин знакомил Харбин с Владимиром Маяковским. С. Алымов налаживал дружеские отношения с Игорем Северяниным. В. Перелешин называет Александра Блока своим учителем. Харбиновский популярный поэт Владимир Танин, бывший белый офицер из отряда Семёнова, издал свои избранные произведения «Грустные песенки», которые пел весь Харбин в кинотеатрах, в бараках; с прибытием в Шанхай Вертинского в 1935 году песни Танина приобрели новое звучание. В годы войны эмигрантская литература Балкан, Польши, Прибалтики, Франции — молчала. Закрылись газеты и журналы. Оставалось только два культурных центра эмиграции — США и Шанхая. Но Японская оккупация подошла близко к Шанхаю и разрушила экономику города. Началась полуголодная жизнь. В 1947 году с неизбежностью начался второй «китайский» исход русского рассеяния. Харбинско-Шанхайскому зарубежью суждено было пережить три исхода (из России, Харбина, Шанхая), два периода расселения (один — по Дальнему Востоку, другой — по всему миру). На долю казачьей эмиграции выпало по два-три, а то и по четыре эмиграции. Казаки уезжали в Южную Америку: в Бразилию, Аргентину, в Чили, Парагвай; уезжали русские шанхайцы на Филиппинские острова, в Австралию, США. О казаках-изгоях очень лаконично и чётко выразил своё видение в стихах Алексей Ачаир (признанный казачьей эмиграцией Иваном Калитой русской поэзии Китая): Мы живали в суровой Неметчине, Нам знаком и Алжир, и Сиам; Мы ходили по дикой Туретчине И по льдистым Небесным Горам. Нам близки и Памир, и Америка, И Багдад, и Лионский залив. Наш казак у восточного берега Упирался в Дежневский пролив. Легче птиц и оленей проворнее, Рассыпаясь по тысячам мест, Доходил до границ Калифорнии Одинокий казачий разъезд... И теперь, когда чёрные веянья Разметали в щепы корабли, — Снова двинулись в страны рассеянья Мы от милой чумазой земли... На плантациях, фермах, на фабриках, — Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, — В Аргентинах, Канадах и Африках Раздаётся казачая речь... ...В академиях, в школах, на улицах, — Вспоминая Кавказ и Сибирь, — Каждый Русский трепещет и хмурится, Развевая печальную быль... Не сломала судьба нас, не выгнула, Хоть пригнула до самой земли. И за то, что нас Родина выгнала, — Мы по свету её разнесли. Выводы: Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Песня сохраняет тот первозданный душевный лад людей, когда она зарождалась. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, песне и танце. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и без учёта их культурных связей невозможно. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было немало поэтов песенников. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество, должно было быть стёрто с лица земли. Казачество было ненавистно лидерам большевистской диктатуры своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства», «мировой революции» и современной «управляемой глобализацией». Из Харбино-Шанхайского и дальневосточного эмигрантского зарубежья следует, прежде всего, отметить творчество казаков поэтов-песенников: Алексея Ачаира, Сергея Алымова, Якова Аракина, Валерия Перелешина, Арсения Несмелова. Из европейского и латиноамериканского зарубежья наиболее выдающимися песенниками признаны казачьи поэты: Сергей Бехтеев, Николай Туроверов, Николай Альникин, Александр Донсков. В настоящее время происходит возрождение казачества Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока, одновременно наблюдается возрождение казачьих песен, танцев, фольклора. Восстанавливается утраченный свод песен «Песни казачьего календаря». Сигачев Александр Александрович — кандидат технических наук, старший научный сотрудник ЦНИИЧМ им. И. П. Бардина, член Союза писателей России (МГО СП РФ), гл. редактор журнала Фестиваля-конкурса «Юная Росса». Sigachev Aleksandr Aleksandrovich — Candidate of Science, senior staff scientist of the I. P. Bardin Central Scientific and Research Institute of Ferrous Metals, a member of the Union of Russian Writers, senior editor of the journal of the Festival-contest “Youthful Rossa”. E-mail: sigacheval(at)yandex.ru [1] См. подробнее: Сигачев А. Песни казачьего календаря // Проза.ру — национальный сервер современной прозы. URL: http://www.proza.ru/2008/12/10/662 [2] Перелешин В. Русские Дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 255. [3] Русская поэзия Китая. Антология // Сост. В. Крейд, О. Бакич. М.: Время, 2001. С. 16. [4] Там же. С. 37–38. [5] Правда. 1923. 23 сентября. [6] Родина. 1998. № 3. С. 77. [7] Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 91. [8] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 42. [9] Черкасов К. Ответ перед историей за одну попытку. Мельбурн, 1963. Т. 1. С. 58-59. [10] Северная Правда. 1989. № 10/12. [11] Фёдоров А. В. Голод — знамя России. Прага, 1933. № 6. С. 3–4. [12]. Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 89–90. [13] Перелешин В. Русские дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 261. [14] Резникова Н. В русском Харбине // Новый журнал. 1988. № 172-173. С. 393. [15] Осоргин М. Феникс // Последние новости. 1935. 10 октября.
19.
Расказачивание. истребление казачьих песен.
(публикация автора на scipeople)
Расказачивание. истребление казачьих песен.
(публикация автора на scipeople)
А.А. Сигачёв
- Интернет-журнал "Казачий Круг" , 2011
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
Сигачев А. А. Расказачивание. Истребление казачьих песен УДК 784.4 Sigachev A. A. Oppression of Cossacks. Abolition of Cossack Songs Аннотация: В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры. Ключевые слова: казак, рассеяние, Дон, Кубань, Терек, Харбин, Шанхай, Пекин, Приморье, Алымов, Ачаир, Перелешин, Париж, Берлин, Польша, Бехтеев, Туроверов, Альникин. Abstract: In the article, the causes and consequences of Cossack dispersion are revealed. The best sons of Cossack free rein were torn away from their Motherland to exile and scattered all over the world — to the Russian emigration. In the Great Exodus of the Cossack emigration of the 1920 there were many poets-songwriters — the pick and proud of the Cossack song culture. The militant Bolshevism treated Cossack song the same way it was with the repressed Cossacks: the total extermination of song heritage of the Cossacks was prescribed, including the code “The Songs of the Cossack Calendar”. This article covers the all periods of the Cossack dispersion and the modern condition of the Cossack emigration. The achievements concerning the restoration of the code “The Songs of the Cossack Calendar”, which was completely lost during the years of the militant spiritual impoverishment of the Bolshevik dictatorship, are revealed. Keywords: Cossack, dispersion, Don, Kuban, Terek, Harbin, Shanghai, Peking, Beijing, the Russian Seaboard region, Alymov, Achair, Pereleshin, Paris, Berlin, Poland, Bekhteev, Turoverov, Al’nikin, Cossack songs, Cossack village, stanitsa. -------------------------------------------------------------------------------- Среди русских рек Дон не самая большая река, но, пожалуй, ни одна из них, за исключением Волги, не была столь прославлена в летописях, песнях, легендах и сказаниях, как Дон. Издавна нежно и ласково величали её казаки «Тихим Доном», «Доном-Батюшкой», «Дон-Ивановичем», «Доном-богатырём». Река Дон была колыбелью казачества, их духовной опорой, кормилицей и поилицей. Дону казаки поверяют свои сокровенные, сердечные думы, радость и горе. Песни казаков исполнены красоты, силы, благородства и подчёркнутого ритма. Искусство хорового пения принадлежит, как известно, к наиболее древним видам народного творчества, его истоки уходят вглубь веков. В традиции хорового пения казаков — преимущественно без музыкального сопровождения, ибо использование музыкального сопровождения снижает интонационную выразительность мелодии. Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Сила народной песни в отличие от других письменных памятников старины состоит в том, что песня не несёт в себе отпечатков иноземного влияния, в отличие, например, от летописей (как известно, многие летописцы были далеко небеспристрастны в своих «сказаниях»). Песни создавал сам народ, без заморской подсказки и без корысти. Во все времена народ пел своё, вкладывал в песню свою жизнь, свои чувства, надежды, горе и радость. Народная песня жила так, как жил и чувствовал её создатель — народ во всём своём многообразии. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Издавна казачья песня являлась объектом самого пристального внимания исследователей, этнографов, фольклористов, писателей, поэтов-песенников, драматургов, лингвистов. Это объясняется, прежде всего, особенностями и богатством песенного духа, ревностно хранимого в среде казаков. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и их культурных связей невозможно. Оригинальный казачий стиль хорового пения отличен даже от южнорусской песнопевческой практики, в том числе и по образцу гармонизации. Даже в обиходных церковных хоровых напевах издавна господствовала европейская гармония, европеизированный стиль которой долгое время сковывал народное музыкальное творчество. Западноевропейская школа хорового пения с искусственной метрической ритмикой, сковывала распев с несимметричным, свободным песенным ритмом. Казачьи распевы не укладываются в жёсткое «прокрустово ложе» гармонических рамок квадратных периодов мелодий. Свободолюбивому казаку и в песне более любо ладовое своеобразие несимметричного ритма свободных казачьих напевов. В фольклоре народ сохраняет, сам того не осознавая, останки древних традиций, восходящих к предыстории, он выполняет функцию “подсознательной коллективной” памяти, содержание которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то ещё. Кто хочет понять свой народ до глубины корней, должен пристально присмотреться и прислушаться к его истокам — к песням, сказкам, к пословицам, поговоркам, к отдельным словам (в которых неискоренимо присутствуют коды народа). За словом всегда стоит глубинный смысл, многогранное значение, за буквальным смыслом — тайный смысл истории, культуры, религии народов и наций. И песни, что пелись нашими предками, должны мы бережно хранить и преумножать[1]. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было много поэтов песенников. К настоящему времени уже немало издано поэтических антологий (антология от гр. anthologies, буквально — букет цветов), освещающих поэтическое творчество как Восточной, так и Западной ветвей русской эмиграции. Вышли также сборники песен и стихов казачьей лирики. Из 200 тысяч белых эмигрантов Восточной ветви Зарубежья было около 60 поэтов. «Мне известно, — писал В. Перелешин, — около шестидесяти имён поэтов, как пользовавшихся широким признанием в дальневосточных центрах русского рассеяния — Харбине, Шанхае, Тяньцзине и Пекине, так и малоизвестных и оставшихся вовсе незамеченными»[2]. На долю Западной ветви белых эмигрантов Зарубежья — Берлина, Парижа, Праги, Белграда, Варшавы, Риги, Равеля, Софии, проходилось примерно столько же — около 200 тысяч человек. Из этого числа Западной ветви белых эмигрантов было 88 поэтов (включённые в антологию Ю. Иваска «На Западе», 1953)[3]. Уместно здесь напомнить, что была определённая доля эмигрантов (хоть и не столь значительная, точное их число не установлено), поселившихся в Южной Америке: в Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае, на Филиппинах, в Австралии и США. (По данным В. Крейда и О. Бакич — среди них было примерно 20 наиболее видных литераторов) [4]. Что же в своде «Песен казачьего календаря» было такого, за что песни подлежали полному уничтожению, и должно было быть стёртым из памяти людей само упоминание о них. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество. Идеологи большевистской диктатуры во главе с Лениным и Троцким придавали слову «расказачивание» однозначный смысл — поголовное уничтожение (геноцид) казачества. Идеология мирового господства диктатуры пролетариата включала в себя разжигание гражданских и мировых войн, программирование искусственного голода, кризисов и терроризма. Россия была выбрана в качестве плацдарма для развития «Мировой революции и Мирового господства». Идеи большевизма о «процветающем рае социализма и коммунизма» являлись всего лишь прикрытием истинного замысла мирового сообщества диктаторов-авантюристов. Казачество на подобный лукавый большевистский диктаторский обман «коммунистического рая» не прельстилась, и за это его было решено физически истребить, стереть с лица земли; предать казачество полному забвению. Из памяти людей задумано было искоренить само слово «казак», и всё, что с ним было неразрывно связано: казачьи песни, танцы, традиции, фольклор. Большевистская диктатура не останавливалась ни перед чем, для достижения своих человеконенавистнических целей в стремлении к мировому господству. Так, ими были спланированы: геноцид цвета русской нации — казачества, истребление царской семьи вместе с их детьми, уничтожение интеллигенции и духовенства, развязывание гражданских войн, создание концентрационных лагерей по всему Северу России задолго до создания фашистских лагерей — Освенцима, Майданека, Бухенвальда и других известных «лагерей смерти». Была запущена адская машина истребления казачества во всех казачьих краях (Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Приморья и других 12 казачьих краёв). Чудовищная машина смерти работала многие годы после окончания гражданской войны, уже при советском режиме. Карательные акции были организованы сразу после Октябрьского переворота — силами «интернационалистов» (особенно латышей, мадьяр, китайцев, «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего населения казачьих областей.) Бронштейн–Троцкий писал: «Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаками, выселить в массовом порядке в другие области»[5]. Член Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд рапортовал в ЦК РКП (б): «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их массовое физическое истребление. Бесспорно принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически»[6]. Следует здесь особо отметить роль вождя революции, диктатора Ленина в массовом истреблении казачества. Ленин не только знал о происходящем геноциде казачества, но и лично участвовал в выработке человеконенавистнической политики большевистских властей по отношению к казакам. «Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу «поголовного истребления казаков»! Дзержинский писал Ленину 19 декабря 1919 г., указывая, что на тот момент в плену у большевиков содержалось около миллиона казаков. Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию на этом письме: «Расстрелять всех — до единого!»[7] О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека писал бежавший на Запад палач из НКВД Орлов А. (настоящее имя — Лейба Лазаревич Фельбин): «Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч — отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть»[8]. Читаем по другому источнику о том, как поступали с казачьими семьями: «Сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без воды, печей, уборных. По 70–100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху обтянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток. Кошмарный ужас творился в вагонах: холод, голод, плач детей и матерей, самоубийства, болезни и смерть. Оставшихся в живых людей выбросили в сибирской тайге и заставили строить бараки и землянки. Дети, женщины, старики без одежды и питания падали и умирали — как мухи. Утром можно было видеть целыми семьями повесившихся на деревьях людей»[9]. Железнодорожный служащий, видевший в начале 30-х годов эшелоны депортированных казаков, свидетельствует: «Много раз из проходящих вагонов выбрасывали свёртки. Мы знали, что в них. В них были детские трупы. Мы разворачивали их, доставали записки, очень схожие по содержанию: «Ради Бога, предайте земле раба Божьего… И мы хоронили вдоль железнодорожного полотна этих рабов Божьих — грудных и годовалых. А на их родине и на их крови вставали колхозы; в дом раскулаченных въезжали новые хозяева»[10]. Голод 1932–1933 годов был искусственно организован, чтобы окончательно сломить сопротивление крестьян при коллективизации в казачьих хлебных житницах страны. «Голод и недоедание дали в руки кровавой власти новое и страшное оружие для её политической борьбы с неугодными слоями населения. Казачье население Северного Кавказа обрекают на скорую и верную голодную смерть в тюрьмах, концентрационных лагерях, ссылках, во время долгих этапных путей. Так погибает лучшая часть крестьянства и казачества и глубже подрывается сельское хозяйство»[11]. «Район Беломорканала, берега Печоры, Игарки, Амура, Якутская тайга и тундра Крайнего Севера были усеяны костями казаков, гибнувших от тяжёлой работы, голода и цинги, от пуль и прикладов палачей-чекистов... Сегодня общее число истреблённых казаков по всей России насчитывается примерно около 10 миллионов человек. Об этом чудовищном геноциде казачества — ни слова не сказано в учебниках истории. Как это удавалось скрывать? Почему виновники этого геноцида не осуждены Международным трибуналом и не наказаны? Продолжением геноцида казаков 20-х — 30-х годов явилось их истребление после окончания Великой Отечественной войны, выданных Западными союзниками сталинскому режиму» [12]. Возрождение современного казачества не мыслимо без детального расследования причин геноцида казачества и поимённое осуждение всех участников этого изуверства. Весь мир должен знать имена организаторов и исполнителей геноцида казаков. Эти имена должны быть прописаны в учебниках Российской истории и озвучены на судебных процессах мирового трибунала по геноциду казачества. Казачество было ненавистно международным лидерам своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства» и «мировой революции». Идея тотального истребления казачества была задумана задолго до переворота в России в октябре 1917 года. Традиционная экономика казачества основана на морально-нравственных нормах и ценностях, на уникальной демократии, на свободном труде, при котором главным капиталом является земля-кормилица, реки, озёра, леса и поля — что составляет основу жизни человека. Законы казаков хранились в их вековых обычаях, традициях, в морально-нравственных нормах и ценностях. Сейчас заговорили о голодоморе на Дону, на Кубани, в Украине, но в учебниках об этом не говориться ни слова. Почему такое происходит при нынешней «демократической» власти в России? Сегодня зло, против которого боролись казаки — большевистская диктатура в России — низвергнута, но «демократы» не торопятся возвращать казакам экспроприированные у них большевиками земли. В чём причина такого парадоксального несоответствия?.. Сегодня на казачьих землях хозяйничают временщики. Банкиры скупили бывшие казачьи земли за бесценок и сдают их в аренду китайским и корейским предпринимателям, которые хищнически вырубают лесополосы для своего обогрева и проживания; приватизируются и скупаются за бесценок реки, озёра и пруды. Кому выгодна такая политика и замалчивание факта репрессий и геноцида казаков? Теперь принято считать поэтов белогвардейского рассеяния первой волны эмиграции 1920 года — затонувшей песенной Атлантидой. Действительно, несмотря на изданные многочисленные поэтические альманахи, сборники стихов, публикации в многочисленных зарубежных журналах, — многое из песенного творчества казачества утрачено безвозвратно. Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует особо отметить творчество казаков рассеяния: Алексей Ачаир — организовал в Харбине «Содружество работников литературы, науки и искусства». Сочинял песни, издавал сборники стихов. Руководил большим хором школьников. В 1945 году был арестован и депортирован в СССР. Умер в пересыльной Уссурийской тюрьме от сердечного приступа; Сергей Алымов — поэт-песенник, ставший кумиром Харбиновской молодёжи; Яков Аракин — писал песни, романсы, пьесы; по словам В. Перелешина, «Аракин умер от голода на крыльце чужого дома» [13]. Арсений Несмелов — поэт-песенник, его творчество вызывало интерес эмигрантских читателей в Европе и Америке. В августе 1945 года был арестован и отправлен в СССР. Умер в пересыльной тюрьме. (Русский эмигрантский Харбин подошёл к своему концу в августе 1945 года; пятнадцать тысяч харбинцев были насильственно увезены в СССР, в их числе были Арсений Несмелов и Алексей Ачаир. Василий Логинов умер в харбиновской больнице сразу после прихода советских войск. Тагда же умер на улице Яков Аракин, оказавшись без крыши над головой и без средств к существованию). Василий Обухов — поэт-песенник, после входа в Маньчжурию советских войск Обухов был арестован, увезён из Харбина в СССР. Сидел в советских лагерях. Умер от рака. «Каждое стихотворение Василия Обухова — отражение его трудной, мучительной жизни, в которой настоящей радостью было творчество»[14]. Валерий Перелешин — поэт-песенник, из Харбина переехал в Пекин, автор 12 поэтических сборников. Из европейского и латиноамериканского эмигрантского рассеяния следует особо отметить казаков песенников-поэтов: Сергей Бехтеев — предки С. Бехтеева владели хутором Галичья гора на высоком каменном берегу Дона. Поэт Сергей Бехтеев в ноябре 1920 года восходит с Креста на Крест. С борта парохода «Самара» стихотворением «Прости» он окончательно прощается с Родиной. Сергей Бехтеев особо отметил в своём творчестве мученический подвиг Святой Царской Семьи. Прожив в Сербии и во Франции 34 года, он оставил потомкам в качестве духовного завещания девять сборников своих стихов и песен, изданных за рубежом. В руках бывшего офицера Царской армии вместо шашки была кирка и лопата, а в горле комок слёз, и перед мысленным взором — картины утраченной России: маковки сельских церквушек да старый родительский дом. В 1927 году в Сербии появляется стихотворение, ставшее центральным в творчестве С. Бехтеева — «Грядущее»: Гляжу спокойно в даль веков, Без опасений и без страха — И зрю Россию без оков В державной шапке Мономаха. В 1933 году в Москве богоборцами большевиками был взорван Храм Христа Спасителя, а в 1933 году в Ницце Сергей Бехтеев обратился со стихотворением к «Внукам»: Пусть льётся смрадная река, Грозя культуре потопленьем, Я говорю через века С грядущим новым поколеньем, Оно оценит и поймёт, Порыв мой пламенный и смелый, И вслед за мною в бой пойдёт За наши старые уделы. Оно полюбит древний быт Святой страдальческой России, И снова храмы воскресит Для православной Литургии. Николай Туроверов — один из самых значительных русских поэтов ХХ века. Долгие годы его имя в СССР находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую горячо любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 из 73 лет жизни прожил во Франции и никогда не увидел родных его сердцу станиц. Поэтические строки Николая Туроверова отличаются напевностью, совершенством рифмы, точностью слов; строки его стихотворений буквально пронзают. Его стихотворения о коне, плывущем за кораблём с беженцами, среди которых находится его хозяин или стихи о матери не узнавшее своего сына после долгой разлуки — признаны классическими образцами в песенной поэзии русского зарубежья. Николай Туроверов был удивительным человеком, вдохновлявшим казаков рассеяния одним своим присутствием. Не случайно он стал организатором многочисленных русских зарубежных обществ. Николай Туроверов долгое время возглавлял Казачий Союз. Его творчество и сегодня, в непростое для России время, несёт заряд единения казачества. Творческую славу Николай Туроверов познал ещё при жизни, нередко в рецензиях его песенников и стихотворных сборников о нём писали, как о «Баяне казачества». Его стихи и песни переписывались от руки и сборники его произведений мгновенно все скупались с прилавков книжных магазинов. Приведём стихотворения Николая Туроверова, ставшие песнями: МАРТ Гони коня через овраги, За самый дальний буерак. Свищи, кричи в лихой отваге О том, что ты Донской казак!.. В степи туманы да бурьяны, Последний грязный талый снег, И рьяно правит ветер пьяный Коней казачьих резвый бег. ПЕРЕКОП Нас было мало, слишком мало. От вражьих толп темнела даль; Но твёрдым блеском засверкала Из ножен, вынутая сталь. Кто ныне жребий смертный вынет, Чей будет труп в снегу лежать? Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать! О милом крае, о родимом Звенела песня казака, И гнал, и рвал над белым Крымом Морозный ветер облака. Спеши, мой конь, долиной Качи, Свершай последний переход. Нет, не один из нас заплачет, Всходя на Крест — на пароход. Когда с прощальным поцелуем Освободим ремни подпруг, И, злым предчувствием волнуем, Заржёт печально верный друг. Казак, родимый край покинул... Невольно хочется рыдать... Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать... КАЗАК Ты такой ли, как и прежде, богомольный В чужедальней басурманской стороне? Так ли дышишь весело и вольно, Как дышал когда-то на войне? Не боишься голода и стужи, Дружишь с нищетою золотой, С каждым человеком дружишь, Оказавшимся поблизости с тобой. Отдаёшь последнюю рубаху, Крест нательный даришь бедняку, Не колеблясь, не жалея — смаху, Как и подобает казаку. Так ли ты пируешь до рассвета, И в любви такой же озорной, Ты казак и божеским заветом — Награждён ты лирой золотой. Николай Альникин (Борис Незлобин) — совершенно удивительные, юношеские рифмованные грёзы — песенные мотыльки о Родине, грустные казачьи песни о станицах воспел на чужбине, донской казак Николай Альникин. Свою книгу «Казачьи думы — песни о Родине» он подарил как «сувенир» для друзей и соратников, которые на чужбине не забыли Дона и его станиц, которые помнят грустные беженские лагеря и первые шаги в чужих краях. В своих стихах и песнях делится он своими воспоминаниями о берегах Дона и Кубани, о высотах Кавказских гор, о равнинах севера Таврии Крыма, о «сидении» в лагерях беженцев и проживании в закопченных бараках и землянках. ПЕСНЯ ПОКИНУТЫХ КАЗАЧЕК Ой, да ты подуй, подуй, ветер низовый; Ты надуй, надуй тучу грозную. Принеси на Дон с моря Чёрного Из чужих сторон дорогих гостей. Принеси ты их грозной тучею — Казаков лихих на степной простор. Забурлит волной тихий Дон седой, И в последний бой смело выступит. Сбросим цепи мы, цепи рабские, Сгинет царство тьмы нечестивое. Ты надуй скорей, ветер низовый. С голубых морей тучу грозную. * * * Далёко позади остались степи Дона, Родные хутора, станицы, курени... Все сердцу близкие: старушки, дети, жёны, — На произвол судьбы осталися одни. Мы уходили с тайною надеждой вскоре С победой возвратиться к милым очагам... Но и Кубань, и Дон мы отдали врагам, Чрез горы и леса мы добрались до моря. Восстали против нас и люди, и природа: Зелёные — навстречу, красные нам вслед; Налево — горы, лес, дожди и непогода, А справа море тысячи сулит нам бед... Со всех сторон нам гибель угрожает... Нам душно, как в тюрьме, в ущельях этих гор... Далёко тихий Дон и он теперь не знает, Какой выносит рок над нами приговор. Нам душно здесь, в горах, нам тяжко на чужбине... Душа на волю просится из этих гор; Истосковались по степям мы, по равнине, Где бесконечный вкруг тебя лежит простор... Все наши помыслы о Родине далёкой; Мечтаем мы во сне и наяву о ней; Страдает без нея душа в тоске глубокой. И грудь сжимается тоскливей и больней. МЫ НЕ ИЗМЕННИКИ РУСИ Мы не изменники Руси на нас клевещут: Мы в жертву Родине отдали, что могли; Любовью нежной к ней у нас сердца трепещут... Но вот уходим мы теперь на край земли... Чтоб пламенно любить её и там, родную, Свободу обретём, коль счастье не нашли... Её мы выстрадали здесь за Русь святую, Уходим, пожелайте нам счастливого пути... Оставшиеся братья также вскоре За нами двинутся по нашим же следам... Ведь мир велик, в безбрежном мировом просторе Найдется уголок пристанище всем нам!.. И всюду будем ждать заветного мгновенья, Когда потребует к себе Отчизна нас. На зов ея мы двинемся без замедленья... Счастливый путь! Прощайте, братья! В добрый час!.. КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН Загудели, зазвенели по церквам колокола, Беспрерывно льются трели, ночь прошла. Этот мощный, этот властный, но чужой, не русский звон, Мне напомнил край прекрасный — тихий Дон. Реют в воздухе, как птицы, звоны с раннего утра... Вспоминаются станицы, хутора. Вспоминаются другие звоны, там, в родной земле... Что-то с вами, дорогие, там — в Цимле?.. В этот праздник на чужбине, лишь одна смущает тень: Как-то встретили вы ныне этот день? Этой ночью, как бывало, вы стояли ль по церквам? Что сегодня подсказало сердце вам? С каждым годом в вашей жизни радость меньше и бледней... Боже, дай моей Отчизне светлых дней! Милость пусть войдёт Господня на родимую страну, — Пусть легко вздохнут сегодня на Дону!.. НЕНАГЛЯДНОЙ Расскажи, мой друг, хоть во сне ты мне, Как живёшь одна ты в родной стране? Дивной грёзою мне блесни сюда, Путеводная ты моя звезда. Ветерок чуть-чуть шелестит листву, — Не твою ли здесь слышу я молву? Облака вверху с яркой синевой Всё рисует мне образ милый твой. А года не ждут, — как стрела летят, — Счастья нашего, видно, не хотят... Всюду тьма царит непроглядная... Появись, приснись, ненаглядная!.. Александр Донсков — прославленный поэт-песенник. Картина второго казачьего Сполоха отразилась в общеказачьем гимне, написанном поэтом, полковником казачьих войск Александром Донсковым: Полыхают пожаром казачьи станицы, Ветер пепел несёт по родимым полям. Есть за что нам с кровавой коммуною биться, Есть, чем будет порадовать Родину нам... В Харбине (Китай) эмигрантам жилось легко и привольно. Выходцы из России вспоминают Харбин с благодарностью. Это было лучшее место из всей эмиграции. Русский язык там был официально признанным и преподавания велись на русском языке. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалось не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был русским университетским городом, в котором находилось землячества и общины, выходцев из российской империи — русских, поляков, латышей, грузин, армян, татар. С приходом в Маньчжурию Японцев в 1932 году, началось разорение русских и вытеснение их из Харбина. Даже плохо обеспеченные литераторы в Харбине чувствовали себя лучше, чем в русских диаспорах Европы: можно было кормиться журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Парижские судьбы казаков рассеяния суровее, чем в Харбине. Борис Бета, переехав из Харбина во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Но с другой стороны, русской литературной жизни казачьей эмиграции рассеяния Востока менее повезло, нежели Западной казачьей диаспоре, поскольку Восточная ветвь творческой эмиграции была представлена самой себе. Парижские дореволюционные писатели-эмигранты не желали замечать провинцию, не следили за Харбиновской и Шанхайской литературной жизнью. Но всё-таки Михаил Осоргин в журнале «Феникс» писал в разделе Последние новости: «На этот раз парижским “китам” придётся заметить китайских сородичей и поздравить их с начинанием»[15]. В 1937 году в Париже был основан «толстый» литературный журнал — «Русские записки». Целью нового издания было наведение мостов между столицей Зарубежья — Францией и дальневосточной эмиграцией. Широкому развитию творческих отношений русского Китая и Европы воспрепятствовала начавшаяся глобальная война 1939 года. После войны Европа лежала в руинах, казачья литература понесла невосполнимые потери в годы войны и в послевоенные годы, — писатели нередко находили пристанища в лагерях для перемещённых лиц. С Востока казачье рассеяние глядело на Запад с ожидаемым приятием и живым литературным интересом. Л. Ещин знакомил Харбин с Владимиром Маяковским. С. Алымов налаживал дружеские отношения с Игорем Северяниным. В. Перелешин называет Александра Блока своим учителем. Харбиновский популярный поэт Владимир Танин, бывший белый офицер из отряда Семёнова, издал свои избранные произведения «Грустные песенки», которые пел весь Харбин в кинотеатрах, в бараках; с прибытием в Шанхай Вертинского в 1935 году песни Танина приобрели новое звучание. В годы войны эмигрантская литература Балкан, Польши, Прибалтики, Франции — молчала. Закрылись газеты и журналы. Оставалось только два культурных центра эмиграции — США и Шанхая. Но Японская оккупация подошла близко к Шанхаю и разрушила экономику города. Началась полуголодная жизнь. В 1947 году с неизбежностью начался второй «китайский» исход русского рассеяния. Харбинско-Шанхайскому зарубежью суждено было пережить три исхода (из России, Харбина, Шанхая), два периода расселения (один — по Дальнему Востоку, другой — по всему миру). На долю казачьей эмиграции выпало по два-три, а то и по четыре эмиграции. Казаки уезжали в Южную Америку: в Бразилию, Аргентину, в Чили, Парагвай; уезжали русские шанхайцы на Филиппинские острова, в Австралию, США. О казаках-изгоях очень лаконично и чётко выразил своё видение в стихах Алексей Ачаир (признанный казачьей эмиграцией Иваном Калитой русской поэзии Китая): Мы живали в суровой Неметчине, Нам знаком и Алжир, и Сиам; Мы ходили по дикой Туретчине И по льдистым Небесным Горам. Нам близки и Памир, и Америка, И Багдад, и Лионский залив. Наш казак у восточного берега Упирался в Дежневский пролив. Легче птиц и оленей проворнее, Рассыпаясь по тысячам мест, Доходил до границ Калифорнии Одинокий казачий разъезд... И теперь, когда чёрные веянья Разметали в щепы корабли, — Снова двинулись в страны рассеянья Мы от милой чумазой земли... На плантациях, фермах, на фабриках, — Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, — В Аргентинах, Канадах и Африках Раздаётся казачая речь... ...В академиях, в школах, на улицах, — Вспоминая Кавказ и Сибирь, — Каждый Русский трепещет и хмурится, Развевая печальную быль... Не сломала судьба нас, не выгнула, Хоть пригнула до самой земли. И за то, что нас Родина выгнала, — Мы по свету её разнесли. Выводы: Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Песня сохраняет тот первозданный душевный лад людей, когда она зарождалась. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, песне и танце. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и без учёта их культурных связей невозможно. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было немало поэтов песенников. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество, должно было быть стёрто с лица земли. Казачество было ненавистно лидерам большевистской диктатуры своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства», «мировой революции» и современной «управляемой глобализацией». Из Харбино-Шанхайского и дальневосточного эмигрантского зарубежья следует, прежде всего, отметить творчество казаков поэтов-песенников: Алексея Ачаира, Сергея Алымова, Якова Аракина, Валерия Перелешина, Арсения Несмелова. Из европейского и латиноамериканского зарубежья наиболее выдающимися песенниками признаны казачьи поэты: Сергей Бехтеев, Николай Туроверов, Николай Альникин, Александр Донсков. В настоящее время происходит возрождение казачества Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока, одновременно наблюдается возрождение казачьих песен, танцев, фольклора. Восстанавливается утраченный свод песен «Песни казачьего календаря». -------------------------------------------------------------------------------- Сигачев Александр Александрович — кандидат технических наук, старший научный сотрудник ЦНИИЧМ им. И. П. Бардина, член Союза писателей России (МГО СП РФ), гл. редактор журнала Фестиваля-конкурса «Юная Росса». Sigachev Aleksandr Aleksandrovich — Candidate of Science, senior staff scientist of the I. P. Bardin Central Scientific and Research Institute of Ferrous Metals, a member of the Union of Russian Writers, senior editor of the journal of the Festival-contest “Youthful Rossa”. E-mail: sigacheval(at)yandex.ru -------------------------------------------------------------------------------- [1] См. подробнее: Сигачев А. Песни казачьего календаря // Проза.ру — национальный сервер современной прозы. URL: http://www.proza.ru/2008/12/10/662 [2] Перелешин В. Русские Дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 255. [3] Русская поэзия Китая. Антология // Сост. В. Крейд, О. Бакич. М.: Время, 2001. С. 16. [4] Там же. С. 37–38. [5] Правда. 1923. 23 сентября. [6] Родина. 1998. № 3. С. 77. [7] Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 91. [8] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 42. [9] Черкасов К. Ответ перед историей за одну попытку. Мельбурн, 1963. Т. 1. С. 58-59. [10] Северная Правда. 1989. № 10/12. [11] Фёдоров А. В. Голод — знамя России. Прага, 1933. № 6. С. 3–4. [12]. Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 89–90. [13] Перелешин В. Русские дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 261. [14] Резникова Н. В русском Харбине // Новый журнал. 1988. № 172-173. С. 393. [15] Осоргин М. Феникс // Последние новости. 1935. 10 октября.
Сигачев А. А. Расказачивание. Истребление казачьих песен УДК 784.4 Sigachev A. A. Oppression of Cossacks. Abolition of Cossack Songs Аннотация: В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры. Ключевые слова: казак, рассеяние, Дон, Кубань, Терек, Харбин, Шанхай, Пекин, Приморье, Алымов, Ачаир, Перелешин, Париж, Берлин, Польша, Бехтеев, Туроверов, Альникин. Abstract: In the article, the causes and consequences of Cossack dispersion are revealed. The best sons of Cossack free rein were torn away from their Motherland to exile and scattered all over the world — to the Russian emigration. In the Great Exodus of the Cossack emigration of the 1920 there were many poets-songwriters — the pick and proud of the Cossack song culture. The militant Bolshevism treated Cossack song the same way it was with the repressed Cossacks: the total extermination of song heritage of the Cossacks was prescribed, including the code “The Songs of the Cossack Calendar”. This article covers the all periods of the Cossack dispersion and the modern condition of the Cossack emigration. The achievements concerning the restoration of the code “The Songs of the Cossack Calendar”, which was completely lost during the years of the militant spiritual impoverishment of the Bolshevik dictatorship, are revealed. Keywords: Cossack, dispersion, Don, Kuban, Terek, Harbin, Shanghai, Peking, Beijing, the Russian Seaboard region, Alymov, Achair, Pereleshin, Paris, Berlin, Poland, Bekhteev, Turoverov, Al’nikin, Cossack songs, Cossack village, stanitsa. -------------------------------------------------------------------------------- Среди русских рек Дон не самая большая река, но, пожалуй, ни одна из них, за исключением Волги, не была столь прославлена в летописях, песнях, легендах и сказаниях, как Дон. Издавна нежно и ласково величали её казаки «Тихим Доном», «Доном-Батюшкой», «Дон-Ивановичем», «Доном-богатырём». Река Дон была колыбелью казачества, их духовной опорой, кормилицей и поилицей. Дону казаки поверяют свои сокровенные, сердечные думы, радость и горе. Песни казаков исполнены красоты, силы, благородства и подчёркнутого ритма. Искусство хорового пения принадлежит, как известно, к наиболее древним видам народного творчества, его истоки уходят вглубь веков. В традиции хорового пения казаков — преимущественно без музыкального сопровождения, ибо использование музыкального сопровождения снижает интонационную выразительность мелодии. Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Сила народной песни в отличие от других письменных памятников старины состоит в том, что песня не несёт в себе отпечатков иноземного влияния, в отличие, например, от летописей (как известно, многие летописцы были далеко небеспристрастны в своих «сказаниях»). Песни создавал сам народ, без заморской подсказки и без корысти. Во все времена народ пел своё, вкладывал в песню свою жизнь, свои чувства, надежды, горе и радость. Народная песня жила так, как жил и чувствовал её создатель — народ во всём своём многообразии. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Издавна казачья песня являлась объектом самого пристального внимания исследователей, этнографов, фольклористов, писателей, поэтов-песенников, драматургов, лингвистов. Это объясняется, прежде всего, особенностями и богатством песенного духа, ревностно хранимого в среде казаков. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и их культурных связей невозможно. Оригинальный казачий стиль хорового пения отличен даже от южнорусской песнопевческой практики, в том числе и по образцу гармонизации. Даже в обиходных церковных хоровых напевах издавна господствовала европейская гармония, европеизированный стиль которой долгое время сковывал народное музыкальное творчество. Западноевропейская школа хорового пения с искусственной метрической ритмикой, сковывала распев с несимметричным, свободным песенным ритмом. Казачьи распевы не укладываются в жёсткое «прокрустово ложе» гармонических рамок квадратных периодов мелодий. Свободолюбивому казаку и в песне более любо ладовое своеобразие несимметричного ритма свободных казачьих напевов. В фольклоре народ сохраняет, сам того не осознавая, останки древних традиций, восходящих к предыстории, он выполняет функцию “подсознательной коллективной” памяти, содержание которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то ещё. Кто хочет понять свой народ до глубины корней, должен пристально присмотреться и прислушаться к его истокам — к песням, сказкам, к пословицам, поговоркам, к отдельным словам (в которых неискоренимо присутствуют коды народа). За словом всегда стоит глубинный смысл, многогранное значение, за буквальным смыслом — тайный смысл истории, культуры, религии народов и наций. И песни, что пелись нашими предками, должны мы бережно хранить и преумножать[1]. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было много поэтов песенников. К настоящему времени уже немало издано поэтических антологий (антология от гр. anthologies, буквально — букет цветов), освещающих поэтическое творчество как Восточной, так и Западной ветвей русской эмиграции. Вышли также сборники песен и стихов казачьей лирики. Из 200 тысяч белых эмигрантов Восточной ветви Зарубежья было около 60 поэтов. «Мне известно, — писал В. Перелешин, — около шестидесяти имён поэтов, как пользовавшихся широким признанием в дальневосточных центрах русского рассеяния — Харбине, Шанхае, Тяньцзине и Пекине, так и малоизвестных и оставшихся вовсе незамеченными»[2]. На долю Западной ветви белых эмигрантов Зарубежья — Берлина, Парижа, Праги, Белграда, Варшавы, Риги, Равеля, Софии, проходилось примерно столько же — около 200 тысяч человек. Из этого числа Западной ветви белых эмигрантов было 88 поэтов (включённые в антологию Ю. Иваска «На Западе», 1953)[3]. Уместно здесь напомнить, что была определённая доля эмигрантов (хоть и не столь значительная, точное их число не установлено), поселившихся в Южной Америке: в Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае, на Филиппинах, в Австралии и США. (По данным В. Крейда и О. Бакич — среди них было примерно 20 наиболее видных литераторов) [4]. Что же в своде «Песен казачьего календаря» было такого, за что песни подлежали полному уничтожению, и должно было быть стёртым из памяти людей само упоминание о них. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество. Идеологи большевистской диктатуры во главе с Лениным и Троцким придавали слову «расказачивание» однозначный смысл — поголовное уничтожение (геноцид) казачества. Идеология мирового господства диктатуры пролетариата включала в себя разжигание гражданских и мировых войн, программирование искусственного голода, кризисов и терроризма. Россия была выбрана в качестве плацдарма для развития «Мировой революции и Мирового господства». Идеи большевизма о «процветающем рае социализма и коммунизма» являлись всего лишь прикрытием истинного замысла мирового сообщества диктаторов-авантюристов. Казачество на подобный лукавый большевистский диктаторский обман «коммунистического рая» не прельстилась, и за это его было решено физически истребить, стереть с лица земли; предать казачество полному забвению. Из памяти людей задумано было искоренить само слово «казак», и всё, что с ним было неразрывно связано: казачьи песни, танцы, традиции, фольклор. Большевистская диктатура не останавливалась ни перед чем, для достижения своих человеконенавистнических целей в стремлении к мировому господству. Так, ими были спланированы: геноцид цвета русской нации — казачества, истребление царской семьи вместе с их детьми, уничтожение интеллигенции и духовенства, развязывание гражданских войн, создание концентрационных лагерей по всему Северу России задолго до создания фашистских лагерей — Освенцима, Майданека, Бухенвальда и других известных «лагерей смерти». Была запущена адская машина истребления казачества во всех казачьих краях (Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Приморья и других 12 казачьих краёв). Чудовищная машина смерти работала многие годы после окончания гражданской войны, уже при советском режиме. Карательные акции были организованы сразу после Октябрьского переворота — силами «интернационалистов» (особенно латышей, мадьяр, китайцев, «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего населения казачьих областей.) Бронштейн–Троцкий писал: «Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаками, выселить в массовом порядке в другие области»[5]. Член Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд рапортовал в ЦК РКП (б): «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их массовое физическое истребление. Бесспорно принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически»[6]. Следует здесь особо отметить роль вождя революции, диктатора Ленина в массовом истреблении казачества. Ленин не только знал о происходящем геноциде казачества, но и лично участвовал в выработке человеконенавистнической политики большевистских властей по отношению к казакам. «Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу «поголовного истребления казаков»! Дзержинский писал Ленину 19 декабря 1919 г., указывая, что на тот момент в плену у большевиков содержалось около миллиона казаков. Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию на этом письме: «Расстрелять всех — до единого!»[7] О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека писал бежавший на Запад палач из НКВД Орлов А. (настоящее имя — Лейба Лазаревич Фельбин): «Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч — отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть»[8]. Читаем по другому источнику о том, как поступали с казачьими семьями: «Сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без воды, печей, уборных. По 70–100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху обтянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток. Кошмарный ужас творился в вагонах: холод, голод, плач детей и матерей, самоубийства, болезни и смерть. Оставшихся в живых людей выбросили в сибирской тайге и заставили строить бараки и землянки. Дети, женщины, старики без одежды и питания падали и умирали — как мухи. Утром можно было видеть целыми семьями повесившихся на деревьях людей»[9]. Железнодорожный служащий, видевший в начале 30-х годов эшелоны депортированных казаков, свидетельствует: «Много раз из проходящих вагонов выбрасывали свёртки. Мы знали, что в них. В них были детские трупы. Мы разворачивали их, доставали записки, очень схожие по содержанию: «Ради Бога, предайте земле раба Божьего… И мы хоронили вдоль железнодорожного полотна этих рабов Божьих — грудных и годовалых. А на их родине и на их крови вставали колхозы; в дом раскулаченных въезжали новые хозяева»[10]. Голод 1932–1933 годов был искусственно организован, чтобы окончательно сломить сопротивление крестьян при коллективизации в казачьих хлебных житницах страны. «Голод и недоедание дали в руки кровавой власти новое и страшное оружие для её политической борьбы с неугодными слоями населения. Казачье население Северного Кавказа обрекают на скорую и верную голодную смерть в тюрьмах, концентрационных лагерях, ссылках, во время долгих этапных путей. Так погибает лучшая часть крестьянства и казачества и глубже подрывается сельское хозяйство»[11]. «Район Беломорканала, берега Печоры, Игарки, Амура, Якутская тайга и тундра Крайнего Севера были усеяны костями казаков, гибнувших от тяжёлой работы, голода и цинги, от пуль и прикладов палачей-чекистов... Сегодня общее число истреблённых казаков по всей России насчитывается примерно около 10 миллионов человек. Об этом чудовищном геноциде казачества — ни слова не сказано в учебниках истории. Как это удавалось скрывать? Почему виновники этого геноцида не осуждены Международным трибуналом и не наказаны? Продолжением геноцида казаков 20-х — 30-х годов явилось их истребление после окончания Великой Отечественной войны, выданных Западными союзниками сталинскому режиму» [12]. Возрождение современного казачества не мыслимо без детального расследования причин геноцида казачества и поимённое осуждение всех участников этого изуверства. Весь мир должен знать имена организаторов и исполнителей геноцида казаков. Эти имена должны быть прописаны в учебниках Российской истории и озвучены на судебных процессах мирового трибунала по геноциду казачества. Казачество было ненавистно международным лидерам своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства» и «мировой революции». Идея тотального истребления казачества была задумана задолго до переворота в России в октябре 1917 года. Традиционная экономика казачества основана на морально-нравственных нормах и ценностях, на уникальной демократии, на свободном труде, при котором главным капиталом является земля-кормилица, реки, озёра, леса и поля — что составляет основу жизни человека. Законы казаков хранились в их вековых обычаях, традициях, в морально-нравственных нормах и ценностях. Сейчас заговорили о голодоморе на Дону, на Кубани, в Украине, но в учебниках об этом не говориться ни слова. Почему такое происходит при нынешней «демократической» власти в России? Сегодня зло, против которого боролись казаки — большевистская диктатура в России — низвергнута, но «демократы» не торопятся возвращать казакам экспроприированные у них большевиками земли. В чём причина такого парадоксального несоответствия?.. Сегодня на казачьих землях хозяйничают временщики. Банкиры скупили бывшие казачьи земли за бесценок и сдают их в аренду китайским и корейским предпринимателям, которые хищнически вырубают лесополосы для своего обогрева и проживания; приватизируются и скупаются за бесценок реки, озёра и пруды. Кому выгодна такая политика и замалчивание факта репрессий и геноцида казаков? Теперь принято считать поэтов белогвардейского рассеяния первой волны эмиграции 1920 года — затонувшей песенной Атлантидой. Действительно, несмотря на изданные многочисленные поэтические альманахи, сборники стихов, публикации в многочисленных зарубежных журналах, — многое из песенного творчества казачества утрачено безвозвратно. Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует особо отметить творчество казаков рассеяния: Алексей Ачаир — организовал в Харбине «Содружество работников литературы, науки и искусства». Сочинял песни, издавал сборники стихов. Руководил большим хором школьников. В 1945 году был арестован и депортирован в СССР. Умер в пересыльной Уссурийской тюрьме от сердечного приступа; Сергей Алымов — поэт-песенник, ставший кумиром Харбиновской молодёжи; Яков Аракин — писал песни, романсы, пьесы; по словам В. Перелешина, «Аракин умер от голода на крыльце чужого дома» [13]. Арсений Несмелов — поэт-песенник, его творчество вызывало интерес эмигрантских читателей в Европе и Америке. В августе 1945 года был арестован и отправлен в СССР. Умер в пересыльной тюрьме. (Русский эмигрантский Харбин подошёл к своему концу в августе 1945 года; пятнадцать тысяч харбинцев были насильственно увезены в СССР, в их числе были Арсений Несмелов и Алексей Ачаир. Василий Логинов умер в харбиновской больнице сразу после прихода советских войск. Тагда же умер на улице Яков Аракин, оказавшись без крыши над головой и без средств к существованию). Василий Обухов — поэт-песенник, после входа в Маньчжурию советских войск Обухов был арестован, увезён из Харбина в СССР. Сидел в советских лагерях. Умер от рака. «Каждое стихотворение Василия Обухова — отражение его трудной, мучительной жизни, в которой настоящей радостью было творчество»[14]. Валерий Перелешин — поэт-песенник, из Харбина переехал в Пекин, автор 12 поэтических сборников. Из европейского и латиноамериканского эмигрантского рассеяния следует особо отметить казаков песенников-поэтов: Сергей Бехтеев — предки С. Бехтеева владели хутором Галичья гора на высоком каменном берегу Дона. Поэт Сергей Бехтеев в ноябре 1920 года восходит с Креста на Крест. С борта парохода «Самара» стихотворением «Прости» он окончательно прощается с Родиной. Сергей Бехтеев особо отметил в своём творчестве мученический подвиг Святой Царской Семьи. Прожив в Сербии и во Франции 34 года, он оставил потомкам в качестве духовного завещания девять сборников своих стихов и песен, изданных за рубежом. В руках бывшего офицера Царской армии вместо шашки была кирка и лопата, а в горле комок слёз, и перед мысленным взором — картины утраченной России: маковки сельских церквушек да старый родительский дом. В 1927 году в Сербии появляется стихотворение, ставшее центральным в творчестве С. Бехтеева — «Грядущее»: Гляжу спокойно в даль веков, Без опасений и без страха — И зрю Россию без оков В державной шапке Мономаха. В 1933 году в Москве богоборцами большевиками был взорван Храм Христа Спасителя, а в 1933 году в Ницце Сергей Бехтеев обратился со стихотворением к «Внукам»: Пусть льётся смрадная река, Грозя культуре потопленьем, Я говорю через века С грядущим новым поколеньем, Оно оценит и поймёт, Порыв мой пламенный и смелый, И вслед за мною в бой пойдёт За наши старые уделы. Оно полюбит древний быт Святой страдальческой России, И снова храмы воскресит Для православной Литургии. Николай Туроверов — один из самых значительных русских поэтов ХХ века. Долгие годы его имя в СССР находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую горячо любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 из 73 лет жизни прожил во Франции и никогда не увидел родных его сердцу станиц. Поэтические строки Николая Туроверова отличаются напевностью, совершенством рифмы, точностью слов; строки его стихотворений буквально пронзают. Его стихотворения о коне, плывущем за кораблём с беженцами, среди которых находится его хозяин или стихи о матери не узнавшее своего сына после долгой разлуки — признаны классическими образцами в песенной поэзии русского зарубежья. Николай Туроверов был удивительным человеком, вдохновлявшим казаков рассеяния одним своим присутствием. Не случайно он стал организатором многочисленных русских зарубежных обществ. Николай Туроверов долгое время возглавлял Казачий Союз. Его творчество и сегодня, в непростое для России время, несёт заряд единения казачества. Творческую славу Николай Туроверов познал ещё при жизни, нередко в рецензиях его песенников и стихотворных сборников о нём писали, как о «Баяне казачества». Его стихи и песни переписывались от руки и сборники его произведений мгновенно все скупались с прилавков книжных магазинов. Приведём стихотворения Николая Туроверова, ставшие песнями: МАРТ Гони коня через овраги, За самый дальний буерак. Свищи, кричи в лихой отваге О том, что ты Донской казак!.. В степи туманы да бурьяны, Последний грязный талый снег, И рьяно правит ветер пьяный Коней казачьих резвый бег. ПЕРЕКОП Нас было мало, слишком мало. От вражьих толп темнела даль; Но твёрдым блеском засверкала Из ножен, вынутая сталь. Кто ныне жребий смертный вынет, Чей будет труп в снегу лежать? Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать! О милом крае, о родимом Звенела песня казака, И гнал, и рвал над белым Крымом Морозный ветер облака. Спеши, мой конь, долиной Качи, Свершай последний переход. Нет, не один из нас заплачет, Всходя на Крест — на пароход. Когда с прощальным поцелуем Освободим ремни подпруг, И, злым предчувствием волнуем, Заржёт печально верный друг. Казак, родимый край покинул... Невольно хочется рыдать... Молись, молись о дальнем сыне Перед святой иконой, мать... КАЗАК Ты такой ли, как и прежде, богомольный В чужедальней басурманской стороне? Так ли дышишь весело и вольно, Как дышал когда-то на войне? Не боишься голода и стужи, Дружишь с нищетою золотой, С каждым человеком дружишь, Оказавшимся поблизости с тобой. Отдаёшь последнюю рубаху, Крест нательный даришь бедняку, Не колеблясь, не жалея — смаху, Как и подобает казаку. Так ли ты пируешь до рассвета, И в любви такой же озорной, Ты казак и божеским заветом — Награждён ты лирой золотой. Николай Альникин (Борис Незлобин) — совершенно удивительные, юношеские рифмованные грёзы — песенные мотыльки о Родине, грустные казачьи песни о станицах воспел на чужбине, донской казак Николай Альникин. Свою книгу «Казачьи думы — песни о Родине» он подарил как «сувенир» для друзей и соратников, которые на чужбине не забыли Дона и его станиц, которые помнят грустные беженские лагеря и первые шаги в чужих краях. В своих стихах и песнях делится он своими воспоминаниями о берегах Дона и Кубани, о высотах Кавказских гор, о равнинах севера Таврии Крыма, о «сидении» в лагерях беженцев и проживании в закопченных бараках и землянках. ПЕСНЯ ПОКИНУТЫХ КАЗАЧЕК Ой, да ты подуй, подуй, ветер низовый; Ты надуй, надуй тучу грозную. Принеси на Дон с моря Чёрного Из чужих сторон дорогих гостей. Принеси ты их грозной тучею — Казаков лихих на степной простор. Забурлит волной тихий Дон седой, И в последний бой смело выступит. Сбросим цепи мы, цепи рабские, Сгинет царство тьмы нечестивое. Ты надуй скорей, ветер низовый. С голубых морей тучу грозную. * * * Далёко позади остались степи Дона, Родные хутора, станицы, курени... Все сердцу близкие: старушки, дети, жёны, — На произвол судьбы осталися одни. Мы уходили с тайною надеждой вскоре С победой возвратиться к милым очагам... Но и Кубань, и Дон мы отдали врагам, Чрез горы и леса мы добрались до моря. Восстали против нас и люди, и природа: Зелёные — навстречу, красные нам вслед; Налево — горы, лес, дожди и непогода, А справа море тысячи сулит нам бед... Со всех сторон нам гибель угрожает... Нам душно, как в тюрьме, в ущельях этих гор... Далёко тихий Дон и он теперь не знает, Какой выносит рок над нами приговор. Нам душно здесь, в горах, нам тяжко на чужбине... Душа на волю просится из этих гор; Истосковались по степям мы, по равнине, Где бесконечный вкруг тебя лежит простор... Все наши помыслы о Родине далёкой; Мечтаем мы во сне и наяву о ней; Страдает без нея душа в тоске глубокой. И грудь сжимается тоскливей и больней. МЫ НЕ ИЗМЕННИКИ РУСИ Мы не изменники Руси на нас клевещут: Мы в жертву Родине отдали, что могли; Любовью нежной к ней у нас сердца трепещут... Но вот уходим мы теперь на край земли... Чтоб пламенно любить её и там, родную, Свободу обретём, коль счастье не нашли... Её мы выстрадали здесь за Русь святую, Уходим, пожелайте нам счастливого пути... Оставшиеся братья также вскоре За нами двинутся по нашим же следам... Ведь мир велик, в безбрежном мировом просторе Найдется уголок пристанище всем нам!.. И всюду будем ждать заветного мгновенья, Когда потребует к себе Отчизна нас. На зов ея мы двинемся без замедленья... Счастливый путь! Прощайте, братья! В добрый час!.. КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН Загудели, зазвенели по церквам колокола, Беспрерывно льются трели, ночь прошла. Этот мощный, этот властный, но чужой, не русский звон, Мне напомнил край прекрасный — тихий Дон. Реют в воздухе, как птицы, звоны с раннего утра... Вспоминаются станицы, хутора. Вспоминаются другие звоны, там, в родной земле... Что-то с вами, дорогие, там — в Цимле?.. В этот праздник на чужбине, лишь одна смущает тень: Как-то встретили вы ныне этот день? Этой ночью, как бывало, вы стояли ль по церквам? Что сегодня подсказало сердце вам? С каждым годом в вашей жизни радость меньше и бледней... Боже, дай моей Отчизне светлых дней! Милость пусть войдёт Господня на родимую страну, — Пусть легко вздохнут сегодня на Дону!.. НЕНАГЛЯДНОЙ Расскажи, мой друг, хоть во сне ты мне, Как живёшь одна ты в родной стране? Дивной грёзою мне блесни сюда, Путеводная ты моя звезда. Ветерок чуть-чуть шелестит листву, — Не твою ли здесь слышу я молву? Облака вверху с яркой синевой Всё рисует мне образ милый твой. А года не ждут, — как стрела летят, — Счастья нашего, видно, не хотят... Всюду тьма царит непроглядная... Появись, приснись, ненаглядная!.. Александр Донсков — прославленный поэт-песенник. Картина второго казачьего Сполоха отразилась в общеказачьем гимне, написанном поэтом, полковником казачьих войск Александром Донсковым: Полыхают пожаром казачьи станицы, Ветер пепел несёт по родимым полям. Есть за что нам с кровавой коммуною биться, Есть, чем будет порадовать Родину нам... В Харбине (Китай) эмигрантам жилось легко и привольно. Выходцы из России вспоминают Харбин с благодарностью. Это было лучшее место из всей эмиграции. Русский язык там был официально признанным и преподавания велись на русском языке. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалось не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был русским университетским городом, в котором находилось землячества и общины, выходцев из российской империи — русских, поляков, латышей, грузин, армян, татар. С приходом в Маньчжурию Японцев в 1932 году, началось разорение русских и вытеснение их из Харбина. Даже плохо обеспеченные литераторы в Харбине чувствовали себя лучше, чем в русских диаспорах Европы: можно было кормиться журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Парижские судьбы казаков рассеяния суровее, чем в Харбине. Борис Бета, переехав из Харбина во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Но с другой стороны, русской литературной жизни казачьей эмиграции рассеяния Востока менее повезло, нежели Западной казачьей диаспоре, поскольку Восточная ветвь творческой эмиграции была представлена самой себе. Парижские дореволюционные писатели-эмигранты не желали замечать провинцию, не следили за Харбиновской и Шанхайской литературной жизнью. Но всё-таки Михаил Осоргин в журнале «Феникс» писал в разделе Последние новости: «На этот раз парижским “китам” придётся заметить китайских сородичей и поздравить их с начинанием»[15]. В 1937 году в Париже был основан «толстый» литературный журнал — «Русские записки». Целью нового издания было наведение мостов между столицей Зарубежья — Францией и дальневосточной эмиграцией. Широкому развитию творческих отношений русского Китая и Европы воспрепятствовала начавшаяся глобальная война 1939 года. После войны Европа лежала в руинах, казачья литература понесла невосполнимые потери в годы войны и в послевоенные годы, — писатели нередко находили пристанища в лагерях для перемещённых лиц. С Востока казачье рассеяние глядело на Запад с ожидаемым приятием и живым литературным интересом. Л. Ещин знакомил Харбин с Владимиром Маяковским. С. Алымов налаживал дружеские отношения с Игорем Северяниным. В. Перелешин называет Александра Блока своим учителем. Харбиновский популярный поэт Владимир Танин, бывший белый офицер из отряда Семёнова, издал свои избранные произведения «Грустные песенки», которые пел весь Харбин в кинотеатрах, в бараках; с прибытием в Шанхай Вертинского в 1935 году песни Танина приобрели новое звучание. В годы войны эмигрантская литература Балкан, Польши, Прибалтики, Франции — молчала. Закрылись газеты и журналы. Оставалось только два культурных центра эмиграции — США и Шанхая. Но Японская оккупация подошла близко к Шанхаю и разрушила экономику города. Началась полуголодная жизнь. В 1947 году с неизбежностью начался второй «китайский» исход русского рассеяния. Харбинско-Шанхайскому зарубежью суждено было пережить три исхода (из России, Харбина, Шанхая), два периода расселения (один — по Дальнему Востоку, другой — по всему миру). На долю казачьей эмиграции выпало по два-три, а то и по четыре эмиграции. Казаки уезжали в Южную Америку: в Бразилию, Аргентину, в Чили, Парагвай; уезжали русские шанхайцы на Филиппинские острова, в Австралию, США. О казаках-изгоях очень лаконично и чётко выразил своё видение в стихах Алексей Ачаир (признанный казачьей эмиграцией Иваном Калитой русской поэзии Китая): Мы живали в суровой Неметчине, Нам знаком и Алжир, и Сиам; Мы ходили по дикой Туретчине И по льдистым Небесным Горам. Нам близки и Памир, и Америка, И Багдад, и Лионский залив. Наш казак у восточного берега Упирался в Дежневский пролив. Легче птиц и оленей проворнее, Рассыпаясь по тысячам мест, Доходил до границ Калифорнии Одинокий казачий разъезд... И теперь, когда чёрные веянья Разметали в щепы корабли, — Снова двинулись в страны рассеянья Мы от милой чумазой земли... На плантациях, фермах, на фабриках, — Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, — В Аргентинах, Канадах и Африках Раздаётся казачая речь... ...В академиях, в школах, на улицах, — Вспоминая Кавказ и Сибирь, — Каждый Русский трепещет и хмурится, Развевая печальную быль... Не сломала судьба нас, не выгнула, Хоть пригнула до самой земли. И за то, что нас Родина выгнала, — Мы по свету её разнесли. Выводы: Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Песня сохраняет тот первозданный душевный лад людей, когда она зарождалась. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, песне и танце. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и без учёта их культурных связей невозможно. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было немало поэтов песенников. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество, должно было быть стёрто с лица земли. Казачество было ненавистно лидерам большевистской диктатуры своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства», «мировой революции» и современной «управляемой глобализацией». Из Харбино-Шанхайского и дальневосточного эмигрантского зарубежья следует, прежде всего, отметить творчество казаков поэтов-песенников: Алексея Ачаира, Сергея Алымова, Якова Аракина, Валерия Перелешина, Арсения Несмелова. Из европейского и латиноамериканского зарубежья наиболее выдающимися песенниками признаны казачьи поэты: Сергей Бехтеев, Николай Туроверов, Николай Альникин, Александр Донсков. В настоящее время происходит возрождение казачества Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока, одновременно наблюдается возрождение казачьих песен, танцев, фольклора. Восстанавливается утраченный свод песен «Песни казачьего календаря». -------------------------------------------------------------------------------- Сигачев Александр Александрович — кандидат технических наук, старший научный сотрудник ЦНИИЧМ им. И. П. Бардина, член Союза писателей России (МГО СП РФ), гл. редактор журнала Фестиваля-конкурса «Юная Росса». Sigachev Aleksandr Aleksandrovich — Candidate of Science, senior staff scientist of the I. P. Bardin Central Scientific and Research Institute of Ferrous Metals, a member of the Union of Russian Writers, senior editor of the journal of the Festival-contest “Youthful Rossa”. E-mail: sigacheval(at)yandex.ru -------------------------------------------------------------------------------- [1] См. подробнее: Сигачев А. Песни казачьего календаря // Проза.ру — национальный сервер современной прозы. URL: http://www.proza.ru/2008/12/10/662 [2] Перелешин В. Русские Дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 255. [3] Русская поэзия Китая. Антология // Сост. В. Крейд, О. Бакич. М.: Время, 2001. С. 16. [4] Там же. С. 37–38. [5] Правда. 1923. 23 сентября. [6] Родина. 1998. № 3. С. 77. [7] Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 91. [8] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 42. [9] Черкасов К. Ответ перед историей за одну попытку. Мельбурн, 1963. Т. 1. С. 58-59. [10] Северная Правда. 1989. № 10/12. [11] Фёдоров А. В. Голод — знамя России. Прага, 1933. № 6. С. 3–4. [12]. Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 89–90. [13] Перелешин В. Русские дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 261. [14] Резникова Н. В русском Харбине // Новый журнал. 1988. № 172-173. С. 393. [15] Осоргин М. Феникс // Последние новости. 1935. 10 октября.
20.
Эхо звезды полей
(публикация автора на scipeople)
Эхо звезды полей
(публикация автора на scipeople)
Сигачёв А.А.
- Стихи.ру , 2011
В последние периоды жизни Николая Рубцова его судьба пересеклась с «поэтессой» Людмилой Дербиной-Грановской, их духовно-поэтическое противостояние оказалось для него роковым, - он был зверски её убит. Весьма показательно, что после этого жестокого убийства взошедшей звезды русской поэзии Николая Рубцова, - в Германии была издана книга «Русская душа. Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции» (Frauen Literaturgeschichte. Texte und Materialien zur russischen Frauenliteratur, Band). Редактор-составитель Г.Г. Скворцова-Акбулатова. Издательство Verlag F.K. Goupfert – Wilhelmshorst, 1995).
В последние периоды жизни Николая Рубцова его судьба пересеклась с «поэтессой» Людмилой Дербиной-Грановской, их духовно-поэтическое противостояние оказалось для него роковым, - он был зверски её убит. Весьма показательно, что после этого жестокого убийства взошедшей звезды русской поэзии Николая Рубцова, - в Германии была издана книга «Русская душа. Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции» (Frauen Literaturgeschichte. Texte und Materialien zur russischen Frauenliteratur, Band). Редактор-составитель Г.Г. Скворцова-Акбулатова. Издательство Verlag F.K. Goupfert – Wilhelmshorst, 1995).
http://subscribe.ru/archive/help.lifeschool/200810/10024804.html/ К 75-летию со дня рождения Николая Рубцова (3.01.1936 г. – 19.01.1971 г.) Краткая биографическая справка. Николай Михайлович Рубцов родился 3 января 1936 года. Рано остался без родителей, воспитывался в детском доме. До службы в армии Николай окончил мореходное училище, работал моряком-кочегаром. Служил в армии матросом на эскадренном миноносце Северного морского флота. С 1959года начал заниматься литературным творчеством в литобъединениях – при флотской газете «На страже Заполярья» и в городском объединении «Нарвская застава». В 1962 году поступил в престижный московский литературный институт им. Горького. В 1967 году вышла его первая книжка стихов «Звезда полей», которая сразу же принесла ему известность. К 1969 году был принят в Союз писателей СССР. На стихи Николая Рубцова написано много прекрасных песен, которые стали поистине народными: «В горнице», «Журавли», «В минуты музыки», «Тихая моя Родина», «Звезда полей», «Зимняя песня», «Осенняя песня», и много других песен было создано стихийной народной песенной волной. Поэзия Николая Рубцова включена в школьные программы. РОССИЯ, РУСЬ! ХРАНИ СЕБЯ, ХРАНИ! В последние периоды жизни Николая Рубцова его судьба пересеклась с «поэтессой» Людмилой Дербиной-Грановской, их духовно-поэтическое противостояние оказалось для него роковым, - он был зверски её убит. Весьма показательно, что после этого жестокого убийства взошедшей звезды русской поэзии Николая Рубцова, - в Германии была издана книга «Русская душа. Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции» (Frauen Literaturgeschichte. Texte und Materialien zur russischen Frauenliteratur, Band). Редактор-составитель Г.Г. Скворцова-Акбулатова. Издательство Verlag F.K. Goupfert – Wilhelmshorst, 1995). В этой книге приведена автобиография Дербиной-Грановской, где, несмотря на все её старания выбелить себя, торчат улики, словно шило из мешка, - о её преднамеренном убийстве Николая Рубцова. «Я родилась в 1938 году в Ленинграде на Лермонтовском проспекте. Семья военнослужащего Дербина А.Н. занимала комнату во флигеле бывшей Николаевской школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где в своё время учился Михаил Юрьевич Лермонтов. Первые три года моей жизни прошли в играх под сенью памятника великому поэту». (Дербина-Грановская росла под сенью памятника самого М.Ю. Лермонтова, - будем это знать и опустим подробности описания ею своего детства, школьных и студенческих лет, начнём с её описания своего приезда в Вологду, - примечание автора.) «Меня всё время тянуло на Север, в родной лесистый край, и я осенью 1969 года переехала в Вологду. В то время там жили писатели и поэты, очень близкие мне по духу: Василий Белов, Николай Рубцов, Ольга Фокина. (Зададимся вопросом: почему Ольга Фокина, замечательная Вологодская поэтесса, не вошла в немецкий сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции? Поэтессу Ольгу Фокину, в отличие от Дербиной-Грановской, читают, знают и любят в России – примечание автора.) В Вологодском отделении Союза писателей России встретили меня хорошо. Особенно я сблизилась с поэтом Николаем Рубцовым. Возникло чувство. Но со временем, всё более стала проявляться трагическая окраска наших отношений – из-за пристрастия Рубцова к спиртному. (Свидетели на суде утверждали, что Дербина-Грановская сама была большая охотница до выпивки и с Николаем Рубцовым и без него – примечание автора.) Выпив, он становился агрессивным и непредсказуемым. (Для немецких читателей эта клевета на великого русского поэта Николая Рубцова, как бальзам для души, а для Дербиной-Грановской, нет ничего святого на свете – примечание автора.) Создалась ситуация: невозможно жить вместе и невозможно расстаться. Я ощущала себя в западне. (Сказочка о том, как Грановская, став хозяйкой в чужой квартире, оказалась в западне – примечание автора.) Катастрофа произошла внезапно ранним утром 19 января 1971 года, в само Крещение. В очередной схватке Рубцов погиб, а я неожиданно для самой себя стала преступницей. (Да нет, нет, госпожа Дербина-Грановская, как вы могли такое подумать про себя, у вас ведь «ангельская» душа - примечание автора.) В Северо-Западном издательстве готовилась к изданию моя вторая книжка – «Крушина». Всё рухнуло. (Ой, это просто невозможно читать без слёз! Подумаешь, велика печаль, что Дербина-Грановская зверски, преднамеренно убила там русского поэта Николая Рубцова? Тут ведь такое личное горе у неё: вторая книжка «Крушина» - рухнула. Это ведь не шутка! Только представляете себе, как стали убиваться, об этом, немецкие товарищи, когда прочитали, что её «Крушина» рухнула. Нет повести печальнее на свете - примечание автора.) Моя пятилетняя дочь стала расти сиротой при живых родителях. Моя жизнь и надежды были перечёркнуты. Я оказалась в тюрьме, вне всякой общественной жизни. (А что б вы хотели, госпожа Дербина-Грановская? Может быть за такое подлое, преднамеренное, коварное убийство великого русского поэта, вас следовало бы пожалеть, и отправить на отдых на Канарские острова, где вы дописали бы свою «Крушину»? Так вас надо понимать? – примечание автора.) Это продолжалось пять с половиной лет. (А почему такой малый срок заключения у Грановской? Почему не дали ей по заслугам пожизненного заключения? Вот вопрос, на который до сих пор нет ответа - примечание автора.) Но и потом дорога в редакции журналов и газет была закрыта ещё более пятнадцати лет. (Этот человек, лишён напрочь всего человеческого. Нет ни раскаяния о своём злодеянии в убийстве знаменитого на весь мир русского поэта-песенника, ни просто человеческого сострадания; у неё на уме одна лишь корысть - примечание автора.) Что случилось со мной и Николаем Рубцовым является для меня тайной судьбы, которую я не могу разгадать до сих пор. Почему именно из моих рук принял он свою крещенскую смерть? (В данной публикации внизу сноска «Я умру в крещенские морозы…» строка из стихотворения Николая Рубцова. – примечание автора.) Это ведомо только небу. (В России было уже не однажды, когда палачи кивают на строки поэта, а сами-де палачи, тут ни при чём – примечание автора.) «Крушина» вышла спустя 23 года в 1994 году (Вышла-таки «Крушина», будь она трижды неладна – примечание автора.) уже дополненная новыми стихами, которые я всё-таки не переставала писать. «Под камнепадом хулы, поношений важно было выстоять, не сломаться, не потерять себя. С Божьей помощью мне удалось». (Что бы ни сотворил озверевший человек, - всё у него - с Божьей помощью выходит. Дьявол является богом у Дербиной-Грановской - примечание автора.) Обратимся к стихам Дербиной-Грановской, в них, между прочим, содержится немало важных сведений о мотивах её злодеяния. Так в альманахе «Встреча» (1995) в её стихотворении читаем: Ты что-то рассказывал мне, Счастливый, шутил поминутно, Меж тем, как уже в западне Себя ощущала смутно. Я знала – ты любишь меня И силой возьмёшь мою душу, Что это и есть западня, И то, что её я разрушу! Но там, под осенней луной, При лёгком головокруженьи - Мятеж назревающий мой, Ещё не казался крушеньем. Лишь где-то в крещенские дни Запели прощальные хоры, И я у своей западни Смела все замки и запоры! Вот так мир поэта, его любовь была для неё западнёй, которую она давно наметила разрушить, и было делом времени смести все замки и запоры, чтобы остаться единоличной хозяйкой всего его мира - «западни». А вот ещё её стихотворенье: О, сколько надежд златотканых Развеялось в прах на ветру! Прости, моя светлая мама, Меня ты учила добру. В гордыне моей темнокровной, Родная, твоя ли вина? Надеялась – буду толковой, Прощаясь со мной у гумна. Зачем не окликнула, боже, О ты, прозорливая мать?! Ведь чуяло сердце – не гоже Из дому меня отпускать. С лесной необузданной силой, С мятежным напором в крови; Кому-то казалась я милой, И кто-то мне пел о любви. Как быстро кончалось знакомство, Когда в моих рысьих глазах Природное непокорство Внушало знакомому страх. С таким набором характерных черт Грановской (по её собственному признанию), от её «рысьих глаз», от её «лесной необузданной силы, с мятежным напором в крови», невольно знакомому человеку «внушает страх». Приведём ещё несколько коротких выдержек Дербиной-Грановской из различных её стихотворений: * * * «Есть жестокая в этом отрада: Весь душевный раздор и разор, - Обезболить струящимся ядом – Из цветочных дурманящих пор…» * * * «Но был безумец… Мною увлечённый, Он видел бездну, знал, что погублю…» * * * «Быть стоит проклятой, распятой, Прослыть исчадьем сатаны…» * * * «Всё исполнено вещего знака, Всё несёт в себе звёздную суть. Всей звериной тоской Зодиака И моя переполнилась грудь!..» * * * «Откуда ж знать такой солнцеголовой, Что это от меня передалось: В её уста мучительное слово, И в грудь – моя ликующая злость…» (Какое ужасное наследие передаёт Дербина-Грановская своей дочке: в уста – мучительное слово, и в грудь – ликующую злость - примечание автора.) Вот ещё строки поэтессы: Вся грузная, бояться буду драки, Я всё ж оскалю острые клыки, Когда за мной погонятся собаки. Мои волчата! Вам несдобровать. Но разве сдобровать дворовым сукам?! Я глотки их успею перервать, Пока меня по голове – обухом… Когда ж с башкой, раздробленной в огне, Лежать я буду, сотворя бесчинство, Ну, кто поймёт, что вот сейчас во мне Погублены любовь и материнство… Николай Рубцов понимал звериные инстинкты Грановской и говорил ей откровенно, что эти её стихи «не стихи, это патология». Пародируя её стихи, он написал в стихах от её имени «Люблю змею»: «Люблю змею, когда она, Вся, извиваясь и свисая, Ползёт, глазами завлекая… О Господи! Ведь я сама такая!» Николай Рубцов предчувствовал, что его ожидает, когда писал в «Философских стихах»: Когда-нибудь ужасной будет ночь, И мне навстречу злобно и обидно, Такой буран засвищет, что невмочь, Что станет свету белого не видно. Но я пойду! Я знаю наперёд, Что счастлив тат, хоть с ног его сбивают, Кто всё пройдёт, когда душа ведёт, И выше счастья в жизни не бывает! Чтоб снова силы чуждые дрожа, Все полегли и долго не очнулись, Чтоб в смертный час рассудок и душа, Как этот раз, друг другу улыбнулись… Рубцов без боязни ожидал схватки со злой враждебной силой. В своих стихах Николай Рубцов пророчествовал себе гибель в крещенские праздники, и Грановская представила это, как указание свыше для оправдания своего преступления. Она далеко зашла в своей роли прорицательницы и исполнительницы высших сил. Она писала в своём стихотворении: Волчица я. Ты понял слишком поздно, Какая надвигается гроза. В твои глаза в упор глядят не звёзды, А раскалённые мои глаза. Железной шерстью дыбится загривок, И нет сомненья ни в одном глазу. Как я свою соперницу игриво, Почуяв, загоню и загрызу. СУД ВОЛЧИЦЫ Что тут остаётся сказать о Дербиной-Грановской? Волчица, она и есть волчица. На столе Николая Рубцова после его гибели от рук Грановской было обнаружено, что он готовился писать ответ на эти волчьи её стихи. В последствии Н. Старичкова напишет: «Когда находилась у гроба Н.Рубцова, отодвинула с его шеи стебелёчки-листочки, кем-то положенные, чтобы не видно было следов преступления. То, что предстало глазу, было ужасным. Кожные покровы на шее были разорваны. Словно зверь терзал когтями. Надорвана мочка уха. Да, видимо, мёртвая хватка была. После такого нападения не останешься в живых…» По свидетельству писателя В.П. Астафьева , при осмотре тела Н. Рубцова в морге: «Горло Коли было исхватано – выступили уже синие следы от ногтей, тонкая шея поэта истерзана, даже под подбородком ссадины, одно ухо надорвано. Любительница волков, озверевши, крепко потешалась над мужиком…» Имеется и признание самой «поэтессы» по своим свежим следам убийства: «Была потасовка. Усмирить его хотела. Да схватила несколько раз за горло, но не руками и даже не рукой, а двумя пальцами… Попадалась мне под пальцы какая-то тоненькая жилка. Оказывается, это была сонная артерия. А я приняла её, по своему дремучему невежеству в медицине, за дыхательное горло. Горло его оставалось совершенно свободным, потому он и прокричал целых три фразы: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя! Люда, я тебя люблю!..» Позднее Дербина-Грановская напишет такие строки: «Но был безумец… Мною увлечённый, Он видел бездну, знал, что погублю, И всё ж шагнул светло и обречённо С последним словом: «Я тебя люблю!» Теперь представим себе на минуту: восьмидесяти килограммовая «поэтесса» зажала на полу Николая Рубцова, в котором было всего шестьдесят килограмм веса, держала его за горло двумя пальчиками, а он вместо того, чтобы отбиваться от волчицы, прокричал трижды, что любит её. Сочинить такую лживую легенду, это надо суметь. «Разве могли два моих пальца, - сообщает далее Дербина-Грановская, - два моих женских пальца, сдавить твёрдое ребристое горло? Нет, конечно! Никакой он не удавленник, и признаков таких нет. Остались поверхностные ссадины под подбородком от моих пальцев, и только. А я тогда с перепугу решила, что это я задушила его, пошла в милицию и всю вину взяла на себя». Но следственные показания свидетельствуют о другом: истерзанная шея поэта, надорванное ухо. Это что, тоже двумя только женскими пальчиками сделано? Из свидетельства Н. Старичковой «Не даёт покоя мысль, что из-за своей природной русской деликатности, поэты недооценили вероятности такого страшного исхода взаимоотношений Николая Рубцова с Дербиной-Грановской. А ведь было предчувствие беды от этой волчицы. Надо было раньше бить тревогу. Что-то тут не так! В убийстве Николая Рубцова остаётся тайна… Пишу, печатаю на машинке в редакцию газеты «За кадры», где работаю, свои размышления «Почему погиб поэт?» Делаю это в двух экземплярах: один – для Союза (пусть тоже знают!), другой – для следователя. Много лет спустя, когда поэт Виктор Коротаев работал с судебным архивом Рубцова и опубликовал книгу «Козырная дама», я спросила его, видел ли в «Деле» он мои показания в машинописи? Он ответил: «Нет. Ничего напечатанного на машинке я не видел». Как я понимаю, исчезло моё изложение и из Союза… Правду говорят, что рукописи не горят. Я нашла этот текст. И, не раздумывая, решила его опубликовать. Пусть через двадцать семь лет (это написано в 1998 году), документ прочтут люди» Привожу здесь материала Н. Старичковой в сокращении. «Почему погиб поэт? Сегодня две недели, как не стало среди нас Рубцова, а сердце по-прежнему не может смириться с такой утратой… По городу ходят слухи и разные и одинаковые. Разные, потому что по-разному описывают ход убийства. (И откуда только все знают!) Одинаковые - сходятся к одному: так ему и надо, значит, заслужил! Эти слухи тревожат меня. Тем более что распускают их женщины. Выходит, как говорят, на земле зло от женщин… А как же материнство? Откуда в женщине злость? Вина – эмансипация?! С этим я не могу согласиться. В ушах стоит то гул, то шум, то шёпот. Вижу разгневанные женские лица. У некоторых просто улыбочки: - Здоровая была бабища! Мужичёнко-то и не угодил. Быка бы ей надо… - Бедняжка, - говорят другие, - уж как он её довёл. От мужа из-за него уехала! Переманил ведь! Работу пришлось бросить. - Давить мужиков надо! (Это ещё одно восклицание.) Получки все пропивают… А мужчины молчат. Почему молчат мужчины? Не слышу ни слова в защиту поэта. Не знали? Не любили? Нет, конечно, знали и любили. Но молчат. Боятся женщин? Видимо боятся… Теперь я поняла, почему женщины оправдывают убийцу… Узкий, сытый, почти животный мирок убил в женщине душу. А чистая любовь опорочена и оплёвана… Да, судят по себе (как говорят, в меру своей испорченности)… Такой была и «волчица». Именно – «волчица». Так я назвала убийцу про себя с тех пор, как почувствовала в её стихах звериную натуру. И всё последующее время жила в предчувствии страшного конца. И он наступил. Наступила тишина, идёт следствие. Что-то будет? А будет, видится, скорей всего победа таких вот женщин, которые шепчутся по углам: - Пожалели бы её! Его-то не вернёшь. У неё ребёнок. Он всё равно шёл на закат. И опять: - Вызвал. Сам вызвал. С места сорвал бедную. Вот заслужил… Сорвал с места? Но ведь такого не было! Помню приезд Дербиной в Вологду летом 1969 года. Оказывается, она явилась в нашу писательскую организацию, чтобы узнать адрес поэта. И странно… (Видимо очаровала всех.) Ей дали его адрес. … В день приезда «поэтесса» пришла на квартиру Рубцова. В тот же день она поехала с ним на пароходе в двухдневную поездку на Тотьму. И это называется любовь? Л. Дербина-Грановская организовала 5 августа 1969 года вызов в Вологду, чтобы заведовать библиотекой. Вызов с обеспечением проживания можно было «пробить» только в городском руководстве. На деле Дербину-Грановскую интересовали не библиотечные дела, а обеспечение положительной рецензии на новый сборник её стихов «Крушина». И вот здесь нужен был уже признанный поэт-рецензент! Читаем далее материал Н. Старичковой. «Вот такая скучающая женщина в поисках развлечений появилась в Вологде, и её объект – поэт Рубцов. Один. Квартира. Имя. Возможно, и деньги. И поэт сражён. Разве устоишь перед такой выдающейся внешностью, ангельским голосом и, в то же время, энергией, подкреплённой вином? А дальше? Дальше говорят, - это «роковая Любовь». Возможно, дружки (я не говорю – друзья) в угоду поэту восторгались кипучим темпераментом и талантом женщины. Поэт не мог ударить женщину. Частые ссоры, видимо, были потому, что он не нашел того, что требовала его душа. На столе, на чистом листе бумаги, я прочитала строки, написанные рукой поэта: Горячий сок по жилам её хлещет. Чужой бы бабе я всю глотку переела… Почему же это не видели следователи? Или волнующая поэта мысль не имела к «Делу» никакого отношения? Когда он это написал? Не в эту ли страшную ночь? И вот ползут, ползут по городу слухи, задают друг другу вопросы: почему погиб поэт? - Да, потому, люди, - хотелось мне сказать, - что он любил всех нас, любил каждую травинку в поле, каждый листик на дереве, любил и женщин, и детей, любил Россию. Его большой любви хватало на весь мир, а мы не сумели спасти его одного». В 1971 году (6 апреля) состоялся суд над Грановской-Дербиной, который проходил в закрытом режиме, так уж повелось у нас в России, убьют поэта и потихоньку прячутся концы в воду. На суде присутствовал писатель В. Коротаев, и вот что он пишет, освещая судебный процесс : «Почти все писатели здесь: Белов, Романов, Астафьев… Но председатель суда говорит, что может допустить только одного, и то, если он командировку от газеты принесёт. Возможен журналист, а не писатель. Друзья это место уступают мне». Н. Старичкова, присутствовавшая на суде, свидетельствует : «…Но вот началось волнение, шум. Подъехал «чёрный ворон». Сквозь тесный строй столпившихся, конвой сопровождает подсудимую. Она шла, не опуская головы, самоуверенная, спокойная, даже с усмешкой на лице. В зал никого из коридора не пускают, объявляя заседание суда закрытым. Виктор Каратаев был единственным представителем от писателей. И то ему разрешили присутствовать, как журналисту без права выступать. Неужели нет никого, чтобы стать на сторону Рубцова и осудить преступление женщины-убийцы? Когда мне задали вопрос: «Мог ли Рубцов убить человека?» - я думала, что ослышалась: «Кого всё-таки судят – Рубцова или Дербину-Грановскую?» Смотрю на убийцу. Выглядит эффектно: рыжая, волосы собраны на затылке, высокая, сильная. Такой сильной женщине беречь бы поэта надо. Не хотела. Да и не любила она его. Только сама себя. Даже на суде буквально кричала, сверкая глазами: «Я поэтесса Дербина. Он принижал меня как поэтессу, заставлял готовить, убирать и не давал работать. Я поняла, что жизни у нас с ним не будет. Я набросилась не него. Я хорошо запомнила эту деталь: в его глазах был ужас, а волосы встали дыбом. Правда… (Тут она усмехнулась). И волос-то у него было немного. Только на висках. Я никогда не видела, чтобы волосы поднимались. Подумала: «Что это он? Испугался меня, что ли?» Я, наверное, страшная тогда была. Такой – он никогда меня не видел. Он кричал: «Я люблю тебя!» Вопрос: «Как же он мог кричать, если вы его душили?» - Уверяю Вас, он кричал в это время. Я, наверное, его ещё не очень сильно прижала. Потом смотрю: щека у него посинела. Я встала и отошла к балкону. Вопрос: «Почему он оказался вниз лицом?» - Он перевернулся. - Как же он мог перевернуться? - Не знаю, но я сама видела. Он прямо откинулся (Пожала плечами). Может это была агония. Весь рассказ продолжался с таким равнодушием, как будто речь шла не об убийстве. И тень погибшего не стояла рядом с ней. Если верить её словам, то она дала согласие жить с ним вместе из-за жалости. Пришла за вещами, а он уговорил её остаться… Тогда зачем убивать? Из-за того, что поняла: не буду вместе? Да она так и сказала на суде: «Я поняла, что мы не будем вместе и решила его уничтожить». Вот так прозвучало последнее слово убийцы и никакого раскаяния о содеянном. Она жалеет себя: «Я погубила себя, как поэтессу. Буду всегда помнить, что Рубцов погиб от моей руки. Произошла трагедия… Он любил только меня одну! Сказала с самодовольной улыбкой, сверкнув в мою сторону глазами. (Какая же это трагедия? – возмущаюсь я. – Это же умышленное убийство и притом зверское, и это чудовище, палач в юбке, живёт и будет жить дальше.) «Председатель суда обращается к подсудимой: «Есть ли вопросы к свидетелю?» - Есть! – она не встаёт, а вскакивает, обращаясь в мою сторону. Глаза её сверкают, она готова меня уничтожить меня даже взглядом. Сколько ненависти, злобы. А за что? За то, что говорю нежелательную для неё правду?.. Преступница довольна. Вот, мол, почему Рубцова защищает – она его любила. Выходит, что любить – преступление, а убить – в порядке вещей…» О судебном процессе В. Коротаев пишет : «Подсудимая сидит за барьером, под охраной серьёзного милиционера. Молодая ещё, пышноволосая, глаза по луковице, грудастая, бедрастая, а голос мягок, чист и глубок. Как у ангела. И всё-таки этот ангел совершил дьявольское дело – сгубил редчайший русский талант, лишил всех нас светлого друга, осиротил близких и родных. Да и всю нашу землю – тоже. И если мы не произносили пока вслух имя этого ангела-дьявола, то лишь из жалости к его родителям, дочери, из простого чувства сострадания, а, может быть, и излишней деликатности. А пока я смотрю на подсудимую, которая часто перебивает (а по существу направляет) свидетелей, и размышляю: до конца ли она понимает, что совершила? Глубоко ли мучает её содеянное? И потому, как она энергично защищается, вижу: нет, истинного раскаяния не произошло. Раскаявшийся человек не может быть столь настырен, рационален и логичен!.. Чтобы задушить мужчину, кроме силы, нужно время. Время, в течение которого можно одуматься, разжать пальцы, а после устыдиться своего бессовестного порыва, сорвать с вешалки пальто и выбежать на мороз, отпыхнуть, прийти в себя. Но ничего такого не было. Она до конца доделала своё чёрное дело, бросила в ванну валявшееся на полу грязное бельё, ополоснула руки, спокойно открыла дверь и пошла, сдаваться в милицию в пятом часу утра. Но странно – спокойно открыла дверь… Она же только что утверждала обратное, когда её спрашивали судьи, почему не ушла сразу, в самом начале разыгравшегося скандала? Она ответила, что хозяин запер дверь, и она не могла выйти. Но почему же не могла выйти сразу тогда, если сделала это запросто, когда он лежал бездыханный на полу? Она же не шарила в его карманах, не искала ключи. Значит, ключ был в дверях, с самого начала, и нужно было его просто повернуть… Показания соседа снизу, Алексея Ивановича на вопрос о причастности подсудимой к алкоголю. - Было. Зашёл к ним, он был трезвый. Она – косая. - Что вы, Алексей Иванович, - возмутилась из-за перегородки подсудимая. - А я скажу… Вы вот на кухне стояли с распущенными волосами, вот в таком стиле, - и Алексей Иванович, расставив ноги и слегка изогнулся в талии, изображая нетрезвую гостью Рубцова. «Она, видимо, не ожидала нового поворота дела и была порядком расстроена. Но это ещё не всё. На запросы следователя Меркурьева пришли характеристики на подсудимую, и опять-таки не всё розового цвета. Вот, например, из Подлесской сельской библиотеки, где она трудилась последнее время: «…к работе относится недобросовестно: в отчётах давала ложные показания по читателям и книговыдаче. Систематически не являлась на семинары, имела за это время выговора. В библиотеке всегда был беспорядок: кругом грязь, книги раскиданы. Из наглядной агитации в библиотеке ничего не было оформлено. На замечания инструктирующих лиц не реагировала. Заведующая отделом культуры Вологодского райисполкома Цветкова 12.02.71 г. Ясно, что для Дербиной-Грановской - работа в библиотеке была на втором плане. Главным делом было «проталкивание» публикаций стихов. «…Подсудимая обрела равновесие, речь её движется стройно, напористо. Ей теперь необходимо убедить суд, что она совершила преступление в порядке самозащиты. Расчёт подсудимой и адвоката на аффектацию – наивный расчёт. Предыдущие экспертизы подтвердили психическую полноценность обвиняемой. Значит, остаётся одно: умышленное убийство, за которое, как все понимают, дают на полную катушку… Таким образом, обвинение уже звучит так: «умышленное убийство без отягчающих обстоятельств»… И вот парадокс, - отсидев положенный срок (в качестве тюремного библиотекаря) Дербина-Грановская развивает бурную деятельность по своей реабилитации, активно выступает в печати и на своих творческих вечерах, выставляя себя жертвой тоталитаризма и трагической любви, представляя себя поэтессой, воспевающей свою женственность и всячески поливая грязью великого русского поэта Николая Рубцова. Переодеваясь из одежды убийцы в одеяния трагической любви и не мытьём, так катаньем, добиваясь своей популярности на этом чудовищном материале страшного убийства. И нашлись таки покровители, которые сразу же, после суда над Дербиной-Грановской написал письмо в правительство с просьбой о помиловании. Началась полоса выступлений «доброхотов» с попыткой из убийцы Николая Рубцова сделать невинную жертву «тоталитаризма», вдалбливание мысли в массы, что достойна всеобщего признания убийца, а не убитый русский поэт (всё равно, что более достоин Иуда, а не Христос). В то время имя Николая Рубцова всемерно замалчивалось, оно известно было узкому кругу людей, истинных ценителей русской народной поэзии. ПО СЛЕДАМ ВОЛЧИЦЫ Слава Николая Рубцова пробивалась к свету стихийно, самим народом, его песнями, и выросла значительно позднее. Почва для прославления Дербиной-Грановской искусственно всемерно сдабривалась ненавистниками русской национальной культуры, которым на Руси нет числа. Они с радостью воспринимают сплетни и слухи, раздувая их до фантастических размеров. Примеров тому немало и уже после Рубцова в убийствах русских поэтов - Игоря Талькова, Ивана Лысцова. Таким образом, Дербина-Грановская после физического убийства Николая Рубцова, совершает преступление на духовно уровне, - порочит светлую память знаменитого русского национального поэта, обвиняя его в алкоголизме. В истории России ещё не известны случаи, когда убийцы выступали в открытой печати с ложными обвинениями в адрес своих жертв, и находили бы друзей-единомышленников. Такого ещё не было. В чём тут дело? Объясняется просто: Дербина-Грановская является ярким представителем такого поведения, которое сегодня насильственно навязывается нашему многострадальному народу; в современной России восторжествовало всё самое гнусное, что только возможно в человеке - беспрецедентный эгоцентризм, хамство, садизм, грубость, насилие, убийство, цинизм, ложь, клевета… Следует сказать, что Грановская владела известным психологическим приёмом, публично на творческих вечерах приводила о себе отрицательные мнения литераторов, а в заключение - опровергала их. Этот же метод она мастерски использовала, критикуя мнения литераторов, которые считали, что она была подослана к Николаю Рубцову с коварной целью извести выдающегося русского национального поэта. Вот, к примеру, как воинственно поступала она с прекрасными стихами Николая Рубцова, переделывая их на сатанинский лад. В стихотворении Н. Рубцова «Тот город зелёный» есть такие строки: «Сорву я цветок маттиолы, И, вдруг, заволнуюсь всерьёз…» Грановская же описывает следующим образом: «Оживают полночные травы Под серебряным оком луны. Льётся дух забытья и отравы Из раскрытых цветов белины. Волчье лыко свежее сирени, Маттиолы ужасен дурман! Обещают белёсые тени Чьих-то чар колдовство и обман. Чисто сатанинские слышатся мотивы, в противовес чистым светлым мотивам песнопевца России Николая Рубцова. В целом «Сборник её стихов «Крушина» - это знаковый призыв антирусских, дьявольских сил с сатанинскими образами в русской поэзии. Интересен факт первой «засветки» Грановской на сцене Политехнического института в августе 1962 года, где выступали знаменитости Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина и другие. Как сообщает Грановская, она только что приехала из Воронежа и в тот же вечер «оказалась» в зале Политехнического музея и сидела рядом с Анастасией Вертинской. Случайное совпадение? Такие случайности исключены напрочь. Вопрос в том: Кто её пригласил туда? В те времена «оказаться» в этом зале в такой вечер было невозможно без специального приглашения. Она выскочила на сцену и несла всякую ерунду с чудовищными запинками, от которых зал смеётся, но ей и горя мало, она продолжает нести всякую чепуху, - для неё ведь главное - помелькать в кадрах, где мелькают Е. Евтушенко, А. Вознесенский и другие, как говорится, - все свои… То, что Грановская была нацелена кем-то на победу в конфликте с Николаем Рубцовым, по-видимому, обещавшей её прикрытие, в случае чего, не вызывает больше сомнений, она действовала по принципу: «Чем хуже, тем лучше». Ему подослали женщину-вампира. Интересную, лестную характеристику «поэтессы» высказал о Дербиной-Грановской Санкт-Петербургский профессор Александр Михайлов с учётом её вампиризма: «Нам известен, вероятно, целый легион женщин-вамп. Но, какая, по сути, литературщина этот их демонически-обольстительный вампиризм! Это всего лишь игра на сцене, в кино, всего лишь рекламный образ, романс или роковая песенка. Настоящую женщину-вамп я знаю только одну, ту, чьи стихи читают сейчас…» Вот такие люди процветают в наших нынешних литературных садах (садомах-гоморрах), им нет заботы о плодах от пропаганды вампиризма, их поднимают на пьедестал почёта. Друзья Николая Рубцова не раз замечали, как поэт внимательно приглядывался к своему новому собеседнику, который не оказывал должного внимания к окружающим, прямо говорил ему: «А может, ты кем подослан сюда?» Видимо не случайно, чувствовал, что кто-то неотступно идёт по его следу, какой-то невидимый «Чёрный человек». Небезынтересно узнать о судьбе квартиры Николая Рубцова после его страшно гибели. Новые жильцы въехали в неё сразу после суда на Дербеной-Грановской. По свидетельству хозяйки квартиры Валентины Шороховой - «Потолок был закопчён, в кухне, где стоял его стол, т.е. ближе к дверям кухни. В туалете была осквернена ванная, стены были гадостно выпачканы. В комнате, где стояла кровать, была стена загажена, очень страшная квартира была. Газовая плита была залита кофе и вся грязная. У меня муж нанимал женщину, чтобы та вымыла всё, только тогда я могла зайти в эту комнату…» Другими словами, квартира великого русского поэта была ритуально изгажена. Были варварски разбиты вещи Николая Рубцова, которыми он особенно дорожил: икона Николая-Чудотворца, его гармонь, пластинка Вертинского. Пропали письма из конвертов. На кухне было горка пепла, сжигались какие-то бумаги Николая Рубцова. Сатанинское загаживание жилища поэта, свидетельствует о той безумное степени злобы и ненависти Дербиной-Грановской, которую питала она к русскому национальному поэту в те роковые часы садистского убийства. Как теперь выясняется, за Николаем Рубцовым постоянно велась слежка и, как говорил Виктор Коротаев в Москве, незадолго до смерти поэта, что вокруг Рубцова был «заговор». Руками Дербиной-Грановской приводился в исполнение тайный смертный приговор русскому национальному поэту Николаю Рубцову, вынесенный ему силами зла, врагами России. Дербиной не удалось завербовать поэта Рубцова в свой поэтический лагерь. Поэзия Николая Рубцова пропитана была патриотизмом, любовью ко всему традиционно русскому, в то время как поэзия Дербиной-Грановской было прозападным, она находилась в другом идеологическом писательском лагере, представители которого обвиняли Николая Рубцова в русскости, навешивая ярлыки «русопятство, русского лапотника и т.п.» С. Вакомин (Сорокин) писал в своей статье, опубликованной в Петербурге в 1997 году о том, что с появлением Дербиной-Грановской в Вологде заметно меняется ритм жизни Николая Рубцова. «Неожиданная лавинная «нежность» и лёгкая уступчивость со стороны чужой женщины, повергают поэта, в самую что ни есть, безрассудную наивность. Вот из показаний Дербиной на суде: «Он один был близок мне, у меня здесь больше никого не было. Когда мы пошли с ним в загс, меня давило ощущение, что я ставлю свою жизнь на карту…» В действительности же, кто-то, несомненно, был, кто руководил ею и на данный момент по каким-то причинам в Вологде отсутствовали. Вначале Дербина-Грановская ставила целью уничтожения поэта психологически, прозрачными намёками на бесполезность бытия, провокационными скандалами, стихотворениями и прозой. Зомбирование Рубцова на самоубийство не оправдалось. Рубцова хотели довести до невменяемого состояния. Все, кто видели опубликованную записку Николая Рубцова (названную завещанием) обращали внимание, что она написана нетвёрдой рукой, явно, что он был в болезненном состоянии: «Похороните меня там, где Батюшков». Кто же довёл Рубцова до такого состояния, что он пишет такую записку в таком состоянии? Почему эта записка оказалась в руках некоего Ю. Рыболова, который в эту роковую ночь был у Рубцова и очень торопился, чтобы не опоздать на поезд? Николай Рубцов его не приглашал и не ждал, а Рыболов три ночи подряд приходил к Рубцову и Грановской, беседовал с ними до пяти часов утра, и она нового «случайного» знакомого называла ласково Юриком. По словам Дербиной, он шёл на пятый этаж, как Командор. В книге «Тайна гибели Николая Рубцова» читаем: «Дербина с Рубцовым зашли в квартиру и тут же раздался звонок. Это говорит не о случайности звонка. Значит, Ю. Рыболов ждал где-то на улице прихода хозяев». Когда Дербеной стало ясно, что инсценировать самоубийство и отрицать факт убийства ей не удастся, пришлось в срочном порядке заметать следы преступления, какие только возможно, и принять всю вину на себя (т.к. групповое убийство отягощает вину), и пошла добровольно сдаваться в милицию. Н. Старичкова обратила внимание на то, что Дербина-Грановская ушла «сдаваться» в милицию после убийства в валенках Рубцова. Почему не в своей, наверняка хорошей обуви? Причина, вероятно, в том, чтобы никто не слышал её шагов, что за ней или перед ней спускался по лестнице с пятого этажа из квартиры Рубцова, ещё и кто-то другой. Любопытно, что посмертная маска и прижизненный портрет Николая Рубцова оказались в руках Ю. Рыболова. Откуда и каким образом оказались у него эти предметы. Из сообщений Н. Старичковой узнаём, что Николай Рубцов стоял около своего дома под дождём, поникший, словно беспризорный. У него не было ключа, и он не мог попасть в свою квартиру. Значит, у кого-то был его ключ? Также Н. Старичкова сообщает о пропаже из квартиры Рубцова многих предметов и материалов его творчества. Было множество пустых конвертов, из которых были вынуты письма. Странно, что следствие не довело до конца опросы всех свидетелей в ночь убийства Рубцова, не было обеспечено участие писателей на суде. Почему всё это стало возможным? – вопрос не праздный. Как не старалась Грановская представить дело, как неумышленное убийство, но слишком явны были садистские следы издевательства над Рубцовым. После неполного отбывания своего тюремного срока Дербиной-Грановской начал раздаваться дружный хор о её литературной реабилитации, выставляя её затравленной мученицей. Как бы не так, - эта злонамеренная убийца русского национального поэта, отсидела неполный срок, и ей организовываются непрерывные платные творческие выступления по городам и весям России. Что там, какой-то русский
http://subscribe.ru/archive/help.lifeschool/200810/10024804.html/ К 75-летию со дня рождения Николая Рубцова (3.01.1936 г. – 19.01.1971 г.) Краткая биографическая справка. Николай Михайлович Рубцов родился 3 января 1936 года. Рано остался без родителей, воспитывался в детском доме. До службы в армии Николай окончил мореходное училище, работал моряком-кочегаром. Служил в армии матросом на эскадренном миноносце Северного морского флота. С 1959года начал заниматься литературным творчеством в литобъединениях – при флотской газете «На страже Заполярья» и в городском объединении «Нарвская застава». В 1962 году поступил в престижный московский литературный институт им. Горького. В 1967 году вышла его первая книжка стихов «Звезда полей», которая сразу же принесла ему известность. К 1969 году был принят в Союз писателей СССР. На стихи Николая Рубцова написано много прекрасных песен, которые стали поистине народными: «В горнице», «Журавли», «В минуты музыки», «Тихая моя Родина», «Звезда полей», «Зимняя песня», «Осенняя песня», и много других песен было создано стихийной народной песенной волной. Поэзия Николая Рубцова включена в школьные программы. РОССИЯ, РУСЬ! ХРАНИ СЕБЯ, ХРАНИ! В последние периоды жизни Николая Рубцова его судьба пересеклась с «поэтессой» Людмилой Дербиной-Грановской, их духовно-поэтическое противостояние оказалось для него роковым, - он был зверски её убит. Весьма показательно, что после этого жестокого убийства взошедшей звезды русской поэзии Николая Рубцова, - в Германии была издана книга «Русская душа. Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции» (Frauen Literaturgeschichte. Texte und Materialien zur russischen Frauenliteratur, Band). Редактор-составитель Г.Г. Скворцова-Акбулатова. Издательство Verlag F.K. Goupfert – Wilhelmshorst, 1995). В этой книге приведена автобиография Дербиной-Грановской, где, несмотря на все её старания выбелить себя, торчат улики, словно шило из мешка, - о её преднамеренном убийстве Николая Рубцова. «Я родилась в 1938 году в Ленинграде на Лермонтовском проспекте. Семья военнослужащего Дербина А.Н. занимала комнату во флигеле бывшей Николаевской школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где в своё время учился Михаил Юрьевич Лермонтов. Первые три года моей жизни прошли в играх под сенью памятника великому поэту». (Дербина-Грановская росла под сенью памятника самого М.Ю. Лермонтова, - будем это знать и опустим подробности описания ею своего детства, школьных и студенческих лет, начнём с её описания своего приезда в Вологду, - примечание автора.) «Меня всё время тянуло на Север, в родной лесистый край, и я осенью 1969 года переехала в Вологду. В то время там жили писатели и поэты, очень близкие мне по духу: Василий Белов, Николай Рубцов, Ольга Фокина. (Зададимся вопросом: почему Ольга Фокина, замечательная Вологодская поэтесса, не вошла в немецкий сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции? Поэтессу Ольгу Фокину, в отличие от Дербиной-Грановской, читают, знают и любят в России – примечание автора.) В Вологодском отделении Союза писателей России встретили меня хорошо. Особенно я сблизилась с поэтом Николаем Рубцовым. Возникло чувство. Но со временем, всё более стала проявляться трагическая окраска наших отношений – из-за пристрастия Рубцова к спиртному. (Свидетели на суде утверждали, что Дербина-Грановская сама была большая охотница до выпивки и с Николаем Рубцовым и без него – примечание автора.) Выпив, он становился агрессивным и непредсказуемым. (Для немецких читателей эта клевета на великого русского поэта Николая Рубцова, как бальзам для души, а для Дербиной-Грановской, нет ничего святого на свете – примечание автора.) Создалась ситуация: невозможно жить вместе и невозможно расстаться. Я ощущала себя в западне. (Сказочка о том, как Грановская, став хозяйкой в чужой квартире, оказалась в западне – примечание автора.) Катастрофа произошла внезапно ранним утром 19 января 1971 года, в само Крещение. В очередной схватке Рубцов погиб, а я неожиданно для самой себя стала преступницей. (Да нет, нет, госпожа Дербина-Грановская, как вы могли такое подумать про себя, у вас ведь «ангельская» душа - примечание автора.) В Северо-Западном издательстве готовилась к изданию моя вторая книжка – «Крушина». Всё рухнуло. (Ой, это просто невозможно читать без слёз! Подумаешь, велика печаль, что Дербина-Грановская зверски, преднамеренно убила там русского поэта Николая Рубцова? Тут ведь такое личное горе у неё: вторая книжка «Крушина» - рухнула. Это ведь не шутка! Только представляете себе, как стали убиваться, об этом, немецкие товарищи, когда прочитали, что её «Крушина» рухнула. Нет повести печальнее на свете - примечание автора.) Моя пятилетняя дочь стала расти сиротой при живых родителях. Моя жизнь и надежды были перечёркнуты. Я оказалась в тюрьме, вне всякой общественной жизни. (А что б вы хотели, госпожа Дербина-Грановская? Может быть за такое подлое, преднамеренное, коварное убийство великого русского поэта, вас следовало бы пожалеть, и отправить на отдых на Канарские острова, где вы дописали бы свою «Крушину»? Так вас надо понимать? – примечание автора.) Это продолжалось пять с половиной лет. (А почему такой малый срок заключения у Грановской? Почему не дали ей по заслугам пожизненного заключения? Вот вопрос, на который до сих пор нет ответа - примечание автора.) Но и потом дорога в редакции журналов и газет была закрыта ещё более пятнадцати лет. (Этот человек, лишён напрочь всего человеческого. Нет ни раскаяния о своём злодеянии в убийстве знаменитого на весь мир русского поэта-песенника, ни просто человеческого сострадания; у неё на уме одна лишь корысть - примечание автора.) Что случилось со мной и Николаем Рубцовым является для меня тайной судьбы, которую я не могу разгадать до сих пор. Почему именно из моих рук принял он свою крещенскую смерть? (В данной публикации внизу сноска «Я умру в крещенские морозы…» строка из стихотворения Николая Рубцова. – примечание автора.) Это ведомо только небу. (В России было уже не однажды, когда палачи кивают на строки поэта, а сами-де палачи, тут ни при чём – примечание автора.) «Крушина» вышла спустя 23 года в 1994 году (Вышла-таки «Крушина», будь она трижды неладна – примечание автора.) уже дополненная новыми стихами, которые я всё-таки не переставала писать. «Под камнепадом хулы, поношений важно было выстоять, не сломаться, не потерять себя. С Божьей помощью мне удалось». (Что бы ни сотворил озверевший человек, - всё у него - с Божьей помощью выходит. Дьявол является богом у Дербиной-Грановской - примечание автора.) Обратимся к стихам Дербиной-Грановской, в них, между прочим, содержится немало важных сведений о мотивах её злодеяния. Так в альманахе «Встреча» (1995) в её стихотворении читаем: Ты что-то рассказывал мне, Счастливый, шутил поминутно, Меж тем, как уже в западне Себя ощущала смутно. Я знала – ты любишь меня И силой возьмёшь мою душу, Что это и есть западня, И то, что её я разрушу! Но там, под осенней луной, При лёгком головокруженьи - Мятеж назревающий мой, Ещё не казался крушеньем. Лишь где-то в крещенские дни Запели прощальные хоры, И я у своей западни Смела все замки и запоры! Вот так мир поэта, его любовь была для неё западнёй, которую она давно наметила разрушить, и было делом времени смести все замки и запоры, чтобы остаться единоличной хозяйкой всего его мира - «западни». А вот ещё её стихотворенье: О, сколько надежд златотканых Развеялось в прах на ветру! Прости, моя светлая мама, Меня ты учила добру. В гордыне моей темнокровной, Родная, твоя ли вина? Надеялась – буду толковой, Прощаясь со мной у гумна. Зачем не окликнула, боже, О ты, прозорливая мать?! Ведь чуяло сердце – не гоже Из дому меня отпускать. С лесной необузданной силой, С мятежным напором в крови; Кому-то казалась я милой, И кто-то мне пел о любви. Как быстро кончалось знакомство, Когда в моих рысьих глазах Природное непокорство Внушало знакомому страх. С таким набором характерных черт Грановской (по её собственному признанию), от её «рысьих глаз», от её «лесной необузданной силы, с мятежным напором в крови», невольно знакомому человеку «внушает страх». Приведём ещё несколько коротких выдержек Дербиной-Грановской из различных её стихотворений: * * * «Есть жестокая в этом отрада: Весь душевный раздор и разор, - Обезболить струящимся ядом – Из цветочных дурманящих пор…» * * * «Но был безумец… Мною увлечённый, Он видел бездну, знал, что погублю…» * * * «Быть стоит проклятой, распятой, Прослыть исчадьем сатаны…» * * * «Всё исполнено вещего знака, Всё несёт в себе звёздную суть. Всей звериной тоской Зодиака И моя переполнилась грудь!..» * * * «Откуда ж знать такой солнцеголовой, Что это от меня передалось: В её уста мучительное слово, И в грудь – моя ликующая злость…» (Какое ужасное наследие передаёт Дербина-Грановская своей дочке: в уста – мучительное слово, и в грудь – ликующую злость - примечание автора.) Вот ещё строки поэтессы: Вся грузная, бояться буду драки, Я всё ж оскалю острые клыки, Когда за мной погонятся собаки. Мои волчата! Вам несдобровать. Но разве сдобровать дворовым сукам?! Я глотки их успею перервать, Пока меня по голове – обухом… Когда ж с башкой, раздробленной в огне, Лежать я буду, сотворя бесчинство, Ну, кто поймёт, что вот сейчас во мне Погублены любовь и материнство… Николай Рубцов понимал звериные инстинкты Грановской и говорил ей откровенно, что эти её стихи «не стихи, это патология». Пародируя её стихи, он написал в стихах от её имени «Люблю змею»: «Люблю змею, когда она, Вся, извиваясь и свисая, Ползёт, глазами завлекая… О Господи! Ведь я сама такая!» Николай Рубцов предчувствовал, что его ожидает, когда писал в «Философских стихах»: Когда-нибудь ужасной будет ночь, И мне навстречу злобно и обидно, Такой буран засвищет, что невмочь, Что станет свету белого не видно. Но я пойду! Я знаю наперёд, Что счастлив тат, хоть с ног его сбивают, Кто всё пройдёт, когда душа ведёт, И выше счастья в жизни не бывает! Чтоб снова силы чуждые дрожа, Все полегли и долго не очнулись, Чтоб в смертный час рассудок и душа, Как этот раз, друг другу улыбнулись… Рубцов без боязни ожидал схватки со злой враждебной силой. В своих стихах Николай Рубцов пророчествовал себе гибель в крещенские праздники, и Грановская представила это, как указание свыше для оправдания своего преступления. Она далеко зашла в своей роли прорицательницы и исполнительницы высших сил. Она писала в своём стихотворении: Волчица я. Ты понял слишком поздно, Какая надвигается гроза. В твои глаза в упор глядят не звёзды, А раскалённые мои глаза. Железной шерстью дыбится загривок, И нет сомненья ни в одном глазу. Как я свою соперницу игриво, Почуяв, загоню и загрызу. СУД ВОЛЧИЦЫ Что тут остаётся сказать о Дербиной-Грановской? Волчица, она и есть волчица. На столе Николая Рубцова после его гибели от рук Грановской было обнаружено, что он готовился писать ответ на эти волчьи её стихи. В последствии Н. Старичкова напишет: «Когда находилась у гроба Н.Рубцова, отодвинула с его шеи стебелёчки-листочки, кем-то положенные, чтобы не видно было следов преступления. То, что предстало глазу, было ужасным. Кожные покровы на шее были разорваны. Словно зверь терзал когтями. Надорвана мочка уха. Да, видимо, мёртвая хватка была. После такого нападения не останешься в живых…» По свидетельству писателя В.П. Астафьева , при осмотре тела Н. Рубцова в морге: «Горло Коли было исхватано – выступили уже синие следы от ногтей, тонкая шея поэта истерзана, даже под подбородком ссадины, одно ухо надорвано. Любительница волков, озверевши, крепко потешалась над мужиком…» Имеется и признание самой «поэтессы» по своим свежим следам убийства: «Была потасовка. Усмирить его хотела. Да схватила несколько раз за горло, но не руками и даже не рукой, а двумя пальцами… Попадалась мне под пальцы какая-то тоненькая жилка. Оказывается, это была сонная артерия. А я приняла её, по своему дремучему невежеству в медицине, за дыхательное горло. Горло его оставалось совершенно свободным, потому он и прокричал целых три фразы: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя! Люда, я тебя люблю!..» Позднее Дербина-Грановская напишет такие строки: «Но был безумец… Мною увлечённый, Он видел бездну, знал, что погублю, И всё ж шагнул светло и обречённо С последним словом: «Я тебя люблю!» Теперь представим себе на минуту: восьмидесяти килограммовая «поэтесса» зажала на полу Николая Рубцова, в котором было всего шестьдесят килограмм веса, держала его за горло двумя пальчиками, а он вместо того, чтобы отбиваться от волчицы, прокричал трижды, что любит её. Сочинить такую лживую легенду, это надо суметь. «Разве могли два моих пальца, - сообщает далее Дербина-Грановская, - два моих женских пальца, сдавить твёрдое ребристое горло? Нет, конечно! Никакой он не удавленник, и признаков таких нет. Остались поверхностные ссадины под подбородком от моих пальцев, и только. А я тогда с перепугу решила, что это я задушила его, пошла в милицию и всю вину взяла на себя». Но следственные показания свидетельствуют о другом: истерзанная шея поэта, надорванное ухо. Это что, тоже двумя только женскими пальчиками сделано? Из свидетельства Н. Старичковой «Не даёт покоя мысль, что из-за своей природной русской деликатности, поэты недооценили вероятности такого страшного исхода взаимоотношений Николая Рубцова с Дербиной-Грановской. А ведь было предчувствие беды от этой волчицы. Надо было раньше бить тревогу. Что-то тут не так! В убийстве Николая Рубцова остаётся тайна… Пишу, печатаю на машинке в редакцию газеты «За кадры», где работаю, свои размышления «Почему погиб поэт?» Делаю это в двух экземплярах: один – для Союза (пусть тоже знают!), другой – для следователя. Много лет спустя, когда поэт Виктор Коротаев работал с судебным архивом Рубцова и опубликовал книгу «Козырная дама», я спросила его, видел ли в «Деле» он мои показания в машинописи? Он ответил: «Нет. Ничего напечатанного на машинке я не видел». Как я понимаю, исчезло моё изложение и из Союза… Правду говорят, что рукописи не горят. Я нашла этот текст. И, не раздумывая, решила его опубликовать. Пусть через двадцать семь лет (это написано в 1998 году), документ прочтут люди» Привожу здесь материала Н. Старичковой в сокращении. «Почему погиб поэт? Сегодня две недели, как не стало среди нас Рубцова, а сердце по-прежнему не может смириться с такой утратой… По городу ходят слухи и разные и одинаковые. Разные, потому что по-разному описывают ход убийства. (И откуда только все знают!) Одинаковые - сходятся к одному: так ему и надо, значит, заслужил! Эти слухи тревожат меня. Тем более что распускают их женщины. Выходит, как говорят, на земле зло от женщин… А как же материнство? Откуда в женщине злость? Вина – эмансипация?! С этим я не могу согласиться. В ушах стоит то гул, то шум, то шёпот. Вижу разгневанные женские лица. У некоторых просто улыбочки: - Здоровая была бабища! Мужичёнко-то и не угодил. Быка бы ей надо… - Бедняжка, - говорят другие, - уж как он её довёл. От мужа из-за него уехала! Переманил ведь! Работу пришлось бросить. - Давить мужиков надо! (Это ещё одно восклицание.) Получки все пропивают… А мужчины молчат. Почему молчат мужчины? Не слышу ни слова в защиту поэта. Не знали? Не любили? Нет, конечно, знали и любили. Но молчат. Боятся женщин? Видимо боятся… Теперь я поняла, почему женщины оправдывают убийцу… Узкий, сытый, почти животный мирок убил в женщине душу. А чистая любовь опорочена и оплёвана… Да, судят по себе (как говорят, в меру своей испорченности)… Такой была и «волчица». Именно – «волчица». Так я назвала убийцу про себя с тех пор, как почувствовала в её стихах звериную натуру. И всё последующее время жила в предчувствии страшного конца. И он наступил. Наступила тишина, идёт следствие. Что-то будет? А будет, видится, скорей всего победа таких вот женщин, которые шепчутся по углам: - Пожалели бы её! Его-то не вернёшь. У неё ребёнок. Он всё равно шёл на закат. И опять: - Вызвал. Сам вызвал. С места сорвал бедную. Вот заслужил… Сорвал с места? Но ведь такого не было! Помню приезд Дербиной в Вологду летом 1969 года. Оказывается, она явилась в нашу писательскую организацию, чтобы узнать адрес поэта. И странно… (Видимо очаровала всех.) Ей дали его адрес. … В день приезда «поэтесса» пришла на квартиру Рубцова. В тот же день она поехала с ним на пароходе в двухдневную поездку на Тотьму. И это называется любовь? Л. Дербина-Грановская организовала 5 августа 1969 года вызов в Вологду, чтобы заведовать библиотекой. Вызов с обеспечением проживания можно было «пробить» только в городском руководстве. На деле Дербину-Грановскую интересовали не библиотечные дела, а обеспечение положительной рецензии на новый сборник её стихов «Крушина». И вот здесь нужен был уже признанный поэт-рецензент! Читаем далее материал Н. Старичковой. «Вот такая скучающая женщина в поисках развлечений появилась в Вологде, и её объект – поэт Рубцов. Один. Квартира. Имя. Возможно, и деньги. И поэт сражён. Разве устоишь перед такой выдающейся внешностью, ангельским голосом и, в то же время, энергией, подкреплённой вином? А дальше? Дальше говорят, - это «роковая Любовь». Возможно, дружки (я не говорю – друзья) в угоду поэту восторгались кипучим темпераментом и талантом женщины. Поэт не мог ударить женщину. Частые ссоры, видимо, были потому, что он не нашел того, что требовала его душа. На столе, на чистом листе бумаги, я прочитала строки, написанные рукой поэта: Горячий сок по жилам её хлещет. Чужой бы бабе я всю глотку переела… Почему же это не видели следователи? Или волнующая поэта мысль не имела к «Делу» никакого отношения? Когда он это написал? Не в эту ли страшную ночь? И вот ползут, ползут по городу слухи, задают друг другу вопросы: почему погиб поэт? - Да, потому, люди, - хотелось мне сказать, - что он любил всех нас, любил каждую травинку в поле, каждый листик на дереве, любил и женщин, и детей, любил Россию. Его большой любви хватало на весь мир, а мы не сумели спасти его одного». В 1971 году (6 апреля) состоялся суд над Грановской-Дербиной, который проходил в закрытом режиме, так уж повелось у нас в России, убьют поэта и потихоньку прячутся концы в воду. На суде присутствовал писатель В. Коротаев, и вот что он пишет, освещая судебный процесс : «Почти все писатели здесь: Белов, Романов, Астафьев… Но председатель суда говорит, что может допустить только одного, и то, если он командировку от газеты принесёт. Возможен журналист, а не писатель. Друзья это место уступают мне». Н. Старичкова, присутствовавшая на суде, свидетельствует : «…Но вот началось волнение, шум. Подъехал «чёрный ворон». Сквозь тесный строй столпившихся, конвой сопровождает подсудимую. Она шла, не опуская головы, самоуверенная, спокойная, даже с усмешкой на лице. В зал никого из коридора не пускают, объявляя заседание суда закрытым. Виктор Каратаев был единственным представителем от писателей. И то ему разрешили присутствовать, как журналисту без права выступать. Неужели нет никого, чтобы стать на сторону Рубцова и осудить преступление женщины-убийцы? Когда мне задали вопрос: «Мог ли Рубцов убить человека?» - я думала, что ослышалась: «Кого всё-таки судят – Рубцова или Дербину-Грановскую?» Смотрю на убийцу. Выглядит эффектно: рыжая, волосы собраны на затылке, высокая, сильная. Такой сильной женщине беречь бы поэта надо. Не хотела. Да и не любила она его. Только сама себя. Даже на суде буквально кричала, сверкая глазами: «Я поэтесса Дербина. Он принижал меня как поэтессу, заставлял готовить, убирать и не давал работать. Я поняла, что жизни у нас с ним не будет. Я набросилась не него. Я хорошо запомнила эту деталь: в его глазах был ужас, а волосы встали дыбом. Правда… (Тут она усмехнулась). И волос-то у него было немного. Только на висках. Я никогда не видела, чтобы волосы поднимались. Подумала: «Что это он? Испугался меня, что ли?» Я, наверное, страшная тогда была. Такой – он никогда меня не видел. Он кричал: «Я люблю тебя!» Вопрос: «Как же он мог кричать, если вы его душили?» - Уверяю Вас, он кричал в это время. Я, наверное, его ещё не очень сильно прижала. Потом смотрю: щека у него посинела. Я встала и отошла к балкону. Вопрос: «Почему он оказался вниз лицом?» - Он перевернулся. - Как же он мог перевернуться? - Не знаю, но я сама видела. Он прямо откинулся (Пожала плечами). Может это была агония. Весь рассказ продолжался с таким равнодушием, как будто речь шла не об убийстве. И тень погибшего не стояла рядом с ней. Если верить её словам, то она дала согласие жить с ним вместе из-за жалости. Пришла за вещами, а он уговорил её остаться… Тогда зачем убивать? Из-за того, что поняла: не буду вместе? Да она так и сказала на суде: «Я поняла, что мы не будем вместе и решила его уничтожить». Вот так прозвучало последнее слово убийцы и никакого раскаяния о содеянном. Она жалеет себя: «Я погубила себя, как поэтессу. Буду всегда помнить, что Рубцов погиб от моей руки. Произошла трагедия… Он любил только меня одну! Сказала с самодовольной улыбкой, сверкнув в мою сторону глазами. (Какая же это трагедия? – возмущаюсь я. – Это же умышленное убийство и притом зверское, и это чудовище, палач в юбке, живёт и будет жить дальше.) «Председатель суда обращается к подсудимой: «Есть ли вопросы к свидетелю?» - Есть! – она не встаёт, а вскакивает, обращаясь в мою сторону. Глаза её сверкают, она готова меня уничтожить меня даже взглядом. Сколько ненависти, злобы. А за что? За то, что говорю нежелательную для неё правду?.. Преступница довольна. Вот, мол, почему Рубцова защищает – она его любила. Выходит, что любить – преступление, а убить – в порядке вещей…» О судебном процессе В. Коротаев пишет : «Подсудимая сидит за барьером, под охраной серьёзного милиционера. Молодая ещё, пышноволосая, глаза по луковице, грудастая, бедрастая, а голос мягок, чист и глубок. Как у ангела. И всё-таки этот ангел совершил дьявольское дело – сгубил редчайший русский талант, лишил всех нас светлого друга, осиротил близких и родных. Да и всю нашу землю – тоже. И если мы не произносили пока вслух имя этого ангела-дьявола, то лишь из жалости к его родителям, дочери, из простого чувства сострадания, а, может быть, и излишней деликатности. А пока я смотрю на подсудимую, которая часто перебивает (а по существу направляет) свидетелей, и размышляю: до конца ли она понимает, что совершила? Глубоко ли мучает её содеянное? И потому, как она энергично защищается, вижу: нет, истинного раскаяния не произошло. Раскаявшийся человек не может быть столь настырен, рационален и логичен!.. Чтобы задушить мужчину, кроме силы, нужно время. Время, в течение которого можно одуматься, разжать пальцы, а после устыдиться своего бессовестного порыва, сорвать с вешалки пальто и выбежать на мороз, отпыхнуть, прийти в себя. Но ничего такого не было. Она до конца доделала своё чёрное дело, бросила в ванну валявшееся на полу грязное бельё, ополоснула руки, спокойно открыла дверь и пошла, сдаваться в милицию в пятом часу утра. Но странно – спокойно открыла дверь… Она же только что утверждала обратное, когда её спрашивали судьи, почему не ушла сразу, в самом начале разыгравшегося скандала? Она ответила, что хозяин запер дверь, и она не могла выйти. Но почему же не могла выйти сразу тогда, если сделала это запросто, когда он лежал бездыханный на полу? Она же не шарила в его карманах, не искала ключи. Значит, ключ был в дверях, с самого начала, и нужно было его просто повернуть… Показания соседа снизу, Алексея Ивановича на вопрос о причастности подсудимой к алкоголю. - Было. Зашёл к ним, он был трезвый. Она – косая. - Что вы, Алексей Иванович, - возмутилась из-за перегородки подсудимая. - А я скажу… Вы вот на кухне стояли с распущенными волосами, вот в таком стиле, - и Алексей Иванович, расставив ноги и слегка изогнулся в талии, изображая нетрезвую гостью Рубцова. «Она, видимо, не ожидала нового поворота дела и была порядком расстроена. Но это ещё не всё. На запросы следователя Меркурьева пришли характеристики на подсудимую, и опять-таки не всё розового цвета. Вот, например, из Подлесской сельской библиотеки, где она трудилась последнее время: «…к работе относится недобросовестно: в отчётах давала ложные показания по читателям и книговыдаче. Систематически не являлась на семинары, имела за это время выговора. В библиотеке всегда был беспорядок: кругом грязь, книги раскиданы. Из наглядной агитации в библиотеке ничего не было оформлено. На замечания инструктирующих лиц не реагировала. Заведующая отделом культуры Вологодского райисполкома Цветкова 12.02.71 г. Ясно, что для Дербиной-Грановской - работа в библиотеке была на втором плане. Главным делом было «проталкивание» публикаций стихов. «…Подсудимая обрела равновесие, речь её движется стройно, напористо. Ей теперь необходимо убедить суд, что она совершила преступление в порядке самозащиты. Расчёт подсудимой и адвоката на аффектацию – наивный расчёт. Предыдущие экспертизы подтвердили психическую полноценность обвиняемой. Значит, остаётся одно: умышленное убийство, за которое, как все понимают, дают на полную катушку… Таким образом, обвинение уже звучит так: «умышленное убийство без отягчающих обстоятельств»… И вот парадокс, - отсидев положенный срок (в качестве тюремного библиотекаря) Дербина-Грановская развивает бурную деятельность по своей реабилитации, активно выступает в печати и на своих творческих вечерах, выставляя себя жертвой тоталитаризма и трагической любви, представляя себя поэтессой, воспевающей свою женственность и всячески поливая грязью великого русского поэта Николая Рубцова. Переодеваясь из одежды убийцы в одеяния трагической любви и не мытьём, так катаньем, добиваясь своей популярности на этом чудовищном материале страшного убийства. И нашлись таки покровители, которые сразу же, после суда над Дербиной-Грановской написал письмо в правительство с просьбой о помиловании. Началась полоса выступлений «доброхотов» с попыткой из убийцы Николая Рубцова сделать невинную жертву «тоталитаризма», вдалбливание мысли в массы, что достойна всеобщего признания убийца, а не убитый русский поэт (всё равно, что более достоин Иуда, а не Христос). В то время имя Николая Рубцова всемерно замалчивалось, оно известно было узкому кругу людей, истинных ценителей русской народной поэзии. ПО СЛЕДАМ ВОЛЧИЦЫ Слава Николая Рубцова пробивалась к свету стихийно, самим народом, его песнями, и выросла значительно позднее. Почва для прославления Дербиной-Грановской искусственно всемерно сдабривалась ненавистниками русской национальной культуры, которым на Руси нет числа. Они с радостью воспринимают сплетни и слухи, раздувая их до фантастических размеров. Примеров тому немало и уже после Рубцова в убийствах русских поэтов - Игоря Талькова, Ивана Лысцова. Таким образом, Дербина-Грановская после физического убийства Николая Рубцова, совершает преступление на духовно уровне, - порочит светлую память знаменитого русского национального поэта, обвиняя его в алкоголизме. В истории России ещё не известны случаи, когда убийцы выступали в открытой печати с ложными обвинениями в адрес своих жертв, и находили бы друзей-единомышленников. Такого ещё не было. В чём тут дело? Объясняется просто: Дербина-Грановская является ярким представителем такого поведения, которое сегодня насильственно навязывается нашему многострадальному народу; в современной России восторжествовало всё самое гнусное, что только возможно в человеке - беспрецедентный эгоцентризм, хамство, садизм, грубость, насилие, убийство, цинизм, ложь, клевета… Следует сказать, что Грановская владела известным психологическим приёмом, публично на творческих вечерах приводила о себе отрицательные мнения литераторов, а в заключение - опровергала их. Этот же метод она мастерски использовала, критикуя мнения литераторов, которые считали, что она была подослана к Николаю Рубцову с коварной целью извести выдающегося русского национального поэта. Вот, к примеру, как воинственно поступала она с прекрасными стихами Николая Рубцова, переделывая их на сатанинский лад. В стихотворении Н. Рубцова «Тот город зелёный» есть такие строки: «Сорву я цветок маттиолы, И, вдруг, заволнуюсь всерьёз…» Грановская же описывает следующим образом: «Оживают полночные травы Под серебряным оком луны. Льётся дух забытья и отравы Из раскрытых цветов белины. Волчье лыко свежее сирени, Маттиолы ужасен дурман! Обещают белёсые тени Чьих-то чар колдовство и обман. Чисто сатанинские слышатся мотивы, в противовес чистым светлым мотивам песнопевца России Николая Рубцова. В целом «Сборник её стихов «Крушина» - это знаковый призыв антирусских, дьявольских сил с сатанинскими образами в русской поэзии. Интересен факт первой «засветки» Грановской на сцене Политехнического института в августе 1962 года, где выступали знаменитости Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина и другие. Как сообщает Грановская, она только что приехала из Воронежа и в тот же вечер «оказалась» в зале Политехнического музея и сидела рядом с Анастасией Вертинской. Случайное совпадение? Такие случайности исключены напрочь. Вопрос в том: Кто её пригласил туда? В те времена «оказаться» в этом зале в такой вечер было невозможно без специального приглашения. Она выскочила на сцену и несла всякую ерунду с чудовищными запинками, от которых зал смеётся, но ей и горя мало, она продолжает нести всякую чепуху, - для неё ведь главное - помелькать в кадрах, где мелькают Е. Евтушенко, А. Вознесенский и другие, как говорится, - все свои… То, что Грановская была нацелена кем-то на победу в конфликте с Николаем Рубцовым, по-видимому, обещавшей её прикрытие, в случае чего, не вызывает больше сомнений, она действовала по принципу: «Чем хуже, тем лучше». Ему подослали женщину-вампира. Интересную, лестную характеристику «поэтессы» высказал о Дербиной-Грановской Санкт-Петербургский профессор Александр Михайлов с учётом её вампиризма: «Нам известен, вероятно, целый легион женщин-вамп. Но, какая, по сути, литературщина этот их демонически-обольстительный вампиризм! Это всего лишь игра на сцене, в кино, всего лишь рекламный образ, романс или роковая песенка. Настоящую женщину-вамп я знаю только одну, ту, чьи стихи читают сейчас…» Вот такие люди процветают в наших нынешних литературных садах (садомах-гоморрах), им нет заботы о плодах от пропаганды вампиризма, их поднимают на пьедестал почёта. Друзья Николая Рубцова не раз замечали, как поэт внимательно приглядывался к своему новому собеседнику, который не оказывал должного внимания к окружающим, прямо говорил ему: «А может, ты кем подослан сюда?» Видимо не случайно, чувствовал, что кто-то неотступно идёт по его следу, какой-то невидимый «Чёрный человек». Небезынтересно узнать о судьбе квартиры Николая Рубцова после его страшно гибели. Новые жильцы въехали в неё сразу после суда на Дербеной-Грановской. По свидетельству хозяйки квартиры Валентины Шороховой - «Потолок был закопчён, в кухне, где стоял его стол, т.е. ближе к дверям кухни. В туалете была осквернена ванная, стены были гадостно выпачканы. В комнате, где стояла кровать, была стена загажена, очень страшная квартира была. Газовая плита была залита кофе и вся грязная. У меня муж нанимал женщину, чтобы та вымыла всё, только тогда я могла зайти в эту комнату…» Другими словами, квартира великого русского поэта была ритуально изгажена. Были варварски разбиты вещи Николая Рубцова, которыми он особенно дорожил: икона Николая-Чудотворца, его гармонь, пластинка Вертинского. Пропали письма из конвертов. На кухне было горка пепла, сжигались какие-то бумаги Николая Рубцова. Сатанинское загаживание жилища поэта, свидетельствует о той безумное степени злобы и ненависти Дербиной-Грановской, которую питала она к русскому национальному поэту в те роковые часы садистского убийства. Как теперь выясняется, за Николаем Рубцовым постоянно велась слежка и, как говорил Виктор Коротаев в Москве, незадолго до смерти поэта, что вокруг Рубцова был «заговор». Руками Дербиной-Грановской приводился в исполнение тайный смертный приговор русскому национальному поэту Николаю Рубцову, вынесенный ему силами зла, врагами России. Дербиной не удалось завербовать поэта Рубцова в свой поэтический лагерь. Поэзия Николая Рубцова пропитана была патриотизмом, любовью ко всему традиционно русскому, в то время как поэзия Дербиной-Грановской было прозападным, она находилась в другом идеологическом писательском лагере, представители которого обвиняли Николая Рубцова в русскости, навешивая ярлыки «русопятство, русского лапотника и т.п.» С. Вакомин (Сорокин) писал в своей статье, опубликованной в Петербурге в 1997 году о том, что с появлением Дербиной-Грановской в Вологде заметно меняется ритм жизни Николая Рубцова. «Неожиданная лавинная «нежность» и лёгкая уступчивость со стороны чужой женщины, повергают поэта, в самую что ни есть, безрассудную наивность. Вот из показаний Дербиной на суде: «Он один был близок мне, у меня здесь больше никого не было. Когда мы пошли с ним в загс, меня давило ощущение, что я ставлю свою жизнь на карту…» В действительности же, кто-то, несомненно, был, кто руководил ею и на данный момент по каким-то причинам в Вологде отсутствовали. Вначале Дербина-Грановская ставила целью уничтожения поэта психологически, прозрачными намёками на бесполезность бытия, провокационными скандалами, стихотворениями и прозой. Зомбирование Рубцова на самоубийство не оправдалось. Рубцова хотели довести до невменяемого состояния. Все, кто видели опубликованную записку Николая Рубцова (названную завещанием) обращали внимание, что она написана нетвёрдой рукой, явно, что он был в болезненном состоянии: «Похороните меня там, где Батюшков». Кто же довёл Рубцова до такого состояния, что он пишет такую записку в таком состоянии? Почему эта записка оказалась в руках некоего Ю. Рыболова, который в эту роковую ночь был у Рубцова и очень торопился, чтобы не опоздать на поезд? Николай Рубцов его не приглашал и не ждал, а Рыболов три ночи подряд приходил к Рубцову и Грановской, беседовал с ними до пяти часов утра, и она нового «случайного» знакомого называла ласково Юриком. По словам Дербиной, он шёл на пятый этаж, как Командор. В книге «Тайна гибели Николая Рубцова» читаем: «Дербина с Рубцовым зашли в квартиру и тут же раздался звонок. Это говорит не о случайности звонка. Значит, Ю. Рыболов ждал где-то на улице прихода хозяев». Когда Дербеной стало ясно, что инсценировать самоубийство и отрицать факт убийства ей не удастся, пришлось в срочном порядке заметать следы преступления, какие только возможно, и принять всю вину на себя (т.к. групповое убийство отягощает вину), и пошла добровольно сдаваться в милицию. Н. Старичкова обратила внимание на то, что Дербина-Грановская ушла «сдаваться» в милицию после убийства в валенках Рубцова. Почему не в своей, наверняка хорошей обуви? Причина, вероятно, в том, чтобы никто не слышал её шагов, что за ней или перед ней спускался по лестнице с пятого этажа из квартиры Рубцова, ещё и кто-то другой. Любопытно, что посмертная маска и прижизненный портрет Николая Рубцова оказались в руках Ю. Рыболова. Откуда и каким образом оказались у него эти предметы. Из сообщений Н. Старичковой узнаём, что Николай Рубцов стоял около своего дома под дождём, поникший, словно беспризорный. У него не было ключа, и он не мог попасть в свою квартиру. Значит, у кого-то был его ключ? Также Н. Старичкова сообщает о пропаже из квартиры Рубцова многих предметов и материалов его творчества. Было множество пустых конвертов, из которых были вынуты письма. Странно, что следствие не довело до конца опросы всех свидетелей в ночь убийства Рубцова, не было обеспечено участие писателей на суде. Почему всё это стало возможным? – вопрос не праздный. Как не старалась Грановская представить дело, как неумышленное убийство, но слишком явны были садистские следы издевательства над Рубцовым. После неполного отбывания своего тюремного срока Дербиной-Грановской начал раздаваться дружный хор о её литературной реабилитации, выставляя её затравленной мученицей. Как бы не так, - эта злонамеренная убийца русского национального поэта, отсидела неполный срок, и ей организовываются непрерывные платные творческие выступления по городам и весям России. Что там, какой-то русский