Найдено научных статей и публикаций: 85
41.
Воскрешение. венок сонетов (публикация автора на scipeople)
А.А. Сигачёв
- Белая Россия , 2011
Сонет [ит. < sonetto <прованс. sonen > son звук] - ямбическое четырнадцатистишие из четырёх законченных строф; классическая (итальянская) схема сонета - два четверостишия (катрена) со сквозными рифмами и два трёхстишия (терцины); шекспировская - три четверостишия и двустишие (дуольцины).
Сонет [ит. < sonetto <прованс. sonen > son звук] - ямбическое четырнадцатистишие из четырёх законченных строф; классическая (итальянская) схема сонета - два четверостишия (катрена) со сквозными рифмами и два трёхстишия (терцины); шекспировская - три четверостишия и двустишие (дуольцины).
1 Воскрешён я, жизнь, Тобою; Жизнь и смерть – вы бесконечны… Для любви наш мир построен, И любовью мир отмечен. И не спросят нас, поверьте, - Кто желал бы жизни вечной? Кто желал бы вечной смерти? – Наша жизнь, так быстротечна. Ты вначале - Сам воскреснешь, И, моё приняв начало, - Звёздами меня Ты встретишь, Вечной смерти, вырвав жало… Мы творим наш звёздный рай, Как пчела родит свой рой… 2. Как пчела родит свой рой, - Я роЮ - свой рай земной. И, меняясь, - всё отдам, И себя - Тебе придам… Страшна слепень - ночи жуть, - Мысль напугана любая… На бескрайность посягнут - Не дано - в ней погибаем. И, погибнув, воскресает, - Новой жизнью жизнь моя: Морю воды возвращает, - Речки тихая струя. Так Твоё безбрежье, море, - Мною, - станет всё иное. 3. Мною, - станет всё иное, Пусть я, как песчинка, мал, - Но в Небытиенном море, - К жизни - мною Ты воспрял… Тем живёшь, что, умирая, - Снова к жизни восстаёшь; И у врат - бессмертья рая – Словн Феникс оживёшь… Тьма живёт, когда нет Света; Луч блеснёт, - тьмы нет, как нет… Тьма для Света, только средство – Ярче проявить свой Свет! Свет приемлю – посвященьем, В том – моё к Тебе свеченье! 4. В том - моё к Тебе свеченье! Тьмой не утаишь огня… Не в застое Бытия, Растворится жизнь моя… Сколь ни сладостны мгновенья, - Могут быть у забытья, - Виден свет во тьме яснее, В ней ярее свет огня. Не бессилием желаний – Века тьму преодолел, Не в стремленье к подражанью – В их сомнительный предел. Воцарился Ты над тьмою, Став во всём, - и всем, и мною… 5. Став во всём, - и всем, и мною, - Нет в Тебе Небытия. Этой жизнью всей земною, Не гранён огранкой я… Жизнь и смерть встают пред взором, - В их согласье и в раздоре, Всеедины, всеполны, - Неохватны тьмой они… Тьмы и Света нет вовне, - Все равны, где лик - Светило. И ничто не омрачило Мир, коль Ты живёшь во мне. И, достойный восхищенья, - Ты умрёшь – в моём цветенье… 6. Ты умрёшь в моём цветенье, И воскреснешь в Воскресенье. И живём мы тем полней, - Я – в Тебе, а Ты – во мне! Вот уж близок я до цели, - Мои звёзды побледнели; Мне к пределу своему – Лестней выйти одному… Одному, без сожаленья – Получить вознагражденье: Свет - всецелый, Свет – без тьмы, Растворюсь в нём без сомненья… Возродятся в нём цветы, Возродишься к жизни Ты! 7. Возродишься к жизни Ты! Жизнь вдохнёшь в мои цветы: В миг прекрасный воскрешенья, Буйным будет их цветенье… Красота неистощима, Только с каждою весной, - Яркость новью ощутима – Несравненной красотой! В красоте такая сила, - Волшебство, - лишь посмотри, - Как любовью осветило, - Все цветенья изнутри!.. Рухнет звёздная семья, К жизни новой призывая. 8. К жизни новой призывая, - Сам распятый на Кресте, В той незримой высоте, Поцелуй врага вкушая. Мук моих - в небес пределах Ждут. Дождутся от меня - Только этой жизни тело, - Но не пламени огня? Бездну бездн, пусть Бог познает, В ней – распятие Своё, С Ним мы вместе воскресая, Жизни славу воздаём! Не застудишь насмерть Ты - Блеска звёздные цветы! 9. Блеска звёздные цветы, Лишь затем Ты остужаешь, - Что для новой красоты - Все с любовью освещаешь. Кто не слышит заклинание Пира страсти - в их гульбе, - Пусть не знают о Тебе, О Твоём самопознанье. Ты без них и без меня, - Только голая стихия; В ищущих, Первоогня, - Красота Твоя и сила! Ты, светилами играя, - Украшаешь своды рая. 10. Украшаешь своды рая, - Всё в цветенье превращая, Тьму бореньем победит, Кто любовью скрасит жизнь. Тьма над вечностью стояла, Как холодная могила, - Лютая, немая сила, Мир собою поглощала. Сердце в бездне озарило, - Путь в надзвёздные края, Светом солнечным дарило Мудрость - кладезь бытия. Перед жизнью не в долгу, - Светоч в сердце сберегу. 11. Светоч в сердце сберегу, Заплатив ценой высокой, - Не желал бы и врагу, - Быть распятым одиноко. Не дождавшись мук предела, - Покорился я судьбе: Обновлялось светом тело - К новой жизни и к борьбе. Не принудишь быть в неволе, Сына Бога, не раба, - Для души моей достойна - Вечной радости судьба. Тем надежду вновь ласкаю, - Душу радостью питаю. 12. Душу радостью питаю, - Связан Вечностью с Тобой, - И в Тебе вновь воскресаю, Но и Ты – воскреснешь мной. Утвердив концом – начало, Ожило, что и не жило, Не было чего, - вдруг – стало, Светит новое Светило! В тьме Твоей – незримый Свет - Отсвет в звёздах нам явило. Их мерцающий привет, Светом новым осенило! И желать любви могу, Хоть былинкой на лугу! 13. Хоть былинкой на лугу, Зреть незримость – сердцем чаю, В сердце - Свет Твой сберегу. Солнце, с радостью встречая! Всё во мне, что есть в Тебе, И Любовь - царица чуда! Следовать - зовёт судьбе, - К звёздам, к Вечности и к людям! Этой жизни смутный сон, - В звёздах души наши есть: Всё Природа: я и Он, И Его Благая Весть! В Воскресенье – явь земная, Мой Творец, Твоя судьба я. 14. Мой Творец, Твоя судьба я. Ты – пастух созвездий рая! Всё в Тебе, что есть и было, - И во мне - Твоё всё живо! Ты, свободу сберегая, Даришь нам ключи от рая! Обличая Змия лесть, Что на Звёздном Древе есть. Хоть вкушаем плод запретный, Мир познать - нам не дано, - Ни Тебе, ни мне – одно, - Мы с Тобой, и мы ж – бессмертны. Солнце новью расцвело, - Вечность с жизнью – заодно!.. 15. Мой Творец, Твоя Судьба я, - Хоть былинкой на лугу. Душу, радостью питаю, - Светоч в сердце сберегу. Украшаешь своды рая - Блеска звёздные цветы, К жизни новой призывая, Возродишься к жизни Ты. Ты умрёшь в моём цветенье, Став во всём, - и всем, и мною; В том – моё к Тебе свеченье, - Мною станет всё иное… Как пчела родит свой рой, Воскрешён я, жизнь, Тобою!
1 Воскрешён я, жизнь, Тобою; Жизнь и смерть – вы бесконечны… Для любви наш мир построен, И любовью мир отмечен. И не спросят нас, поверьте, - Кто желал бы жизни вечной? Кто желал бы вечной смерти? – Наша жизнь, так быстротечна. Ты вначале - Сам воскреснешь, И, моё приняв начало, - Звёздами меня Ты встретишь, Вечной смерти, вырвав жало… Мы творим наш звёздный рай, Как пчела родит свой рой… 2. Как пчела родит свой рой, - Я роЮ - свой рай земной. И, меняясь, - всё отдам, И себя - Тебе придам… Страшна слепень - ночи жуть, - Мысль напугана любая… На бескрайность посягнут - Не дано - в ней погибаем. И, погибнув, воскресает, - Новой жизнью жизнь моя: Морю воды возвращает, - Речки тихая струя. Так Твоё безбрежье, море, - Мною, - станет всё иное. 3. Мною, - станет всё иное, Пусть я, как песчинка, мал, - Но в Небытиенном море, - К жизни - мною Ты воспрял… Тем живёшь, что, умирая, - Снова к жизни восстаёшь; И у врат - бессмертья рая – Словн Феникс оживёшь… Тьма живёт, когда нет Света; Луч блеснёт, - тьмы нет, как нет… Тьма для Света, только средство – Ярче проявить свой Свет! Свет приемлю – посвященьем, В том – моё к Тебе свеченье! 4. В том - моё к Тебе свеченье! Тьмой не утаишь огня… Не в застое Бытия, Растворится жизнь моя… Сколь ни сладостны мгновенья, - Могут быть у забытья, - Виден свет во тьме яснее, В ней ярее свет огня. Не бессилием желаний – Века тьму преодолел, Не в стремленье к подражанью – В их сомнительный предел. Воцарился Ты над тьмою, Став во всём, - и всем, и мною… 5. Став во всём, - и всем, и мною, - Нет в Тебе Небытия. Этой жизнью всей земною, Не гранён огранкой я… Жизнь и смерть встают пред взором, - В их согласье и в раздоре, Всеедины, всеполны, - Неохватны тьмой они… Тьмы и Света нет вовне, - Все равны, где лик - Светило. И ничто не омрачило Мир, коль Ты живёшь во мне. И, достойный восхищенья, - Ты умрёшь – в моём цветенье… 6. Ты умрёшь в моём цветенье, И воскреснешь в Воскресенье. И живём мы тем полней, - Я – в Тебе, а Ты – во мне! Вот уж близок я до цели, - Мои звёзды побледнели; Мне к пределу своему – Лестней выйти одному… Одному, без сожаленья – Получить вознагражденье: Свет - всецелый, Свет – без тьмы, Растворюсь в нём без сомненья… Возродятся в нём цветы, Возродишься к жизни Ты! 7. Возродишься к жизни Ты! Жизнь вдохнёшь в мои цветы: В миг прекрасный воскрешенья, Буйным будет их цветенье… Красота неистощима, Только с каждою весной, - Яркость новью ощутима – Несравненной красотой! В красоте такая сила, - Волшебство, - лишь посмотри, - Как любовью осветило, - Все цветенья изнутри!.. Рухнет звёздная семья, К жизни новой призывая. 8. К жизни новой призывая, - Сам распятый на Кресте, В той незримой высоте, Поцелуй врага вкушая. Мук моих - в небес пределах Ждут. Дождутся от меня - Только этой жизни тело, - Но не пламени огня? Бездну бездн, пусть Бог познает, В ней – распятие Своё, С Ним мы вместе воскресая, Жизни славу воздаём! Не застудишь насмерть Ты - Блеска звёздные цветы! 9. Блеска звёздные цветы, Лишь затем Ты остужаешь, - Что для новой красоты - Все с любовью освещаешь. Кто не слышит заклинание Пира страсти - в их гульбе, - Пусть не знают о Тебе, О Твоём самопознанье. Ты без них и без меня, - Только голая стихия; В ищущих, Первоогня, - Красота Твоя и сила! Ты, светилами играя, - Украшаешь своды рая. 10. Украшаешь своды рая, - Всё в цветенье превращая, Тьму бореньем победит, Кто любовью скрасит жизнь. Тьма над вечностью стояла, Как холодная могила, - Лютая, немая сила, Мир собою поглощала. Сердце в бездне озарило, - Путь в надзвёздные края, Светом солнечным дарило Мудрость - кладезь бытия. Перед жизнью не в долгу, - Светоч в сердце сберегу. 11. Светоч в сердце сберегу, Заплатив ценой высокой, - Не желал бы и врагу, - Быть распятым одиноко. Не дождавшись мук предела, - Покорился я судьбе: Обновлялось светом тело - К новой жизни и к борьбе. Не принудишь быть в неволе, Сына Бога, не раба, - Для души моей достойна - Вечной радости судьба. Тем надежду вновь ласкаю, - Душу радостью питаю. 12. Душу радостью питаю, - Связан Вечностью с Тобой, - И в Тебе вновь воскресаю, Но и Ты – воскреснешь мной. Утвердив концом – начало, Ожило, что и не жило, Не было чего, - вдруг – стало, Светит новое Светило! В тьме Твоей – незримый Свет - Отсвет в звёздах нам явило. Их мерцающий привет, Светом новым осенило! И желать любви могу, Хоть былинкой на лугу! 13. Хоть былинкой на лугу, Зреть незримость – сердцем чаю, В сердце - Свет Твой сберегу. Солнце, с радостью встречая! Всё во мне, что есть в Тебе, И Любовь - царица чуда! Следовать - зовёт судьбе, - К звёздам, к Вечности и к людям! Этой жизни смутный сон, - В звёздах души наши есть: Всё Природа: я и Он, И Его Благая Весть! В Воскресенье – явь земная, Мой Творец, Твоя судьба я. 14. Мой Творец, Твоя судьба я. Ты – пастух созвездий рая! Всё в Тебе, что есть и было, - И во мне - Твоё всё живо! Ты, свободу сберегая, Даришь нам ключи от рая! Обличая Змия лесть, Что на Звёздном Древе есть. Хоть вкушаем плод запретный, Мир познать - нам не дано, - Ни Тебе, ни мне – одно, - Мы с Тобой, и мы ж – бессмертны. Солнце новью расцвело, - Вечность с жизнью – заодно!.. 15. Мой Творец, Твоя Судьба я, - Хоть былинкой на лугу. Душу, радостью питаю, - Светоч в сердце сберегу. Украшаешь своды рая - Блеска звёздные цветы, К жизни новой призывая, Возродишься к жизни Ты. Ты умрёшь в моём цветенье, Став во всём, - и всем, и мною; В том – моё к Тебе свеченье, - Мною станет всё иное… Как пчела родит свой рой, Воскрешён я, жизнь, Тобою!
42.
Матрёшка индо-русь (публикация автора на scipeople)
А.А. Сигачёв
- Стихи.ру , 2012
- Об алфавите деванагари;
- Ведический словарь древней Руси и Бхараты (результаты научного исследования);
- «Махабхарата» - литературный перевод фрагментов с санскрита;
- Видение «Махабхараты» (драматическая пьеса);
- Песнь Господа – 108 шлок из «Махабхараты» («Гитапанишады») - литературно - поэтический перевод с санскрита.
- Об алфавите деванагари;
- Ведический словарь древней Руси и Бхараты (результаты научного исследования);
- «Махабхарата» - литературный перевод фрагментов с санскрита;
- Видение «Махабхараты» (драматическая пьеса);
- Песнь Господа – 108 шлок из «Махабхараты» («Гитапанишады») - литературно - поэтический перевод с санскрита.
Научно-художественный исследовательский проект. Издание второе. Изменённое и дополненное. Полная версия - http://www.stihi.ru/2012/03/10/8560 - Об алфавите деванагари; - Ведический словарь древней Руси и Бхараты (результаты научного исследования); - «Махабхарата» - литературный перевод фрагментов с санскрита; - Видение «Махабхараты» (драматическая пьеса); - Песнь Господа – 108 шлок из «Махабхараты» («Гитапанишады») - литературно - поэтический перевод с санскрита. ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ Матрёшка (Мать-Русска, Мать Рисши-ки) - символ герба древних Ариев. Уменьшенная копия Божества Су-Бхадры древнеарийского храма Джаган-натхи. Су-Бхадра -супруга легендарного, прославленного воина-богатыря Ариев Арджуны. Изотерический смысл разъёмной матрёшки (Мать-Русска) - символизирует происхождение всего Мирозданья из триединого Бога – Крышня (Коляды), которые вынимаются из Единого тела Господа, образуя единую Троицу. Язык ДЕВАНАГАРИ самый древний язык на земле. Шрифт, который используется в санскрите, маратхи, хинди и в ряде других языков, называется "Деванагари" - (санскр. принесенный из Божественного города). Дева на горе – Деванагари. На море на Окияне, на острове Буяне Лежит бел-горюч камень Алатырь. На том камне стоит стол престольный, На столе сидит красна девица, Швея-мастерица, заря-заряница… (Древнерусские Веды) . В золотую пору человечества все люди говорили на одном языке ДЕВАНАГАРИ, который являлся первоначальной слоговой системой письма ИНДОАРИЕВ, трансформировавшейся в санскритский язык. Сходство санскритского языка со славянским языком поразительно, особенно с восточнославянскими языками – по основному лексическому фонду, грамматическому строю, роли формантов и множеству других частностей. Момент соединения языка ДЕВАНАГАРИ с праславянским языком ИНДОАРИЕВ ярко и образно отмечен в древнерусской былине «Волх Всеславьевич», читаем в сокращении: Как по саду, саду, по зеленому, Как ходила – гуляла, молода княжна, Молода княжна Марфа Всеславьевна. Она с камня, княжна, соскочила, Соскочила да на змея лютого; Обвивается да ведь лютый змей Вокруг чебота сафьяна зеленого, Да вокруг чулочка шелкового, А и хоботом змей бьёт да по белу телу! Втапоры княгиня занеможила, Занеможила княгиня – дитя родила; Как по небу засветил, светел месяц, А во Новогороде родился богатырь, Что могуч богатырь Волх Всеславьевич, Задрожала да сыра земля, Затряслося славное царство Индийское, А и сине море всколыбалося Для ради рождения богатырского – Молода Волха Всеславьевича; А и рыба пошла в морскую глубину, А и птицы полетели высоко в небеса, А и туры да олени за горы пошли, А и зайцы, лисицы – по чащицам, А и волки, медведи – по ельникам, А и соболи, куницы – по островам!.. ……………………………………… Как и будет Волху семь лет – Отдавала его матушка учить грамоте, А и грамота пошла на пользу; Посадила его пером писать, И письмо ему пошло на пользу… ……………………………………… Как научился Волх премудростям, Стал себе Волх дружину собирать; Он набрал себе дружину в семь тысяч; ……………………………………… Втапоры Волх он догадлив был: Он со всею дружиною хоробрую Что ко славному царству Индийскому Тут же с ними и во поход пошел! Как всем молодцам Волх приказ отдает: «Гой еси вы, дружина хоробрая! Вы ходите по царству по Индийскому. ………………………………………. А оставьте вы только по выбору, Что не много не мало – семь тысяч, Семь тысяч душечек красных девиц!..» ………………………………………. А и сам Волх во палаты пошел, Что во палаты во царские, Ко тому царю ко индийскому. ………………………………………. А тут Волх сам царем стал, Взял он замуж царицу Азвяковну, Молоду Елену Александровну; А и та его дружинушка хоробрая Как на тех девицах переженилася – А и стали-то они люди посадские. Как и русский язык, так и язык ИНДО-АРИЕВ - санскрит, обладают исключительным богатством, гибкостью согласных звуков, как изобразительное средство звукового строения слов, что лишь в малой степени свойственно другим языкам. Инструментовки и звуковое строение санскритской и русской фразы могут существенно отличаться от инструментовки и звукового строения составляющих ее слов, взятых в отдельности. Такие свойства языка создают очень мощное и своеобразное средство художественного выражения, почти не передаваемое в переводе. Это очень важное своеобразие, свойственно как для поэтики русских стихов, так и санскритских поэтических шлок ИНДО-АРИЕВ. Подобно русской поэтике, в санскритской поэзии большая роль принадлежит внутренним рифмам, ассоциациям и аллитерациям, как средствам художественного выражения. Эти поэтические приёмы использовались и в эпической поэзии широко, тонко и продуманно. Остается только удивляться, какой русской современностью дышит санскритская поэзия. В таких эпических памятниках, как «Сказание о Раме» чеканных по форме и совершенных по языку встречаются всевозможные виды аллитераций, внутренние рифмы. Богатства их кажутся неисчерпаемыми, «Мотив Лакшманы» - на Ш, иногда – на Л, с разнообразной инструментовкой, и различными вариациями аллитераций (этим приёмом широко пользовались русские поэты А.С.Пушкин, В.В.Маяковский, В.Я.Брюсов и другие). Донские казаки являются истинными потомками древних Ариев, пришедших в Индию в стародавние времена. Некоторые казачьи былины являются «зародышами» великого эпоса Индо-Ариев – «Махабхараты». Потомки Ариев пришли в Индию из Скифии Великой, с низовий берегов Дона и Волги, через Среднюю Азию в конце второго тысячелетия до н.э. Русские былины были созданы не на Севере, а на Юге России, так как все действия былин происходят в чистом поле от Синего моря (Чёрного моря). Былины, несомненно, рассказывали о реальных событиях давнего времени, это подтверждают детали, которые невозможно выдумать. В былине «Волх Всеславьевич» имя побеждённого индийского царя Сантал. Санталы – это древнеиндийский неарийский народ, сохранившийся, и по сей день в Бенгали. - Индийская тема в русском эпосе не исчерпывается сказанием о Вольге. Так, например, былина о Дюке весьма поучительна и занятна. Дюк Степанович со своею дружиной прибыл в Киев и вступил в спор с князем Владимиром и его дружиной. Он во всём превосходил киевских знатных людей: богатством, доблестью, мужеством, благочестием. В былине описаны владения Дюка в его богатой, благочестивой и счастливой стране. Описания в былине очень напоминали легенду о «Беловодье», уходящей корнями в древнейшую мифологию Ариев. Откуда же взялся Дюк, этот таинственный богатырь? ... Да ехал я из города из Галича, Из Волынь-земли из богатые, Да из той Карелы из упрямые, Да из той Сорочины из широкие, Да из той Индии богатые... В некоторых вариантах былины родиной Дюка является «Индийское царство», которое представлено в них как идеальное общество – богатое, справедливое, правдивое. Былина о Дюке реалистична. Богатырь прибывает на Русь не из какой-то неведомой страны, а из Индии. Дюк – это представитель арийской элиты Индии (тех самых «Солнцерождённых» династий раджпуров и махатмов, ведущих свою родословную от «шакьев» - скифов). Он прибыл в Киев на свою «историческую родину» после длительного разрыва связи с периода «великого переселения народов». Подлинный смысл былины о Дюке (и сказаний об Индийском царстве) заключается в сопоставлении «новой» киевской знати, её древним началом индоарийской элитой. Благочестие Дюка в былине подчёркивает его древнее дохристианское древнеарийское «Православие». Национальная древнерусская народная религия удержалась в Индии. Былина о Дюке, есть настольгия по утраченной арийской светлой солнечной религии, указанием на место, где она сохраняется, и откуда можно будет взять необходимую информацию для её восстановления. Пушкину были хорошо известны все древнеарийские сказания, и он в своём творчестве мастерски пользовался этими сокровищами. Пушкин, несомненно, был посвящён в русские Веды и сложные для ума истины Вед поведал простым языком в своих удивительных сказках, написанных в стихах. Так же в стихах были написаны и древнерусские арийские веды, и скифские былины, и ведические гимны древней Индии. Так историю Рамы и Ситы из «Рамаяны» он полностью воспроизвёл в своей удивительной сказке «Руслан и Людмила»: колдун похищает жену Руслана Людмилу в день её свадьбы. Руслан отыскивает колдуна, сражается с ним, побеждает его и возвращает свою возлюбленную... Интересно отметить почти полное совпадение древнерусских преданий и преданий древней Бхараты, а Бог Велес покровитель домашних животных, подобно Богу Кришне изображался со свирелью. Сравнение древнерусских Вед и ведической литературы древней Бхараты дают все основания привести обобщенный краткий ведический словарь имен и терминов в рамках данного научного исследования. Автор ни в коей мере не претендует на исчерпывающую полноту предлагаемого информационного материала: задача изначально была намного скромней - показать закономерную, непреходящую связь ведических знаний древней Руси и древней Бхараты. К счастью, на юге России, в низовьях Дона и Волги сохранились более древние эпические сказания, чем на севере Руси. Они восходят к сарматскому и скифскому периодам, к эпохе до «великого переселения». Долгое время эти сказания были недоступны исследователям. Судя по их «сказам» древнейшая Русь представляла собой степное государство, жители которой преимущественно занимались скотоводством, а также земледелием и градостроительством. Центр древнейшего русского государства находился в низовьях Дона и Волги, где соблюдался ведический принцип самоуправления по образу «Вольного казачьего круга». А и царство то (русское) на Волге сидит, А и царство то на Дону лежит, А оттуда до самого сонечКАЗАКату... Даже из небольших уцелевших осколков былин, находится немало подтверждений, что центр древнейшей Руси находился между Нижним Доном и северным Прикаспием. Так в одной из былин, записанной не на Севере, а в Симбирской губернии, говорится о русском Астраханском царстве: ... Из сильного было Астраханского царства. Жил был тут князь Саур сын Ванидович. Накопил он силушки себе многое множество, Накопил он силушки, в поход пошёл, В поход пошёл на три царства: Первое царство Латынское, Под другое царство Литвинское, Под третье царство Сорочинское... Интересно, что у Геродота, в мифе о первопредках скифов указано, что скифы мыслили себя прямыми потомками Верховного Бога (Варуны-Сварога). Легенда о первопредках Скифов является классическим «культурным мифом». Колоксай, младший сын Таргитая (первопредка скифов) становится верховным правителем скифов благодаря тому, что принял первые священные дары неба – золотой плуг, ярмо, чашу и меч. Тем самым Колоксай установил «цивилизацию... «Что казаки от казаков ведутся, что казачьему роду нет переводу, - было сказано в Лицевой летописной миниатюре «Царственном летописце», - это факт неопровержимый». И в былинах - славный казак Илья Муромец вершил добрые дела, и в песнях казачьих живёт седая старина, да и само слово казак указывает на глубокую древность. Все слова с корнем «каз», так или иначе, связаны с казачеством: приКАЗ, уКАЗ, КАЗна, КАЗанок, КАЗённый, КАЗначей, сКАЗка, доКАЗательство, отКАЗ, заКАЗ, рассКАЗ, поКАЗ и много других слов с корнем «каз». Ясно, что слова эти появились не сегодня и не вчера, от слов этих веет вечностью. В летописном Лицевом своде «Царственном летописце», ясно показано, что казаки были Ариями, родина которых Придонье, Приднепровье, низовье Волги, Таврия. Отсюда распространялись Арии по всему свету, и по сей день живут казаки по всему свету своими вольными станицами, бережно храня свои древние традиции, обычаи, культуру. И древнегреческие мифы о битвах с кентаврами яркое тому свидетельство. Кентавров древние греки изображали страшными существами, у которых грудь, голова и руки – человечьи, а туловище и четыре ноги – конские. При всей чудовищности Кентавров, умеющих метко стрелять из лука, метать копьё и огромные камни, умеющие стремительно бегать, быть неуловимыми и неодолимыми в бою, в них, тем не менее, проглядываются вполне реальные пришельцы с севера в Грецию на лихих конях. Кентавры (конники Таврии) – это Донские казаки на своих быстроногих конях. Грекам, впервые увидившие всадника на коне, это представлялось невообразимым чудовищем. Конные неуловимые пришельцы с севера на Грецию, метко разивших пеших Греков издали из боевых луков, поражало воображение греков; проживая в гористой местности на многочисленных островах, греки в древности не знали лошадей, и были исполнены ужаса при виде боевых всадников. Сохранились обломки древнегреческой вазы с изображениями боя греков с кентаврами, где кентавры изображены с такими же бородами, с какими обычно изображали греки скифов (хранится в Британском музее в Лондоне). Особенно поражало греков появление на лошадях вооружённых амазонок. Донские казачки были прекрасными наездницами, пользовались равными правами с мужчинами, были столь же ловкими, выносливыми и смелыми в бою, не уступая казакам. Битвы пеших греков с амазонками с большим искусством отображены на древнегреческой вазе середины VI века до Р.Х. (хранятся в Британском музее в Лондоне). Амазонки (казачки) верные и преданные жёны и дочери казаков, сопровождали своих мужей и отцов в походах, совершали вместе с ними лихие конные атаки, принимали участие во всех битвах, своих мужей и отцов. Отважно сражались и бесстрашно умирали на поле боя вместе со своими мужчинами казаками. В русской рукописной летописи представлена миниатюра «Царица амазонская, выступает в поход против греков со своими амазонками». Уцелевшие экземпляры «Царственного Летописца» сохранились до настоящего времени. Древнегреческий поэт Гомер, воспевший в своих бессмертных произведениях «Илиада» и «Одиссея» Троянскую 12-ти летнюю войну, произошедшую за 1200 лет до Р.Х. Троя, город, находившийся в Малой Азии недалеко от Босфора Фракийского. Причиной войны стало похищение сыном троянского царя Париса у одного из греческих царей его жены – прекрасной Елены. В войне приняли участие множество других народов; в числе дружин, принявших участие в этой войне. Гомером была воспета и доблестная дружина Славянского племени – Гнетов (Скифов). Славянами, или Словами называли наши далёкие предки всех говорящих с ними на одном языке, в отличие от немцев (немых), с которыми славяне разговаривать не могли, вследствие разницы языка. Славнейшим героем со стороны греков во время Троянской войны являлся царь Ахиллес. Летописец Арриан утверждал, что Ахиллес был скифом, родившимся на побережье Азовского моря. За своенравность и гордость он был изгнан со своей Родины и поселился в Греции. Гомер приписывал Ахиллесу чудесное происхождение от брака царя Пелая с русалкой (русалка сказочный образ на Руси). Признаками скифского происхождения Ахиллеса, - утверждал летописец Арриан, - является то, что он имел русые волосы, голубые глаза и его необычайная ярость в бою. Кроме того, он носил скифский плащ с застёжкой. Таким образом, герой Ахиллес являлся скифом славянского происхождения, с берегов Азовского моря, исконной родины доблестного Донского казачества. Об этом имеются письменные свидетельства греческих писателей, живших примерно за 1000 лет до Р.Х. В «Царственном Летописце» имеется миниатюра, изображающая победоносный въезд Ахиллеса в Трою. В древних сказаниях повествуется о необыкновенной доблести скифов, их бесстрашии. Скифские просторы находились в низовьях Днепра и Дона, куда испокон веков собиралась вольница, было древнейшей родиной славного казачества – Донцов и Запорожцев. Победоносные походы скифов около 630-го года до Р.Х. осуществлялись от берегов Днепра и Дона, через Кавказские горы, Армению, Персию и Малую Азию вплоть до Египта. Савроматов девушка могла выйти замуж лишь после того, как она убьет врага. У Греков было поверье, что племя быстро складывались на повозки, когда хотят избежать боя с противником, и таким образом уходят от него со всеми домочадцами и имуществом. Наоборот, если они хотят кого-нибудь принудить к бою, то никто не сможет уйти от скифов, благодаря их быстроногим коням и необыкновенно меткой стрельбе из луков...» Не следует ждать исчерпывающей теории истории Донского казачества Ариев, как оригинального, богатырского, былинного народа. Это сочинение не является учебником истории казачества, как такового, ибо такого учебника о самобытном независимом не от какой власти Великого народа не напишут никогда и никогда не признают написанного рабы, управляемые рабами. Вольные рыцари никогда не будут Казаки никогда не будут признаны прямыми потомками Ариев в своём отечестве, как и не признаны великие пророки в Отечестве своём. Зато сочинение это любо казакам, впитавшим любовь к истинной свободе с молоком матери - Донской казачки. И вольная песнь тихого Дона от начала века была жива, жива она ныне и пребудет вовек живой. У всякой великой Идее нет начала, - казачество Ариев существовало всегда. Прообраз её отражён во многих эпохах прошлого и живёт, как вечная Идея. В древних литературах то и дело встречаются легенды о мудрых, красивых и сильных духом казаках-Ариях, в рассказах, былинах, преданиях, сказках всех времён и народов. Бои за свободу духа Великого народа свершались всегда, и дух казаков-Ариев действительно обретал неслыханную, невероятную свободу. Арийская раса населяла территории от северных склонов Кавказских гор до берегов Дона, Волги и от берегов Азовского и Чёрного морей до моря Каспийского. С древних времён племена славян (любящих славу, доблесть, честь) назывались скифами, сарматами, гетами, готами. Наиболее древнее собственное имя скифов-славян было – Россы, Руссы. Военное сословие жителей Дона, Нижней Волги, Приазовья называли азами, Ас-саками, казаками. Арийская цивилизация является изначальной, все остальные цивилизации возникли на её основе. Арийская цивилизация представлена непосредственно в её литературе, тайны которой понятны только тем, кто изучает её, храня чистоту этого знания, следуя традициям преемственности арийцев, действующей на нашей планете до сих пор. Система ценностей арийской цивилизации, её история представлены в Ведах, Пуранах, «Махабхарате», «Рамаяне». Согласно сведениям этих древнейших литературных источниках арийской цивилизации, в мире нет более древней и завершённой идеологии, чем идеология арийцев. За столетия иудео-христианства не удалось стереть свидетельств о Ведическом (Арийском) прошлом казачества, ровно, как и всех других народностей нашей Империи. И тюрки, и фарси, иранцы, и русичи, болгары, осетины, ингуши, марийцы, ненцы, десятки других коренных народов нашей страны, помнили, передавали из поколения в поколение, находили в летописях и в раскопках старинных поселений свидетельства тому, что они — прямые потомки Ариев. Важнейшим диверсионным актом Рюриковичей было изменение письменности. На смену совершенному праславянскому дохристианскому письму насаждалась письменность от Кириллам и Мефодия. Изменение письменности, а тем более сокращение числа букв — надёжнейший инструмент стирания исторической памяти, примитивизации языка и мировоззрения. Идея возрождения Арийской Духовной цивилизации способна стать привлекательной для всего мира. Осознав истинную цель своего бытия на Земле, как "любовное служение Богу и любовь к ближним, возможно воздвигнуть мировоззренческую идею Арийской консолидации. Автору данного словаря несколько раз посчастливилось путешествовать по земле древних Ариев, колыбели человечества, прародине моих древних предков (Бхарате Варше). Материалы путевых записок во время моих путешествий в удивительной, сказочной стране Древней Бхараты, изучение санскрита и хинди позволили составить обобщённый краткий ведический словарь имён и терминов Ариев древней Руси и древней Бхараты. Пользуясь случаем, хочется выразить искреннюю благодарность и признательность проводникам моих путешествий по священной земле древних Ариев (Бхарате Варше) – Ананге Дасу и Анандини Девидаси. Без их всемерной помощи и духовной поддержки невозможно было бы осуществить эту мою давнюю мечту – открытие сказочной Индии – страны непревзойдённого эпоса, страны поэтов, песенников и танцоров. Ананга Дас и Анандини Девидаси вдохновили меня, на духовный подвиг, чтобы прикоснуться к удивительным истокам духовности и великолепия древнеарийской цивилизации. ДРЕВНЕ-ВЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ ИМЕН И ТЕРМИНОВ РУСИ И БХАРАТЫ А а д ж – сегодня, теперь; А а д и – первоначальный; А б х а в а – отрицание; А б х а ш в а р ы – Дэвы, или «боги» Света и Звука трёх небесных сфер; А б х а я – «Бесстрашие», жизнь во исполнение священного долга; А б х и д х а р м а – раздел, знание; А б х и м а н – эго, гордыня, гордость; А б х и р а м – радующий, приятный; А в а-б о д х а - «Матерь Знания». А в а д х у у т а – осознающий свою духовную природу; А в а с а р – удобный случай, возможность; А в а с т х а – состояние ждивы (инд. Души), 1) джаграт (бодрствование), 2) свапна (сновидение), 3) сушупти (глубокий сон без сноведений), 4) турия (отделена от причинного тела неведением, 5) турьятита (полное динения атмы и параматмы); А в а т а р а – (букв. нисхождение) - воплощение божества на земле; А в в а л – первый, превосходный, лучший; А в и д ь я – невежество, неведение, ограниченное сознание или знание; А г а н – огонь; А г а с ь я – великий мудрец и подвижник, по просьбе богов выпил море, чтобы обнажить дно, на котором прятались демоны. Боги уничтожили их; А г н и – (Огонь) - Бог огня; А г н и х о т р а – жертвоприношение Богу огня; А г ь я н – невежество; А д ж и в и к а (средства к существованию, правильный образ жизни) – одна из традиций шраманов; А д ж а р и я - (санскр. Имени Бога Сварога – Аджа (нерождённый)). Отец всех Богов, единственный в материальном мире имеет такое Имя, ибо не рождён, а произошёл из цветка лилии, выросшего из пупка Господа Вышня. Аджария - республика на Кавказе. А д ж н а н а (агьяна) – незнание (профан); А д и-б у д х и – предвечный разум, Мудрость; А д и т и – (матерь-богиня, её земной символ – безграничное пространство), третья, младшая дочь Дакша, седьмого сына Брахмы. У Адити родилось двенадцать светлых сыновей – Адитьев, среди них были такие великие Божества, как: Варуна – Бог океана, Индра – Бог грозы и грома, Вивасват – Бог Солнца (Сурья) и Великий Вишну, хранитель мирозданья, владыка пространства; А д и т ь я – одно из имён Солнца; А д х а р – сцена; А д х а р м а – неправедность, порок, противоположность дхарме; А д х и к а р и – властелин самого себя; А д х ь я т м и к а д у х к а – зло, происходящее от самого себя, вызванное или пораждённое самим человеком; А з а в а - (санскр. та, что выжимает сок сомы, райский напитк). Азовское море — названо в честь мамочки Богини Рада-рани, которую на Руси называли Азовушкой. Азов — город в устье Дона. Азово — два города, в Башкортостане и в Омской области. Азовы — город на реке Малая Обь в Ямало-ненецком автономном округе. Азовская — станица в Краснодарском крае. А к а л м у р т – бессмертный; А к а р – нефизический, тонкий; А к а ш – небо, атмосфера; А к а ш а – сверхчувственная духовная сущность, наполняющее всё пространство, в котором заключена вечная мыслеоснова вселенной, из неё излучается первый логос, или выраженная мысль в виде звука, «речи»; А к ч и – очи; А к ш – глаз; А к ш ь я – вечный, неистощимый; А м а н – мир, спокойствие; А м а н а т – залог; А м а р – бессмертный; А м б а – мать; А м б и к а – Мать Мира; А м а р а в а т и – город бессмертия (небесная столица Бога Индры); А л а т ы р ь – к а м е н ь – по древнерусским преданиям, камень Алатырь упал с небес на остров Буян посреди моря – Океяна и на нем были начертаны письмена Бога Сварога. На волшебный камень Алатырь в Балтийском (Алатырском) море садится красная девица – заря-зарянится; Дева на горе молвит на языке Деванагари… А н а д и – вечный не имеющий начала; А н а л а – одно из имен Бога Агни; А н а н г а («бестелесный») – эпитет Бога любви Камы; А н а н д а – блаженство; А н а р т х – беззащитный, сирота; А н г а д – сильный, устойчивый; А н г а - аспекты, ступени йоги: яма (воздержание), нияма (обряды), асана (позы при медитации), пранаяма (управление дыханием), пратьяхара (отстранённость, непривязанность к окружающему), дхарана (концентрация), дхьяна (медитация), самадхи (созерцание); А н с е т – неустойчивый; А н т ь е ш т и - обряды прощания с покойником и кремации. Ведические арии верили, что огонь может доставлять на небо человеческое тело, подобно тому, как священный огонь переносит жертвы богам во время жертвоприношений. Таким образом, обряд А. рассматривается как освобождение от земной оболочки. Обычай сати, обряд сжигания на погребальном костре жены покойного, на которую возложена вина за смерть супруга, бытовал в Индии до недавнего времени, местами случается и по сей день. Если вдове сохраняется жизнь, то не оставляют символических атрибутов замужней женщины, разбивают её браслеты, изымают брачный шнур (мангала-сутру), бреют голову, лишают имущества. Вдова обязана проводить остаток жизни в молитвах, поломничестве по святым местам. Считают, что встречи с вдовами неблагоприятны. Некоторое время члены семьи покойного считаются нечистыми, они не должны обращаться к божествами или общаться с другими людьми; А н у (атом) - титул Брахмы, который является атомом и одновременно – беспредельной вселенной; А н у б х а в – величие, могущество; А н у п а м – несравненный, бесподобный; А п м а н – оскорбление; А п с а р ы – танцовщица в царстве Индры; А р и и – племена, пришедшие в Бхарат в середине второго тысячелетия до н.э.; А р и й (санскр. Арйа – святой, человек, живущий по законам Бога), отсюда – Русь Арийская – Русь святая. Согласно древнерусским ведам, сын Дажьбога и Живы, прародитель древних славян. Арий происходит от слова «Оратай» - пахарь, благородный; А р ь я – (благосклонный, благородный хозяин). В литературе Вед означает «житель Арьяварты» (страны ариев, Северной Индии). В противоположность неариям (потомкам аборигенов), оттеснённых или порабощённых арийскими племенами, которые переселились в Индию в конце второго тысячелетия до новой эры. Арьяварта, как территория расселения ведийских ариев в Индии, занимала Великую Северо-Индийскую равнину - от западного моря до восточного моря и от Гималаев на Севере до гор Винхья и Сатпура на юге. В ведийскую эпоху арийские племена не переходили эту границу. Арьяварта стала центром индийской цивилизации; именно здесь сложились главные верования: индуизм, буддизм, джайнизм. Арья — называются два города: в Нижегородской и в Екатеринбургской области А р ь я С а м а д ж (букв. «общество ариев», «общество просвящённых») – религиозно-реформаторское общество в индуизме, созданное в Бомбее в 1875 году странствующим монахом Даянандой Сарасвати (1824-1883), провозгласившего непогрешимость и богодуховенность Вед. Главным лозунгом Общества Ариев было «Назад к Ведам!» А р ь я в а р т а – «страна ариев», или Северная Индия, где брамины-захватчики поселились сперва (полоса между Гималаями и горными хребтами Виндхья, от Восточного до Западного моря); А р ь я н – цивилизованный последователь ведической культуры, устремлённый к духовному совершенству; А р м а н – желание; А р т х а – экономическое процветание; А р ч а а – в и г р а х а – божества, для поклонения в храмах, выполненные из камня, дерева, металла, красок; А с а л – суть, сущность; А с а м и – особые личности; А с а н а – статическая поза в системе йоги, положение сидя; А с т и к а – брахман, отшельник; А с т р о н о м и я (астрология), джьотиша. В период существования прототндийской цивилизации астрономические знания позволяли определять даты по лунному календарю, лунно-солнечному и солнечному календарям; знали 5-, 12- и 60-летние циклы Юпитера, Были известны планеты и знаки зодиака, для обозначения которых использовалась зооморфная символика. Карта неба составлялась по лунным стоянкам - накшатрам. У древневедиеских ариев астрономия существовала как вспомагательная наука, входившая в число веданг. В настоящее время астрология в Индии остаётся популярной. Каждое действие индуисты совершают по совету или вычислению астрологов (свадьбы, наречение имени, начинание важных дел, путешествий и т.п.); считается, что судьба каждого человека зависит от закономерностей вселенского целого, что нельзя произвольно нарушать порядок и гармонию целостного мира. А с у р – демон; А т а л ь – нерушимый; А т а т м – лучший; А т м а – душа; А т м а г а н д – высшее общество; А т м а р а м а – мудрец, черпающий удовлетворение в самом себе; А х и л ь я – жена; А ч а л ь – непоколебимый, стабильный; А ч а р ь я – гуру, учит своим примером; А ч ч а – хорошо; А ш а – надежда, уверенность; А ш а н т и д х а м – мир беспокойства; А ш а р и р и – бестелесный; А ш в – лошадь; А ш в а м е д х а – я г ь я - жертвоприношение коня, описанное в индийских Ведах; А ю р в е д а - буквально, «веда жизни»; А ш о к – не знающий печали, горя; А ш р а м – монастырь или хижина отшельника; Б а б у л – шип; Б а б у л ь н а т х – Отец, превращающий колючки в цветы; Б а г и ч а – сад, плантация; Б а д а л ь н а – измениться; Б а д р а - бодный Б а д ж а а н а а – играть, звонить; Б а д ш а х – император; Б а а й а – левый; Б а к а с у р - лживый, имя дьявола; Б а л а к – ребёнок; Б а л а г а н ы (санскр. – войско Бала из свиты Шивы) - город в Тюменской области, Балаганное – под Магаданом, Балаганчик - город на Камчатке. Б а л а (или панчабалани) – пять способностей, достигаемых в практике йоги: вера, энергия, память, медитация, мудрость; Б а л а р а м а – то же, что и Баладева - персонаж из Писания «Шримад-Бхагаватам» - старший брат Кришны, сын Рохини; Б а л р а б о л а – болтливый, хвастун; Б а л и – царь асур (демонов); Б а л ь – сила; Б а п с а м а н: подобен Всевышнему Отцу по качествам и санскарам; Б а п д а д а («Бап» - Отец, «Дада» - Дедушка») – Извечный Отец – Всевышний; Б а н д а н в а з – Милосердный; Б а н д а – изуродованные, искалеченные Б а н д а р – обезьяна; Б а н д ж а р – бесплодная земля; Б и н д и н – арестованный, заключючённый; Б а н д х а н – страдания, оковы; Б а н д х а н м у к т – свободный от оков; Б а н и й а – купец, торговец; Б а р а а – большой, старший, главный; Б а р д о – Т е д о н («Тибетская книга мёртвых») – книга, рассказывающая о том, как умирает человек, причём, умирание рассматривается, как искусство. Книга имеет целью помочь умирающему человеку пережить необычайные явления в момент смерти и достойно перейти порог между жизнью и смертью; Б а р х а н а – идти вперед, расти, делать успехи; Б а а т а а н а – говорить, сообщать; Б а х у т – очень много; Б а ч ч е – дети; Б а ч н а – опасаться, избавляться; Б г а я с ь – боязнь; Б е л о в о д ь е – другое имя Ирия - рая. Получило название из-за «молочной» реки (Белой реки), текущей по раю из вымени небесной Коровы Земун. Беловодьем на Руси почитали земли Южного Урала близь горы Иремель (Ирийские горы) и хребет Кумартаг (горы Богов – Кумаров, хранителей четырех сторон света); Б а р б а р а – Варвар, дикий; Б а р м а – Слово Всевышнего, Бог, шепчущий молитвы, читающий Веды (сравни: «бормотать»). В русских былинах он – Бермята, либо – Пермята (отсюда название города Пермь). В Индии он – Брахма и Брахманаспати. Б е р е з а н ь – райская местность, одна из Рипейских гор. На горе Березани растет солнечная берёза «вниз ветвями и вверх кореньями» (книга «Русские Веды»); Б е л о я р – первый месяц весны по Велесову календарю (он же – первый месяц года) продолжается с 21 марта по 20 апреля, назван по имени Бога Белояра, или Ярилы, Яра, сына Велеса: 1 –3 Белояра (21 – 23 марта) – Красная гора, Освобождение и Воскресение Буса Белояра; 17 – 19 Белояра (6 - 8 апреля) – Зачатие Крышня – Коляды и Денницы; 25 Белояра (14 апреля) – явление Белой Книги Буса и Звездной Книги Коляды и Крышний; 31 Белояра (20 апреля) – Рождество Буса Белояра. В 295 году н.э. в столице Русколани родился Бус Белояр, сын князя Дажина. Народ его почитал новым воплощением Крышня, Коляды и Велеса. И день его рождения на небе загорелась новая звезда (комета Галлея). В наше время - этот праздник отмечают в Пятигорске - древней столице Пятигорья-Русколани: почитающие Буса Белояра собираются у «Эоловой арфы», предлагают ему свои дары; Б о г у м и р – прародитель ряда славянских племен, Сын Дажьбога и Мары; Б о д х а – б о д х и – мудрость, знание; Б о л – болтать, говорить, петь; Б р а х м а – Создатель; Б р а х м а л о к а - духовная обитель Брахмы; Б р а х м а н – святой; Б р а х м а – с у у т р а – то же что и «Веданта – сутра» - философия Вед, изложенная в сжатой форме Вьясодевой; Б р а т р и – брат; Братрива - братство Б р а х м и н – устами рожденный ребенок Брахмы; Б р и х а с п а т и – Юпитер; Б р у в а – бровь; Б у д д а (букв. «озарённый», «просветленный». Озарение – есть трансцендентное знание, в котором истинное «Я» обособлено от всего преходящего и конечного. Основатель религиозно - философской системы Буддизма Сидхардха Гаутама. Сказано: «Когда Гаутама пребывал в юношеском сне, предаваясь удовольствиям принца, толчком к его пробуждению послужило то, что он стал свидетелем болезни, старости и смерти. Будда понял, что мирская жизнь, Сансара, трагична в самом её истоке. Он искал и в конце концов нашел силу, которая выше трагической сферы Санскары. Эта сила – состояние сознания – нирвана. Будда принёс весть Освобождения, Бессмертия, ибо нирвана охватывает начало и конец одновременно…» Б у д х – будить; Б у д д х и – разум, интеллект; Б у д х а – 1) сын бога Луны (Сомы), олицетворение планеты Меркурий, 2) мудрый, разумный; Б у л ь - б у л ь - соловей; Б у я н – райский остров в Чёрном море, ныне – полуостров Тамань; Б у р а а – плохой, скверный; Б у р а п а – старость; Б х а в – быть, существовать; Б х а в а – 1) бытие, 2) мир, 3) рождение, 4) одно из имён Шивы; Б х а в а н – дом, обитель; Б х а в н а – преданность; Б х а г а в а д – Г и т а - «Песнь Бога», часть поэтического эпоса «Махабхарата», которая описывает происходящие события перед самым началом битвы на поле Курукшетра. Бхагавад-Гита описана в форме диалога между Кришной и прославленным воином Арджуной и дает полное представление о путях бхакти-йоги для достижения единения со Всевышним Отцом. Б х а г а в а н – Всемогущий господь, обладающий всеми совершенствами: Красотой, Славой, Силой, Богатством, Знанием, Отрешённостью; Б х а г ь я – судьба; Б х а д р а – бодрый; Б х а й – брат; Б х а к т и – путь поклонения; Б х а р а т – изначальное, истинное название Индии («бхарат» - просветленный, процветающий, полный); Б х а р а т – в а с и: житель Индии; Б х а с к а р а – одно из названий Сурьи, Солнца, означающее «жизнедатель» и «светосоздатель»; Б х и ш м а – самый старый и могущественный воин на стороне Кауравов в битве на поле Курукшетра, сын Шантану и олицетворённой реки Ганги; Б х и л – абориген, местный коренной житель; Б х е т а – стабильность; Б х о г и – погрязший в чувственных удовольствиях; Б х о д ж а н – пища; Б х о л а – невинный. Б х р а т р и – брат; Б х у – быть; Б х у р а н ь ю – 1) быстроходный или скорый, 2) метательное оружие; В а й д ж а я н т и – «победный» стяг, флаг, знамя; В а й к у н т х - рай; В а й р а г ь я – беспристрастность, не привязанность к миру; В а к у л а (санскр. хранитель Божественной семьи). Вакула — это одно из многочисленных качеств и Имён Богини Рады (Лады). И уж она то обязательно спросит по украински: "Хотите ісшті"? Но в шутку говорят, что хохол никогда не поверит, пока не пощупает. Поэтому он заглянет в санскритско-русский словарь и увидит, что "істі" — " пожертвование пищей". В а л и к а – валик; В а л и н – царь обезьян, сын Индры; В а л ь м и к и – автор изначального текста «Рамаяны»; В а м – вам; В а с – вас; В а р – варить; В а р н ы – четыре сословия в ведическом обществе: брахманы (жрецы), кшатрии (воины), вайшьи (торговцы, земледельцы, скотоводы), шудры (люди подневольного труда); В а р у н а – бог воды или морской бог; В а р ш а – область, равнина, местность, расположенная между большими горными цепями; В а р я г и (санскр. банда отщепенцев, которых следует избегать). Рюрек был варягом. Рюрек и Аскольд стали наёмниками у Иегоунштей. В ранневизантийских летописях сохранились свидетельства о крещении Аскольда и Дира константинопольским патриархом Фотием во время царствования императора М
Научно-художественный исследовательский проект. Издание второе. Изменённое и дополненное. Полная версия - http://www.stihi.ru/2012/03/10/8560 - Об алфавите деванагари; - Ведический словарь древней Руси и Бхараты (результаты научного исследования); - «Махабхарата» - литературный перевод фрагментов с санскрита; - Видение «Махабхараты» (драматическая пьеса); - Песнь Господа – 108 шлок из «Махабхараты» («Гитапанишады») - литературно - поэтический перевод с санскрита. ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ Матрёшка (Мать-Русска, Мать Рисши-ки) - символ герба древних Ариев. Уменьшенная копия Божества Су-Бхадры древнеарийского храма Джаган-натхи. Су-Бхадра -супруга легендарного, прославленного воина-богатыря Ариев Арджуны. Изотерический смысл разъёмной матрёшки (Мать-Русска) - символизирует происхождение всего Мирозданья из триединого Бога – Крышня (Коляды), которые вынимаются из Единого тела Господа, образуя единую Троицу. Язык ДЕВАНАГАРИ самый древний язык на земле. Шрифт, который используется в санскрите, маратхи, хинди и в ряде других языков, называется "Деванагари" - (санскр. принесенный из Божественного города). Дева на горе – Деванагари. На море на Окияне, на острове Буяне Лежит бел-горюч камень Алатырь. На том камне стоит стол престольный, На столе сидит красна девица, Швея-мастерица, заря-заряница… (Древнерусские Веды) . В золотую пору человечества все люди говорили на одном языке ДЕВАНАГАРИ, который являлся первоначальной слоговой системой письма ИНДОАРИЕВ, трансформировавшейся в санскритский язык. Сходство санскритского языка со славянским языком поразительно, особенно с восточнославянскими языками – по основному лексическому фонду, грамматическому строю, роли формантов и множеству других частностей. Момент соединения языка ДЕВАНАГАРИ с праславянским языком ИНДОАРИЕВ ярко и образно отмечен в древнерусской былине «Волх Всеславьевич», читаем в сокращении: Как по саду, саду, по зеленому, Как ходила – гуляла, молода княжна, Молода княжна Марфа Всеславьевна. Она с камня, княжна, соскочила, Соскочила да на змея лютого; Обвивается да ведь лютый змей Вокруг чебота сафьяна зеленого, Да вокруг чулочка шелкового, А и хоботом змей бьёт да по белу телу! Втапоры княгиня занеможила, Занеможила княгиня – дитя родила; Как по небу засветил, светел месяц, А во Новогороде родился богатырь, Что могуч богатырь Волх Всеславьевич, Задрожала да сыра земля, Затряслося славное царство Индийское, А и сине море всколыбалося Для ради рождения богатырского – Молода Волха Всеславьевича; А и рыба пошла в морскую глубину, А и птицы полетели высоко в небеса, А и туры да олени за горы пошли, А и зайцы, лисицы – по чащицам, А и волки, медведи – по ельникам, А и соболи, куницы – по островам!.. ……………………………………… Как и будет Волху семь лет – Отдавала его матушка учить грамоте, А и грамота пошла на пользу; Посадила его пером писать, И письмо ему пошло на пользу… ……………………………………… Как научился Волх премудростям, Стал себе Волх дружину собирать; Он набрал себе дружину в семь тысяч; ……………………………………… Втапоры Волх он догадлив был: Он со всею дружиною хоробрую Что ко славному царству Индийскому Тут же с ними и во поход пошел! Как всем молодцам Волх приказ отдает: «Гой еси вы, дружина хоробрая! Вы ходите по царству по Индийскому. ………………………………………. А оставьте вы только по выбору, Что не много не мало – семь тысяч, Семь тысяч душечек красных девиц!..» ………………………………………. А и сам Волх во палаты пошел, Что во палаты во царские, Ко тому царю ко индийскому. ………………………………………. А тут Волх сам царем стал, Взял он замуж царицу Азвяковну, Молоду Елену Александровну; А и та его дружинушка хоробрая Как на тех девицах переженилася – А и стали-то они люди посадские. Как и русский язык, так и язык ИНДО-АРИЕВ - санскрит, обладают исключительным богатством, гибкостью согласных звуков, как изобразительное средство звукового строения слов, что лишь в малой степени свойственно другим языкам. Инструментовки и звуковое строение санскритской и русской фразы могут существенно отличаться от инструментовки и звукового строения составляющих ее слов, взятых в отдельности. Такие свойства языка создают очень мощное и своеобразное средство художественного выражения, почти не передаваемое в переводе. Это очень важное своеобразие, свойственно как для поэтики русских стихов, так и санскритских поэтических шлок ИНДО-АРИЕВ. Подобно русской поэтике, в санскритской поэзии большая роль принадлежит внутренним рифмам, ассоциациям и аллитерациям, как средствам художественного выражения. Эти поэтические приёмы использовались и в эпической поэзии широко, тонко и продуманно. Остается только удивляться, какой русской современностью дышит санскритская поэзия. В таких эпических памятниках, как «Сказание о Раме» чеканных по форме и совершенных по языку встречаются всевозможные виды аллитераций, внутренние рифмы. Богатства их кажутся неисчерпаемыми, «Мотив Лакшманы» - на Ш, иногда – на Л, с разнообразной инструментовкой, и различными вариациями аллитераций (этим приёмом широко пользовались русские поэты А.С.Пушкин, В.В.Маяковский, В.Я.Брюсов и другие). Донские казаки являются истинными потомками древних Ариев, пришедших в Индию в стародавние времена. Некоторые казачьи былины являются «зародышами» великого эпоса Индо-Ариев – «Махабхараты». Потомки Ариев пришли в Индию из Скифии Великой, с низовий берегов Дона и Волги, через Среднюю Азию в конце второго тысячелетия до н.э. Русские былины были созданы не на Севере, а на Юге России, так как все действия былин происходят в чистом поле от Синего моря (Чёрного моря). Былины, несомненно, рассказывали о реальных событиях давнего времени, это подтверждают детали, которые невозможно выдумать. В былине «Волх Всеславьевич» имя побеждённого индийского царя Сантал. Санталы – это древнеиндийский неарийский народ, сохранившийся, и по сей день в Бенгали. - Индийская тема в русском эпосе не исчерпывается сказанием о Вольге. Так, например, былина о Дюке весьма поучительна и занятна. Дюк Степанович со своею дружиной прибыл в Киев и вступил в спор с князем Владимиром и его дружиной. Он во всём превосходил киевских знатных людей: богатством, доблестью, мужеством, благочестием. В былине описаны владения Дюка в его богатой, благочестивой и счастливой стране. Описания в былине очень напоминали легенду о «Беловодье», уходящей корнями в древнейшую мифологию Ариев. Откуда же взялся Дюк, этот таинственный богатырь? ... Да ехал я из города из Галича, Из Волынь-земли из богатые, Да из той Карелы из упрямые, Да из той Сорочины из широкие, Да из той Индии богатые... В некоторых вариантах былины родиной Дюка является «Индийское царство», которое представлено в них как идеальное общество – богатое, справедливое, правдивое. Былина о Дюке реалистична. Богатырь прибывает на Русь не из какой-то неведомой страны, а из Индии. Дюк – это представитель арийской элиты Индии (тех самых «Солнцерождённых» династий раджпуров и махатмов, ведущих свою родословную от «шакьев» - скифов). Он прибыл в Киев на свою «историческую родину» после длительного разрыва связи с периода «великого переселения народов». Подлинный смысл былины о Дюке (и сказаний об Индийском царстве) заключается в сопоставлении «новой» киевской знати, её древним началом индоарийской элитой. Благочестие Дюка в былине подчёркивает его древнее дохристианское древнеарийское «Православие». Национальная древнерусская народная религия удержалась в Индии. Былина о Дюке, есть настольгия по утраченной арийской светлой солнечной религии, указанием на место, где она сохраняется, и откуда можно будет взять необходимую информацию для её восстановления. Пушкину были хорошо известны все древнеарийские сказания, и он в своём творчестве мастерски пользовался этими сокровищами. Пушкин, несомненно, был посвящён в русские Веды и сложные для ума истины Вед поведал простым языком в своих удивительных сказках, написанных в стихах. Так же в стихах были написаны и древнерусские арийские веды, и скифские былины, и ведические гимны древней Индии. Так историю Рамы и Ситы из «Рамаяны» он полностью воспроизвёл в своей удивительной сказке «Руслан и Людмила»: колдун похищает жену Руслана Людмилу в день её свадьбы. Руслан отыскивает колдуна, сражается с ним, побеждает его и возвращает свою возлюбленную... Интересно отметить почти полное совпадение древнерусских преданий и преданий древней Бхараты, а Бог Велес покровитель домашних животных, подобно Богу Кришне изображался со свирелью. Сравнение древнерусских Вед и ведической литературы древней Бхараты дают все основания привести обобщенный краткий ведический словарь имен и терминов в рамках данного научного исследования. Автор ни в коей мере не претендует на исчерпывающую полноту предлагаемого информационного материала: задача изначально была намного скромней - показать закономерную, непреходящую связь ведических знаний древней Руси и древней Бхараты. К счастью, на юге России, в низовьях Дона и Волги сохранились более древние эпические сказания, чем на севере Руси. Они восходят к сарматскому и скифскому периодам, к эпохе до «великого переселения». Долгое время эти сказания были недоступны исследователям. Судя по их «сказам» древнейшая Русь представляла собой степное государство, жители которой преимущественно занимались скотоводством, а также земледелием и градостроительством. Центр древнейшего русского государства находился в низовьях Дона и Волги, где соблюдался ведический принцип самоуправления по образу «Вольного казачьего круга». А и царство то (русское) на Волге сидит, А и царство то на Дону лежит, А оттуда до самого сонечКАЗАКату... Даже из небольших уцелевших осколков былин, находится немало подтверждений, что центр древнейшей Руси находился между Нижним Доном и северным Прикаспием. Так в одной из былин, записанной не на Севере, а в Симбирской губернии, говорится о русском Астраханском царстве: ... Из сильного было Астраханского царства. Жил был тут князь Саур сын Ванидович. Накопил он силушки себе многое множество, Накопил он силушки, в поход пошёл, В поход пошёл на три царства: Первое царство Латынское, Под другое царство Литвинское, Под третье царство Сорочинское... Интересно, что у Геродота, в мифе о первопредках скифов указано, что скифы мыслили себя прямыми потомками Верховного Бога (Варуны-Сварога). Легенда о первопредках Скифов является классическим «культурным мифом». Колоксай, младший сын Таргитая (первопредка скифов) становится верховным правителем скифов благодаря тому, что принял первые священные дары неба – золотой плуг, ярмо, чашу и меч. Тем самым Колоксай установил «цивилизацию... «Что казаки от казаков ведутся, что казачьему роду нет переводу, - было сказано в Лицевой летописной миниатюре «Царственном летописце», - это факт неопровержимый». И в былинах - славный казак Илья Муромец вершил добрые дела, и в песнях казачьих живёт седая старина, да и само слово казак указывает на глубокую древность. Все слова с корнем «каз», так или иначе, связаны с казачеством: приКАЗ, уКАЗ, КАЗна, КАЗанок, КАЗённый, КАЗначей, сКАЗка, доКАЗательство, отКАЗ, заКАЗ, рассКАЗ, поКАЗ и много других слов с корнем «каз». Ясно, что слова эти появились не сегодня и не вчера, от слов этих веет вечностью. В летописном Лицевом своде «Царственном летописце», ясно показано, что казаки были Ариями, родина которых Придонье, Приднепровье, низовье Волги, Таврия. Отсюда распространялись Арии по всему свету, и по сей день живут казаки по всему свету своими вольными станицами, бережно храня свои древние традиции, обычаи, культуру. И древнегреческие мифы о битвах с кентаврами яркое тому свидетельство. Кентавров древние греки изображали страшными существами, у которых грудь, голова и руки – человечьи, а туловище и четыре ноги – конские. При всей чудовищности Кентавров, умеющих метко стрелять из лука, метать копьё и огромные камни, умеющие стремительно бегать, быть неуловимыми и неодолимыми в бою, в них, тем не менее, проглядываются вполне реальные пришельцы с севера в Грецию на лихих конях. Кентавры (конники Таврии) – это Донские казаки на своих быстроногих конях. Грекам, впервые увидившие всадника на коне, это представлялось невообразимым чудовищем. Конные неуловимые пришельцы с севера на Грецию, метко разивших пеших Греков издали из боевых луков, поражало воображение греков; проживая в гористой местности на многочисленных островах, греки в древности не знали лошадей, и были исполнены ужаса при виде боевых всадников. Сохранились обломки древнегреческой вазы с изображениями боя греков с кентаврами, где кентавры изображены с такими же бородами, с какими обычно изображали греки скифов (хранится в Британском музее в Лондоне). Особенно поражало греков появление на лошадях вооружённых амазонок. Донские казачки были прекрасными наездницами, пользовались равными правами с мужчинами, были столь же ловкими, выносливыми и смелыми в бою, не уступая казакам. Битвы пеших греков с амазонками с большим искусством отображены на древнегреческой вазе середины VI века до Р.Х. (хранятся в Британском музее в Лондоне). Амазонки (казачки) верные и преданные жёны и дочери казаков, сопровождали своих мужей и отцов в походах, совершали вместе с ними лихие конные атаки, принимали участие во всех битвах, своих мужей и отцов. Отважно сражались и бесстрашно умирали на поле боя вместе со своими мужчинами казаками. В русской рукописной летописи представлена миниатюра «Царица амазонская, выступает в поход против греков со своими амазонками». Уцелевшие экземпляры «Царственного Летописца» сохранились до настоящего времени. Древнегреческий поэт Гомер, воспевший в своих бессмертных произведениях «Илиада» и «Одиссея» Троянскую 12-ти летнюю войну, произошедшую за 1200 лет до Р.Х. Троя, город, находившийся в Малой Азии недалеко от Босфора Фракийского. Причиной войны стало похищение сыном троянского царя Париса у одного из греческих царей его жены – прекрасной Елены. В войне приняли участие множество других народов; в числе дружин, принявших участие в этой войне. Гомером была воспета и доблестная дружина Славянского племени – Гнетов (Скифов). Славянами, или Словами называли наши далёкие предки всех говорящих с ними на одном языке, в отличие от немцев (немых), с которыми славяне разговаривать не могли, вследствие разницы языка. Славнейшим героем со стороны греков во время Троянской войны являлся царь Ахиллес. Летописец Арриан утверждал, что Ахиллес был скифом, родившимся на побережье Азовского моря. За своенравность и гордость он был изгнан со своей Родины и поселился в Греции. Гомер приписывал Ахиллесу чудесное происхождение от брака царя Пелая с русалкой (русалка сказочный образ на Руси). Признаками скифского происхождения Ахиллеса, - утверждал летописец Арриан, - является то, что он имел русые волосы, голубые глаза и его необычайная ярость в бою. Кроме того, он носил скифский плащ с застёжкой. Таким образом, герой Ахиллес являлся скифом славянского происхождения, с берегов Азовского моря, исконной родины доблестного Донского казачества. Об этом имеются письменные свидетельства греческих писателей, живших примерно за 1000 лет до Р.Х. В «Царственном Летописце» имеется миниатюра, изображающая победоносный въезд Ахиллеса в Трою. В древних сказаниях повествуется о необыкновенной доблести скифов, их бесстрашии. Скифские просторы находились в низовьях Днепра и Дона, куда испокон веков собиралась вольница, было древнейшей родиной славного казачества – Донцов и Запорожцев. Победоносные походы скифов около 630-го года до Р.Х. осуществлялись от берегов Днепра и Дона, через Кавказские горы, Армению, Персию и Малую Азию вплоть до Египта. Савроматов девушка могла выйти замуж лишь после того, как она убьет врага. У Греков было поверье, что племя быстро складывались на повозки, когда хотят избежать боя с противником, и таким образом уходят от него со всеми домочадцами и имуществом. Наоборот, если они хотят кого-нибудь принудить к бою, то никто не сможет уйти от скифов, благодаря их быстроногим коням и необыкновенно меткой стрельбе из луков...» Не следует ждать исчерпывающей теории истории Донского казачества Ариев, как оригинального, богатырского, былинного народа. Это сочинение не является учебником истории казачества, как такового, ибо такого учебника о самобытном независимом не от какой власти Великого народа не напишут никогда и никогда не признают написанного рабы, управляемые рабами. Вольные рыцари никогда не будут Казаки никогда не будут признаны прямыми потомками Ариев в своём отечестве, как и не признаны великие пророки в Отечестве своём. Зато сочинение это любо казакам, впитавшим любовь к истинной свободе с молоком матери - Донской казачки. И вольная песнь тихого Дона от начала века была жива, жива она ныне и пребудет вовек живой. У всякой великой Идее нет начала, - казачество Ариев существовало всегда. Прообраз её отражён во многих эпохах прошлого и живёт, как вечная Идея. В древних литературах то и дело встречаются легенды о мудрых, красивых и сильных духом казаках-Ариях, в рассказах, былинах, преданиях, сказках всех времён и народов. Бои за свободу духа Великого народа свершались всегда, и дух казаков-Ариев действительно обретал неслыханную, невероятную свободу. Арийская раса населяла территории от северных склонов Кавказских гор до берегов Дона, Волги и от берегов Азовского и Чёрного морей до моря Каспийского. С древних времён племена славян (любящих славу, доблесть, честь) назывались скифами, сарматами, гетами, готами. Наиболее древнее собственное имя скифов-славян было – Россы, Руссы. Военное сословие жителей Дона, Нижней Волги, Приазовья называли азами, Ас-саками, казаками. Арийская цивилизация является изначальной, все остальные цивилизации возникли на её основе. Арийская цивилизация представлена непосредственно в её литературе, тайны которой понятны только тем, кто изучает её, храня чистоту этого знания, следуя традициям преемственности арийцев, действующей на нашей планете до сих пор. Система ценностей арийской цивилизации, её история представлены в Ведах, Пуранах, «Махабхарате», «Рамаяне». Согласно сведениям этих древнейших литературных источниках арийской цивилизации, в мире нет более древней и завершённой идеологии, чем идеология арийцев. За столетия иудео-христианства не удалось стереть свидетельств о Ведическом (Арийском) прошлом казачества, ровно, как и всех других народностей нашей Империи. И тюрки, и фарси, иранцы, и русичи, болгары, осетины, ингуши, марийцы, ненцы, десятки других коренных народов нашей страны, помнили, передавали из поколения в поколение, находили в летописях и в раскопках старинных поселений свидетельства тому, что они — прямые потомки Ариев. Важнейшим диверсионным актом Рюриковичей было изменение письменности. На смену совершенному праславянскому дохристианскому письму насаждалась письменность от Кириллам и Мефодия. Изменение письменности, а тем более сокращение числа букв — надёжнейший инструмент стирания исторической памяти, примитивизации языка и мировоззрения. Идея возрождения Арийской Духовной цивилизации способна стать привлекательной для всего мира. Осознав истинную цель своего бытия на Земле, как "любовное служение Богу и любовь к ближним, возможно воздвигнуть мировоззренческую идею Арийской консолидации. Автору данного словаря несколько раз посчастливилось путешествовать по земле древних Ариев, колыбели человечества, прародине моих древних предков (Бхарате Варше). Материалы путевых записок во время моих путешествий в удивительной, сказочной стране Древней Бхараты, изучение санскрита и хинди позволили составить обобщённый краткий ведический словарь имён и терминов Ариев древней Руси и древней Бхараты. Пользуясь случаем, хочется выразить искреннюю благодарность и признательность проводникам моих путешествий по священной земле древних Ариев (Бхарате Варше) – Ананге Дасу и Анандини Девидаси. Без их всемерной помощи и духовной поддержки невозможно было бы осуществить эту мою давнюю мечту – открытие сказочной Индии – страны непревзойдённого эпоса, страны поэтов, песенников и танцоров. Ананга Дас и Анандини Девидаси вдохновили меня, на духовный подвиг, чтобы прикоснуться к удивительным истокам духовности и великолепия древнеарийской цивилизации. ДРЕВНЕ-ВЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ ИМЕН И ТЕРМИНОВ РУСИ И БХАРАТЫ А а д ж – сегодня, теперь; А а д и – первоначальный; А б х а в а – отрицание; А б х а ш в а р ы – Дэвы, или «боги» Света и Звука трёх небесных сфер; А б х а я – «Бесстрашие», жизнь во исполнение священного долга; А б х и д х а р м а – раздел, знание; А б х и м а н – эго, гордыня, гордость; А б х и р а м – радующий, приятный; А в а-б о д х а - «Матерь Знания». А в а д х у у т а – осознающий свою духовную природу; А в а с а р – удобный случай, возможность; А в а с т х а – состояние ждивы (инд. Души), 1) джаграт (бодрствование), 2) свапна (сновидение), 3) сушупти (глубокий сон без сноведений), 4) турия (отделена от причинного тела неведением, 5) турьятита (полное динения атмы и параматмы); А в а т а р а – (букв. нисхождение) - воплощение божества на земле; А в в а л – первый, превосходный, лучший; А в и д ь я – невежество, неведение, ограниченное сознание или знание; А г а н – огонь; А г а с ь я – великий мудрец и подвижник, по просьбе богов выпил море, чтобы обнажить дно, на котором прятались демоны. Боги уничтожили их; А г н и – (Огонь) - Бог огня; А г н и х о т р а – жертвоприношение Богу огня; А г ь я н – невежество; А д ж и в и к а (средства к существованию, правильный образ жизни) – одна из традиций шраманов; А д ж а р и я - (санскр. Имени Бога Сварога – Аджа (нерождённый)). Отец всех Богов, единственный в материальном мире имеет такое Имя, ибо не рождён, а произошёл из цветка лилии, выросшего из пупка Господа Вышня. Аджария - республика на Кавказе. А д ж н а н а (агьяна) – незнание (профан); А д и-б у д х и – предвечный разум, Мудрость; А д и т и – (матерь-богиня, её земной символ – безграничное пространство), третья, младшая дочь Дакша, седьмого сына Брахмы. У Адити родилось двенадцать светлых сыновей – Адитьев, среди них были такие великие Божества, как: Варуна – Бог океана, Индра – Бог грозы и грома, Вивасват – Бог Солнца (Сурья) и Великий Вишну, хранитель мирозданья, владыка пространства; А д и т ь я – одно из имён Солнца; А д х а р – сцена; А д х а р м а – неправедность, порок, противоположность дхарме; А д х и к а р и – властелин самого себя; А д х ь я т м и к а д у х к а – зло, происходящее от самого себя, вызванное или пораждённое самим человеком; А з а в а - (санскр. та, что выжимает сок сомы, райский напитк). Азовское море — названо в честь мамочки Богини Рада-рани, которую на Руси называли Азовушкой. Азов — город в устье Дона. Азово — два города, в Башкортостане и в Омской области. Азовы — город на реке Малая Обь в Ямало-ненецком автономном округе. Азовская — станица в Краснодарском крае. А к а л м у р т – бессмертный; А к а р – нефизический, тонкий; А к а ш – небо, атмосфера; А к а ш а – сверхчувственная духовная сущность, наполняющее всё пространство, в котором заключена вечная мыслеоснова вселенной, из неё излучается первый логос, или выраженная мысль в виде звука, «речи»; А к ч и – очи; А к ш – глаз; А к ш ь я – вечный, неистощимый; А м а н – мир, спокойствие; А м а н а т – залог; А м а р – бессмертный; А м б а – мать; А м б и к а – Мать Мира; А м а р а в а т и – город бессмертия (небесная столица Бога Индры); А л а т ы р ь – к а м е н ь – по древнерусским преданиям, камень Алатырь упал с небес на остров Буян посреди моря – Океяна и на нем были начертаны письмена Бога Сварога. На волшебный камень Алатырь в Балтийском (Алатырском) море садится красная девица – заря-зарянится; Дева на горе молвит на языке Деванагари… А н а д и – вечный не имеющий начала; А н а л а – одно из имен Бога Агни; А н а н г а («бестелесный») – эпитет Бога любви Камы; А н а н д а – блаженство; А н а р т х – беззащитный, сирота; А н г а д – сильный, устойчивый; А н г а - аспекты, ступени йоги: яма (воздержание), нияма (обряды), асана (позы при медитации), пранаяма (управление дыханием), пратьяхара (отстранённость, непривязанность к окружающему), дхарана (концентрация), дхьяна (медитация), самадхи (созерцание); А н с е т – неустойчивый; А н т ь е ш т и - обряды прощания с покойником и кремации. Ведические арии верили, что огонь может доставлять на небо человеческое тело, подобно тому, как священный огонь переносит жертвы богам во время жертвоприношений. Таким образом, обряд А. рассматривается как освобождение от земной оболочки. Обычай сати, обряд сжигания на погребальном костре жены покойного, на которую возложена вина за смерть супруга, бытовал в Индии до недавнего времени, местами случается и по сей день. Если вдове сохраняется жизнь, то не оставляют символических атрибутов замужней женщины, разбивают её браслеты, изымают брачный шнур (мангала-сутру), бреют голову, лишают имущества. Вдова обязана проводить остаток жизни в молитвах, поломничестве по святым местам. Считают, что встречи с вдовами неблагоприятны. Некоторое время члены семьи покойного считаются нечистыми, они не должны обращаться к божествами или общаться с другими людьми; А н у (атом) - титул Брахмы, который является атомом и одновременно – беспредельной вселенной; А н у б х а в – величие, могущество; А н у п а м – несравненный, бесподобный; А п м а н – оскорбление; А п с а р ы – танцовщица в царстве Индры; А р и и – племена, пришедшие в Бхарат в середине второго тысячелетия до н.э.; А р и й (санскр. Арйа – святой, человек, живущий по законам Бога), отсюда – Русь Арийская – Русь святая. Согласно древнерусским ведам, сын Дажьбога и Живы, прародитель древних славян. Арий происходит от слова «Оратай» - пахарь, благородный; А р ь я – (благосклонный, благородный хозяин). В литературе Вед означает «житель Арьяварты» (страны ариев, Северной Индии). В противоположность неариям (потомкам аборигенов), оттеснённых или порабощённых арийскими племенами, которые переселились в Индию в конце второго тысячелетия до новой эры. Арьяварта, как территория расселения ведийских ариев в Индии, занимала Великую Северо-Индийскую равнину - от западного моря до восточного моря и от Гималаев на Севере до гор Винхья и Сатпура на юге. В ведийскую эпоху арийские племена не переходили эту границу. Арьяварта стала центром индийской цивилизации; именно здесь сложились главные верования: индуизм, буддизм, джайнизм. Арья — называются два города: в Нижегородской и в Екатеринбургской области А р ь я С а м а д ж (букв. «общество ариев», «общество просвящённых») – религиозно-реформаторское общество в индуизме, созданное в Бомбее в 1875 году странствующим монахом Даянандой Сарасвати (1824-1883), провозгласившего непогрешимость и богодуховенность Вед. Главным лозунгом Общества Ариев было «Назад к Ведам!» А р ь я в а р т а – «страна ариев», или Северная Индия, где брамины-захватчики поселились сперва (полоса между Гималаями и горными хребтами Виндхья, от Восточного до Западного моря); А р ь я н – цивилизованный последователь ведической культуры, устремлённый к духовному совершенству; А р м а н – желание; А р т х а – экономическое процветание; А р ч а а – в и г р а х а – божества, для поклонения в храмах, выполненные из камня, дерева, металла, красок; А с а л – суть, сущность; А с а м и – особые личности; А с а н а – статическая поза в системе йоги, положение сидя; А с т и к а – брахман, отшельник; А с т р о н о м и я (астрология), джьотиша. В период существования прототндийской цивилизации астрономические знания позволяли определять даты по лунному календарю, лунно-солнечному и солнечному календарям; знали 5-, 12- и 60-летние циклы Юпитера, Были известны планеты и знаки зодиака, для обозначения которых использовалась зооморфная символика. Карта неба составлялась по лунным стоянкам - накшатрам. У древневедиеских ариев астрономия существовала как вспомагательная наука, входившая в число веданг. В настоящее время астрология в Индии остаётся популярной. Каждое действие индуисты совершают по совету или вычислению астрологов (свадьбы, наречение имени, начинание важных дел, путешествий и т.п.); считается, что судьба каждого человека зависит от закономерностей вселенского целого, что нельзя произвольно нарушать порядок и гармонию целостного мира. А с у р – демон; А т а л ь – нерушимый; А т а т м – лучший; А т м а – душа; А т м а г а н д – высшее общество; А т м а р а м а – мудрец, черпающий удовлетворение в самом себе; А х и л ь я – жена; А ч а л ь – непоколебимый, стабильный; А ч а р ь я – гуру, учит своим примером; А ч ч а – хорошо; А ш а – надежда, уверенность; А ш а н т и д х а м – мир беспокойства; А ш а р и р и – бестелесный; А ш в – лошадь; А ш в а м е д х а – я г ь я - жертвоприношение коня, описанное в индийских Ведах; А ю р в е д а - буквально, «веда жизни»; А ш о к – не знающий печали, горя; А ш р а м – монастырь или хижина отшельника; Б а б у л – шип; Б а б у л ь н а т х – Отец, превращающий колючки в цветы; Б а г и ч а – сад, плантация; Б а д а л ь н а – измениться; Б а д р а - бодный Б а д ж а а н а а – играть, звонить; Б а д ш а х – император; Б а а й а – левый; Б а к а с у р - лживый, имя дьявола; Б а л а к – ребёнок; Б а л а г а н ы (санскр. – войско Бала из свиты Шивы) - город в Тюменской области, Балаганное – под Магаданом, Балаганчик - город на Камчатке. Б а л а (или панчабалани) – пять способностей, достигаемых в практике йоги: вера, энергия, память, медитация, мудрость; Б а л а р а м а – то же, что и Баладева - персонаж из Писания «Шримад-Бхагаватам» - старший брат Кришны, сын Рохини; Б а л р а б о л а – болтливый, хвастун; Б а л и – царь асур (демонов); Б а л ь – сила; Б а п с а м а н: подобен Всевышнему Отцу по качествам и санскарам; Б а п д а д а («Бап» - Отец, «Дада» - Дедушка») – Извечный Отец – Всевышний; Б а н д а н в а з – Милосердный; Б а н д а – изуродованные, искалеченные Б а н д а р – обезьяна; Б а н д ж а р – бесплодная земля; Б и н д и н – арестованный, заключючённый; Б а н д х а н – страдания, оковы; Б а н д х а н м у к т – свободный от оков; Б а н и й а – купец, торговец; Б а р а а – большой, старший, главный; Б а р д о – Т е д о н («Тибетская книга мёртвых») – книга, рассказывающая о том, как умирает человек, причём, умирание рассматривается, как искусство. Книга имеет целью помочь умирающему человеку пережить необычайные явления в момент смерти и достойно перейти порог между жизнью и смертью; Б а р х а н а – идти вперед, расти, делать успехи; Б а а т а а н а – говорить, сообщать; Б а х у т – очень много; Б а ч ч е – дети; Б а ч н а – опасаться, избавляться; Б г а я с ь – боязнь; Б е л о в о д ь е – другое имя Ирия - рая. Получило название из-за «молочной» реки (Белой реки), текущей по раю из вымени небесной Коровы Земун. Беловодьем на Руси почитали земли Южного Урала близь горы Иремель (Ирийские горы) и хребет Кумартаг (горы Богов – Кумаров, хранителей четырех сторон света); Б а р б а р а – Варвар, дикий; Б а р м а – Слово Всевышнего, Бог, шепчущий молитвы, читающий Веды (сравни: «бормотать»). В русских былинах он – Бермята, либо – Пермята (отсюда название города Пермь). В Индии он – Брахма и Брахманаспати. Б е р е з а н ь – райская местность, одна из Рипейских гор. На горе Березани растет солнечная берёза «вниз ветвями и вверх кореньями» (книга «Русские Веды»); Б е л о я р – первый месяц весны по Велесову календарю (он же – первый месяц года) продолжается с 21 марта по 20 апреля, назван по имени Бога Белояра, или Ярилы, Яра, сына Велеса: 1 –3 Белояра (21 – 23 марта) – Красная гора, Освобождение и Воскресение Буса Белояра; 17 – 19 Белояра (6 - 8 апреля) – Зачатие Крышня – Коляды и Денницы; 25 Белояра (14 апреля) – явление Белой Книги Буса и Звездной Книги Коляды и Крышний; 31 Белояра (20 апреля) – Рождество Буса Белояра. В 295 году н.э. в столице Русколани родился Бус Белояр, сын князя Дажина. Народ его почитал новым воплощением Крышня, Коляды и Велеса. И день его рождения на небе загорелась новая звезда (комета Галлея). В наше время - этот праздник отмечают в Пятигорске - древней столице Пятигорья-Русколани: почитающие Буса Белояра собираются у «Эоловой арфы», предлагают ему свои дары; Б о г у м и р – прародитель ряда славянских племен, Сын Дажьбога и Мары; Б о д х а – б о д х и – мудрость, знание; Б о л – болтать, говорить, петь; Б р а х м а – Создатель; Б р а х м а л о к а - духовная обитель Брахмы; Б р а х м а н – святой; Б р а х м а – с у у т р а – то же что и «Веданта – сутра» - философия Вед, изложенная в сжатой форме Вьясодевой; Б р а т р и – брат; Братрива - братство Б р а х м и н – устами рожденный ребенок Брахмы; Б р и х а с п а т и – Юпитер; Б р у в а – бровь; Б у д д а (букв. «озарённый», «просветленный». Озарение – есть трансцендентное знание, в котором истинное «Я» обособлено от всего преходящего и конечного. Основатель религиозно - философской системы Буддизма Сидхардха Гаутама. Сказано: «Когда Гаутама пребывал в юношеском сне, предаваясь удовольствиям принца, толчком к его пробуждению послужило то, что он стал свидетелем болезни, старости и смерти. Будда понял, что мирская жизнь, Сансара, трагична в самом её истоке. Он искал и в конце концов нашел силу, которая выше трагической сферы Санскары. Эта сила – состояние сознания – нирвана. Будда принёс весть Освобождения, Бессмертия, ибо нирвана охватывает начало и конец одновременно…» Б у д х – будить; Б у д д х и – разум, интеллект; Б у д х а – 1) сын бога Луны (Сомы), олицетворение планеты Меркурий, 2) мудрый, разумный; Б у л ь - б у л ь - соловей; Б у я н – райский остров в Чёрном море, ныне – полуостров Тамань; Б у р а а – плохой, скверный; Б у р а п а – старость; Б х а в – быть, существовать; Б х а в а – 1) бытие, 2) мир, 3) рождение, 4) одно из имён Шивы; Б х а в а н – дом, обитель; Б х а в н а – преданность; Б х а г а в а д – Г и т а - «Песнь Бога», часть поэтического эпоса «Махабхарата», которая описывает происходящие события перед самым началом битвы на поле Курукшетра. Бхагавад-Гита описана в форме диалога между Кришной и прославленным воином Арджуной и дает полное представление о путях бхакти-йоги для достижения единения со Всевышним Отцом. Б х а г а в а н – Всемогущий господь, обладающий всеми совершенствами: Красотой, Славой, Силой, Богатством, Знанием, Отрешённостью; Б х а г ь я – судьба; Б х а д р а – бодрый; Б х а й – брат; Б х а к т и – путь поклонения; Б х а р а т – изначальное, истинное название Индии («бхарат» - просветленный, процветающий, полный); Б х а р а т – в а с и: житель Индии; Б х а с к а р а – одно из названий Сурьи, Солнца, означающее «жизнедатель» и «светосоздатель»; Б х и ш м а – самый старый и могущественный воин на стороне Кауравов в битве на поле Курукшетра, сын Шантану и олицетворённой реки Ганги; Б х и л – абориген, местный коренной житель; Б х е т а – стабильность; Б х о г и – погрязший в чувственных удовольствиях; Б х о д ж а н – пища; Б х о л а – невинный. Б х р а т р и – брат; Б х у – быть; Б х у р а н ь ю – 1) быстроходный или скорый, 2) метательное оружие; В а й д ж а я н т и – «победный» стяг, флаг, знамя; В а й к у н т х - рай; В а й р а г ь я – беспристрастность, не привязанность к миру; В а к у л а (санскр. хранитель Божественной семьи). Вакула — это одно из многочисленных качеств и Имён Богини Рады (Лады). И уж она то обязательно спросит по украински: "Хотите ісшті"? Но в шутку говорят, что хохол никогда не поверит, пока не пощупает. Поэтому он заглянет в санскритско-русский словарь и увидит, что "істі" — " пожертвование пищей". В а л и к а – валик; В а л и н – царь обезьян, сын Индры; В а л ь м и к и – автор изначального текста «Рамаяны»; В а м – вам; В а с – вас; В а р – варить; В а р н ы – четыре сословия в ведическом обществе: брахманы (жрецы), кшатрии (воины), вайшьи (торговцы, земледельцы, скотоводы), шудры (люди подневольного труда); В а р у н а – бог воды или морской бог; В а р ш а – область, равнина, местность, расположенная между большими горными цепями; В а р я г и (санскр. банда отщепенцев, которых следует избегать). Рюрек был варягом. Рюрек и Аскольд стали наёмниками у Иегоунштей. В ранневизантийских летописях сохранились свидетельства о крещении Аскольда и Дира константинопольским патриархом Фотием во время царствования императора М
43.
Послание освобождения. (публикация автора на scipeople)
Сигачёв А.А.
- Белая Россия , 2013
Послание Освобождения было провозглашено первым арийским духовным пламенным революционером против иноземных поработителей и сокрушителей арийской цивилизации. Победоносное шествие Ариев-Чайтанитов было основано на Послании Любви к поверженной арийской цивилизации на западе Бенгали, на юге Индостана (Навадвипа-дхама). Это был смутный период в истории Индии. Навадвипа, как последний оплот Ариев, уже был разрушен. К сожалению, в самой Бенгалии не сохранилось исторической хроники этих времён, захватчики распорядились с архивами по-варварски, уничтожив их. Однако известно, что мусульманское вторжение здесь началось в 1202 (от рождества Христова). Несметные орды чужеземцев, преодолели Гималаи и хлынули неудержимым потоком в священные земли древних Ариев. Вторжение сопровождалось невиданным грабежом, оргиями, насилиями, повсюду несли ужас и разрушение. Турецкая тяжёлая кавалерия делийского султана Мухаммада Чури успешно продвигалась на восток, запад и юг страны, и вскоре мусульманские захватчики стали полными хозяевами арийской передовой цивилизации. Захватчики принесли с собой иную культуру, власть и религию. До начала XIV века всей провинцией Бенгалии правили губернаторы, которые подчинялись делийскому султану. Первая независимая династия царей появилась в Бенгалии в 1342 году, благодаря мудрой политике Ильяса Шахи. Из делийской провинции Бенгалия превратилась в самостоятельное государство. Бенгальцы, будь они индусами или мусульманами, считали себя бенгальцами, называя турок чужеземцами-захватчиками (патанами). В 1410 году в Бенгали вспыхнула пятилетняя гражданская война между мусульманами и индусами, в результате трон занял индус Джалал аль-Дин Мухаммад, принявший мусульманскую веру, но правил Бенгалией в качестве царя хинду.
Послание Освобождения было провозглашено первым арийским духовным пламенным революционером против иноземных поработителей и сокрушителей арийской цивилизации. Победоносное шествие Ариев-Чайтанитов было основано на Послании Любви к поверженной арийской цивилизации на западе Бенгали, на юге Индостана (Навадвипа-дхама). Это был смутный период в истории Индии. Навадвипа, как последний оплот Ариев, уже был разрушен. К сожалению, в самой Бенгалии не сохранилось исторической хроники этих времён, захватчики распорядились с архивами по-варварски, уничтожив их. Однако известно, что мусульманское вторжение здесь началось в 1202 (от рождества Христова). Несметные орды чужеземцев, преодолели Гималаи и хлынули неудержимым потоком в священные земли древних Ариев. Вторжение сопровождалось невиданным грабежом, оргиями, насилиями, повсюду несли ужас и разрушение. Турецкая тяжёлая кавалерия делийского султана Мухаммада Чури успешно продвигалась на восток, запад и юг страны, и вскоре мусульманские захватчики стали полными хозяевами арийской передовой цивилизации. Захватчики принесли с собой иную культуру, власть и религию. До начала XIV века всей провинцией Бенгалии правили губернаторы, которые подчинялись делийскому султану. Первая независимая династия царей появилась в Бенгалии в 1342 году, благодаря мудрой политике Ильяса Шахи. Из делийской провинции Бенгалия превратилась в самостоятельное государство. Бенгальцы, будь они индусами или мусульманами, считали себя бенгальцами, называя турок чужеземцами-захватчиками (патанами). В 1410 году в Бенгали вспыхнула пятилетняя гражданская война между мусульманами и индусами, в результате трон занял индус Джалал аль-Дин Мухаммад, принявший мусульманскую веру, но правил Бенгалией в качестве царя хинду.
Материал представлен в сокращении. Наиболее полная версия - http://www.belrussia.ru/forum/viewtopic.php?p=23839#23839 СЛОВО О КРУШЕНИИ И ВОЗРОЖДЕНИИ АРИЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ. В данной поэме нет вымысла. Материал поэмы взят из исторических фактов и поэтизирован в меру способности автора данной поэмы. Послание освобождения было провозглашено первым арийским духовным пламенным революционером против иноземных поработителей и сокрушителей арийской цивилизации. Победоносное шествие Ариев-Чайтанитов было основано на Послании Любви к поверженной арийской цивилизации на западе Бенгали, на юге Индостана (Навадвипа-дхама). Навадвипа со всех сторон омывается Гангой, при впадении её в Бенгальский залив. Образовавшиеся 64 острова принимают форму лотоса из ста лепестков, занимают пространство в 168 миль в окружности, и названа, поэтому Гауда-мандала. Радиус Гауда-мандалы – 28 миль. Сердцем лотоса считается Навадвипа, величина «тычинки» этого цветка – 10 миль в окружности. Восемь первых лепестков лотоса Гауды-мандалы (Навадвип) составляют 32 мили в окружности. Сказано, что в середине лотоса Навадвипы родился посланник Любви - Шри Чайтанья в 1407 году эры шака (18 февраля 1486 году по христианскому календарю). Это был смутный период в истории Индии. Навадвипа, как последний оплот Ариев, уже был разрушен. К сожалению, в самой Бенгалии не сохранилось исторической хроники этих времён, захватчики распорядились с архивами по-варварски, уничтожив их. Однако известно, что мусульманское вторжение здесь началось в 1202 (от рождества Христова). Несметные орды чужеземцев, преодолели Гималаи и хлынули неудержимым потоком в священные земли древних Ариев. Вторжение сопровождалось невиданным грабежом, оргиями, насилиями, повсюду несли ужас и разрушение. Турецкая тяжёлая кавалерия делийского султана Мухаммада Чури успешно продвигалась на восток, запад и юг страны, и вскоре мусульманские захватчики стали полными хозяевами арийской передовой цивилизации. Захватчики принесли с собой иную культуру, власть и религию. До начала XIV века всей провинцией Бенгалии правили губернаторы, которые подчинялись делийскому султану. Первая независимая династия царей появилась в Бенгалии в 1342 году, благодаря мудрой политике Ильяса Шахи. Из делийской провинции Бенгалия превратилась в самостоятельное государство. Бенгальцы, будь они индусами или мусульманами, считали себя бенгальцами, называя турок чужеземцами-захватчиками (патанами). В 1410 году в Бенгали вспыхнула пятилетняя гражданская война между мусульманами и индусами, в результате трон занял индус Джалал аль-Дин Мухаммад, принявший мусульманскую веру, но правил Бенгалией в качестве царя хинду. В год рождения Шри Чайтаньи бенгальский трон занимают чёрные арабы из Восточной Африки, эфиопы, которые были невольниками из царской охраны. Началась полоса жестокой борьбы за трон: цари сменялись один за другим, всякий раз это сопровождалось убийством царей предшественников. В такой период безвременья в Бенгали, родился и возрастал Чайтанья. Во времена правления Ала аль-Дин Хусейн Шаха Чайтанья развернёт поистине беспримерное в мировой истории революционное движение, объединяя чайтанитов совместным воспеванием на улицах святых имён Бога Ариев, что строжайше было запрещено властями, но это ещё больше сплачивало их и привело, в конце концов, к победе. Вековой уклад жизни Ариев был разрушен до основания, бенгальцы чувствовали себя гостями в своих родных домах, были изгоями в своём родном отечестве и стали чужды к своей многовековой культуре. Вера стремительно увядала, пораженческое чувство сковывало людей. Мусульманские проповедники силой насаждали свою веру, ислам и возрастал переход Ариев-хинду на сторону мусульманства. Казалось, что древнюю Ведическую веру уже невозможно ничем защитить. Мусульманские правители разрушали вековые ведические храмы. Брахманы-аскеты не в состоянии были защитить свою веру, им оставалось довольствоваться тем, что мусульман называли гре6шниками, и считали, что сама их тень является величайшим злом на свете. Не было даже попытки, каким-то образом реформировать свою веру с учётом времени и обстоятельств. Постепенно они утратили истинную любовь к Богу и скатывались до жажды дешёвых удовольствий, почестей и наживы. Невозможно было спокойно взирать на полную погибель великой страны. Разумные люди молились: о Господи, почему Индия, такая великая страна оказалась во власти мусульман-фанатиков. Никогда нечестивые правители и религии не завоёвывали нашу великую Родину. Что же теперь произошло и что с нами дальше будет? И вот явился миру этот удивительный юноша, Шри Чайтанья, изумительный внешности, непревзойдённого ума и благородства. Будучи совсем ещё юным, он проявил блестящие способности в диспутах философских, поэтических, научных, духовных. Словно по волшебному мановению небесного дирижёра на всю Индию гремела славы Навадвипы, как центра образования, логики, полемики, диспутов. Жители Навадвипы смело вступали в споры с известными учёными пандитами. Отовсюду стали стекаться сюда одарённые юноши, учиться логике и грамматике. Уже в 1496 году, десятилетний Чайтанья бал объявлен великим пандитом. Он в совершенстве овладел несколькими языками, логикой, риторикой, философией, грамматикой санскрита, искусством толкования древних священных текстов Вед. Это было только начало его жизненного пути, но уже взрослых учёных приводило в восхищение. Однажды Навадвипу решил посетить известный на всю Индию учёный философ и поэт Кешава Кашмири. Путешествуя по стране, он принимал участие в поэтических состязаниях и всегда имел неизменный, внушительный успех. Про него говорили, что шлоки (строфы) всех Священный Писаний Вед, были у него на кончике языка. Слава его стала так велика, что он с трудом мог отыскать смельчака для дискуссии. Никто не мог угнаться за полётом его мысли. Лишь только отпетые завистники за его спиной язвили, сочиняя про него самые нелепые, гнусные несуразности. Но кто их принимает всерьёз этих гаденьких, подленьких и трусоватых завистников. Когда до него дошёл слух о славе Навадвипы, как центра образования, литературы и духовности, он незамедлительно отправился туда с множеством слуг, слонов и лошадей. Появление знаменитого на всю Индию Кешавы Кашмири в Навадвипе произвело невиданный переполох у жителей Бенгали. Их смущало то, что если Кешава Кашмири одержит победу в литературном турнире, то может надолго померкнуть слава Навадвипы, как центр образования, литературы и духовности всей Индии. Люди Навадвипы были встревожены, не зная, что им следует предпринять. Тут весь учёный свет Навадвипы устремил свои помыслы, как к последней надежде, на юного Нимая (так в детстве называли Чайтанью). – Если даже, Нимай проиграет Кешави Кашмири, - размышляли пандиты промеж собой, - то это не так уж зазорно, ведь Нимай, совсем ещё ребёнок. Когда Кешави Кашмири сообщили о том, что его противником в диспуте будет юный Нимай, он очень был удивлён, но от поединка не отказался. Он сказал, что у поэтов нет возраста, они ещё в утробе матери – поэты. Кешави Кашмири представили Нимая, то Нимай первым почтительно поклонился знаменитому поэту, в то время как Кешави Кашмири небрежно кивнул ему головой и сказал: «Я наслышан прекрасными отзывами о тебе, что ты Нимай Пандит придерживаешься одной из традиционных школ санскрита, и хорошо преподаёшь основы её грамматики…» Да, я простой учитель грамматики санскрита, - ответил Нимай, - но в действительности, даже это скромное служение мне даётся нелегко. Я слышал, что ты знаменитый поэт, и сочиняешь превосходные поэмы. Не мог ты мне здесь, и сейчас продемонстрировать своё мастерство. Пожалуйста, опиши мне в стихах славу нашей великой Ганги-реки. Кешави Кашмири без всякого промедления пропел ему сто превосходных шлок, посвящённых Ганге. Он без устали и без малейшей запинки продемонстрировал собравшимся на берегу великой реки Ганги, свою лучшую поэму о ней. Всем собравшимся было ясно, что Нимаю не под силу будет отыскать какую-либо ошибку в блестящем потоке красноречия и мелодичности этих удивительных стихов. Все были просто ошеломлены этой не иначе, как небесной поэзии. Нет, это что-то невообразимое, что заставило слушателей забыть себя, и всё что их окружало. Они долго не могли придти в себя, сбитые с жизненных повседневных устоев, все чувствовали себя, словно не в своей тарелке. У всех присутствующих открылись рты, и они долго не осознавали того, что давно пора их закрыть… - О Господи! - восклицали одни, - что это мы услышали! Какое чудо свершилось между небом и землёй!.. Как точно и гармонично подобраны слова. Какая безукоризненная последовательность шлок. Это чудо! Конечно, это чудо, и только чудом это надо признать!.. - Как прекрасно! – говорили другие, - как он превосходен в поэзии! Ничего подобного, ещё не доводилось слышать, даже близко к этой вдохновенной поэзии, посвящённой матери нашей, реке Ганге. Сколько удивительных метафор, сколько прекрасных сравнений, оборотов и всего многообразия поэтических красот, какой богатый лексический фонд и грамматический строй, какая необыкновенная мелодика стиха! - Братья, - восклицали третьи, - вы обратили внимание на идеальную инструментовку и звуковое строение санскритской фразы! Какое мощное и своеобразное средство художественного выражения! Здесь есть чему поучиться… - Остается только удивляться, - говорили иные, - какой современностью дышит его санскритская поэзия. Сколь чеканны по форме и совершенны по языку всевозможных видов аллитераций, и внутренних рифм. Богатства сокровищницы этой поэзии кажутся неисчерпаемыми, с разнообразной инструментовкой, и различными вариациями аллитераций… Нимай ожидал, когда утихнут восторги присутствующих здесь, на этом, несомненно, удивительном диспуте. Он также произнёс достойную хвалу превосходному поэту Кешави Кашмири. – Никто из поэтов в целом мире не сравнится с твоим поэтическим даром! Несомненно, ты великий поэт. Лишь святые небеса достойны, слышать твою божественную поэзию, лишь немногие могут понять её и по достоинству оценить. Пожалуйста, объясни нам смысл любой шлоки из твоей поистине божественной поэмы. - Разбор, какой из шлок Нимаю Пандиту хотелось бы услышать? – спросил Кешави Кашмири. - В ответ на это, Нимай пропел всю его поэму наизусть, без единой запинки. Затем он предложил Кешави Кашмири растолковать одну из ста его шлок: Все три мира мать-Ганга величьем своим ослепляет, Стопы Господа Вишну дают её водам, началу - начало. Вишну – Высшая Личность – миры и людей сотворяет. Воды тела Его в себя Ганга по капле вбирает… - Кешава Кашмири почувствовал, что земля поплыла у него под ногами. Он был ошеломлён настолько, что некоторое время не смог произнести ни единого слова. Он молчал и упорно смотрел на Нимая, словно искал поддержки, не понимая, что с ним происходит. Он уже не знал, что говорить, может быть, лучше промолчать, как будто этим, воздавая дань необыкновенному таланту юного Нимая… Увидев, Кешава Кашмири пребывает в шоковом состоянии, Нимай предложил разобрать все недостатки и достоинства этого стиха. - В этой поэме нет ошибок, стихи мне удались, как никогда прежде, - возразил поэт - Я не сомневаюсь, что ты искусный стихотворец, но только Бог не делает ошибок. - Как ты можешь говорить мне такое, простой провинциальный учитель, и желаешь критиковать высокий поэтический стиль. - Твой талант много превосходит мои скромные способности. Но у меня появился шанс поучиться поэтическому мастерству, на примере этой шлоки из твоей поэмы. Так позволь мне выразить своё мнение о достоинствах и недостатках этого ключевого стиха. - Хорошо, выскажи своё мнение. Мне будет интересно узнать твоё мнение. - Достоинство стиха в превосходном сравнении, что Ганга истекает из стоп Господа Вишну. Может показаться, что здесь имеется противоречие. Например, у истока Ганги растут прекрасные лотосы, но вода не истекает из лотосов, более того, известно, что цвет лотоса всегда остаётся сухим, он не смачивается водой. Но для Господа Вишну нет ничего невозможного – из стоп Господа Вишну рождается великая река мать-Ганга, и в этом Его вечная неугасаемая Слава!.. Вечная Истина сокрыта от наших материальных логик и рассудочных умозаключений. Дорогой Кешава Кашмири, Вы какой-то непостижимой интуицией сумели проникнуть в одно из таинств Господа Вишну. Я со всей убеждённостью говорю, что Вам доступна не только непревзойдённое поэтическое вдохновение, но открыты двери к небесной сокровищнице Божественных тайн Господу Вишну, которому Вы поклоняетесь. Вы поэт, не имеющий себе равных на планете Земля. Кешава Кашмири, увенчанный всемирною славой поэт, был потрясён и не мог проронить ни слова, и долго стоял в глубокой задумчивости. «Этот, совсем юный пандит Нимай, - подумал знаменитый поэт – совершенно потряс меня умом, разумом и неземным величием». - Ты сокрушил меня в диспуте, - обратился он к Нимаю, - но, даже намёком не задел моей чести. В коротком поэтическом диспуте с тобой, я словно прозрел, и, словно обрёл новую жизнь, но прошу твоего наставления, чтобы моим разумом и сердцем не овладели мирские желания. - Дорогой Кешава Кашмири, стремится к беспредельным познанием Мира, сомнительная цель для мудреца. Куда более ценно искреннее стремление к познанию Истины и устремление к ней всей душой, всем сердцем. За вечной Истиной далеко ходить не надо – она в твоём сердце. Постарайся понять это и будь духовно счастлив. Не трать попусту своё драгоценное время, не гонись за призрачным счастьем. Наслаждайся плодами только Истинного Знания и Сам Вишну откроется тебе в сердце – вот истинная цель жизни. Вот Вам мой совет, дорогой друг Кешава Кашмири. Поклонившись Нимаю, вдохновенный Кешава Кашмири спросил позволения уйти, оставив людям всё ненужное, своих, коней, слонов; он отпустил своих слуг, дал им, деньги и всё своё имущество. Впоследствии Кешава Кашмири составил свои стихотворные комментарии к Веданте, и, путешествуя по всей Индии, проповедовал Славу Всевышнего Господа. Все жители Навадвипы, признали Нимая великим учёным, знатоком Вед и своим духовным наставником. Вереницы гостей посещали его дом, всех Нимай встречал приветливо и согласно их качествам. В благоприятный момент для совершения путешествий, Нимай пустился со своими учениками в дорогу, проповедовать послание любви к Богу, прославляя Его совместным искренним пением там, где считалось это практически невозможным; чуждые народу власти Бенгали ревностно следили за проповедниками, всемерно мешая им, терроризируя их. Нимай взрослел. Он стал ещё более прекрасным, высоким, статным молодым человеком. Сказано, что тело его было цвета расплавленного золота, из-за чего его стали называть Гауранга. Путешествуя со своими учениками, проповедуя Послание Любви к Богу, совместно воспевая Славу Всевышнему Богу. В иные часы ученики заслушивались его искусной игрой на флейте Мурали. Настало время вернуться Чайтанье Гауранге в Бенгалию, поклониться святой Ганге. Его появление вызвало огромный поток людей со всей Навадвипы, чтобы только взглянуть на него и, если удачно повезёт – послушать его проповеди по Священному Писанию «»Шримад-Бхагаватам», петь Ведические гимны, и прославления Господа Вишну. Он в начале своей проповеди неизменно провозглашал такой стих из Писания «Нарада-панчаратры»: Харер нама, харер нама, Харер намаива кевалам. Калау настии, эва насти, Эва настии, эва гатир аньятха. «В этот век раздоров и лицемерия, нет иного пути, нет иного пути, нет иного пути, чем пение святых имён Господа». И люди пели и танцевали вдохновлённые, уносимые волнами общей киртаны, забывая жизненные невзгоды, ужасающее положение уже не в своей, но в оккупационной стране. Они пели песню-мантру, которую их вдохновил Чайтанья Гауранга: «Харе харайе, намах Вишну Ядавайа, намах Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана». Что, по-существу, являлось прославлением некоторых, из бесчисленных имеем Всевышнего Бога. Он рекомендовал жителям Навадвипы: «Воспевать эти имена Всевышнего Господа Вишну можно в одиночку или вместе со всей своей семьёй. И, как бы это не показалось на первый взгляд странным, это вскоре принесёт нам спелые плоды. – Но повторение этой древней арийской мантры, - говорил он людям, пришедшим на встречу с ним, - совершение аскез и соблюдение вегетарианства - бесполезно, если в сердце недостаёт истинной любви к Богу. Люди могут говорить, что человек обрёл милость Господа, но на самом деле это не так, потому что вкус духовного блаженства остаётся для него неизведанным. Таково утверждение Вед». Чайтанья стал ходить от дома к дому, проповедуя важность пения святых имён Бога в каждой семье. Те, кто были благочестивы, увеличивали свою добродетельность. Но были и такие негодяи, которые способны лишь обсуждать других и тратить всё свое время на поиски возможности отравить атмосферу, где всходят цветы доброго, светлого, вечного. Не способные ни на что другое, кроме злодеяний, поисков наживы любыми путями, осознавая своё ничтожество, делают всяческие пакости тайком, исподтишка. Ученики и друзья Чайтаньи, стали ревностно отсеивать новых, случайных прихожих в дом Чайтаньи на проповеди, закрывать перед ними двери. К сожалению, и хорошие, добропорядочные люди не могли войти в дом. Из-за злостных, низменных негодяев страдали люди, искренне желающие принять участие в вечерних совместных воспеваниях Святых имён Господа. - Взращивайте свою любовь к Всевышнему Господу, - говорил на своих проповедях Чайтанья, не тратьте время на сплетни и худые дела. Просто повторяйте и воспевайте Святые имена Бога. Благодаря этому вы достигнете совершенства, и это всё больше и больше сплачивает нас в большую единую братскую семью!.. Со временем дом Чайтаньи не стал вмещать всех желающих принять участие во всеобщем воспевании и восхвалении Бога. С заходом Солнца люди собирались у кого-либо в домах и пели, хлопая в ладоши, поддерживая общий ритм. Со временем пение их становилось всё чище и приносило им ни с чем несравнимую радость. Повсюду вокруг стали слышаться пения Святых имён Господа. В то время (с 1493 до 1519 года) всей Бенгалией со столицей в Навадвипе, правил мусульманский шах, султан Ала ал-Дин Навваб Хусейн. В его правление проповедническая деятельность Чайтании достигла наибольшего размаха. В период его правления индусов насильственно заставляли принимать ислам. Всякого, кто отказывался от этого, подвергали жестоким гонениям. Было строго запрещено индусам петь ведические гимны и осуществлять служения Всевышнему Господу Вишну. Но люди Навадвипы уже были настойчиво направлены на возрождение Арийских традиций, на личное и всеобщее счастье и процветание. Наводвипой правил мировой судья Кази. Власти привыкли к тому, что индусы не борятся за возрождение своих традиций и не рискуют во всеуслышание прославлять Бога Вишну. Что люди довольствуются тем, что могут, хоть как-то обучать своих детей грамотности, придерживаться вегетарианства, накапливать какое-то состояние, хвастать друг перед другом какими-то успехать, и быть этим довольны. Но вот, невесть откуда и невесть когда, вдруг в Навадвипе появился Чайтанья и смело стал проповедовать иные ценности для бенгальцев. Он, словно пробудил Наводвипу от тяжкого дурного сна. Из открытых окон многих домов стали громко раздаваться прославление Господа Вишну и Арийские древние гимны, которые, казалось, исчезли с лица Земли навсегда. По улицам Наводвипы стали ходить большие группы людей, петь свои мантры, танцевать, играть на многочисленных музыкальных инструментах. Чайтанья со своими учениками стали проводить такие массовые киртаны каждый день и петь утренние и вечерние молитвы. И чуть ли не во всех домах стали открыто петь эти свои молитвы, как будто на это не было запрета: «Хааре харайа намах, Вишну ядавая намах, Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана!..» Навадвипу, буквально затопили эти «прославители»! – возмущались правители, - это какое-то чудо или огромное недоразумение!.. Но началось духовное возрождение Индии, и его уже ничем было остановить! Мусульманам, привыкшим чувствовать себя в Бенгалии и во всей Индии хозяевами жизни, это «странное» явление пришлось не по душе. – Смотрите-ка, - говорили они с сарказмом, - овечки-то как осмелели! От них не стало покоя! И от них посыпались устные и письменные жалобы царскому наместнику в Навадвипе, - на вопиющие безобразия и беспорядки в столице Бенгалии Навадвипе. Кази пришёл в ярость. Незамедлительно он решил лично убедиться в этих безобразиях распоясавшихся бенгальцев. Вечером он прошёлся по городу и убедился, что во всех домах, громко поют, прославляя Бога Вишну, танцуют и веселятся. Далее он собственными глазами увидел, как продвигается с танцами большая колонна людей, они громко поют, танцуют, играют на музыкальных инструментах. Даже, ели бы это был лишь дурной сон, то и тогда бы Кази долго не смог бы успокоиться. Но что это? Вот он видит наяву, как поют и танцуют эти несчастные, неверные Чайтаниты. Где отыскать у себя силы, чтобы вынести эту крамолу нищего сумасшедшего сброда?! Они, видите ли, решили устраивать для себя ежедневные праздники! А кто будет работать? – хотелось бы мне узнать. Может быть, мне Кази, засучить повыше рукава, и работать, как проклятый за себя и за них?! Ну, это уже слишком! «Схватить их всех, - в ярости прокричал Кази, - повязать, и задать им таких чертей, чтобы они наказали своим внукам и правнукам – не устраивать таких шабашей, такой дикости, такой дешёвой показухи! Я научу их быть вежливыми и законопослушными!» Кази сам лично вырывал у поющих людей музыкальные инструменты, и неистово топтал их ногами. Разлетались на куски барабаны, мриданги, флейты, цимбалы и другие инструменты. Пение прекратилось, чайтаниты смотрели, что будет просходить дальше. - Вы так долго не вспоминали своего Вишну! – вскричал он, топая ногами, - откуда у вас появилась эта блажь, эта дикая прыть! Вы знаете, что я с вами сделаю?! Нет, вы даже не догадываетесь, как страшный гром я вам сейчас сыграю!.. Вы не боитесь, указав самого шаха?! Это неслыханная дерзость, просто так вам не сойдёт с рук, даже не надейтесь! Ну-ка, говорите мне здесь и сейчас, - кто толкает вас на такое беззаконие?! Запомните: я запрещаю подобные шествия на улицах столицы Бенгалии. Вижу, что вы поддались на чью-то уловку и готовы раскаяться. Поэтому, немедленно расходитесь по домам, но, если только это повторится, тогда пеняйте на себя. Я этого, так не оставлю. Чайтанья мне ответит по всей строгости наших законов. Я избавлю Навадвипу от этой проказы. Я стану высылать военные патрули, чтобы они выслеживать дома, в которых воспевают Святые Имена Бога Вишну. Горе тому хозяину, где мы обнаружим эту ересь. Это я обещаю… Как только Чайтанья узнал о том, что Кази решился остановить его духовное движение, гнев его был неописуем. Да как только посмел Кази запустить свои грязные руки в чистоту нашей духовности. Он действительно решил, что имеет право заткнуть нам рты при наших молитвах, и вольнолюбивую птицу возрождения Арийской духовности загнать в небытие?! Но что знает он нечестивец о могуществе духа нашего Господа Вишну?! Он нам ответит за это, и очень скоро сурово ответит! Чайтанья срочно разослал своих учеников во все концы Бенгалии с призывом всем, как один выйти на улицы. Мы проведём большую киртану всей Навадвипы, и нас поддержит вся Бенгалия! Пусть только попытается Кази мне помешать сделать это Святое дело! Мы спалим дотла дом Кази!.. Братья, идите во все дома, передайте всем моё послание о проведении священной киртаны. Пусть все зажгут факелы, мы выйдем на улицы и направимся к дому Кази! Мы наводним город любовью санкиртаны и сокрушим дом Кази! Нам на своей родной земле нечего и некого бояться! Выйдем все разом, как один и положим конец нашим унижениям, оскорблениям и мукам!.. Уже завтра в полдень все должны быть готовы. Все ученики разошлись с поручение своего учителя и в каждом доме говорили с возбуждением о предстоящей санкиртане. Можно себе вообразить Наводвипу, как огромный улей, где, в каждой сотовой ячейке, гудели заботливые, трудолюбивые пчёлы. - Эта многолюдная санкиртана, которую возглавит Чайтанья, - так говорили многие жители Навадвипы, - может быть такой необыкновенной, что нечто подобное, трудно себе представить. Мы обязательно примем в этом участие. Навадвипа - наша родная земля, Господь Вишну наш Всевышний Бог, мы должны быть едины в своём порыве, иначе мы потеряем последнюю надежду на возрождение нашей арийской духовности. - Тщательно готовились факелы, чтобы стал он, как можно, больше и горел бы, как можно, дольше и ярче. После полудня люди, разделившись по колонам, с факелами в руках устремлялись по улицам Навадвипы. Возглавляли колонны ученики Чайтаньи, которые все были одеты в шафрановые одежды. Миллионы мужчин, женщин и детей заполнили улицы Навадвипы, двигаясь к дворцу Кази. Они громко воспевали святые имена Господа Вишну, играли на музыкальных инструментах и танцевали. Темнеющее к вечеру небо озарилось тысячами тысяч зажжённых факелов. Как описано в хрониках Навадвипы того периода, - зрелище было неописуемо. В ночном небе светила полная Луна. Все участники этого необыкновенного шествия были украшены гирляндами из цветов. В руках у большинства участников шествия был музыкальный инструмент. Общее пение и совместные танцы вдохновляли всех до радостного сердцебиения. Всё громче звучало пение, всё ярче пылали факелы в руках, всё вдохновеннее были танцы. Во всех домах горели светильники, и дома были празднично украшены. Какая-то несказанная радость опьяняла людей в поющем и танцующем нескончаемом, словно бурлящем потоке Ганги, вышедшей из берегов. Но не солёные брызги волн океана касались уст людей, а нектар всеобщей радости обретения свободы был всем необыкновенно сладостен и приятен. Кто раньше не обладал даром пения, почувствовал незнакомую ему прежде радость от всеобщего воспевания и голос его становился всё увереннее и приятней. Чайтанья в кругу своих учеников, пел и танцевал вдохновенно и слёзы радости застилали ему глаза. Из всех присутствующих он выделялся высоким ростом, статностью, элегантностью и непередаваемой красотой. Его выделяющаяся фигура была в ритме танца на экстатических волнах, подобно золотому цветку лотоса над гладью воды в озере. Это было восхитительное зрелище: люди ритмично танцевали, и миллионы зажжённых факелов выплясывали высоко в воздухе: «Хари харайа намах, Вишну Ядавая намах, Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана! Хари, хари, Радхе! Хари, хари Радхе! Хари Шри Мадхусудана!..» Одни предпочитали танцевать в одиночку, некоторые танцевали парами, а иные танцевали цепочками или кругами. Вся Навадвипа ликовала на новом Празднике Свободы, который впоследствии ежегодно отмечается подобным образом, известный в народе, как праздник освобождения «Радха Ятра». Навадвипа буквально утопала в любви к Богу. Это была первая Великая Нагара-Санкиртана Чайтаньи Гауранги. Колоны ликующих людей двигались мимо богато украшенных домов по широким улицам, площадям и бульварам. Многие участники санкиртаны, время от времени, произносили: «Господи! Пусть будет так, чтобы мы из жизни в жизнь хранили в наших сердцах подобные божественные игры!» И пели дальше: «Иди и пой, - Харри! Харри! Не бойся ничего! Радхе, Радхе, Хари, Хари, - пришёл к нам праздник твой!..» Колоны, то ускоряли, то замедляли ход, то останавливались, и вновь ускоряли ход. Все танцевали и пели, не чувствуя усталости. Казалось, Земля дрожала от экстатического танца. Некоторыё громко выкрикивали: «Как посмел он, невежественный, прокажённый Кази, прикасаться к святым музыкальным инструментам Ариев! Как только у него, нечестивца - конечности не отсохли, сам он в это время не околел!.. Недоброжелатели Чайтаньи глядели украдкой из укромных мест, на удивительное шествие. Сердца их переполнялись злобой и ненавистью: - Чайтанья, просто сумасшедший, - шипели одни из них, - он надеется, что это сойдет ему с рук. Из-за него, мы все можем жестоко пострадать от рук Кази. - Можно себе представить, как они побегут к своим норам, по-настоящему примется за них, - говорили другие. - Странно, что Кази до сих пор не знает, что творится в Навадвипе. От одного вида его солдат, они готовы будут все разом броситься в Ганну и захлебнуться. Надо бы ему срочно донести на этих бездельников. - Надо дать понять этим певцам и танцорам, что Кази уже готов с ними разделаться, как повар с капустой!.. - Но, только вот - кто и как, сможет дать им понять это? Рискованно, пожалуй, это дело… Лучше мы посмотрим–поглядим со стороны, что будет происходить дальше. Когда Кази услышал громкие крики и шум за окнами, он вскочил и судорожно начал соображать. «Что это? – громко вскрикнул он не своим голосом, - я слышу громкую музыку и пение! Это что свадьба, или шайтаны веселятся? Неужели эти безумные Чайтаниты ослушались моего строгого приказа? Слыханное ли это дело? С чего бы это они вдруг так осмелели? Может быть, их поддерживают соседние страны, нелояльные к нам?..» Он приказал своим слугам, срочно пойти посмотреть, быстро вернуться и доложить, что такое творится в Навадвипе? Слуги быстро удалились, и ужас овладел ими при виде бушуюшей толпы, который выкрикивали: «Смерть Кази!» В страхе они вернулись во дворец и сообщили о невероятном сходе народа на улицах и площадях столицы Навадвипы, и все они громко кричат: «Смерть Кази!..» Вскоре огромная полпа приблизилась к самому дворцу Кази, и он в ужасе собственными ушами слышал это: «Смерть, смерть Кази!» Чайтанья призвал всех к спокойствию, послал несколько доверенных своих учеников, пригласить Кази на встречу с ним. Вскоре вышел Кази с опущенной головой. Чайтанья встретил его миролюбиво и приветливо спросил: «Я прибыл сюда к тебе гостем, но ты спрятался во дворце, оказался не гостеприимным. Разве это украшает твой титул царского наместника в столице Навадвипе?» - Ты был очень рассержен на меня, - эта моя пауза дала тебе возможность успокоиться и вот я перед тобой. Я всегда добрым рад гостям в моём доме. Мусульмане и индусы в Навадвипе живут мирно, как добрые соседи. Я почитаю всю твою родню и считаю, что узы дружбы между нами крепки. Если же я чем-то доставил тебе невольное огорчение, ты прости меня, как благородный человек. Чайтанья дал понять, что принял это извинение за вчерашний случай с санкиртаной и спокойно сказал: «Дорогой Кази, я пришёл к тебе гостем, чтобы задать тебе несколько вопросов, если позволишь». - Конечно, прошу тебя, открой мне сокровищницу своего сердца. - Корова даёт тебе молоко, как добрая мать. Бык обеспечивает зерном, как трудолюбивый, добрый отец. Как же можно убивать и съедать тело отца и матери? Ни Одна вера в мире не приветствует этого жестокосердечия. Что ты можешь ответить мне на это? - Ваши Священные Писания Веды и Пураны не позволяют делать этого, но Священный Коран допускает это. Мы не видим в этом большого греха. Что для Ведических аскетов и подвижников является большим грехом, то многими мусульманами греховным не считается. Многие из правоверных мусульман не представляют себе, как можно жить, не поедая мясо животных. - Но, ведь, убивая коров, мусульманине нарушают один из основных Законов Бога, прописанных во всех Священных Писаниях: «Не убий!» - Дорогой Чайтанья, я так считаю, что это означает: «Не убий человека», и не касается убийства животных. Не так ли? - Нет, Нет! Мы не должны произвольно интерпретировать буквы Высших Законов. В Законе сказано прямо: «Не убий!». Иначе было бы сказано: «Не убий человек человека!» Почему же, ради своей прихоти человек истязает, убивает и поедает невинное животное, которому Господом, так же, как и человеку, дарована жизнь. Почему в нас нет к животным сострадания, милосердия. За это противное Богу деяния, виновные понесут справедливое возмездие. Что мы в жизни посеем, то придётся и пожинать. И горькие плоды будут при жатве в свой срок. - Дорогой пандит Чайтанья, сказать по совести, наше Писание Коран, ещё очень молодое и многое мне в нём непонятно. Где-то в глубине души, для меня Священные Писания Вед, кажутся более состоятельными, но я принял мусульманства и обязан, относится к нему с почтением. Но чувствую, что все Священные Писания Мясоедов потакают этой страсти. Я уверен, что наступит такое время, когда люди откажутся от поедания мяса животных, как они отказались в своё время от людоедства. Чайтанья, совершенно не ожидавший от Кази столь искреннего исповедания и спросил его откровенно: «Скажи, уважаемый Кази, только открой полностью мне своё сердце, доверься мне, у меня нет и тени лукавства. Скажи мне, ты, как глава Навадвипы, давно уже знал, что в столице давно уже процветает Санкиртана, но, сколько мог, не препятствовал этому до тех пор, пока не посыпались доносы. Фактически последний твой запретительный акт носил характер, лишь внешнего эффекта, который носил, по сути дела, лишь показной характер. Скажи мне, честно, почему ты не препятствовал нам всё предыдущее время?» Кази понизил голос, и произнёс Чайтанье, чуть слышно: «Дорогой друг Гауранга, мне хотелось бы сказать тебе об этом, лишь с глазу на глаз, без посторонних ушей. Давай уединимся… - Это все мои ученики, - сказал Чайтанья, - я и они – одно целое. Ты можешь смело говорить мне при них, всё равно это будет лишь между нами. - Хорошо, - сказал Кази, - пусть будет так. Лишь на минуту он задумался, собираясь с мыслями и, наконец, произнёс: «Когда я впервые услышал о киртанах в Навадвипе, я, переодевшись простым горожанином, вышел в вечерние сумерки в город, и увидел поющих и танцующих людей и плохо подумал о них, что они нарушают, установленный властью запрет, и хотел было применить к ним репрессии, чтобы другим неповадно было. Но в ту ночь мне приснился страшный сон. Мне во сне явился огромный, свирепый лев. Мне даже показалось, что это был не сон, но явь. У него было тело человека, но голова льва. Он был так страшен и так страшно рычал на меня. Разевая огромную пасть, он прыгнул мне прямо на грудь, разорвал мои одежды, и постепенно вонзая в меня свои острые когти, зарычал: «Ты плохо настроен против санкиртаны, и за это ты сейчас умрёшь в страшных мучениях…» Видимо, мой жалкий вид немного смягчил его гнев: «Сейчас я пощажу тебя, - рычал он, - но пусть это послужит тебе хорошим уроком. Если это повториться, ты умрёшь в моих когтях, не жди тогда от меня пощады…» Лев исчез, но от страха, я просто онемел и весь дрожал. Следы от его когтей до сих пор зияют на моей груди. Кази обнажил свою грудь, и все увидели на ней ужасные раны от когтей льва. А после вчерашнего случая, когда я в гневе разбивал инструменты вашей санкиртаны, я боялся ложиться спать, памятуя о том льве, который изодрал мои одежды и поцарапал мне грудь. И вот теперь я сижу перед тобой, словно сам не свой… - Хочешь, поверь моим словам, сказал с улыбкой Чайтанья, дружественно положив ему свою руку на плечо, - если ты начнёшь практиковать повторение про себя той мантры, которую я скажу тебе, ты не только освободишься ото всех страхов, но погрузишься в океан блаженства, с которым, тебе, ни за что не захочется больше расставаться. Повторение Святых имён освободит тебя от последствий твоих греховных поступков, ты очистишься душой. Вдруг у Кази от этих слов Гауранги Чайтаньи потекли потоком из глаз слёзы счастья! Неописуемый восторг охватил его, и сердце его ликовало. – Будь благословен ко мне, - шептал он, чувствуя, что неописуемая радость овладевает им безраздельно, - умоляю судьбу быть преданным Твоей Святости! Я оставлю наказ своим потомкам на все времена, чтобы в Навадвипе никогда не прекращалось движение Санкартаны, чтобы не было им никаких препятствий… - Чайтанья поднялся и вдохновенно запел: «Хари харайа намах, Вишну Ядавая намах, Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана! Хари, хари, Радхе! Хари, хари Радхе! Хари Гопала Говинда Рам! Шри Мадхусудана!..» За ним поднялась, все участники знаменитой Санкиртаны, они воспевали Святые имена Всевышнего Господа. Они шли по дороге, сплошь усыпанной цветами. Вся Наводвипа ликовала. Казалось, что этому ликованию никогда не будет конца. В память об этом, на том месте, где происходила эта беседа, выросли два могучих, удивительных дерева – Ним и Чампа, которым уже более 400 лет. Говорится, что они выросли за одну ночь, когда умер Кази. Дерево Ним - олицетворяет Шри Чайтанью, второе Чампа – олицетворяет - Кази, который стал его учеником. На с
Материал представлен в сокращении. Наиболее полная версия - http://www.belrussia.ru/forum/viewtopic.php?p=23839#23839 СЛОВО О КРУШЕНИИ И ВОЗРОЖДЕНИИ АРИЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ. В данной поэме нет вымысла. Материал поэмы взят из исторических фактов и поэтизирован в меру способности автора данной поэмы. Послание освобождения было провозглашено первым арийским духовным пламенным революционером против иноземных поработителей и сокрушителей арийской цивилизации. Победоносное шествие Ариев-Чайтанитов было основано на Послании Любви к поверженной арийской цивилизации на западе Бенгали, на юге Индостана (Навадвипа-дхама). Навадвипа со всех сторон омывается Гангой, при впадении её в Бенгальский залив. Образовавшиеся 64 острова принимают форму лотоса из ста лепестков, занимают пространство в 168 миль в окружности, и названа, поэтому Гауда-мандала. Радиус Гауда-мандалы – 28 миль. Сердцем лотоса считается Навадвипа, величина «тычинки» этого цветка – 10 миль в окружности. Восемь первых лепестков лотоса Гауды-мандалы (Навадвип) составляют 32 мили в окружности. Сказано, что в середине лотоса Навадвипы родился посланник Любви - Шри Чайтанья в 1407 году эры шака (18 февраля 1486 году по христианскому календарю). Это был смутный период в истории Индии. Навадвипа, как последний оплот Ариев, уже был разрушен. К сожалению, в самой Бенгалии не сохранилось исторической хроники этих времён, захватчики распорядились с архивами по-варварски, уничтожив их. Однако известно, что мусульманское вторжение здесь началось в 1202 (от рождества Христова). Несметные орды чужеземцев, преодолели Гималаи и хлынули неудержимым потоком в священные земли древних Ариев. Вторжение сопровождалось невиданным грабежом, оргиями, насилиями, повсюду несли ужас и разрушение. Турецкая тяжёлая кавалерия делийского султана Мухаммада Чури успешно продвигалась на восток, запад и юг страны, и вскоре мусульманские захватчики стали полными хозяевами арийской передовой цивилизации. Захватчики принесли с собой иную культуру, власть и религию. До начала XIV века всей провинцией Бенгалии правили губернаторы, которые подчинялись делийскому султану. Первая независимая династия царей появилась в Бенгалии в 1342 году, благодаря мудрой политике Ильяса Шахи. Из делийской провинции Бенгалия превратилась в самостоятельное государство. Бенгальцы, будь они индусами или мусульманами, считали себя бенгальцами, называя турок чужеземцами-захватчиками (патанами). В 1410 году в Бенгали вспыхнула пятилетняя гражданская война между мусульманами и индусами, в результате трон занял индус Джалал аль-Дин Мухаммад, принявший мусульманскую веру, но правил Бенгалией в качестве царя хинду. В год рождения Шри Чайтаньи бенгальский трон занимают чёрные арабы из Восточной Африки, эфиопы, которые были невольниками из царской охраны. Началась полоса жестокой борьбы за трон: цари сменялись один за другим, всякий раз это сопровождалось убийством царей предшественников. В такой период безвременья в Бенгали, родился и возрастал Чайтанья. Во времена правления Ала аль-Дин Хусейн Шаха Чайтанья развернёт поистине беспримерное в мировой истории революционное движение, объединяя чайтанитов совместным воспеванием на улицах святых имён Бога Ариев, что строжайше было запрещено властями, но это ещё больше сплачивало их и привело, в конце концов, к победе. Вековой уклад жизни Ариев был разрушен до основания, бенгальцы чувствовали себя гостями в своих родных домах, были изгоями в своём родном отечестве и стали чужды к своей многовековой культуре. Вера стремительно увядала, пораженческое чувство сковывало людей. Мусульманские проповедники силой насаждали свою веру, ислам и возрастал переход Ариев-хинду на сторону мусульманства. Казалось, что древнюю Ведическую веру уже невозможно ничем защитить. Мусульманские правители разрушали вековые ведические храмы. Брахманы-аскеты не в состоянии были защитить свою веру, им оставалось довольствоваться тем, что мусульман называли гре6шниками, и считали, что сама их тень является величайшим злом на свете. Не было даже попытки, каким-то образом реформировать свою веру с учётом времени и обстоятельств. Постепенно они утратили истинную любовь к Богу и скатывались до жажды дешёвых удовольствий, почестей и наживы. Невозможно было спокойно взирать на полную погибель великой страны. Разумные люди молились: о Господи, почему Индия, такая великая страна оказалась во власти мусульман-фанатиков. Никогда нечестивые правители и религии не завоёвывали нашу великую Родину. Что же теперь произошло и что с нами дальше будет? И вот явился миру этот удивительный юноша, Шри Чайтанья, изумительный внешности, непревзойдённого ума и благородства. Будучи совсем ещё юным, он проявил блестящие способности в диспутах философских, поэтических, научных, духовных. Словно по волшебному мановению небесного дирижёра на всю Индию гремела славы Навадвипы, как центра образования, логики, полемики, диспутов. Жители Навадвипы смело вступали в споры с известными учёными пандитами. Отовсюду стали стекаться сюда одарённые юноши, учиться логике и грамматике. Уже в 1496 году, десятилетний Чайтанья бал объявлен великим пандитом. Он в совершенстве овладел несколькими языками, логикой, риторикой, философией, грамматикой санскрита, искусством толкования древних священных текстов Вед. Это было только начало его жизненного пути, но уже взрослых учёных приводило в восхищение. Однажды Навадвипу решил посетить известный на всю Индию учёный философ и поэт Кешава Кашмири. Путешествуя по стране, он принимал участие в поэтических состязаниях и всегда имел неизменный, внушительный успех. Про него говорили, что шлоки (строфы) всех Священный Писаний Вед, были у него на кончике языка. Слава его стала так велика, что он с трудом мог отыскать смельчака для дискуссии. Никто не мог угнаться за полётом его мысли. Лишь только отпетые завистники за его спиной язвили, сочиняя про него самые нелепые, гнусные несуразности. Но кто их принимает всерьёз этих гаденьких, подленьких и трусоватых завистников. Когда до него дошёл слух о славе Навадвипы, как центра образования, литературы и духовности, он незамедлительно отправился туда с множеством слуг, слонов и лошадей. Появление знаменитого на всю Индию Кешавы Кашмири в Навадвипе произвело невиданный переполох у жителей Бенгали. Их смущало то, что если Кешава Кашмири одержит победу в литературном турнире, то может надолго померкнуть слава Навадвипы, как центр образования, литературы и духовности всей Индии. Люди Навадвипы были встревожены, не зная, что им следует предпринять. Тут весь учёный свет Навадвипы устремил свои помыслы, как к последней надежде, на юного Нимая (так в детстве называли Чайтанью). – Если даже, Нимай проиграет Кешави Кашмири, - размышляли пандиты промеж собой, - то это не так уж зазорно, ведь Нимай, совсем ещё ребёнок. Когда Кешави Кашмири сообщили о том, что его противником в диспуте будет юный Нимай, он очень был удивлён, но от поединка не отказался. Он сказал, что у поэтов нет возраста, они ещё в утробе матери – поэты. Кешави Кашмири представили Нимая, то Нимай первым почтительно поклонился знаменитому поэту, в то время как Кешави Кашмири небрежно кивнул ему головой и сказал: «Я наслышан прекрасными отзывами о тебе, что ты Нимай Пандит придерживаешься одной из традиционных школ санскрита, и хорошо преподаёшь основы её грамматики…» Да, я простой учитель грамматики санскрита, - ответил Нимай, - но в действительности, даже это скромное служение мне даётся нелегко. Я слышал, что ты знаменитый поэт, и сочиняешь превосходные поэмы. Не мог ты мне здесь, и сейчас продемонстрировать своё мастерство. Пожалуйста, опиши мне в стихах славу нашей великой Ганги-реки. Кешави Кашмири без всякого промедления пропел ему сто превосходных шлок, посвящённых Ганге. Он без устали и без малейшей запинки продемонстрировал собравшимся на берегу великой реки Ганги, свою лучшую поэму о ней. Всем собравшимся было ясно, что Нимаю не под силу будет отыскать какую-либо ошибку в блестящем потоке красноречия и мелодичности этих удивительных стихов. Все были просто ошеломлены этой не иначе, как небесной поэзии. Нет, это что-то невообразимое, что заставило слушателей забыть себя, и всё что их окружало. Они долго не могли придти в себя, сбитые с жизненных повседневных устоев, все чувствовали себя, словно не в своей тарелке. У всех присутствующих открылись рты, и они долго не осознавали того, что давно пора их закрыть… - О Господи! - восклицали одни, - что это мы услышали! Какое чудо свершилось между небом и землёй!.. Как точно и гармонично подобраны слова. Какая безукоризненная последовательность шлок. Это чудо! Конечно, это чудо, и только чудом это надо признать!.. - Как прекрасно! – говорили другие, - как он превосходен в поэзии! Ничего подобного, ещё не доводилось слышать, даже близко к этой вдохновенной поэзии, посвящённой матери нашей, реке Ганге. Сколько удивительных метафор, сколько прекрасных сравнений, оборотов и всего многообразия поэтических красот, какой богатый лексический фонд и грамматический строй, какая необыкновенная мелодика стиха! - Братья, - восклицали третьи, - вы обратили внимание на идеальную инструментовку и звуковое строение санскритской фразы! Какое мощное и своеобразное средство художественного выражения! Здесь есть чему поучиться… - Остается только удивляться, - говорили иные, - какой современностью дышит его санскритская поэзия. Сколь чеканны по форме и совершенны по языку всевозможных видов аллитераций, и внутренних рифм. Богатства сокровищницы этой поэзии кажутся неисчерпаемыми, с разнообразной инструментовкой, и различными вариациями аллитераций… Нимай ожидал, когда утихнут восторги присутствующих здесь, на этом, несомненно, удивительном диспуте. Он также произнёс достойную хвалу превосходному поэту Кешави Кашмири. – Никто из поэтов в целом мире не сравнится с твоим поэтическим даром! Несомненно, ты великий поэт. Лишь святые небеса достойны, слышать твою божественную поэзию, лишь немногие могут понять её и по достоинству оценить. Пожалуйста, объясни нам смысл любой шлоки из твоей поистине божественной поэмы. - Разбор, какой из шлок Нимаю Пандиту хотелось бы услышать? – спросил Кешави Кашмири. - В ответ на это, Нимай пропел всю его поэму наизусть, без единой запинки. Затем он предложил Кешави Кашмири растолковать одну из ста его шлок: Все три мира мать-Ганга величьем своим ослепляет, Стопы Господа Вишну дают её водам, началу - начало. Вишну – Высшая Личность – миры и людей сотворяет. Воды тела Его в себя Ганга по капле вбирает… - Кешава Кашмири почувствовал, что земля поплыла у него под ногами. Он был ошеломлён настолько, что некоторое время не смог произнести ни единого слова. Он молчал и упорно смотрел на Нимая, словно искал поддержки, не понимая, что с ним происходит. Он уже не знал, что говорить, может быть, лучше промолчать, как будто этим, воздавая дань необыкновенному таланту юного Нимая… Увидев, Кешава Кашмири пребывает в шоковом состоянии, Нимай предложил разобрать все недостатки и достоинства этого стиха. - В этой поэме нет ошибок, стихи мне удались, как никогда прежде, - возразил поэт - Я не сомневаюсь, что ты искусный стихотворец, но только Бог не делает ошибок. - Как ты можешь говорить мне такое, простой провинциальный учитель, и желаешь критиковать высокий поэтический стиль. - Твой талант много превосходит мои скромные способности. Но у меня появился шанс поучиться поэтическому мастерству, на примере этой шлоки из твоей поэмы. Так позволь мне выразить своё мнение о достоинствах и недостатках этого ключевого стиха. - Хорошо, выскажи своё мнение. Мне будет интересно узнать твоё мнение. - Достоинство стиха в превосходном сравнении, что Ганга истекает из стоп Господа Вишну. Может показаться, что здесь имеется противоречие. Например, у истока Ганги растут прекрасные лотосы, но вода не истекает из лотосов, более того, известно, что цвет лотоса всегда остаётся сухим, он не смачивается водой. Но для Господа Вишну нет ничего невозможного – из стоп Господа Вишну рождается великая река мать-Ганга, и в этом Его вечная неугасаемая Слава!.. Вечная Истина сокрыта от наших материальных логик и рассудочных умозаключений. Дорогой Кешава Кашмири, Вы какой-то непостижимой интуицией сумели проникнуть в одно из таинств Господа Вишну. Я со всей убеждённостью говорю, что Вам доступна не только непревзойдённое поэтическое вдохновение, но открыты двери к небесной сокровищнице Божественных тайн Господу Вишну, которому Вы поклоняетесь. Вы поэт, не имеющий себе равных на планете Земля. Кешава Кашмири, увенчанный всемирною славой поэт, был потрясён и не мог проронить ни слова, и долго стоял в глубокой задумчивости. «Этот, совсем юный пандит Нимай, - подумал знаменитый поэт – совершенно потряс меня умом, разумом и неземным величием». - Ты сокрушил меня в диспуте, - обратился он к Нимаю, - но, даже намёком не задел моей чести. В коротком поэтическом диспуте с тобой, я словно прозрел, и, словно обрёл новую жизнь, но прошу твоего наставления, чтобы моим разумом и сердцем не овладели мирские желания. - Дорогой Кешава Кашмири, стремится к беспредельным познанием Мира, сомнительная цель для мудреца. Куда более ценно искреннее стремление к познанию Истины и устремление к ней всей душой, всем сердцем. За вечной Истиной далеко ходить не надо – она в твоём сердце. Постарайся понять это и будь духовно счастлив. Не трать попусту своё драгоценное время, не гонись за призрачным счастьем. Наслаждайся плодами только Истинного Знания и Сам Вишну откроется тебе в сердце – вот истинная цель жизни. Вот Вам мой совет, дорогой друг Кешава Кашмири. Поклонившись Нимаю, вдохновенный Кешава Кашмири спросил позволения уйти, оставив людям всё ненужное, своих, коней, слонов; он отпустил своих слуг, дал им, деньги и всё своё имущество. Впоследствии Кешава Кашмири составил свои стихотворные комментарии к Веданте, и, путешествуя по всей Индии, проповедовал Славу Всевышнего Господа. Все жители Навадвипы, признали Нимая великим учёным, знатоком Вед и своим духовным наставником. Вереницы гостей посещали его дом, всех Нимай встречал приветливо и согласно их качествам. В благоприятный момент для совершения путешествий, Нимай пустился со своими учениками в дорогу, проповедовать послание любви к Богу, прославляя Его совместным искренним пением там, где считалось это практически невозможным; чуждые народу власти Бенгали ревностно следили за проповедниками, всемерно мешая им, терроризируя их. Нимай взрослел. Он стал ещё более прекрасным, высоким, статным молодым человеком. Сказано, что тело его было цвета расплавленного золота, из-за чего его стали называть Гауранга. Путешествуя со своими учениками, проповедуя Послание Любви к Богу, совместно воспевая Славу Всевышнему Богу. В иные часы ученики заслушивались его искусной игрой на флейте Мурали. Настало время вернуться Чайтанье Гауранге в Бенгалию, поклониться святой Ганге. Его появление вызвало огромный поток людей со всей Навадвипы, чтобы только взглянуть на него и, если удачно повезёт – послушать его проповеди по Священному Писанию «»Шримад-Бхагаватам», петь Ведические гимны, и прославления Господа Вишну. Он в начале своей проповеди неизменно провозглашал такой стих из Писания «Нарада-панчаратры»: Харер нама, харер нама, Харер намаива кевалам. Калау настии, эва насти, Эва настии, эва гатир аньятха. «В этот век раздоров и лицемерия, нет иного пути, нет иного пути, нет иного пути, чем пение святых имён Господа». И люди пели и танцевали вдохновлённые, уносимые волнами общей киртаны, забывая жизненные невзгоды, ужасающее положение уже не в своей, но в оккупационной стране. Они пели песню-мантру, которую их вдохновил Чайтанья Гауранга: «Харе харайе, намах Вишну Ядавайа, намах Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана». Что, по-существу, являлось прославлением некоторых, из бесчисленных имеем Всевышнего Бога. Он рекомендовал жителям Навадвипы: «Воспевать эти имена Всевышнего Господа Вишну можно в одиночку или вместе со всей своей семьёй. И, как бы это не показалось на первый взгляд странным, это вскоре принесёт нам спелые плоды. – Но повторение этой древней арийской мантры, - говорил он людям, пришедшим на встречу с ним, - совершение аскез и соблюдение вегетарианства - бесполезно, если в сердце недостаёт истинной любви к Богу. Люди могут говорить, что человек обрёл милость Господа, но на самом деле это не так, потому что вкус духовного блаженства остаётся для него неизведанным. Таково утверждение Вед». Чайтанья стал ходить от дома к дому, проповедуя важность пения святых имён Бога в каждой семье. Те, кто были благочестивы, увеличивали свою добродетельность. Но были и такие негодяи, которые способны лишь обсуждать других и тратить всё свое время на поиски возможности отравить атмосферу, где всходят цветы доброго, светлого, вечного. Не способные ни на что другое, кроме злодеяний, поисков наживы любыми путями, осознавая своё ничтожество, делают всяческие пакости тайком, исподтишка. Ученики и друзья Чайтаньи, стали ревностно отсеивать новых, случайных прихожих в дом Чайтаньи на проповеди, закрывать перед ними двери. К сожалению, и хорошие, добропорядочные люди не могли войти в дом. Из-за злостных, низменных негодяев страдали люди, искренне желающие принять участие в вечерних совместных воспеваниях Святых имён Господа. - Взращивайте свою любовь к Всевышнему Господу, - говорил на своих проповедях Чайтанья, не тратьте время на сплетни и худые дела. Просто повторяйте и воспевайте Святые имена Бога. Благодаря этому вы достигнете совершенства, и это всё больше и больше сплачивает нас в большую единую братскую семью!.. Со временем дом Чайтаньи не стал вмещать всех желающих принять участие во всеобщем воспевании и восхвалении Бога. С заходом Солнца люди собирались у кого-либо в домах и пели, хлопая в ладоши, поддерживая общий ритм. Со временем пение их становилось всё чище и приносило им ни с чем несравнимую радость. Повсюду вокруг стали слышаться пения Святых имён Господа. В то время (с 1493 до 1519 года) всей Бенгалией со столицей в Навадвипе, правил мусульманский шах, султан Ала ал-Дин Навваб Хусейн. В его правление проповедническая деятельность Чайтании достигла наибольшего размаха. В период его правления индусов насильственно заставляли принимать ислам. Всякого, кто отказывался от этого, подвергали жестоким гонениям. Было строго запрещено индусам петь ведические гимны и осуществлять служения Всевышнему Господу Вишну. Но люди Навадвипы уже были настойчиво направлены на возрождение Арийских традиций, на личное и всеобщее счастье и процветание. Наводвипой правил мировой судья Кази. Власти привыкли к тому, что индусы не борятся за возрождение своих традиций и не рискуют во всеуслышание прославлять Бога Вишну. Что люди довольствуются тем, что могут, хоть как-то обучать своих детей грамотности, придерживаться вегетарианства, накапливать какое-то состояние, хвастать друг перед другом какими-то успехать, и быть этим довольны. Но вот, невесть откуда и невесть когда, вдруг в Навадвипе появился Чайтанья и смело стал проповедовать иные ценности для бенгальцев. Он, словно пробудил Наводвипу от тяжкого дурного сна. Из открытых окон многих домов стали громко раздаваться прославление Господа Вишну и Арийские древние гимны, которые, казалось, исчезли с лица Земли навсегда. По улицам Наводвипы стали ходить большие группы людей, петь свои мантры, танцевать, играть на многочисленных музыкальных инструментах. Чайтанья со своими учениками стали проводить такие массовые киртаны каждый день и петь утренние и вечерние молитвы. И чуть ли не во всех домах стали открыто петь эти свои молитвы, как будто на это не было запрета: «Хааре харайа намах, Вишну ядавая намах, Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана!..» Навадвипу, буквально затопили эти «прославители»! – возмущались правители, - это какое-то чудо или огромное недоразумение!.. Но началось духовное возрождение Индии, и его уже ничем было остановить! Мусульманам, привыкшим чувствовать себя в Бенгалии и во всей Индии хозяевами жизни, это «странное» явление пришлось не по душе. – Смотрите-ка, - говорили они с сарказмом, - овечки-то как осмелели! От них не стало покоя! И от них посыпались устные и письменные жалобы царскому наместнику в Навадвипе, - на вопиющие безобразия и беспорядки в столице Бенгалии Навадвипе. Кази пришёл в ярость. Незамедлительно он решил лично убедиться в этих безобразиях распоясавшихся бенгальцев. Вечером он прошёлся по городу и убедился, что во всех домах, громко поют, прославляя Бога Вишну, танцуют и веселятся. Далее он собственными глазами увидел, как продвигается с танцами большая колонна людей, они громко поют, танцуют, играют на музыкальных инструментах. Даже, ели бы это был лишь дурной сон, то и тогда бы Кази долго не смог бы успокоиться. Но что это? Вот он видит наяву, как поют и танцуют эти несчастные, неверные Чайтаниты. Где отыскать у себя силы, чтобы вынести эту крамолу нищего сумасшедшего сброда?! Они, видите ли, решили устраивать для себя ежедневные праздники! А кто будет работать? – хотелось бы мне узнать. Может быть, мне Кази, засучить повыше рукава, и работать, как проклятый за себя и за них?! Ну, это уже слишком! «Схватить их всех, - в ярости прокричал Кази, - повязать, и задать им таких чертей, чтобы они наказали своим внукам и правнукам – не устраивать таких шабашей, такой дикости, такой дешёвой показухи! Я научу их быть вежливыми и законопослушными!» Кази сам лично вырывал у поющих людей музыкальные инструменты, и неистово топтал их ногами. Разлетались на куски барабаны, мриданги, флейты, цимбалы и другие инструменты. Пение прекратилось, чайтаниты смотрели, что будет просходить дальше. - Вы так долго не вспоминали своего Вишну! – вскричал он, топая ногами, - откуда у вас появилась эта блажь, эта дикая прыть! Вы знаете, что я с вами сделаю?! Нет, вы даже не догадываетесь, как страшный гром я вам сейчас сыграю!.. Вы не боитесь, указав самого шаха?! Это неслыханная дерзость, просто так вам не сойдёт с рук, даже не надейтесь! Ну-ка, говорите мне здесь и сейчас, - кто толкает вас на такое беззаконие?! Запомните: я запрещаю подобные шествия на улицах столицы Бенгалии. Вижу, что вы поддались на чью-то уловку и готовы раскаяться. Поэтому, немедленно расходитесь по домам, но, если только это повторится, тогда пеняйте на себя. Я этого, так не оставлю. Чайтанья мне ответит по всей строгости наших законов. Я избавлю Навадвипу от этой проказы. Я стану высылать военные патрули, чтобы они выслеживать дома, в которых воспевают Святые Имена Бога Вишну. Горе тому хозяину, где мы обнаружим эту ересь. Это я обещаю… Как только Чайтанья узнал о том, что Кази решился остановить его духовное движение, гнев его был неописуем. Да как только посмел Кази запустить свои грязные руки в чистоту нашей духовности. Он действительно решил, что имеет право заткнуть нам рты при наших молитвах, и вольнолюбивую птицу возрождения Арийской духовности загнать в небытие?! Но что знает он нечестивец о могуществе духа нашего Господа Вишну?! Он нам ответит за это, и очень скоро сурово ответит! Чайтанья срочно разослал своих учеников во все концы Бенгалии с призывом всем, как один выйти на улицы. Мы проведём большую киртану всей Навадвипы, и нас поддержит вся Бенгалия! Пусть только попытается Кази мне помешать сделать это Святое дело! Мы спалим дотла дом Кази!.. Братья, идите во все дома, передайте всем моё послание о проведении священной киртаны. Пусть все зажгут факелы, мы выйдем на улицы и направимся к дому Кази! Мы наводним город любовью санкиртаны и сокрушим дом Кази! Нам на своей родной земле нечего и некого бояться! Выйдем все разом, как один и положим конец нашим унижениям, оскорблениям и мукам!.. Уже завтра в полдень все должны быть готовы. Все ученики разошлись с поручение своего учителя и в каждом доме говорили с возбуждением о предстоящей санкиртане. Можно себе вообразить Наводвипу, как огромный улей, где, в каждой сотовой ячейке, гудели заботливые, трудолюбивые пчёлы. - Эта многолюдная санкиртана, которую возглавит Чайтанья, - так говорили многие жители Навадвипы, - может быть такой необыкновенной, что нечто подобное, трудно себе представить. Мы обязательно примем в этом участие. Навадвипа - наша родная земля, Господь Вишну наш Всевышний Бог, мы должны быть едины в своём порыве, иначе мы потеряем последнюю надежду на возрождение нашей арийской духовности. - Тщательно готовились факелы, чтобы стал он, как можно, больше и горел бы, как можно, дольше и ярче. После полудня люди, разделившись по колонам, с факелами в руках устремлялись по улицам Навадвипы. Возглавляли колонны ученики Чайтаньи, которые все были одеты в шафрановые одежды. Миллионы мужчин, женщин и детей заполнили улицы Навадвипы, двигаясь к дворцу Кази. Они громко воспевали святые имена Господа Вишну, играли на музыкальных инструментах и танцевали. Темнеющее к вечеру небо озарилось тысячами тысяч зажжённых факелов. Как описано в хрониках Навадвипы того периода, - зрелище было неописуемо. В ночном небе светила полная Луна. Все участники этого необыкновенного шествия были украшены гирляндами из цветов. В руках у большинства участников шествия был музыкальный инструмент. Общее пение и совместные танцы вдохновляли всех до радостного сердцебиения. Всё громче звучало пение, всё ярче пылали факелы в руках, всё вдохновеннее были танцы. Во всех домах горели светильники, и дома были празднично украшены. Какая-то несказанная радость опьяняла людей в поющем и танцующем нескончаемом, словно бурлящем потоке Ганги, вышедшей из берегов. Но не солёные брызги волн океана касались уст людей, а нектар всеобщей радости обретения свободы был всем необыкновенно сладостен и приятен. Кто раньше не обладал даром пения, почувствовал незнакомую ему прежде радость от всеобщего воспевания и голос его становился всё увереннее и приятней. Чайтанья в кругу своих учеников, пел и танцевал вдохновенно и слёзы радости застилали ему глаза. Из всех присутствующих он выделялся высоким ростом, статностью, элегантностью и непередаваемой красотой. Его выделяющаяся фигура была в ритме танца на экстатических волнах, подобно золотому цветку лотоса над гладью воды в озере. Это было восхитительное зрелище: люди ритмично танцевали, и миллионы зажжённых факелов выплясывали высоко в воздухе: «Хари харайа намах, Вишну Ядавая намах, Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана! Хари, хари, Радхе! Хари, хари Радхе! Хари Шри Мадхусудана!..» Одни предпочитали танцевать в одиночку, некоторые танцевали парами, а иные танцевали цепочками или кругами. Вся Навадвипа ликовала на новом Празднике Свободы, который впоследствии ежегодно отмечается подобным образом, известный в народе, как праздник освобождения «Радха Ятра». Навадвипа буквально утопала в любви к Богу. Это была первая Великая Нагара-Санкиртана Чайтаньи Гауранги. Колоны ликующих людей двигались мимо богато украшенных домов по широким улицам, площадям и бульварам. Многие участники санкиртаны, время от времени, произносили: «Господи! Пусть будет так, чтобы мы из жизни в жизнь хранили в наших сердцах подобные божественные игры!» И пели дальше: «Иди и пой, - Харри! Харри! Не бойся ничего! Радхе, Радхе, Хари, Хари, - пришёл к нам праздник твой!..» Колоны, то ускоряли, то замедляли ход, то останавливались, и вновь ускоряли ход. Все танцевали и пели, не чувствуя усталости. Казалось, Земля дрожала от экстатического танца. Некоторыё громко выкрикивали: «Как посмел он, невежественный, прокажённый Кази, прикасаться к святым музыкальным инструментам Ариев! Как только у него, нечестивца - конечности не отсохли, сам он в это время не околел!.. Недоброжелатели Чайтаньи глядели украдкой из укромных мест, на удивительное шествие. Сердца их переполнялись злобой и ненавистью: - Чайтанья, просто сумасшедший, - шипели одни из них, - он надеется, что это сойдет ему с рук. Из-за него, мы все можем жестоко пострадать от рук Кази. - Можно себе представить, как они побегут к своим норам, по-настоящему примется за них, - говорили другие. - Странно, что Кази до сих пор не знает, что творится в Навадвипе. От одного вида его солдат, они готовы будут все разом броситься в Ганну и захлебнуться. Надо бы ему срочно донести на этих бездельников. - Надо дать понять этим певцам и танцорам, что Кази уже готов с ними разделаться, как повар с капустой!.. - Но, только вот - кто и как, сможет дать им понять это? Рискованно, пожалуй, это дело… Лучше мы посмотрим–поглядим со стороны, что будет происходить дальше. Когда Кази услышал громкие крики и шум за окнами, он вскочил и судорожно начал соображать. «Что это? – громко вскрикнул он не своим голосом, - я слышу громкую музыку и пение! Это что свадьба, или шайтаны веселятся? Неужели эти безумные Чайтаниты ослушались моего строгого приказа? Слыханное ли это дело? С чего бы это они вдруг так осмелели? Может быть, их поддерживают соседние страны, нелояльные к нам?..» Он приказал своим слугам, срочно пойти посмотреть, быстро вернуться и доложить, что такое творится в Навадвипе? Слуги быстро удалились, и ужас овладел ими при виде бушуюшей толпы, который выкрикивали: «Смерть Кази!» В страхе они вернулись во дворец и сообщили о невероятном сходе народа на улицах и площадях столицы Навадвипы, и все они громко кричат: «Смерть Кази!..» Вскоре огромная полпа приблизилась к самому дворцу Кази, и он в ужасе собственными ушами слышал это: «Смерть, смерть Кази!» Чайтанья призвал всех к спокойствию, послал несколько доверенных своих учеников, пригласить Кази на встречу с ним. Вскоре вышел Кази с опущенной головой. Чайтанья встретил его миролюбиво и приветливо спросил: «Я прибыл сюда к тебе гостем, но ты спрятался во дворце, оказался не гостеприимным. Разве это украшает твой титул царского наместника в столице Навадвипе?» - Ты был очень рассержен на меня, - эта моя пауза дала тебе возможность успокоиться и вот я перед тобой. Я всегда добрым рад гостям в моём доме. Мусульмане и индусы в Навадвипе живут мирно, как добрые соседи. Я почитаю всю твою родню и считаю, что узы дружбы между нами крепки. Если же я чем-то доставил тебе невольное огорчение, ты прости меня, как благородный человек. Чайтанья дал понять, что принял это извинение за вчерашний случай с санкиртаной и спокойно сказал: «Дорогой Кази, я пришёл к тебе гостем, чтобы задать тебе несколько вопросов, если позволишь». - Конечно, прошу тебя, открой мне сокровищницу своего сердца. - Корова даёт тебе молоко, как добрая мать. Бык обеспечивает зерном, как трудолюбивый, добрый отец. Как же можно убивать и съедать тело отца и матери? Ни Одна вера в мире не приветствует этого жестокосердечия. Что ты можешь ответить мне на это? - Ваши Священные Писания Веды и Пураны не позволяют делать этого, но Священный Коран допускает это. Мы не видим в этом большого греха. Что для Ведических аскетов и подвижников является большим грехом, то многими мусульманами греховным не считается. Многие из правоверных мусульман не представляют себе, как можно жить, не поедая мясо животных. - Но, ведь, убивая коров, мусульманине нарушают один из основных Законов Бога, прописанных во всех Священных Писаниях: «Не убий!» - Дорогой Чайтанья, я так считаю, что это означает: «Не убий человека», и не касается убийства животных. Не так ли? - Нет, Нет! Мы не должны произвольно интерпретировать буквы Высших Законов. В Законе сказано прямо: «Не убий!». Иначе было бы сказано: «Не убий человек человека!» Почему же, ради своей прихоти человек истязает, убивает и поедает невинное животное, которому Господом, так же, как и человеку, дарована жизнь. Почему в нас нет к животным сострадания, милосердия. За это противное Богу деяния, виновные понесут справедливое возмездие. Что мы в жизни посеем, то придётся и пожинать. И горькие плоды будут при жатве в свой срок. - Дорогой пандит Чайтанья, сказать по совести, наше Писание Коран, ещё очень молодое и многое мне в нём непонятно. Где-то в глубине души, для меня Священные Писания Вед, кажутся более состоятельными, но я принял мусульманства и обязан, относится к нему с почтением. Но чувствую, что все Священные Писания Мясоедов потакают этой страсти. Я уверен, что наступит такое время, когда люди откажутся от поедания мяса животных, как они отказались в своё время от людоедства. Чайтанья, совершенно не ожидавший от Кази столь искреннего исповедания и спросил его откровенно: «Скажи, уважаемый Кази, только открой полностью мне своё сердце, доверься мне, у меня нет и тени лукавства. Скажи мне, ты, как глава Навадвипы, давно уже знал, что в столице давно уже процветает Санкиртана, но, сколько мог, не препятствовал этому до тех пор, пока не посыпались доносы. Фактически последний твой запретительный акт носил характер, лишь внешнего эффекта, который носил, по сути дела, лишь показной характер. Скажи мне, честно, почему ты не препятствовал нам всё предыдущее время?» Кази понизил голос, и произнёс Чайтанье, чуть слышно: «Дорогой друг Гауранга, мне хотелось бы сказать тебе об этом, лишь с глазу на глаз, без посторонних ушей. Давай уединимся… - Это все мои ученики, - сказал Чайтанья, - я и они – одно целое. Ты можешь смело говорить мне при них, всё равно это будет лишь между нами. - Хорошо, - сказал Кази, - пусть будет так. Лишь на минуту он задумался, собираясь с мыслями и, наконец, произнёс: «Когда я впервые услышал о киртанах в Навадвипе, я, переодевшись простым горожанином, вышел в вечерние сумерки в город, и увидел поющих и танцующих людей и плохо подумал о них, что они нарушают, установленный властью запрет, и хотел было применить к ним репрессии, чтобы другим неповадно было. Но в ту ночь мне приснился страшный сон. Мне во сне явился огромный, свирепый лев. Мне даже показалось, что это был не сон, но явь. У него было тело человека, но голова льва. Он был так страшен и так страшно рычал на меня. Разевая огромную пасть, он прыгнул мне прямо на грудь, разорвал мои одежды, и постепенно вонзая в меня свои острые когти, зарычал: «Ты плохо настроен против санкиртаны, и за это ты сейчас умрёшь в страшных мучениях…» Видимо, мой жалкий вид немного смягчил его гнев: «Сейчас я пощажу тебя, - рычал он, - но пусть это послужит тебе хорошим уроком. Если это повториться, ты умрёшь в моих когтях, не жди тогда от меня пощады…» Лев исчез, но от страха, я просто онемел и весь дрожал. Следы от его когтей до сих пор зияют на моей груди. Кази обнажил свою грудь, и все увидели на ней ужасные раны от когтей льва. А после вчерашнего случая, когда я в гневе разбивал инструменты вашей санкиртаны, я боялся ложиться спать, памятуя о том льве, который изодрал мои одежды и поцарапал мне грудь. И вот теперь я сижу перед тобой, словно сам не свой… - Хочешь, поверь моим словам, сказал с улыбкой Чайтанья, дружественно положив ему свою руку на плечо, - если ты начнёшь практиковать повторение про себя той мантры, которую я скажу тебе, ты не только освободишься ото всех страхов, но погрузишься в океан блаженства, с которым, тебе, ни за что не захочется больше расставаться. Повторение Святых имён освободит тебя от последствий твоих греховных поступков, ты очистишься душой. Вдруг у Кази от этих слов Гауранги Чайтаньи потекли потоком из глаз слёзы счастья! Неописуемый восторг охватил его, и сердце его ликовало. – Будь благословен ко мне, - шептал он, чувствуя, что неописуемая радость овладевает им безраздельно, - умоляю судьбу быть преданным Твоей Святости! Я оставлю наказ своим потомкам на все времена, чтобы в Навадвипе никогда не прекращалось движение Санкартаны, чтобы не было им никаких препятствий… - Чайтанья поднялся и вдохновенно запел: «Хари харайа намах, Вишну Ядавая намах, Гопала Говинда Рам Шри Мадхусудана! Хари, хари, Радхе! Хари, хари Радхе! Хари Гопала Говинда Рам! Шри Мадхусудана!..» За ним поднялась, все участники знаменитой Санкиртаны, они воспевали Святые имена Всевышнего Господа. Они шли по дороге, сплошь усыпанной цветами. Вся Наводвипа ликовала. Казалось, что этому ликованию никогда не будет конца. В память об этом, на том месте, где происходила эта беседа, выросли два могучих, удивительных дерева – Ним и Чампа, которым уже более 400 лет. Говорится, что они выросли за одну ночь, когда умер Кази. Дерево Ним - олицетворяет Шри Чайтанью, второе Чампа – олицетворяет - Кази, который стал его учеником. На с
44.
Японо-корейские и японо-китайские отношения и внешняя политика государства ямато в конце 50-х – 70-е годы v века (публикация автора на scipeople)
Суровень Д.А.
- Уральское востоковедение: Международный альманах. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2008. Вып.3. С.4-29. , 2008
История меджународных отношений
История меджународных отношений
Суровень Д.А. ЯПОНО-КОРЕЙСКИЕ И ЯПОНО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА ЯМАТО в конце 50-х – 70-е годы V века Пик внешнеполитической активности государства Ямато в V веке пришёлся на период царствования государя Ō-хацусэ Вака-такэ (др.-яп. Опо-патусэ Вака-такэру; посмертное почётное имя – Юряку, 457-479 годы ) – период расцвета древнеяпонского государства и наибольшего влияния в Южной Корее, что было признано и китайскими династиями. Однако данная эпоха слабо изучена в западной и российской исторической науке. Поэтому существует необходимость дать подробный анализ внешнеполитической деятельности государя Вака-такэру Вака-такэру. Царствование Опо-патусэ Вака-такэру началось с того, что, расправившись с претендентами, в 13-й день 11-го месяца 456 года новый «…государь [Ямато] отдал приказ официальным лицам (кит. ˇюсˉы΄) готовить (кит. ш`э) помост (кит. тáнь, др.-яп. такамикура) в Асакура в местности Патусэ, [где] взошёл на государев престол, тем самым (кит. сỳй) было определено [место] дворца» Асакура-но мия (ныне местность Хасэ [др.-яп. Пасэ/ Патусэ] в городе Сакураи префектуры Нара). Остатки дворца Асакура-но мия исследователи отождествляют с руинами Вакимото в городе Сакураи. Имя «Вака-такэру опо-кими» упомянуто в надписи на мече из Инарияма 471 года , где вначале перечислены восемь колен предков по мужской линии некоего Вовакэ-но оми (Вовака-но оми). В надписи говорится следующее: «Год каното-и (48-й год цикла), в 7-й месяц сделали надпись… Когда великий государь (др.-яп. опо-кими) [Опо-патусэ-]Вака-такэру пребывал во дворце Сйки (досл. “когда присутственное место [кит. с`ы] великого государя Вака-такэру находилось во дворце Сйки”), я (Вовакэ-но оми) помогал [ему] управлять Поднебесной…». Исследователи указывают, что дворец государя Юряку – Хацусэ-но Асакура-но мия (др.-яп. Патусэ-но Асакура-но мия) находился в местности Сйки (например, на запад от Асакура-но мия впоследствии находился дворец государя Киммэя Сикисима-но мия). В словаре «Вам¯ёс¯ё» упоминается село Хацусэ-но сато и святилище в Хацусэ-но Ямагути, располагавшиеся в уезде Верхний Сйки области Ямато-но куни. Таким образом, эта эпиграфическая надпись, сделанная во времена царствования Опо-патусэ Вака-такэру, подтверждает реальность существования данного государя. С самого начала своего правления Вака-такэру начал проводить активную внешнюю политику, что было отмечено даже китайскими источниками (из пяти ванов, о которых речь идёт в китайских династийных хрониках, только о ване У (яп. [Опо-патусэ Вака] Такэ[ру]) содержаться подробные записи, и даже цитируется его письмо к китайскому императору). Первое внешнеполитическое событие относится к самому началу правления Вака-такэру (видимо, к 456-457 годам) когда он решил установить брачные связи с Пэкче. В «Пэкче-синчхан» («Новом изборнике Пэкче»), цитируемом в «Нихон-сёки» сообщается: «В год ки-са (6-й год цикла) [правитель Пэкче] Кэро-ван [455-474] взошёл на престол. [Японский] государь (яп. сумэра-микото) послал [в Пэкче] Арэтоку (или: Арэнако; кор. Айенокве), [чтобы тот] разыскал (кит. со) девушку знатного происхождения (др.-яп. иратумэ, кит. нˇюйлáн΄, кор. нёран). [В] Пэкче нарядили [в красивые] одеяния дочь госпожи (кит. фужэнь, кор. пуин, яп. фудзин, др.-яп. паси-каси) Мони (яп. Муни), [которая] звалась Чоккйе-нёран (др.-яп. Тякўкэй-иратумэ). [Её] предложили [и] повезли [японскому] государю (яп. сумэра-микото)». Составители «Нихон-сёки» отождествили её с пэкческой принцессой Икэ-ту-пимэ (кор. Чи-чин), которая в 7-й месяц 2-го года пр. (458 года), «вопреки воле государя, её к себе призывавшего, вошла в развратную связь [кит. úнь ] с Исикапа-но Татэ». За это её ожидала смертная казнь через сожжение. «Государь был крайне разгневан, он приказал Опо-томо-но Муроя-но опо-мурази послать человека из [корпорации воинов – С.Д.] Кумэ-бэ, чтобы тот привязал женщину за руки и за ноги к дереву, поставил её на подставку, развёл бы огонь и сжёг её» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 2-й год пр., 7-й месяц]. В Пэкче о происшедшем стало известно только в 4-м месяце 461 года. «Летом, в 4-м месяце Касури-кун (яп. Касури-киси/ кими) (это Кэро-ван) , услышав распространившиеся слухи о том, как была сожжена Икэ-ту-пимэ (она же Чоккйе-нёран/ яп. Тякўкэй-иратумэ), всё взвесил [и] сказал: “в прошлом [мы] поставляли [ко двору государя] девушек, которые служили в качестве унэмэ. Однако были нарушены правила поведения [яп. рэй – С.Д.], и наше государство [Пэкче – С.Д.] теряет [своё доброе] имя. Отныне не следует (кит. бỳх΄э΄) преподносить девушек» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 5-й год пр., 4-й месяц]. В 459 году японцы осуществили военную операцию в восточных районах Силла (государства в юго-восточной Корее), в результате которой они осадили город Вольсон (располагался на территории современного города Кёнчжу ). «…Летом, в четвёртом месяце, люди Вэ со ста с лишним военными кораблями напали на восточную границу [Силла – С.Д.] и при [дальнейшем] продвижении окружили город Вольсон и со всех сторон обрушили поток стрел и камней…». Но захватить Вольсон не удалось, и японцы сняли осаду и стали отходить на север к морской бухте (видимо, к заливу Йонъильман), где стояли их корабли. Силлаские войска нанесли удар по отступающему противнику, нанеся японцам большой урон. «…Но ванский город выстоял, и, когда враги собрались отступать, вышли [наши] войска и разбили их наголову и преследовали на север до [самой] морской гавани, где было потоплено и убито более половины врагов» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 2-й год пр. (459 г.)]. Атаки на Силла сопровождались дальнейшим сближением Ямато и Пэкче. «Пэкче-синчхан», цитируемый в «Нихон-сёки», сообщает: «[В] год син-чхук (38-й год цикла) [461 год] Кэро-ван послал [своего] младшего брата Кончжи-куна в Великое [государство] Вэ (Японию) служить японскому государю (яп. сумэра-микото). Тем самым были налажены дружественные отношения [как при] правителях прежних эпох (кит. сˉянь-вáн )». «Нихон-сёки» сообщает подробности этого события. В 4-й месяц 5-го года пр. (461 года) Кэро-ван отправил в Японию служить японскому государю своего младшего брата Кончжи-куна, занимавшего должность военачальника (кор. кун-кун). Кончжи-куну (по его просьбе) в жёны (кит. цз`я) была отдана младшая супруга Кэро-вана. Однако она была на последних сроках беременности. По дороге, на острове Капара-сима в Тукуси (Кюсю), женщина родила сына Кэро-вана (будущего правителя Пэкче – Мурён-вана, 502-523), и (как было оговорено ранее) этого ребёнка отправили назад в Пэкче, прозвав его Сэма-киси (досл. “Господин острова”). А сам Кончжи-кун в 7-м месяце 461 года прибыл в столицу Ямато. События 461 года упомянуты ещё в разделе 4-го года правления Бурэцу (502 год), когда Мурён пришёл к власти в Пэкче. Там снова цитируется «Пэкче-синчхан» и вспоминается поездка Кончжи в Японию. «Во время [когда] Кончжи ездил в [страну] Вэ (Японию), [он] добрался до острова Тукуси [Северного Кюсю], [там] родился Сэма-кими (кор. Сама-ван). С [этого] острова (яп. сэма/ сима) [ребёнка] отправили назад, не заезжая в столицу [Ямато]. [Так как ребёнок] родился на острове (яп. сима/ сэма), по этой причине так называли [его – Сэма, кор. Сама]. Нынешний [остров] Капара посреди моря есть остров Нириму-сэма (кор. Чжу-то – досл. “Остров Господина”). [Этот] остров место, где родился ван [Сама]». Таким образом, японское имя Мурёна – “Сэма по-корейски звучало как “Сама”. Это же сказано и в «Самгук-саги», где о Мурёне сообщается: «Ван Мурён. [Его] звали Сама…». Однако в цитате «Пэкче-синчхан», помещённой в разделе 4-го года правления Бурэцу (502 год), где вспоминается поездка принца Кончжи в Японию в 461 году, сведения о родословной Мурёна здесь немного отличаются от того, что было рассказано в разделе 5-го года правления Юряку (461 года). «Мурён… личное имя – Сама-ван (яп. Сэма-кими). Он сын принца (кит. ван-цзы, кор. ван-ча) Кончжи». То есть в данном случае в «Пэкче-синчхан» генеалогия дана с неточностью: Мурён – не родной сын принца Кончжи, а его пасынок (учитывая то, что мать Мурёна была отдана замуж за принца Кончжи). Но, более важно то, что сведения «Пэкче-синчхан» и «Нихон-сёки» подтверждаются материалами корейского эпиграфического памятника – надписи на могильном камне первой половины VI века у захоронения вана Мурёна (502-523). Текст на найденном в Корее во время археологических исследований могилы данного правителя каменном памятнике показывает, что Мурёна действительно звали “Сама”, а также что в «Самгук-саги» (в «Летописях Пэкче») правильно указаны его возраст, год восшествия на трон и год смерти. Кроме того, на камне названо имя отца Мурёна – Кэро. Следовательно, эпиграфическая надпись подтверждает сообщение «Пэкче-синчхан» в «Нихон-сёки», где Мурён (Сама) назван сыном Кэро-вана от его младшей жены. В отличие от «Нихон-сёки», в «Самгук-саги» генеалогия вана Мурёна дана неверно – там он назван «вторым сыном вана Модэ» (Тонсон-вана, 23-й, 479-502 годы пр.) , который, в свою очередь «был сыном Кончжи, младшего брата вана Мунджу» (21-го, 475-477 годы пр.). Мунджу «был сыном вана Кэро» (20-го, 455-475 годы пр.). Следовательно, автор «Самкук-саги» считал, что Мурён – правнук Кэро-вана, внук принца Кончжи и сын Модэ (Тонсон-вана), что не подтверждается эпиграфической надписью на могильном камне Мурёна. В 460 году, как сообщает «Сун-шу» (в разделе бэнь-цзи, Да-мин, 4-й год, 12-й месяц, день дин-вэй [44-й циклический знак]) «Японское государство (Во-го) прислало посольство поднести дань местными изделиями» [Сун-шу, бэнь-цзи, Да-мин, 4-й год, 12-й месяц, день дин-вэй]. В «Нань-ши» (в разделе бэнь-цзи) и в «Цэ-фу-вайчэнь-бу-чао-гун» тоже есть записи о посольстве. В 462 году император Сяо-у-ди (454-464) наконец-то решил поощрить шù-цзˇы Сина (др.-яп. Анапо/ государя Анко, 454-456) и признать его государем Японии. Анапо получил титул «ань-дун цзян-цзюнь, Во-го-ван» («успокаивающий Восток полководец, правитель государства Япония»). «Шестой год [правления] родоначальника (кит. шù-цзў) [Сяо-у-ди] под девизом правления Да-мин (462 год). Указ гласил: “Наследный принц японского государя (кит. Во-ван-шù-цзˇы) Син… должно (кит. ù) [теперь его] жаловать китайскими титулами (кит. шòу-цзюˉэ-хàо). Разрешаю (кит. кˇэ) [именоваться] “успокаивающий Восток полководец” (ань-дун цзян-цзюнь), “правитель государства Япония” (Во-го-ван)“» [Сун-шу, во-го-цзюань]. В разделе бэнь-цзи, 6-й год Да-мин (462 год), 3-й месяц, день жэнь-инь (39-й циклический знак) сказано: «Отныне наследный принц государя страны Япония (кит. Во-го-ван-шù-цзˇы) Син сделан “успокаивающим Восток полководцем”» [Сун-шу, бэнь-цзи, Да-мин, 6-й год, 3-й месяц, день жэнь-инь]. Такая же запись сделана в разделе бэнь-цзи «Нань-ши», а также в «Цэ-фу-вай-чэнь-бу-фэн-цэ». Данное сообщение подтверждается и сведениями «Нихон-сёки», где говорится, что в 6-й год правления Юряку (462 год), через месяц после дарования титулов китайским императором, «весной, в 4-й месяц; государство Курэ (кит. У) прислало посла поднести дань» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 6-й год правления, 4-й месяц ]. Видимо, это было посольство, которое привезло в Японию сообщение о даровании титулов “Сину”–Анко – отцу Юряку. В 462-463 году Ямато осуществило несколько вторжений на территорию государства Силла. В 462 году, «…летом, в пятом месяце, люди Вэ напали и разрушили крепость Хвальгэ, захватили в плен тысячу человек и ушли» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 5-й год пр. (462 г.)]. В 463 году «…весной, во втором месяце, люди Вэ напали на крепость Самян, но не одолели и ушли. По приказу вана Польчжи и Токчжи взяли войска и, устроив по пути засаду, а затем, ударив из неё, нанесли тяжёлое поражение» . Активность японцев привела к тому, что правитель Силла начал осуществлять фортификационные работы. «Так как люди Вэ часто нападали на [силланские] земли, ван построил две крепости в прибрежном районе». А «осенью, в седьмом месяце, [состоялся] большой смотр [войск]» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 6-й год пр. (463 г.)]. С внешнеполитической деятельностью государства Ямато оказались связаны внутриполитические события, произошедшие в области Киби (совр. префектура Окаяма). Укрепление экономической базы власти монархов Ямато привело к тому, что влияние правителя стало распространяться не только на вождей местных кланов, но и на народ этих территорий и их земли. В царствование Опо-патусэ Вака-такэру это проявилось, прежде всего, в отношении области Киби. Проникновение влияния главы Ямато в Киби, например, прослеживалось не только в способности правителей Ямато контролировать звания и производить назначение среди вождей кланов в этом районе, но и в приобретении ими земель, амбаров и производственных корпораций. Названия данных профессиональных корпораций и корпораций минасиро и микосиро членов правящего рода сохранились в географических наименованиях Киби. Это говорит о прочных прямых связях правителя Ямато с Киби в V веке. Видимо, такое развитие ситуации вызывало недовольство местной знати, прежде всего наместников отдельных территорий. В 8-м месяце 463 года это проявилось достаточно явно. Наместник Нижнего округа (др.-яп. симо-ту мити) в Киби – Киби-но симо-ту мити-но оми Саки-туя (или в другой книге он назван титулом “куни-но миятуко Киби-но оми Яма”) удерживал чиновника государя (комментаторы истолковывают его должность как тонэри) и вёл себя очень неуважительно и вызывающе по отношению к монарху. Узнав об этом, Вака-такэру послал отряд профессиональных воинов из корпорации Мононо-бэ численностью в 30 человек, чтобы предать виновных смертной казни (кит. чжˉу-шā). В результате Саки-туя и 70 человек его рода (яп. якара) были казнены [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 6-й год, 8-й месяц]. В 463 году другой наместник – глава Верхнего округа (др.-яп. ками-ту мити) в области Киби – Киби-но ками-ту мити-но оми по имени Таса вышел из повиновения. Эти события получили в историографии название “мятежа Таса” (463 года). Причина его заключалась в следующем. Таса хвастался во дворце, что его жена самая красивая в стране. Один из анонимных источников, цитируемых в «Нихон-сёки», сообщал, что «имя жены Таса-но оми было Кэ-пимэ. Она была дочерью Тамата-но сукунэ, сына Соту-пико из Кадураки…». То есть наложница была внучкой Кадураки-но Соту-бико – деда и прадеда монархов V века. «Государь прислушался хорошенько, расслышал всё и обрадовался. Решил он сам востребовать к себе Вака-пимэ и сделать одной из своих…» фрейлин, обслуживавшей государя во время приёма пищи и сна (кит. нˇюй`юй). А чтобы её муж не мешал реализации этого плана, Вака-такэру назначил Таса губернатором южно-корейского владения Мимана (др.-яп. Мимана-куни-но микото-моти). А через некоторое время призвал к себе его жену Вака-пимэ. М.В.Воробьев указывает, что, помимо желания овладеть женой Таса, назначение Таса губернатором Мимана могло преследовать и политическую цель – ослабление Киби. Прибыв в Мимана (кор. Имна), Таса узнал о том, что Вака-такэру навещает его жену. Один из анонимных источников, цитируемых в «Нихон-сёки», сообщает: «Государь, прослышав, что она [жена Таса-но оми – С.Д.] и лицом, и статью блистательно прекрасна… сам к ней нахаживал». В этой ситуации Таса задумал совершить государственную измену и перейти на сторону Силла: «…решил пойти в Силла просить там помощи. В то время страна Силла не подчинялась Срединной стране [Японии]», то есть находилась в состоянии войны 462-463 годов (по «Самгук-саги»). Тогда же Вака-такэру отправил воевать в Силла младшего сына Таса от Вака-пимэ по имени Ото-кими, а также Киби-но амабэ-но атапи Акаво. С ними был отправлен умелец Кван-ин Чжи-ри из родов Западных Ая (ткачей тонких тканей, обитавших в Кавати) , который должен был найти искусных мастеров в стране Кара (кор. Хан-гук – Южной Корее). Военная экспедиция должна была попасть в Силла через территорию Пэкче. Ото-кими, собрав воинов, добрался до Пэкче, но на Силла не напал. «Нихон-сёки» рассказывает мифическую историю, почему Ото-кими передумал атаковать Силла. Но причины этого, как можно судить по некоторым фактам, были иные. Источники говорят, что отец Ото-кими – изменник Мимана-но куни-но микотомоти Таса-но кими втайне послал из Мимана (кор. Имна) в Пэкче человека к своему сыну со словами: «Разве у тебя такая крепкая шея, что ты собрался нападать на людей [Силла – С.Д.]? Слышал я, что государь призвал к себе мою жену [и твою мать – С.Д.] и родил от неё детей… Сейчас, надо думать, мне грозят бедствия, поэтому я настороже. Ты, мой сын, отправляйся в Пэкче, и не сообщай ничего в Японию. Я же буду в Имна и тоже никаких вестей в Японию отправлять не стану». Видимо, поэтому Ото-кими не выполнил приказ государя Ямато и отбыл в Японию. Мастеров (якобы, “дань” от Пэкче) он набрал на каком-то большом острове (др.-яп. Опо-сима) около берегов Кореи. Такое развитие событий обрадовало Таса-но кими. Однако о заговоре отца и сына стало известно жене Ото-кими – Кусу-пимэ. Поэтому, как говорит «Нихон-сёки», она тайком убила своего мужа и закопала его в той же комнате. Японский источник объясняет это высокой патриотичностью и преданностью женщины государю Ямато. Но, как явствует далее из текста, причина такого поступка была более прозаической. «… И затем, [Кусу-пимэ – С.Д.] вместе с Ама-но атапи Акаво [младшим военачальником – помощником Ото-кими – С.Д.]… стала жить на большом острове» (др.-яп. Опо-сима). Таким образом, Кусу-пимэ убила мужа, прежде всего, ради своего любовника. Правитель Ямато – Вака-такэру, долго не получая известий от Ото-кими, послал своих людей в Корею прояснить ситуацию. Они, видимо, и привезли в Ямато корейских мастеров с острова Опо-сима. Иммигранты были поселены в деревне Пирокиту-но мура местности Ато. Однако начались болезни и многие из них умерли. По этой причине некоторых прибывших пэкчийцев переселили в Верхнее Момо-пара, Нижнее Момо-пара и Магами-но пара (ныне селение Асўка в уезде Такэти префектуры Нара ). Как полагает В.Астон, остальные были размещены в Ёсино (район в провинции Ямато) – в местности, которую назвали по прозвищу этих мастеров Имаки (досл. “Ныне прибывшие”). Анонимный источник, цитируемый в «Нихон-сёки», сообщает, какова была дальнейшая судьба Таса-но оми, наместника в Мимана – мужа Кэ-пимэ (новой любовницы правителя Вака-такэру): «Государь… убил её мужа и сам к ней нахаживал». То есть, в конце концов, Таса-но оми был убит по приказу государя. Этим закончились события «мятежа Таса». В результате смерти Таса и его сына Ото-кими клан наместников Киби ослаб и к началу VI века утратил своё влияние. Во внешней политике государь Ямато попытался опереться на поддержку южно-китайской династии Сун (420-479). Поэтому во 2-м месяце 464 года было отправлено посольство в Южный Китай. «Весной 8-го года, во 2-м месяце государь послал в страну Курэ… Муса-но сугури Аво и Пинокума-но Тамитукапи Пака-токо» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 8-й год пр., 2-й месяц]. Вернулось посольство в 466 году. В 4-й день 9-го месяца 10-го года пр. (466 года) Муса-но сугури Аво и другие прибыли в Тукуси, привезя подарки от императора Южной Сун. Китайские источники об этом посольстве не упоминают. Однако отношения с Силла продолжали обостряться. Как явствует из текста «Нихон-сёки», возник конфликт между Силла и Ямато из-за земель владения Ток (яп. Току) в Кая (Карак). В 3-м месяце 9-го года пр. (465 года) «…государь самолично решил напасть (кит. фа) на Силла, но передумал. Вместо этого, он назначил полководцами Ки-но Во-юми-но сукунэ, Сога-но Карако-но сукунэ, Опо-томо-но Катари-но мурадзи, Вокапи-но сукунэ», объявив им, что династия Силла не выказывает почтительности Ямато – силласцы не являются ко двору, а также захватывают крепости Пэкче. Японские войска, по прибытии в Кая, действовали четырьмя отрядами. Основной удар наносил главнокомандующий японскими войсками (др.-яп. опо-икуса-но кими) Ки-но Во-юми-но сукунэ (он был сыном Ки-но Сираки-но сукунэ , внуком Ки-но Цуну-но сукунэ [сановника при дворе государей Хомуда и Ō-садзаки] и правнуком знаменитого Ки-но Такэути-но сукунэ [Ки-удзи-но кат¯ё]). Произошло сражение, силласцы потерпели поражение, и их ван поспешно отступил в сопровождении нескольких сотен всадников. В ходе преследования Ки-но Во-юми-но сукунэ убил одного из военачальников противника. В результате этой победы земли Току были возвращены под контроль Ямато. Однако сопротивление силласцев продолжалось. Ки-но Во-юми-но сукунэ объединил силы четырёх отрядов. Вечером произошло ещё одно сражение, в котором погибли военачальник Опо-томо-но Катари-но мурадзи и Ки-но Вока-саки-но Кумэ-но мурадзи. Уцелевшие враги отступили. Но, видимо, и японское войско понесло большие потери и отошло назад. К тому же заболел и скончался главнокомандующий – Ки-но Во-юми-но сукунэ (потом был похоронен в Японии в селении Тамува [ныне городок Мисаки уезда Сэннан округа Осака] ). На время командование перешло к Вокапи-но сукунэ. Однако, в 5-м месяце 9-го года пр. (465 года) сын Ки-но Во-юми-но сукунэ по имени Ки-но Опипа-но сукунэ, узнав о смерти своего отца, прибыл в Силла, взял в свои руки все служебные обязанности по управлению конницей, пехотой и флотом, подчинил себе всех младших командиров и «добился особого могущества в повелениях». Отстранением от должности главнокомандующего Вокапи-но сукунэ он заслужил ненависть с его стороны. Кроме того, Вокапи-но сукунэ удалось настроить Сога-но Карако-но сукунэ против Ки-но Опипа-но сукунэ, обманно оклеветав его в том, что тот хочет отобрать полномочия командования и у Сога-но Карако-но сукунэ. О конфликте между японскими военачальниками стало известно вану Пэкче (Кэро-вану, 455-475). Он попытался использовать эту ситуацию в своих интересах, склонив на свою сторону Сога-но Карако-но сукунэ. Однако Карако до Кэро-вана не доехал, так как по дороге (у водопоя) он столкнулся с Ки-но Опипа-но сукунэ и в перестрелке был убит. Как говорит «Нихон-сёки», из-за распрей между тремя военачальниками «…они вернулись обратно, так и не дойдя до дворца вана Силла». То есть, не достигнув полного разгрома Силла, японцы вернулись из похода в Ямато. В свою очередь, опасаясь Ямато, государство Силла в 464 году «…установила добрые отношения со страной Когурё. И поэтому ван Когурё [Чансу, 413-491], собрав сотню отборных воинов, послал их на охрану Силла». Но вскоре стало известно, что Когурё вынашивает планы завоевания Силла. Тогда ван Силла (тогда правил марипкан Чаби, 458-479) приказал убить когурёских воинов. Только одному из них удалось спастись бегством. В ответ правитель Когурё поднял войска и засел в крепости Чхукчокню-сон (по другому источнику, цитируемому в «Нихон-сёки» – Токусаки-сон). Хотя в «Нихон-сёки» сведения об этом конфликте содержаться в разделе, следующем за событиями 2-го месяца 8-го года правления Юряку (464 года) [где явно вставлен целый кусок в повествование], по «Самгук-саги» это произошло во 2-м месяце 468 года. «Весной люди Когурё вместе с [народом – С.Д.] Мальгаль напали на крепость Сильчжик у северной границы страны» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 11-й год пр. (468 г.)]. «Весной, во втором месяце, с помощью 10-тысячного мальгальского (мохэского) войска ван [Когурё – С.Д.] атаковал и взял силласкую крепость, [центр] области Сильчик» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 56-й год пр. (468 г.)]. Крепость Сильчик (Сильчжик) в «Самкук-саги», видимо, и есть крепость, названная японском источнике “Чхукчокню (Токусаки)”. Ошибка в хронологии видна и из расположения материала в «Нихон-сёки». В 462-463 годах (это подтверждается и корейскими источниками) Япония воевала против Силла. Далее (в разделе 464 года) рассказывается о союзе Ямато и Силла, возникшего после захвата когурёсцами силлаской крепости. А потом вдруг в 465 году Юряку неожиданно, обвинив Силла в антияпонской политике и недружественности на протяжении всего периода своего правления, желает напасть на Силла и отправляет туда своих полководцев. Явно, материалы ранних источников «Нихон-сёки» оказались спутаны составителями хроники. Порядок событий должен быть таким. В 462-463 годах шла война с Силла (по «Самгук-саги»), военные действия в Силла продолжились в 465 году (по «Нихон-сёки»). В этой ситуации в 464 году Силла заключила союз с Когурё (по «Нихон-сёки»). Однако вскоре стали известны планы Когурё по захвату Силла. Правитель Силла разорвал союзные отношения с Когурё. В ответ на это во 2-м месяце 468 года когурёсцы захватили силласкую крепость. Ван Силла обратился за помощью к Ямато при посредстве Имна (по «Нихон-сёки»). «Нихон-сёки» сообщает некоторые подробности произошедшей военной операции у захваченной когурёсцами крепости. Ван Силла, поняв, что вражеская армия вошла на территорию его государства, и сложилась очень опасная ситуация, отправил своего человека к вану Имна (яп. Мимана) с просьбой к японской администрации (яп. Ямато-но микотомоти) в Мимана дать в помощь военачальников (др.-яп. икуса-но кими, кит. сúн-цзˉюнь юáнь΄шуàй – досл. “походных главнокомандующих”) , как видно из дальнейшего текста, вместе с войсками. В.М.Тихонов полагает, что просьба вана Силла была обращена к государю Тэгая (как главе северного Кая), который передал просьбу правителя Силла «японскому правительству Мимана». Ван Имна рекомендовал (кит. цюàнь) вану Силла японцев Касипадэ-но оми Икаруга, Киби-но оми Вонаси и Нанипа-но киси Акамэко». То, что каяское владение служило дипломатическим посредником между Силла и японцами, говорило о тесных связях каясцев с Японскими островами. Войско Ямато выступило в поход, но «…ещё не дошли они до места, как их воины остановились. Ещё не бились они с воинами Когурё, а все уже были в испуге. Касипадэ-но оми и прочие самолично старались подбодрить своих ратников. [Касипадэ-но оми] отдал приказ подготовится к внезапному нападению…» . Японские войска продвинулись вперёд и вошли в соприкосновение с когурёсцами. Но более десяти дней враги не решались напасть друг на друга. Японцы ночами прорыли в отвесном холме подземный ход (кит. дùдàо΄) , провели обозные повозки (кит. цзˉычˉэ) и затаились в засаде. «На рассвете [люди] Когурё решили, что войска Касипадэ покинули место. Двинулись вслед, и тут из засады выскочили воины, пешие и конные, перерезали [врагам] дорогу, и многих перебили». В.М.Тихонов указывает, что “японское правительство Мимана” «умиротворило» Когурё. На следующий год союзник Ямато – Пэкче (может быть, вместе с отрядами японцев) вторглось на территорию Когурё. «Осенью, в восьмом месяце, войска Пэкче напали на южную окраину» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 57-й год пр. (469 г.)]. «Осенью, в восьмом месяце, послали военачальника [с войском] для нападения на южные пределы Когурё» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.25-я, Кэро, 15-й год пр. (469 г.)]. В.М.Тихонов истолковывает события 468-469 годов следующим образом: «…каяские владения, как и Пэкче, стали оказывать Силла помощь в противостоянии Когурё. Не исключено, что при этом пэкчесцы и каясцы использовали военную помощь дружественного им Ямато…» Однако материалы источников (в том числе и «Самгук-саги») показывают, что сначала в 468 году возник конфликт между Силла и Когурё. В защиту Силла в своих интересах (по просьбе, переданной через должностных лиц Имна) выступило государство Ямато, не желавшее усиления Когурё и расширения его территории на юге. И только на следующий год (в 469 году) в войну ввязалось Пэкче. Роль Кая в источниках (даже корейских) вообще никак не отражена. Когурё в противостоянии странам Южной Кореи и Ямато делало ставку на союз с северокитайским государством Вэй, посольства к которому ездили с завидной регулярностью (в 462, 465,466 – установлены брачные связи, 467, 468, 469, 470, 472, 473, 474, 475, 476, 477, 479 годах – это за период царствования в Японии государя Вака-такэру [Юряку]). В свою очередь, попытка правителя Пэкче – Кэро-вана в 472 году пожаловаться на враждебные действия Когурё императору династии Вэй и установить с ним дружественные отношения закончились неудачей. В письме китайскому императору Кэро-ван писал: «…За 30 лет вражды [с Когурё – С.Д.], [непрерывных] бед [и войн] исчерпана [наша] казна, истощены [наши] силы, [наше государство] доведено до крайне слабого состояния. Если бы [ваши] небесные милости и искреннее сострадание распространились и на отдалённые пределы, и если бы [вы] поскорее прислали одного полководца [с войском], чтобы помочь спасти государство [вашего] подданного, то я незамедлительно прислал бы свою дочь, чтобы она была вашей служанкой в Заднем дворце, а также своих сыновей и братьев служить конюхами в [ваших] дальних конюшнях, и ни один вершок (чхок) земли и ни одного мужика я не буду считать своими собственными» . В конце раздела 472 года сказано: «Ввиду того что люди [Когу]рё неоднократно нападали на пограничные земли [Пэкче], ван [Кэро] обратился с письмом к [императору] Вэй с просьбой прислать войска, но не получил помощи. Ван [Кэро] обиделся на это и перестал отправлять послов с поклоном и подношениями». В такой тяжёлой ситуации у Пэкче оставалась одна надежда – на помощь государства Ямато. Ямато, в свою очередь, пыталось получить поддержку Южного Китая (яп. Курэ), связи с которым осуществлялись как на официальном уровне, так и неофициально. В 7-м месяце 11-го года пр. (467 года) «…объявился человек, сбежавший из страны Пэкче. Назвался Квисин. Ещё говорят, что, будто, этот Квисин был из страны Курэ. Люди рода Ипарэ-но Курэ-но котобики (музыкантов, играющих на цитре кото) и Сакатэ-но Яката-маро являются его потомками». В 4-й день 4-го месяца 12-го года пр. (468 года) Муса-но сугури Аво и Пи-но Кума-но Тамитукапи Патако снова были отправлены с посольством в Южный Китай. В 13-й день 1-го месяца 14-го года пр. (470 года) это посольство вернулось из поездки. «…Муса-но сугури Аво и его спутники, вместе с посланцем из Курэ…, бросили якорь в Суминоэ, привезя с собой искусных мастеров, посланных от двора Курэ, – а именно, ткачей ая и ткачей курэ, а также швей по шёлку Э-пимэ и Ото-пимэ». Для облегчения поездок в Южный Китай и обратно в этом же месяце построили дорогу «для гостей из Курэ», которая доходила до дороги Сипату-мити. Новая дорога получила название Курэ-сака (досл. “проезд [для людей из] Курэ [кит. У]”). «В 3-м месяце был отдан приказ оми и мурадзи встречать посланцев из Курэ. Поселили людей Курэ в Пи-но Кума-но но. Поэтому это место зовётся Курэ-пара, Поле [людей из] Курэ» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 12-й, 14-й годы пр.]. «Кодзики» в связи с этим сообщает, что «в это время [в Ямато] переправились люди из Курэ. Эти люди из Курэ обосновались в Курэ-пара. Поэтому это место и называют Курэ-пара» (досл. “Равнина [людей из] Курэ”). По прибытии (в 1-й день 4-го месяца 14-го года пр., 470 года) им был устроен пышный приём и пир. Из прибывших китайцев «…швею Э-пимэ отдали служить божеству Опо-мива-но ками. Ото-пимэ сделали главой рода–корпорации швей Ая-но кину-нупи-бэ. А портные–ткачи ая и курэ стали предками рода–корпорации Асука-но кину-нупи-бэ и Исэ-но кину-нупи(-бэ)». В 475 году союзник Ямато – государство Пэкче подверглось нападению Когурё. «В девятом месяце ван во главе 30-тысячного войска напал на Пэкче, занял столицу пэкческого вана Хансон, убил самого вана Пуё Кёна (Кэро), захватил в плен восемь тысяч мужчин и женщин, а [затем] вернулся» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 63-й год пр. (475 г.)]. В «Нихон-сёки» (20-й год пр. Юряку) цитируются «Пэкче-ки» («Записи Пэкче»): «Кэро-ван, год ыль-мё (52-й год цикла) [475 год], зима. Комаская (яп. кома – когурёская) многочисленная армия пришла, семь дней и ночей штурмовала (кит. гˉун) Большой город (кор. Тхэ-сон) , и ванская столица пала (досл. “была взята и пала”), в связи с этим [располагавшееся южнее Хансона владение] Вире-кук было утрачено (кит. шū). Ван и великая государыня (кор. тхэху, кит. тайхоу) и сыновья вана – все погибли от вражеских рук». Под «Большим городом» здесь подразумевалась пэкческая столица Хансон (располагалась южнее Пхеньяна, на реке Черён-ган, около современного города Саривон в провинции Хванхэ). Вире-кук – это область или территориальная община, находившаяся под властью Пэкче, с центром в городе Вире (современный Сеул). В результате падения Вире государство Пэкче потеряло территории в бассейне реки Хан-ган (совр. провинция Кёнги). Подробности данных событий изложены в «Летописях Пэкче» в разделе 21-го года правления Кэро-вана. «Осенью, в девятом месяце, напал [когу]рёский ван Корён с 30-тысячной армией и окружил ванскую столицу Хансон. Ван [Кэро] запер крепостные ворота и не решался вступить в схватку. [Когу]рёские люди, разбив армию на четыре направления, начали штурм с флангов, а затем, воспользовавшись [попутным] ветром, бросали огненные [факелы] и подожгли крепостные ворота. Среди [пэкческих] людей началась паника, и нашлись такие, кто хотел выйти и сдаться [неприятелю]. Ван был в затруднении и не знал, что предпринять. Поэтому [в спешке] отобрал несколько десятков всадников. [Они] вырвались на конях за ворота и бежали в западном направлении. [Когу]рёские люди, пустившиеся в погоню, убили вана». Подробности бегства Кэро-вана излагаются далее. «В это время когурёский тэро Чеу, Чэсын Кольлу, Кои Манен… и другие пришли во главе [своих] войск и напали на северную крепость, взяли её через семь дней, затем перенесли удар на южную крепость (столицу). В городе воцарился страх перед опасностью, а ван [Кэро – С.Д.] бежал». Как было сказано ранее, за ним была отправлена погоня, которая догнала беглеца. Кэро-ван был убит его бывшими сановниками, ранее перебежавшие к когурёсцам из-за недовольства политикой пэкчийского правителя, направленной на централизацию страны. «[Когу]рёские военачальники – Кольлу и другие, увидев, как ван, спешивается с коня и кланяется им, трижды плюнули ему в лицо. Затем, обвинив его в совершённых им преступлениях, связали его и отправили под стены [крепости] Ачха-сон, где и убили его…» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.25-я, Кэро, 21-й год пр. (475 г.)]. Наследник престола Мунджу, был, при подходе к столице Пэкче отправлен на юг. В одном случае «Летописи Пэкче» объясняют это как необходимость «продлить [царственный] род государя» , в другом – как необходимость получить помощь от Силла, следуя установившимся союзным отношениям: «В двадцать первом году правления Кэро (475 г.) напало [войско] Когурё и окружило [столицу] Хансон (крепость Хан). Кэро укрылся в крепости и упорно защищался. Он отправил Мунджу за помощь к Силла. [Мунджу] заполучил 10 тысяч солдат и вернулся. Хотя [когу]рёские войска отступили, но крепость была разрушена, а ван [Кэро – С.Д.] погиб. [И вот тогда] взошёл на престол [Мунджу]» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.26-я, Мунджу, 21-й год пр. Кэро (475 г.)]. В «Тонгук-тонгам», который даёт короткий отчёт об этой войне, также говорится, что Силла послала на помощь Пэкче войско в 10 тысяч человек. В.М.Тихонов полагает, что 10-тысячное войско Силла “опоздало” к месту сражения и не оказало пэкчесцам никакой реальной поддержки не случайно. Силланцы стремились воспользоваться поражением Пэкче для своей военно-территориальной экспансии. В летописях Когурё и Пэкче, а также в «Тонгук-тонгам» совпадает датировка этих событий(475 г.) , а в летописях Силла в «Самгук-саги» они датированы (видимо, по ошибке) годом раньше, и неверно указан месяц. «Осенью в седьмом месяце, когурёский ван Корён (Чансуван) лично повёл войска и напал на Пэкче. Пэкческий ван Кён [Кэро-ван – С.Д.] прислал сына Мунчжу с просьбой о помощи, поэтому ван (силланский) отправил войска на выручку, но они ещё не успели дойти, а [столица] Пэкче пала, а Кён был убит» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 17-й год пр. (474 г.)]. В «Нихон-сёки» наоборот события 475 года ошибочно датированы 476 годом. «Осенью 20-го года [правления Юряку – С.Д.] ван Когурё послал многочисленное войско, которое напало на Пэкче и погубило эту страну. Уцелели немногие, и они собрались в Чхан-ха (яп. Пэсу-ото). Провиант уже истощился, и там царило глубокое уныние. Тогда главный военачальник Когурё сказал [своему – С.Д.] вану: “…Боюсь, что их [людей Пэкче – С.Д.] снова станет много. Прошу разрешения покончить с ними”…» Однако, как утверждает «Нихон-сёки», правитель Когурё не решился на дальнейшие действия, опасаясь союзника Пэкче – государства Ямато. «И дальнейшие боевые действия были отменены» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 20-й год пр.]. Пэкче находилось в очень тяжелом положении. В 10-м месяце 475 года (по «Самгук-саги») в Пэкче на престол вступил Мунджу-ван. Так как территории в бассейне реки Хан-ган были утеряны, «…зимой, в десятом месяце, перевели столицу в Унджин» (современный город Конджу на реке Кым-ган, провинция Чхунчхон-намдо), то есть на юг [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.26-я, Мунджу, 21-й год пр. Кэро (475 г.)]. Такую же дату переноса столицы в Унджин (475 год) даёт «Тонгук-тонгам». Топоним “Унджин” на русский язык переводится как “Медвежья гавань”. В «Нихон-сёки» (в разделе 3-го месяца 21-го года пр. Юряку, 477 года) говорится, что в спасении людей Пэкче
Суровень Д.А. ЯПОНО-КОРЕЙСКИЕ И ЯПОНО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА ЯМАТО в конце 50-х – 70-е годы V века Пик внешнеполитической активности государства Ямато в V веке пришёлся на период царствования государя Ō-хацусэ Вака-такэ (др.-яп. Опо-патусэ Вака-такэру; посмертное почётное имя – Юряку, 457-479 годы ) – период расцвета древнеяпонского государства и наибольшего влияния в Южной Корее, что было признано и китайскими династиями. Однако данная эпоха слабо изучена в западной и российской исторической науке. Поэтому существует необходимость дать подробный анализ внешнеполитической деятельности государя Вака-такэру Вака-такэру. Царствование Опо-патусэ Вака-такэру началось с того, что, расправившись с претендентами, в 13-й день 11-го месяца 456 года новый «…государь [Ямато] отдал приказ официальным лицам (кит. ˇюсˉы΄) готовить (кит. ш`э) помост (кит. тáнь, др.-яп. такамикура) в Асакура в местности Патусэ, [где] взошёл на государев престол, тем самым (кит. сỳй) было определено [место] дворца» Асакура-но мия (ныне местность Хасэ [др.-яп. Пасэ/ Патусэ] в городе Сакураи префектуры Нара). Остатки дворца Асакура-но мия исследователи отождествляют с руинами Вакимото в городе Сакураи. Имя «Вака-такэру опо-кими» упомянуто в надписи на мече из Инарияма 471 года , где вначале перечислены восемь колен предков по мужской линии некоего Вовакэ-но оми (Вовака-но оми). В надписи говорится следующее: «Год каното-и (48-й год цикла), в 7-й месяц сделали надпись… Когда великий государь (др.-яп. опо-кими) [Опо-патусэ-]Вака-такэру пребывал во дворце Сйки (досл. “когда присутственное место [кит. с`ы] великого государя Вака-такэру находилось во дворце Сйки”), я (Вовакэ-но оми) помогал [ему] управлять Поднебесной…». Исследователи указывают, что дворец государя Юряку – Хацусэ-но Асакура-но мия (др.-яп. Патусэ-но Асакура-но мия) находился в местности Сйки (например, на запад от Асакура-но мия впоследствии находился дворец государя Киммэя Сикисима-но мия). В словаре «Вам¯ёс¯ё» упоминается село Хацусэ-но сато и святилище в Хацусэ-но Ямагути, располагавшиеся в уезде Верхний Сйки области Ямато-но куни. Таким образом, эта эпиграфическая надпись, сделанная во времена царствования Опо-патусэ Вака-такэру, подтверждает реальность существования данного государя. С самого начала своего правления Вака-такэру начал проводить активную внешнюю политику, что было отмечено даже китайскими источниками (из пяти ванов, о которых речь идёт в китайских династийных хрониках, только о ване У (яп. [Опо-патусэ Вака] Такэ[ру]) содержаться подробные записи, и даже цитируется его письмо к китайскому императору). Первое внешнеполитическое событие относится к самому началу правления Вака-такэру (видимо, к 456-457 годам) когда он решил установить брачные связи с Пэкче. В «Пэкче-синчхан» («Новом изборнике Пэкче»), цитируемом в «Нихон-сёки» сообщается: «В год ки-са (6-й год цикла) [правитель Пэкче] Кэро-ван [455-474] взошёл на престол. [Японский] государь (яп. сумэра-микото) послал [в Пэкче] Арэтоку (или: Арэнако; кор. Айенокве), [чтобы тот] разыскал (кит. со) девушку знатного происхождения (др.-яп. иратумэ, кит. нˇюйлáн΄, кор. нёран). [В] Пэкче нарядили [в красивые] одеяния дочь госпожи (кит. фужэнь, кор. пуин, яп. фудзин, др.-яп. паси-каси) Мони (яп. Муни), [которая] звалась Чоккйе-нёран (др.-яп. Тякўкэй-иратумэ). [Её] предложили [и] повезли [японскому] государю (яп. сумэра-микото)». Составители «Нихон-сёки» отождествили её с пэкческой принцессой Икэ-ту-пимэ (кор. Чи-чин), которая в 7-й месяц 2-го года пр. (458 года), «вопреки воле государя, её к себе призывавшего, вошла в развратную связь [кит. úнь ] с Исикапа-но Татэ». За это её ожидала смертная казнь через сожжение. «Государь был крайне разгневан, он приказал Опо-томо-но Муроя-но опо-мурази послать человека из [корпорации воинов – С.Д.] Кумэ-бэ, чтобы тот привязал женщину за руки и за ноги к дереву, поставил её на подставку, развёл бы огонь и сжёг её» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 2-й год пр., 7-й месяц]. В Пэкче о происшедшем стало известно только в 4-м месяце 461 года. «Летом, в 4-м месяце Касури-кун (яп. Касури-киси/ кими) (это Кэро-ван) , услышав распространившиеся слухи о том, как была сожжена Икэ-ту-пимэ (она же Чоккйе-нёран/ яп. Тякўкэй-иратумэ), всё взвесил [и] сказал: “в прошлом [мы] поставляли [ко двору государя] девушек, которые служили в качестве унэмэ. Однако были нарушены правила поведения [яп. рэй – С.Д.], и наше государство [Пэкче – С.Д.] теряет [своё доброе] имя. Отныне не следует (кит. бỳх΄э΄) преподносить девушек» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 5-й год пр., 4-й месяц]. В 459 году японцы осуществили военную операцию в восточных районах Силла (государства в юго-восточной Корее), в результате которой они осадили город Вольсон (располагался на территории современного города Кёнчжу ). «…Летом, в четвёртом месяце, люди Вэ со ста с лишним военными кораблями напали на восточную границу [Силла – С.Д.] и при [дальнейшем] продвижении окружили город Вольсон и со всех сторон обрушили поток стрел и камней…». Но захватить Вольсон не удалось, и японцы сняли осаду и стали отходить на север к морской бухте (видимо, к заливу Йонъильман), где стояли их корабли. Силлаские войска нанесли удар по отступающему противнику, нанеся японцам большой урон. «…Но ванский город выстоял, и, когда враги собрались отступать, вышли [наши] войска и разбили их наголову и преследовали на север до [самой] морской гавани, где было потоплено и убито более половины врагов» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 2-й год пр. (459 г.)]. Атаки на Силла сопровождались дальнейшим сближением Ямато и Пэкче. «Пэкче-синчхан», цитируемый в «Нихон-сёки», сообщает: «[В] год син-чхук (38-й год цикла) [461 год] Кэро-ван послал [своего] младшего брата Кончжи-куна в Великое [государство] Вэ (Японию) служить японскому государю (яп. сумэра-микото). Тем самым были налажены дружественные отношения [как при] правителях прежних эпох (кит. сˉянь-вáн )». «Нихон-сёки» сообщает подробности этого события. В 4-й месяц 5-го года пр. (461 года) Кэро-ван отправил в Японию служить японскому государю своего младшего брата Кончжи-куна, занимавшего должность военачальника (кор. кун-кун). Кончжи-куну (по его просьбе) в жёны (кит. цз`я) была отдана младшая супруга Кэро-вана. Однако она была на последних сроках беременности. По дороге, на острове Капара-сима в Тукуси (Кюсю), женщина родила сына Кэро-вана (будущего правителя Пэкче – Мурён-вана, 502-523), и (как было оговорено ранее) этого ребёнка отправили назад в Пэкче, прозвав его Сэма-киси (досл. “Господин острова”). А сам Кончжи-кун в 7-м месяце 461 года прибыл в столицу Ямато. События 461 года упомянуты ещё в разделе 4-го года правления Бурэцу (502 год), когда Мурён пришёл к власти в Пэкче. Там снова цитируется «Пэкче-синчхан» и вспоминается поездка Кончжи в Японию. «Во время [когда] Кончжи ездил в [страну] Вэ (Японию), [он] добрался до острова Тукуси [Северного Кюсю], [там] родился Сэма-кими (кор. Сама-ван). С [этого] острова (яп. сэма/ сима) [ребёнка] отправили назад, не заезжая в столицу [Ямато]. [Так как ребёнок] родился на острове (яп. сима/ сэма), по этой причине так называли [его – Сэма, кор. Сама]. Нынешний [остров] Капара посреди моря есть остров Нириму-сэма (кор. Чжу-то – досл. “Остров Господина”). [Этот] остров место, где родился ван [Сама]». Таким образом, японское имя Мурёна – “Сэма по-корейски звучало как “Сама”. Это же сказано и в «Самгук-саги», где о Мурёне сообщается: «Ван Мурён. [Его] звали Сама…». Однако в цитате «Пэкче-синчхан», помещённой в разделе 4-го года правления Бурэцу (502 год), где вспоминается поездка принца Кончжи в Японию в 461 году, сведения о родословной Мурёна здесь немного отличаются от того, что было рассказано в разделе 5-го года правления Юряку (461 года). «Мурён… личное имя – Сама-ван (яп. Сэма-кими). Он сын принца (кит. ван-цзы, кор. ван-ча) Кончжи». То есть в данном случае в «Пэкче-синчхан» генеалогия дана с неточностью: Мурён – не родной сын принца Кончжи, а его пасынок (учитывая то, что мать Мурёна была отдана замуж за принца Кончжи). Но, более важно то, что сведения «Пэкче-синчхан» и «Нихон-сёки» подтверждаются материалами корейского эпиграфического памятника – надписи на могильном камне первой половины VI века у захоронения вана Мурёна (502-523). Текст на найденном в Корее во время археологических исследований могилы данного правителя каменном памятнике показывает, что Мурёна действительно звали “Сама”, а также что в «Самгук-саги» (в «Летописях Пэкче») правильно указаны его возраст, год восшествия на трон и год смерти. Кроме того, на камне названо имя отца Мурёна – Кэро. Следовательно, эпиграфическая надпись подтверждает сообщение «Пэкче-синчхан» в «Нихон-сёки», где Мурён (Сама) назван сыном Кэро-вана от его младшей жены. В отличие от «Нихон-сёки», в «Самгук-саги» генеалогия вана Мурёна дана неверно – там он назван «вторым сыном вана Модэ» (Тонсон-вана, 23-й, 479-502 годы пр.) , который, в свою очередь «был сыном Кончжи, младшего брата вана Мунджу» (21-го, 475-477 годы пр.). Мунджу «был сыном вана Кэро» (20-го, 455-475 годы пр.). Следовательно, автор «Самкук-саги» считал, что Мурён – правнук Кэро-вана, внук принца Кончжи и сын Модэ (Тонсон-вана), что не подтверждается эпиграфической надписью на могильном камне Мурёна. В 460 году, как сообщает «Сун-шу» (в разделе бэнь-цзи, Да-мин, 4-й год, 12-й месяц, день дин-вэй [44-й циклический знак]) «Японское государство (Во-го) прислало посольство поднести дань местными изделиями» [Сун-шу, бэнь-цзи, Да-мин, 4-й год, 12-й месяц, день дин-вэй]. В «Нань-ши» (в разделе бэнь-цзи) и в «Цэ-фу-вайчэнь-бу-чао-гун» тоже есть записи о посольстве. В 462 году император Сяо-у-ди (454-464) наконец-то решил поощрить шù-цзˇы Сина (др.-яп. Анапо/ государя Анко, 454-456) и признать его государем Японии. Анапо получил титул «ань-дун цзян-цзюнь, Во-го-ван» («успокаивающий Восток полководец, правитель государства Япония»). «Шестой год [правления] родоначальника (кит. шù-цзў) [Сяо-у-ди] под девизом правления Да-мин (462 год). Указ гласил: “Наследный принц японского государя (кит. Во-ван-шù-цзˇы) Син… должно (кит. ù) [теперь его] жаловать китайскими титулами (кит. шòу-цзюˉэ-хàо). Разрешаю (кит. кˇэ) [именоваться] “успокаивающий Восток полководец” (ань-дун цзян-цзюнь), “правитель государства Япония” (Во-го-ван)“» [Сун-шу, во-го-цзюань]. В разделе бэнь-цзи, 6-й год Да-мин (462 год), 3-й месяц, день жэнь-инь (39-й циклический знак) сказано: «Отныне наследный принц государя страны Япония (кит. Во-го-ван-шù-цзˇы) Син сделан “успокаивающим Восток полководцем”» [Сун-шу, бэнь-цзи, Да-мин, 6-й год, 3-й месяц, день жэнь-инь]. Такая же запись сделана в разделе бэнь-цзи «Нань-ши», а также в «Цэ-фу-вай-чэнь-бу-фэн-цэ». Данное сообщение подтверждается и сведениями «Нихон-сёки», где говорится, что в 6-й год правления Юряку (462 год), через месяц после дарования титулов китайским императором, «весной, в 4-й месяц; государство Курэ (кит. У) прислало посла поднести дань» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 6-й год правления, 4-й месяц ]. Видимо, это было посольство, которое привезло в Японию сообщение о даровании титулов “Сину”–Анко – отцу Юряку. В 462-463 году Ямато осуществило несколько вторжений на территорию государства Силла. В 462 году, «…летом, в пятом месяце, люди Вэ напали и разрушили крепость Хвальгэ, захватили в плен тысячу человек и ушли» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 5-й год пр. (462 г.)]. В 463 году «…весной, во втором месяце, люди Вэ напали на крепость Самян, но не одолели и ушли. По приказу вана Польчжи и Токчжи взяли войска и, устроив по пути засаду, а затем, ударив из неё, нанесли тяжёлое поражение» . Активность японцев привела к тому, что правитель Силла начал осуществлять фортификационные работы. «Так как люди Вэ часто нападали на [силланские] земли, ван построил две крепости в прибрежном районе». А «осенью, в седьмом месяце, [состоялся] большой смотр [войск]» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 6-й год пр. (463 г.)]. С внешнеполитической деятельностью государства Ямато оказались связаны внутриполитические события, произошедшие в области Киби (совр. префектура Окаяма). Укрепление экономической базы власти монархов Ямато привело к тому, что влияние правителя стало распространяться не только на вождей местных кланов, но и на народ этих территорий и их земли. В царствование Опо-патусэ Вака-такэру это проявилось, прежде всего, в отношении области Киби. Проникновение влияния главы Ямато в Киби, например, прослеживалось не только в способности правителей Ямато контролировать звания и производить назначение среди вождей кланов в этом районе, но и в приобретении ими земель, амбаров и производственных корпораций. Названия данных профессиональных корпораций и корпораций минасиро и микосиро членов правящего рода сохранились в географических наименованиях Киби. Это говорит о прочных прямых связях правителя Ямато с Киби в V веке. Видимо, такое развитие ситуации вызывало недовольство местной знати, прежде всего наместников отдельных территорий. В 8-м месяце 463 года это проявилось достаточно явно. Наместник Нижнего округа (др.-яп. симо-ту мити) в Киби – Киби-но симо-ту мити-но оми Саки-туя (или в другой книге он назван титулом “куни-но миятуко Киби-но оми Яма”) удерживал чиновника государя (комментаторы истолковывают его должность как тонэри) и вёл себя очень неуважительно и вызывающе по отношению к монарху. Узнав об этом, Вака-такэру послал отряд профессиональных воинов из корпорации Мононо-бэ численностью в 30 человек, чтобы предать виновных смертной казни (кит. чжˉу-шā). В результате Саки-туя и 70 человек его рода (яп. якара) были казнены [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 6-й год, 8-й месяц]. В 463 году другой наместник – глава Верхнего округа (др.-яп. ками-ту мити) в области Киби – Киби-но ками-ту мити-но оми по имени Таса вышел из повиновения. Эти события получили в историографии название “мятежа Таса” (463 года). Причина его заключалась в следующем. Таса хвастался во дворце, что его жена самая красивая в стране. Один из анонимных источников, цитируемых в «Нихон-сёки», сообщал, что «имя жены Таса-но оми было Кэ-пимэ. Она была дочерью Тамата-но сукунэ, сына Соту-пико из Кадураки…». То есть наложница была внучкой Кадураки-но Соту-бико – деда и прадеда монархов V века. «Государь прислушался хорошенько, расслышал всё и обрадовался. Решил он сам востребовать к себе Вака-пимэ и сделать одной из своих…» фрейлин, обслуживавшей государя во время приёма пищи и сна (кит. нˇюй`юй). А чтобы её муж не мешал реализации этого плана, Вака-такэру назначил Таса губернатором южно-корейского владения Мимана (др.-яп. Мимана-куни-но микото-моти). А через некоторое время призвал к себе его жену Вака-пимэ. М.В.Воробьев указывает, что, помимо желания овладеть женой Таса, назначение Таса губернатором Мимана могло преследовать и политическую цель – ослабление Киби. Прибыв в Мимана (кор. Имна), Таса узнал о том, что Вака-такэру навещает его жену. Один из анонимных источников, цитируемых в «Нихон-сёки», сообщает: «Государь, прослышав, что она [жена Таса-но оми – С.Д.] и лицом, и статью блистательно прекрасна… сам к ней нахаживал». В этой ситуации Таса задумал совершить государственную измену и перейти на сторону Силла: «…решил пойти в Силла просить там помощи. В то время страна Силла не подчинялась Срединной стране [Японии]», то есть находилась в состоянии войны 462-463 годов (по «Самгук-саги»). Тогда же Вака-такэру отправил воевать в Силла младшего сына Таса от Вака-пимэ по имени Ото-кими, а также Киби-но амабэ-но атапи Акаво. С ними был отправлен умелец Кван-ин Чжи-ри из родов Западных Ая (ткачей тонких тканей, обитавших в Кавати) , который должен был найти искусных мастеров в стране Кара (кор. Хан-гук – Южной Корее). Военная экспедиция должна была попасть в Силла через территорию Пэкче. Ото-кими, собрав воинов, добрался до Пэкче, но на Силла не напал. «Нихон-сёки» рассказывает мифическую историю, почему Ото-кими передумал атаковать Силла. Но причины этого, как можно судить по некоторым фактам, были иные. Источники говорят, что отец Ото-кими – изменник Мимана-но куни-но микотомоти Таса-но кими втайне послал из Мимана (кор. Имна) в Пэкче человека к своему сыну со словами: «Разве у тебя такая крепкая шея, что ты собрался нападать на людей [Силла – С.Д.]? Слышал я, что государь призвал к себе мою жену [и твою мать – С.Д.] и родил от неё детей… Сейчас, надо думать, мне грозят бедствия, поэтому я настороже. Ты, мой сын, отправляйся в Пэкче, и не сообщай ничего в Японию. Я же буду в Имна и тоже никаких вестей в Японию отправлять не стану». Видимо, поэтому Ото-кими не выполнил приказ государя Ямато и отбыл в Японию. Мастеров (якобы, “дань” от Пэкче) он набрал на каком-то большом острове (др.-яп. Опо-сима) около берегов Кореи. Такое развитие событий обрадовало Таса-но кими. Однако о заговоре отца и сына стало известно жене Ото-кими – Кусу-пимэ. Поэтому, как говорит «Нихон-сёки», она тайком убила своего мужа и закопала его в той же комнате. Японский источник объясняет это высокой патриотичностью и преданностью женщины государю Ямато. Но, как явствует далее из текста, причина такого поступка была более прозаической. «… И затем, [Кусу-пимэ – С.Д.] вместе с Ама-но атапи Акаво [младшим военачальником – помощником Ото-кими – С.Д.]… стала жить на большом острове» (др.-яп. Опо-сима). Таким образом, Кусу-пимэ убила мужа, прежде всего, ради своего любовника. Правитель Ямато – Вака-такэру, долго не получая известий от Ото-кими, послал своих людей в Корею прояснить ситуацию. Они, видимо, и привезли в Ямато корейских мастеров с острова Опо-сима. Иммигранты были поселены в деревне Пирокиту-но мура местности Ато. Однако начались болезни и многие из них умерли. По этой причине некоторых прибывших пэкчийцев переселили в Верхнее Момо-пара, Нижнее Момо-пара и Магами-но пара (ныне селение Асўка в уезде Такэти префектуры Нара ). Как полагает В.Астон, остальные были размещены в Ёсино (район в провинции Ямато) – в местности, которую назвали по прозвищу этих мастеров Имаки (досл. “Ныне прибывшие”). Анонимный источник, цитируемый в «Нихон-сёки», сообщает, какова была дальнейшая судьба Таса-но оми, наместника в Мимана – мужа Кэ-пимэ (новой любовницы правителя Вака-такэру): «Государь… убил её мужа и сам к ней нахаживал». То есть, в конце концов, Таса-но оми был убит по приказу государя. Этим закончились события «мятежа Таса». В результате смерти Таса и его сына Ото-кими клан наместников Киби ослаб и к началу VI века утратил своё влияние. Во внешней политике государь Ямато попытался опереться на поддержку южно-китайской династии Сун (420-479). Поэтому во 2-м месяце 464 года было отправлено посольство в Южный Китай. «Весной 8-го года, во 2-м месяце государь послал в страну Курэ… Муса-но сугури Аво и Пинокума-но Тамитукапи Пака-токо» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 8-й год пр., 2-й месяц]. Вернулось посольство в 466 году. В 4-й день 9-го месяца 10-го года пр. (466 года) Муса-но сугури Аво и другие прибыли в Тукуси, привезя подарки от императора Южной Сун. Китайские источники об этом посольстве не упоминают. Однако отношения с Силла продолжали обостряться. Как явствует из текста «Нихон-сёки», возник конфликт между Силла и Ямато из-за земель владения Ток (яп. Току) в Кая (Карак). В 3-м месяце 9-го года пр. (465 года) «…государь самолично решил напасть (кит. фа) на Силла, но передумал. Вместо этого, он назначил полководцами Ки-но Во-юми-но сукунэ, Сога-но Карако-но сукунэ, Опо-томо-но Катари-но мурадзи, Вокапи-но сукунэ», объявив им, что династия Силла не выказывает почтительности Ямато – силласцы не являются ко двору, а также захватывают крепости Пэкче. Японские войска, по прибытии в Кая, действовали четырьмя отрядами. Основной удар наносил главнокомандующий японскими войсками (др.-яп. опо-икуса-но кими) Ки-но Во-юми-но сукунэ (он был сыном Ки-но Сираки-но сукунэ , внуком Ки-но Цуну-но сукунэ [сановника при дворе государей Хомуда и Ō-садзаки] и правнуком знаменитого Ки-но Такэути-но сукунэ [Ки-удзи-но кат¯ё]). Произошло сражение, силласцы потерпели поражение, и их ван поспешно отступил в сопровождении нескольких сотен всадников. В ходе преследования Ки-но Во-юми-но сукунэ убил одного из военачальников противника. В результате этой победы земли Току были возвращены под контроль Ямато. Однако сопротивление силласцев продолжалось. Ки-но Во-юми-но сукунэ объединил силы четырёх отрядов. Вечером произошло ещё одно сражение, в котором погибли военачальник Опо-томо-но Катари-но мурадзи и Ки-но Вока-саки-но Кумэ-но мурадзи. Уцелевшие враги отступили. Но, видимо, и японское войско понесло большие потери и отошло назад. К тому же заболел и скончался главнокомандующий – Ки-но Во-юми-но сукунэ (потом был похоронен в Японии в селении Тамува [ныне городок Мисаки уезда Сэннан округа Осака] ). На время командование перешло к Вокапи-но сукунэ. Однако, в 5-м месяце 9-го года пр. (465 года) сын Ки-но Во-юми-но сукунэ по имени Ки-но Опипа-но сукунэ, узнав о смерти своего отца, прибыл в Силла, взял в свои руки все служебные обязанности по управлению конницей, пехотой и флотом, подчинил себе всех младших командиров и «добился особого могущества в повелениях». Отстранением от должности главнокомандующего Вокапи-но сукунэ он заслужил ненависть с его стороны. Кроме того, Вокапи-но сукунэ удалось настроить Сога-но Карако-но сукунэ против Ки-но Опипа-но сукунэ, обманно оклеветав его в том, что тот хочет отобрать полномочия командования и у Сога-но Карако-но сукунэ. О конфликте между японскими военачальниками стало известно вану Пэкче (Кэро-вану, 455-475). Он попытался использовать эту ситуацию в своих интересах, склонив на свою сторону Сога-но Карако-но сукунэ. Однако Карако до Кэро-вана не доехал, так как по дороге (у водопоя) он столкнулся с Ки-но Опипа-но сукунэ и в перестрелке был убит. Как говорит «Нихон-сёки», из-за распрей между тремя военачальниками «…они вернулись обратно, так и не дойдя до дворца вана Силла». То есть, не достигнув полного разгрома Силла, японцы вернулись из похода в Ямато. В свою очередь, опасаясь Ямато, государство Силла в 464 году «…установила добрые отношения со страной Когурё. И поэтому ван Когурё [Чансу, 413-491], собрав сотню отборных воинов, послал их на охрану Силла». Но вскоре стало известно, что Когурё вынашивает планы завоевания Силла. Тогда ван Силла (тогда правил марипкан Чаби, 458-479) приказал убить когурёских воинов. Только одному из них удалось спастись бегством. В ответ правитель Когурё поднял войска и засел в крепости Чхукчокню-сон (по другому источнику, цитируемому в «Нихон-сёки» – Токусаки-сон). Хотя в «Нихон-сёки» сведения об этом конфликте содержаться в разделе, следующем за событиями 2-го месяца 8-го года правления Юряку (464 года) [где явно вставлен целый кусок в повествование], по «Самгук-саги» это произошло во 2-м месяце 468 года. «Весной люди Когурё вместе с [народом – С.Д.] Мальгаль напали на крепость Сильчжик у северной границы страны» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 11-й год пр. (468 г.)]. «Весной, во втором месяце, с помощью 10-тысячного мальгальского (мохэского) войска ван [Когурё – С.Д.] атаковал и взял силласкую крепость, [центр] области Сильчик» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 56-й год пр. (468 г.)]. Крепость Сильчик (Сильчжик) в «Самкук-саги», видимо, и есть крепость, названная японском источнике “Чхукчокню (Токусаки)”. Ошибка в хронологии видна и из расположения материала в «Нихон-сёки». В 462-463 годах (это подтверждается и корейскими источниками) Япония воевала против Силла. Далее (в разделе 464 года) рассказывается о союзе Ямато и Силла, возникшего после захвата когурёсцами силлаской крепости. А потом вдруг в 465 году Юряку неожиданно, обвинив Силла в антияпонской политике и недружественности на протяжении всего периода своего правления, желает напасть на Силла и отправляет туда своих полководцев. Явно, материалы ранних источников «Нихон-сёки» оказались спутаны составителями хроники. Порядок событий должен быть таким. В 462-463 годах шла война с Силла (по «Самгук-саги»), военные действия в Силла продолжились в 465 году (по «Нихон-сёки»). В этой ситуации в 464 году Силла заключила союз с Когурё (по «Нихон-сёки»). Однако вскоре стали известны планы Когурё по захвату Силла. Правитель Силла разорвал союзные отношения с Когурё. В ответ на это во 2-м месяце 468 года когурёсцы захватили силласкую крепость. Ван Силла обратился за помощью к Ямато при посредстве Имна (по «Нихон-сёки»). «Нихон-сёки» сообщает некоторые подробности произошедшей военной операции у захваченной когурёсцами крепости. Ван Силла, поняв, что вражеская армия вошла на территорию его государства, и сложилась очень опасная ситуация, отправил своего человека к вану Имна (яп. Мимана) с просьбой к японской администрации (яп. Ямато-но микотомоти) в Мимана дать в помощь военачальников (др.-яп. икуса-но кими, кит. сúн-цзˉюнь юáнь΄шуàй – досл. “походных главнокомандующих”) , как видно из дальнейшего текста, вместе с войсками. В.М.Тихонов полагает, что просьба вана Силла была обращена к государю Тэгая (как главе северного Кая), который передал просьбу правителя Силла «японскому правительству Мимана». Ван Имна рекомендовал (кит. цюàнь) вану Силла японцев Касипадэ-но оми Икаруга, Киби-но оми Вонаси и Нанипа-но киси Акамэко». То, что каяское владение служило дипломатическим посредником между Силла и японцами, говорило о тесных связях каясцев с Японскими островами. Войско Ямато выступило в поход, но «…ещё не дошли они до места, как их воины остановились. Ещё не бились они с воинами Когурё, а все уже были в испуге. Касипадэ-но оми и прочие самолично старались подбодрить своих ратников. [Касипадэ-но оми] отдал приказ подготовится к внезапному нападению…» . Японские войска продвинулись вперёд и вошли в соприкосновение с когурёсцами. Но более десяти дней враги не решались напасть друг на друга. Японцы ночами прорыли в отвесном холме подземный ход (кит. дùдàо΄) , провели обозные повозки (кит. цзˉычˉэ) и затаились в засаде. «На рассвете [люди] Когурё решили, что войска Касипадэ покинули место. Двинулись вслед, и тут из засады выскочили воины, пешие и конные, перерезали [врагам] дорогу, и многих перебили». В.М.Тихонов указывает, что “японское правительство Мимана” «умиротворило» Когурё. На следующий год союзник Ямато – Пэкче (может быть, вместе с отрядами японцев) вторглось на территорию Когурё. «Осенью, в восьмом месяце, войска Пэкче напали на южную окраину» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 57-й год пр. (469 г.)]. «Осенью, в восьмом месяце, послали военачальника [с войском] для нападения на южные пределы Когурё» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.25-я, Кэро, 15-й год пр. (469 г.)]. В.М.Тихонов истолковывает события 468-469 годов следующим образом: «…каяские владения, как и Пэкче, стали оказывать Силла помощь в противостоянии Когурё. Не исключено, что при этом пэкчесцы и каясцы использовали военную помощь дружественного им Ямато…» Однако материалы источников (в том числе и «Самгук-саги») показывают, что сначала в 468 году возник конфликт между Силла и Когурё. В защиту Силла в своих интересах (по просьбе, переданной через должностных лиц Имна) выступило государство Ямато, не желавшее усиления Когурё и расширения его территории на юге. И только на следующий год (в 469 году) в войну ввязалось Пэкче. Роль Кая в источниках (даже корейских) вообще никак не отражена. Когурё в противостоянии странам Южной Кореи и Ямато делало ставку на союз с северокитайским государством Вэй, посольства к которому ездили с завидной регулярностью (в 462, 465,466 – установлены брачные связи, 467, 468, 469, 470, 472, 473, 474, 475, 476, 477, 479 годах – это за период царствования в Японии государя Вака-такэру [Юряку]). В свою очередь, попытка правителя Пэкче – Кэро-вана в 472 году пожаловаться на враждебные действия Когурё императору династии Вэй и установить с ним дружественные отношения закончились неудачей. В письме китайскому императору Кэро-ван писал: «…За 30 лет вражды [с Когурё – С.Д.], [непрерывных] бед [и войн] исчерпана [наша] казна, истощены [наши] силы, [наше государство] доведено до крайне слабого состояния. Если бы [ваши] небесные милости и искреннее сострадание распространились и на отдалённые пределы, и если бы [вы] поскорее прислали одного полководца [с войском], чтобы помочь спасти государство [вашего] подданного, то я незамедлительно прислал бы свою дочь, чтобы она была вашей служанкой в Заднем дворце, а также своих сыновей и братьев служить конюхами в [ваших] дальних конюшнях, и ни один вершок (чхок) земли и ни одного мужика я не буду считать своими собственными» . В конце раздела 472 года сказано: «Ввиду того что люди [Когу]рё неоднократно нападали на пограничные земли [Пэкче], ван [Кэро] обратился с письмом к [императору] Вэй с просьбой прислать войска, но не получил помощи. Ван [Кэро] обиделся на это и перестал отправлять послов с поклоном и подношениями». В такой тяжёлой ситуации у Пэкче оставалась одна надежда – на помощь государства Ямато. Ямато, в свою очередь, пыталось получить поддержку Южного Китая (яп. Курэ), связи с которым осуществлялись как на официальном уровне, так и неофициально. В 7-м месяце 11-го года пр. (467 года) «…объявился человек, сбежавший из страны Пэкче. Назвался Квисин. Ещё говорят, что, будто, этот Квисин был из страны Курэ. Люди рода Ипарэ-но Курэ-но котобики (музыкантов, играющих на цитре кото) и Сакатэ-но Яката-маро являются его потомками». В 4-й день 4-го месяца 12-го года пр. (468 года) Муса-но сугури Аво и Пи-но Кума-но Тамитукапи Патако снова были отправлены с посольством в Южный Китай. В 13-й день 1-го месяца 14-го года пр. (470 года) это посольство вернулось из поездки. «…Муса-но сугури Аво и его спутники, вместе с посланцем из Курэ…, бросили якорь в Суминоэ, привезя с собой искусных мастеров, посланных от двора Курэ, – а именно, ткачей ая и ткачей курэ, а также швей по шёлку Э-пимэ и Ото-пимэ». Для облегчения поездок в Южный Китай и обратно в этом же месяце построили дорогу «для гостей из Курэ», которая доходила до дороги Сипату-мити. Новая дорога получила название Курэ-сака (досл. “проезд [для людей из] Курэ [кит. У]”). «В 3-м месяце был отдан приказ оми и мурадзи встречать посланцев из Курэ. Поселили людей Курэ в Пи-но Кума-но но. Поэтому это место зовётся Курэ-пара, Поле [людей из] Курэ» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 12-й, 14-й годы пр.]. «Кодзики» в связи с этим сообщает, что «в это время [в Ямато] переправились люди из Курэ. Эти люди из Курэ обосновались в Курэ-пара. Поэтому это место и называют Курэ-пара» (досл. “Равнина [людей из] Курэ”). По прибытии (в 1-й день 4-го месяца 14-го года пр., 470 года) им был устроен пышный приём и пир. Из прибывших китайцев «…швею Э-пимэ отдали служить божеству Опо-мива-но ками. Ото-пимэ сделали главой рода–корпорации швей Ая-но кину-нупи-бэ. А портные–ткачи ая и курэ стали предками рода–корпорации Асука-но кину-нупи-бэ и Исэ-но кину-нупи(-бэ)». В 475 году союзник Ямато – государство Пэкче подверглось нападению Когурё. «В девятом месяце ван во главе 30-тысячного войска напал на Пэкче, занял столицу пэкческого вана Хансон, убил самого вана Пуё Кёна (Кэро), захватил в плен восемь тысяч мужчин и женщин, а [затем] вернулся» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 63-й год пр. (475 г.)]. В «Нихон-сёки» (20-й год пр. Юряку) цитируются «Пэкче-ки» («Записи Пэкче»): «Кэро-ван, год ыль-мё (52-й год цикла) [475 год], зима. Комаская (яп. кома – когурёская) многочисленная армия пришла, семь дней и ночей штурмовала (кит. гˉун) Большой город (кор. Тхэ-сон) , и ванская столица пала (досл. “была взята и пала”), в связи с этим [располагавшееся южнее Хансона владение] Вире-кук было утрачено (кит. шū). Ван и великая государыня (кор. тхэху, кит. тайхоу) и сыновья вана – все погибли от вражеских рук». Под «Большим городом» здесь подразумевалась пэкческая столица Хансон (располагалась южнее Пхеньяна, на реке Черён-ган, около современного города Саривон в провинции Хванхэ). Вире-кук – это область или территориальная община, находившаяся под властью Пэкче, с центром в городе Вире (современный Сеул). В результате падения Вире государство Пэкче потеряло территории в бассейне реки Хан-ган (совр. провинция Кёнги). Подробности данных событий изложены в «Летописях Пэкче» в разделе 21-го года правления Кэро-вана. «Осенью, в девятом месяце, напал [когу]рёский ван Корён с 30-тысячной армией и окружил ванскую столицу Хансон. Ван [Кэро] запер крепостные ворота и не решался вступить в схватку. [Когу]рёские люди, разбив армию на четыре направления, начали штурм с флангов, а затем, воспользовавшись [попутным] ветром, бросали огненные [факелы] и подожгли крепостные ворота. Среди [пэкческих] людей началась паника, и нашлись такие, кто хотел выйти и сдаться [неприятелю]. Ван был в затруднении и не знал, что предпринять. Поэтому [в спешке] отобрал несколько десятков всадников. [Они] вырвались на конях за ворота и бежали в западном направлении. [Когу]рёские люди, пустившиеся в погоню, убили вана». Подробности бегства Кэро-вана излагаются далее. «В это время когурёский тэро Чеу, Чэсын Кольлу, Кои Манен… и другие пришли во главе [своих] войск и напали на северную крепость, взяли её через семь дней, затем перенесли удар на южную крепость (столицу). В городе воцарился страх перед опасностью, а ван [Кэро – С.Д.] бежал». Как было сказано ранее, за ним была отправлена погоня, которая догнала беглеца. Кэро-ван был убит его бывшими сановниками, ранее перебежавшие к когурёсцам из-за недовольства политикой пэкчийского правителя, направленной на централизацию страны. «[Когу]рёские военачальники – Кольлу и другие, увидев, как ван, спешивается с коня и кланяется им, трижды плюнули ему в лицо. Затем, обвинив его в совершённых им преступлениях, связали его и отправили под стены [крепости] Ачха-сон, где и убили его…» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.25-я, Кэро, 21-й год пр. (475 г.)]. Наследник престола Мунджу, был, при подходе к столице Пэкче отправлен на юг. В одном случае «Летописи Пэкче» объясняют это как необходимость «продлить [царственный] род государя» , в другом – как необходимость получить помощь от Силла, следуя установившимся союзным отношениям: «В двадцать первом году правления Кэро (475 г.) напало [войско] Когурё и окружило [столицу] Хансон (крепость Хан). Кэро укрылся в крепости и упорно защищался. Он отправил Мунджу за помощь к Силла. [Мунджу] заполучил 10 тысяч солдат и вернулся. Хотя [когу]рёские войска отступили, но крепость была разрушена, а ван [Кэро – С.Д.] погиб. [И вот тогда] взошёл на престол [Мунджу]» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.26-я, Мунджу, 21-й год пр. Кэро (475 г.)]. В «Тонгук-тонгам», который даёт короткий отчёт об этой войне, также говорится, что Силла послала на помощь Пэкче войско в 10 тысяч человек. В.М.Тихонов полагает, что 10-тысячное войско Силла “опоздало” к месту сражения и не оказало пэкчесцам никакой реальной поддержки не случайно. Силланцы стремились воспользоваться поражением Пэкче для своей военно-территориальной экспансии. В летописях Когурё и Пэкче, а также в «Тонгук-тонгам» совпадает датировка этих событий(475 г.) , а в летописях Силла в «Самгук-саги» они датированы (видимо, по ошибке) годом раньше, и неверно указан месяц. «Осенью в седьмом месяце, когурёский ван Корён (Чансуван) лично повёл войска и напал на Пэкче. Пэкческий ван Кён [Кэро-ван – С.Д.] прислал сына Мунчжу с просьбой о помощи, поэтому ван (силланский) отправил войска на выручку, но они ещё не успели дойти, а [столица] Пэкче пала, а Кён был убит» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 17-й год пр. (474 г.)]. В «Нихон-сёки» наоборот события 475 года ошибочно датированы 476 годом. «Осенью 20-го года [правления Юряку – С.Д.] ван Когурё послал многочисленное войско, которое напало на Пэкче и погубило эту страну. Уцелели немногие, и они собрались в Чхан-ха (яп. Пэсу-ото). Провиант уже истощился, и там царило глубокое уныние. Тогда главный военачальник Когурё сказал [своему – С.Д.] вану: “…Боюсь, что их [людей Пэкче – С.Д.] снова станет много. Прошу разрешения покончить с ними”…» Однако, как утверждает «Нихон-сёки», правитель Когурё не решился на дальнейшие действия, опасаясь союзника Пэкче – государства Ямато. «И дальнейшие боевые действия были отменены» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 20-й год пр.]. Пэкче находилось в очень тяжелом положении. В 10-м месяце 475 года (по «Самгук-саги») в Пэкче на престол вступил Мунджу-ван. Так как территории в бассейне реки Хан-ган были утеряны, «…зимой, в десятом месяце, перевели столицу в Унджин» (современный город Конджу на реке Кым-ган, провинция Чхунчхон-намдо), то есть на юг [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.26-я, Мунджу, 21-й год пр. Кэро (475 г.)]. Такую же дату переноса столицы в Унджин (475 год) даёт «Тонгук-тонгам». Топоним “Унджин” на русский язык переводится как “Медвежья гавань”. В «Нихон-сёки» (в разделе 3-го месяца 21-го года пр. Юряку, 477 года) говорится, что в спасении людей Пэкче
45.
Наследственное право в древней и раннесредневековой японии (публикация автора на scipeople)
Суровень Д.А.
- Актуальные вопросы историко-правовой науки. Материалы конференции Российского историко-правового общества, прошедшей на Южном Урале в Верхнем Уфалее в 2008 году. Екатеринбург: Изд. УМЦ УПИ, 2009. С.246-253. , 2009
История права древней и раннесредневековой Японии
История права древней и раннесредневековой Японии
Суровень Д.А. к.и.н., доцент кафедры истории государства и права Уральской государственной юридической академии Наследственное право в древней и раннесредневековой Японии В период древней Японии (I – середина VII века) наследственные правоотношения регулировались правовыми обычаями. К сожалению, не сохранилось письменной фиксации этих правовых норм. Письменная фиксация норм наследственно-го права и законодательное регулирование данной сферы правоотношений про-изошло во второй половине VII – начале VIII веков, когда были составлены первые своды законов («Оми-рё» 671 года, «Киёмихара-рё» 682 года [до нас не дошли], «Тайхо-рицу-рё» 702 года и новая редакция последнего свода – «Ёро-рицу-рё» 718 года [дошли частично]). Наследственному праву в своде законов «Тайхо-рё» посвящен небольшой XIII-й закон «О наследовании» – «Кэйси-рё» (состоявший из 4-х статей; он касался, прежде всего, наследования по закону); а также 23-я статья VIII закона «О дворах». В древнеяпонском праве наследование в знатных семьях обозначался понятием кэйси. Исторически (как и везде в мире) раньше возникло наследование по за-кону, которое первоначально регулировалось нормами обычного права. Сложности с наследованием заключались в том, что в государстве Ямато (VI-VII века) существовало многоженство. Хотя все жены считались законными, главной являлась пер-вая жена. Поэтому её дети и внуки (в частности, старший сын) были законными наследниками. Согласно древнеяпонской традиции право наследования положения главы семьи и всего имущества имел только старший сын. После смерти главы семьи обычно никакого раздела имущества не происходило, поэтому младшие братья либо могли оставаться в семье на положении подвластных лиц (лиц чужого права), либо должны были уйти из дома, но без имущества. Отсюда возникла так называе-мая проблема “вторых сыновей”, особенно в сельском хозяйстве Японии. “Вторые сыновья” вынуждены были искать работу на стороне. В Законах «Тайхо-рё» эта проблема законного наследника была урегулирова-на законодательно. XIII-й закон определял наследников (яп. кэйси) главы семьи в знатных родах. Статья 2-я содержит положения о наследовании в семьях лиц него-сударева дома, но имеющих какой-либо ранг. При этом проведено различие между наследниками лиц первого–третьего рангов и наследниками лиц четвертого–восьмого рангов. В первом случае (наследники лиц 1-3 ранга) право наследования распространялось на старшего сына, внука, младшего брата старшего сына, старше-го сына второй жены, младшего брата старшего внука от одной матери и внука от второй жены. Во втором случае (наследники лиц 4-8 рангов) наследником мог быть только старший сын. «Что касается наследников лиц третьего ранга и выше, то всегда [им] должен быть законный старший сын» (досл. “[статус] наследника [дол-жен] взаимно передаваться всем [старшим] сыновьям главных жён”) [Тайхо-рё, XIII, ст.2 “Наследники”]. В этой связи, при отсутствии старшего сына (если он умер или неизлечимо болен) возникала серьёзная проблема, кто может быть наследником главы семьи. Только в случае отсутствия детей от главной жены наследниками могли быть дети от второй жены. О детях третьей и последующих жен в законе ничего не говори-лось. «Если нет законного старшего сына [яп. тякуси – С.Д.] , а также, если он совершил преступление [или] болен, [наследником] ставить старшего родного вну-ка [яп. тякусон – С.Д.]. Если нет законного старшего внука, то наследником сле-дует ставить младшего брата [законного – С.Д.] старшего сына [яп. тякуси – С.Д.] от той же матери. Если нет младшего брата, то [наследником] ставить старшего сы-на от второй жены [яп. сёси – досл. “сына от младшей жены” – С.Д.]. Если нет старшего сына от второй жены, то [наследником] ставить младшего брата [законно-го – С.Д.] внука–наследника от той же матери. Если нет младшего брата, то [на-следником] ставить старшего внука от второй жены [яп. сёсон – С.Д.]. [У лиц] чет-вертого и более низких рангов [наследником] ставить только законного старшего сына (здесь имеются в виду не простолюдины) ; если законный старший сын лица восьмого и выше ранга совершил преступление [или] тяжело болен, то разрешать [его] замену [в наследовании]. Старейшина этого рода [т.е. глава рода – С.Д.] дол-жен внимать государевым указам» [Тайхō-рё, XIII, ст.2]. Определение дееспособ-ности наследника главы семьи осуществлялась на основе нормы, содержащейся в статье 3-й «Определение законного старшего сына» XIII-го закона. Этим занима-лось министерство гражданской администрации, но только в отношении знатных семей (первого–пятого рангов). «Для определения законного старшего сына лиц пятого и выше рангов следует подавать петицию в министерство гражданской ад-министрации. [Министерство], проверив истинное положение дел, должно докла-дывать Государственному совету. Если законный старший сын совершил преступ-ление [или] тяжело болен (под преступлением подразумевается пристрастие к вину, а также другие преступления, когда человек становится недееспособным в буду-щем; под тяжелой болезнью подразумевается неизлечимая болезнь) и поэтому не может наследовать, то надлежит уведомлять соответствующее управление. Прове-рив истинное положение дел, разрешать замену» [Тайхō-рё, XIII, ст.3]. В отличие от правовых обычаев древнеяпонского права, в раннесредневеко-вом праве Японии, когда наследование по закону стало регулироваться законода-тельно, регламентация изменилась – право на наследство, помимо старшего закон-ного сына, получили другие члены семьи наследодателя, были определены очерёд-ность наследования и разряды наследников, а также их наследственные доли. Из наследственной массы исключалось имущество, полученное от государст-ва во владение за службу и за заслуги: «…при этом наградные наделы и дворы пе-редавать только сыновьям и дочерям» [Тайхо-рё, VIII, ст. 23 “Раздел двора”]. В комментарии к этим законам – «Рё-но гигэ» («Истолкование [Тайхо]рё», 833 года) поясняется: «Порядок раздела имущества в данном случае не применяется. Мужчи-ны и женщины равны, т.е. им выделяется по равной доле». Таким образом, иму-щество, полученное во владение, не наследовалось, а передавалось также во владе-ние (но не в собственность) сыновьям и дочерям умершего лица равными долями. Кроме того, из наследственной массы изымалось личное имущество старшей жены: «На [личное] имущество старшей жены [яп. цума-но иэ – досл. “дом жены” – С.Д.] правила [раздела] [яп. бунгэн – досл. “границы раздела” – С.Д.] не распространя-ются» [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Раздел имущества наследодателя на наследственные доли между наследника-ми не производился в случае, если наследники оставались жить вместе и вели об-щее хозяйство. «В случае желания совместного владения собственностью и совме-стного проживания , …то эти правила не применять» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 «Раз-дел двора»]. В наследственную массу включалось следующее имущество. «При полном разделе по наследованию производить общий подсчёт рабов кэнин и нухи (на сэм-мин из этого же рода данное правило не распространяется), рисовых полей, приуса-дебных участков со строениями [и прочего] имущества» [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Далее определялись разряды наследников, очерёдность наследования и на-следственные доли. «…И установить нижеследующий порядок [раздела] [досл. “применить (такой) закон (др.-яп. нори, яп. хō)” – С.Д.]». Наследниками первой очереди были следующие три категории. [1] «Старшей матери , мачехе и старше-му сыну [досл. “старшему сыну от главной жены” – С.Д.] [выделять] каждому по две доли…» [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. В дополнении к статье было сказано: «К тёще применялось то же правило» [Рё-но гигэ]. [2] «Последующим сыновьям [яп. сёси – досл. “сыновьям от младших жён” – С.Д.] по одной до-ле…» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. [3] «…дочерям – половину… (на-ложницам [букв. “младшим жёнам”] – одинаково с долей дочерей) …» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 «Раздел двора»]. «Рё-но гигэ» добавляет: «Жена и наложница [млад-шая жена – С.Д.] получают свою долю в том случае, если у них нет сыновей». Та-ким образом, наследниками первой очереди (с разными наследственными долями) были: старшая мать, мачеха (и тёща), старший сын [они получали две доли]; ос-тальные сыновья [получали по одной доле]; дочери и младшие жёны [получали по-ловину доли]. Наследниками второй очереди были внуки (но не внучки) наследодателя. Ес-ли на момент открытия наследства сын или сыновья наследодателя умирали, то его (их) долю наследовали сыновья и усыновлённые умершего (то есть внуки наследо-дателя). «Если кто-либо из братьев–наследников умер, то долю [умершего] отца по-лучает [его] сын. (То же и приемный сын )» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. «Рё-но гигэ» замечает: «под детьми (ко) подразумеваются только сыновья [а не дочери – С.Д.]…». Далее поясняется, как сыновья умершего сына наследодателя (т.е. внуки) наследуют имущество: «…(1) сыновья старшего сына [законного наследни-ка]; они получают его долю, (2) а сыновья сына наложницы [младшей жены – С.Д.] получают его долю…» [Рё-но гигэ]. В случае если наследники первой очереди (сыновья) умерли все, к наследова-нию имущества призывались все внуки наследодателя, которые (в отличие от пре-дыдущего случая) получали равные доли наследства: «Если все братья [наследники наследодателя – С.Д.] умерли, то [их] сыновей наделять поровну» (досл. “равными долями”) [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. В «Рё-но гигэ», в качестве приме-ра, рассматривается такой случай: «Например, если у старшего брата один сын, а у младшего брата – десять сыновей, то всё имущество делить на одиннадцать час-тей» [Рё-но гигэ]. К наследникам второй очереди относились также тётки и сёстры умершего наследника первой очереди, которые получали половину доли сыновей наследода-теля. «Если в доме есть тётки и сёстры [наследника], то им выделять [яп. хэрасу – досл. “уменьшать в” – С.Д.] половину доли сыновей». Причем, даже если они на момент открытия наследства уже находились в браке, они всё равно имели право на наследство. «Если [они] уже вышли замуж, но имущество ещё не было разделено, то [им] всё равно [выделять]» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Если сыновей у умерших наследников не было, то наследниками третьей очереди становились вдовы–старшие жёны и младшие жёны умерших наследни-ков. «Если у вдовы брата [старшей жены – С.Д.] и наложниц [младших жён – С.Д.] нет потомков мужского пола, то долю [умерших на момент открытия наследства – С.Д.] мужей получать им самим. (Доля дочерей одинакова с вышеуказанной)» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Комментарий подтверждает эту норму: «Здесь говорится о том, что если в семьях жен и наложниц [младших жён – С.Д.] братьев [умерших наследников наследодателя – С.Д.] нет мужчин, то они сами по-лучают долю своих мужей» [Рё-но гигэ]. Далее сообщается: «Если все [мужнины] братья умерли, то доля каждой одинакова с долей сына. Она одинакова [в любом случае], есть сыновья или нет. (Имеются в виду вдовы, оставшиеся в доме своих мужей)» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Исходя из содержания «Тайхо-рё», можно утверждать, что в раннесредневе-ковом праве Японии, наряду с наследованием по закону, появляется и наследование по завещанию. О существовании завещания может говорить следующая фраза из «Тайхо-рё»: «В случае… если были сделаны [соответствующие] прижизненные распоряжения и есть достаточные [тому] доказательства, то эти правила не приме-нять» (т.е. правила о разделе имущества при наследовании по закону) [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Термин “прижизненные распоряжения” (яп. нити-сёбун) может свидетельствовать о наличии завещательных распоряжений, когда наследодатель выражал свою волю относительно своего имущества на случай своей смерти. В пользу этого говорит тот факт, что, если становилось известно о “при-жизненных распоряжениях”, правила раздела имущества при наследовании по за-кону не применялись. Исходя из вышеуказанной фразы, можно сделать вывод, что одновременное наследование по закону и наследование по завещанию не допускалось. Наследова-ние по закону происходило при отсутствии завещательных распоряжений. Причем закон никак не ограничивает завещательные распоряжения. Это означало, что на-следодатель мог распорядиться по завещанию всей наследственной массой. То, что касается формы завещания, то необходимость существования доказа-тельств прижизненных распоряжений может говорить о том, что завещание имело устную форму. Допустимость подназначения наследника (субституции) и наличие завещательных отказов (легатов и фидеикомиссов) в японских источниках не выяв-лены. Таким образом, в древнеяпонском праве существовало наследование по зако-ну. При этом вся наследственная масса переходила в собственность старшего сына от главной жены наследодателя. Остальные члены семьи наследство не получали, а оставались под властью нового домовладыки. В раннесредневековом праве Японии ситуация изменилась – наследственные права были законодательно признаны у других членов семьи (с разными наследственными долями), была определена очерёдность наследования и три разряда на-следников. Кроме того, возникает наследование по завещанию. Завещание имело, видимо, устную форму и объявлялось при жизни наследодателя. При этом ограни-чений завещательных распоряжений не было – наследодатель мог выразить свою волю на случай своей смерти относительно всей наследственной массы. При наличии завещания, наследование по закону не допускалось. См.: Ёрō-р¯ё, законы 1-й – 30-й 養老令 第一・第三十 // Цит. по: http://www.neonet.to/kojiki/ siryo /yourourei.txt; в переводе на современный японский язык см.: Ёрō-р¯ё, в 30-ти книгах 「養老令」全三十編 // Цит. по: http://www.sol.dti.ne.jp/~hiromi/kansei/yoro.html; Ёрō-р¯ё, в 30-ти книгах 「養老令」全三十編 // Цит. по: http://www.sol.dti.ne.jp/~hiromi/kansei/yorotxt.html. Подробнее см.: Суровень Д.А. Возникновение права и источники права древней Японии // Проблемы курса истории государства и права. Екатеринбург: Изд-во УрГЮА, 2004. С.198-226. 継嗣令 яп. кэйси-рё – Закон о наследовании. – Тайхō-р¯ё, законы 1-й – 30-й 大宝令 第一・第三十 // Тайхō-р¯ё (из се-рии «Кокуси-тайкэй» 国史大系) Токио, б.г. С.147; Свод законов “Тайхорё”. М.: Наука, 1985. Т.I. С.316 (далее: Свод законов…). 戶令 яп. ко-рё - Закон о дворах. – Тайхō-р¯ё. С.91; Свод законов… Т.I. С.314. 継嗣 яп. кэйси – наследование в знатных семьях. – Свод законов… Т.I. С.316; 継嗣 сокр. вм. 繼嗣 кит. цзùс`ы΄ – 1) продолжать; преемствовать… 3)… наследник, преемник. – Большой китайско-русский словарь. М.: Наука, 1983. Т.II. С.309 (далее: БКРС). Свод законов… Т.I. С.274, прим.2 к ст.2. Свод законов… Т.I. С.273-274, прим.2 к ст.2. 継子 яп. кэйси – наследник; в «Тайхо-рё» – старший сын. – Свод законов… Т.I. С.316. См.: Свод законов… Т.I. С.135. Свод законов… Т.I. С.273, прим.1 к ст.2. Свод законов… Т.I. С.135; 「凡 三位以上 継嗣 者、皆 嫡 相承。」 – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 4; где 嫡 яп. тяку, кит. дú – сущ. 1) главная жена, старшая (законная жена); от главной жены; законный… 3) сын главной жены; наследник, преемник... – БКРС. Т.III. С.266; см.: Японско-русский учебный словарь иероглифов. М.: Русск. яз., 1977. С.174 (да-лее: ЯРУСИ). Свод законов… Т.I. С.273-274, прим.2 к ст.2. Свод законов… Т.I. С.274, прим.2 к ст.2. 嫡子 яп. тякуси – старший сын от первой жены; законный наследник. – Свод законов… Т.I. С.356; 嫡子 кит. дú-цзˇы – [старший] сын главной жены; наследник, преемник. – БКРС. Т.III. С.266. 嫡孫 яп. тякусон, кит. дú-сˉунь – внук по прямой линии (от сына главной жены)… – БКРС. Т.III. С.267. 庶子 яп. сёси, кит. шў-цзˇы – 1) сын младшей (второстепенной) жены… – БКРС. Т.IV. С.924. 庶孫 яп. сёсон – внук сына младшей (второстепенной) жены. – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 6. 庶人 яп. сёнин – простой народ, простолюдины; здесь в значении – “безранговые лица”. – Свод законов… Т.I. С.274, прим.3 к ст.2; С.336. 氏宗 яп. сисō – глава рода. – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 7. Свод законов… Т.I. С.135-136; 「若 無㆑嫡子、及 有㆑罪疾者、立㆑嫡孫。無㆑嫡孫、以次 立㆑嫡子ノ同母弟。無㆑母弟、立㆑庶子。無㆑庶子、立㆑嫡孫ノ同母弟。無㆑母弟、立㆑庶孫。四位以下、唯立㆑嫡子。〈謂、庶人以上〉。其八位以上嫡子、未叙身亡。及 有㆑罪疾者、更聴立替。其氏宗者、聴勅。」 – Тайхō-р¯ё. С.147, строки 4-8. Свод законов… Т.I. С.274, прим.3. Свод законов… Т.I. С.136; 「凡 定㆑五位以上嫡子者、陳㆑牒 治部。験㆑実、申㆑官。其嫡子 有㆑罪疾 〈罪、謂㆑荒耽 於 酒、及 余罪戻、将来不任器用者。疾、謂㆑癈疾。〉不任承重者、申牒所司。験㆑実、聴更立。」 – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 9 – С.148, строка 1. 「〈其功田功封、唯入㆑男女。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 2. Свод законов... Т.I. С.7. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.1 к ст.23. 妻家 яп. цума-но иэ – досл. “дом жены”. – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. 分限 яп. бунгэн – досл. “границы раздела”. – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 4. Свод законов… Т.I. С.82; 「妻家 所得、不在㆑分限。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 3-4. 同財 яп. дōдзай – досл. “совместное имущество”. 共居 яп. томо-ни иру / к¯ёкё, кит. гỳн-цз¯юй – вместе жить… жить одним домом; совместное проживание. – БКРС. Т.IV. С.630. Свод законов… Т.I. С.83; 「若欲㆑同財 共居… || 不用㆑此令。」 – Тайхō-р¯ё. С.99, строки 1-2. 「凡 応分 者、家人、奴婢、〈氏賤、不在㆑此限。〉、田宅、資財… 摠㆑|| 計…」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 2-3. 「作㆑法」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. 嫡母 яп. тякубо – старшая (законная) мать; первая жена отца. – Свод законов… Т.I. С.356; 嫡母 кит. дúмў΄ – глав-ная жена отца, законная (но не родная) мать (для детей второстепенных жён отца); матушка (в обращении детей второстепенных жён к главной жене отца). – БКРС. Т.III. С.266. 継母 яп. мамахаха – мачеха. – Японско-русский словарь. М.: Русск. яз., 1984. С.350 (далее: ЯРС). 嫡子 яп. тякуси – старший сын от первой жены; законный наследник. – Свод законов… Т.I. С.356; 嫡子 кит. дú-цзˇы – [старший] сын главной жены; наследник, преемник. – БКРС. Т.III. С.266. Свод законов… Т.I. С.82; 「嫡母、継母、及 嫡子、各 二分。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим. 2 к ст.23. 庶子 яп. сёси, кит. шў-цзˇы – 1) сын младшей (второстепенной) жены… – БКРС. Т.IV. С.924. Свод законов… Т.I. С.82; 「庶子 一分。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. 妾 яп. мэкакэ – содержанка, наложница. – ЯРУСИ. С.171; 妾 кит. цè – сущ. 1) младшая (второстепенная) жена; наложница… содержанка… – БКРС. Т.IV. С.1014. 「〈妾 同 女子之分。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. Свод законов… Т.I. С.82. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.3 к ст.23. 養子 яп. ёси – приёмный сын. – приёмный ребёнок… – ЯРС. С.647. Свод законов… Т.I. С.82; 「兄弟 亡者、子 承㆑父分。〈養子 亦 同〉。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 4-5. 子 яп. ко – дети, ребёнок. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.3 к ст.23. Свод законов… Т.I. С.82; 「兄弟 倶 亡。則 諸子 均分。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 6. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.4 к ст.23. 減 яп. хэрасу – уменьшать, сокращать, снижать. – ЯРУСИ. С.361. Свод законов… Т.I. С.82-83; 「其姑姉妹 在㆑室者、各 減㆑男子之半。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 6. Свод законов… Т.I. С.83; 「〈雖已 出嫁。未経分㆑財者、亦同。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 7. Свод законов… Т.I. С.83; 「寡妻妾 無㆑男者、承夫分。〈女 分㆑同上〉。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 7. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.5 к ст.23. Свод законов… Т.I. С.83; 「若夫兄弟 皆亡、各 同一子之分、有㆑男 無㆑男等。〈謂、在㆑夫家守志者。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 8-9. Свод законов… Т.I. С.83; 「若… 亡人 存㆑日処分。証拠灼然者、|| 不用㆑此令。」 – Тайхō-р¯ё. С.99, строки 1-2. В пе-реводе на современный японский язык это выглядит так: 「死亡者の生存中に処分して」 досл. “умерший человек при жизни распорядился”. – Ёрō-р¯ё, в 30-ти книгах 「養老令」全三十編 // Цит. по: http://www.sol.dti.ne.jp/ ~hiromi/kansei/yoro08.txt. 日処分 яп. нити-сёбун – досл. “как-то (в прошлом) распорядиться”; где 日 яп. нити, кит. жù – сущ. а) …3) день… 4) дата, число; 5) время, срок… б)… 3)* как-то (в прошлом); некогда; когда-то… – БКРС. Т.II. С.549; 処分 сокр. вм. 處分 яп. сёбун, кит. чў΄ф`эн(фºэн) – 1) распоряжаться… – БКРС. Т.IV. С.29.
Суровень Д.А. к.и.н., доцент кафедры истории государства и права Уральской государственной юридической академии Наследственное право в древней и раннесредневековой Японии В период древней Японии (I – середина VII века) наследственные правоотношения регулировались правовыми обычаями. К сожалению, не сохранилось письменной фиксации этих правовых норм. Письменная фиксация норм наследственно-го права и законодательное регулирование данной сферы правоотношений про-изошло во второй половине VII – начале VIII веков, когда были составлены первые своды законов («Оми-рё» 671 года, «Киёмихара-рё» 682 года [до нас не дошли], «Тайхо-рицу-рё» 702 года и новая редакция последнего свода – «Ёро-рицу-рё» 718 года [дошли частично]). Наследственному праву в своде законов «Тайхо-рё» посвящен небольшой XIII-й закон «О наследовании» – «Кэйси-рё» (состоявший из 4-х статей; он касался, прежде всего, наследования по закону); а также 23-я статья VIII закона «О дворах». В древнеяпонском праве наследование в знатных семьях обозначался понятием кэйси. Исторически (как и везде в мире) раньше возникло наследование по за-кону, которое первоначально регулировалось нормами обычного права. Сложности с наследованием заключались в том, что в государстве Ямато (VI-VII века) существовало многоженство. Хотя все жены считались законными, главной являлась пер-вая жена. Поэтому её дети и внуки (в частности, старший сын) были законными наследниками. Согласно древнеяпонской традиции право наследования положения главы семьи и всего имущества имел только старший сын. После смерти главы семьи обычно никакого раздела имущества не происходило, поэтому младшие братья либо могли оставаться в семье на положении подвластных лиц (лиц чужого права), либо должны были уйти из дома, но без имущества. Отсюда возникла так называе-мая проблема “вторых сыновей”, особенно в сельском хозяйстве Японии. “Вторые сыновья” вынуждены были искать работу на стороне. В Законах «Тайхо-рё» эта проблема законного наследника была урегулирова-на законодательно. XIII-й закон определял наследников (яп. кэйси) главы семьи в знатных родах. Статья 2-я содержит положения о наследовании в семьях лиц него-сударева дома, но имеющих какой-либо ранг. При этом проведено различие между наследниками лиц первого–третьего рангов и наследниками лиц четвертого–восьмого рангов. В первом случае (наследники лиц 1-3 ранга) право наследования распространялось на старшего сына, внука, младшего брата старшего сына, старше-го сына второй жены, младшего брата старшего внука от одной матери и внука от второй жены. Во втором случае (наследники лиц 4-8 рангов) наследником мог быть только старший сын. «Что касается наследников лиц третьего ранга и выше, то всегда [им] должен быть законный старший сын» (досл. “[статус] наследника [дол-жен] взаимно передаваться всем [старшим] сыновьям главных жён”) [Тайхо-рё, XIII, ст.2 “Наследники”]. В этой связи, при отсутствии старшего сына (если он умер или неизлечимо болен) возникала серьёзная проблема, кто может быть наследником главы семьи. Только в случае отсутствия детей от главной жены наследниками могли быть дети от второй жены. О детях третьей и последующих жен в законе ничего не говори-лось. «Если нет законного старшего сына [яп. тякуси – С.Д.] , а также, если он совершил преступление [или] болен, [наследником] ставить старшего родного вну-ка [яп. тякусон – С.Д.]. Если нет законного старшего внука, то наследником сле-дует ставить младшего брата [законного – С.Д.] старшего сына [яп. тякуси – С.Д.] от той же матери. Если нет младшего брата, то [наследником] ставить старшего сы-на от второй жены [яп. сёси – досл. “сына от младшей жены” – С.Д.]. Если нет старшего сына от второй жены, то [наследником] ставить младшего брата [законно-го – С.Д.] внука–наследника от той же матери. Если нет младшего брата, то [на-следником] ставить старшего внука от второй жены [яп. сёсон – С.Д.]. [У лиц] чет-вертого и более низких рангов [наследником] ставить только законного старшего сына (здесь имеются в виду не простолюдины) ; если законный старший сын лица восьмого и выше ранга совершил преступление [или] тяжело болен, то разрешать [его] замену [в наследовании]. Старейшина этого рода [т.е. глава рода – С.Д.] дол-жен внимать государевым указам» [Тайхō-рё, XIII, ст.2]. Определение дееспособ-ности наследника главы семьи осуществлялась на основе нормы, содержащейся в статье 3-й «Определение законного старшего сына» XIII-го закона. Этим занима-лось министерство гражданской администрации, но только в отношении знатных семей (первого–пятого рангов). «Для определения законного старшего сына лиц пятого и выше рангов следует подавать петицию в министерство гражданской ад-министрации. [Министерство], проверив истинное положение дел, должно докла-дывать Государственному совету. Если законный старший сын совершил преступ-ление [или] тяжело болен (под преступлением подразумевается пристрастие к вину, а также другие преступления, когда человек становится недееспособным в буду-щем; под тяжелой болезнью подразумевается неизлечимая болезнь) и поэтому не может наследовать, то надлежит уведомлять соответствующее управление. Прове-рив истинное положение дел, разрешать замену» [Тайхō-рё, XIII, ст.3]. В отличие от правовых обычаев древнеяпонского права, в раннесредневеко-вом праве Японии, когда наследование по закону стало регулироваться законода-тельно, регламентация изменилась – право на наследство, помимо старшего закон-ного сына, получили другие члены семьи наследодателя, были определены очерёд-ность наследования и разряды наследников, а также их наследственные доли. Из наследственной массы исключалось имущество, полученное от государст-ва во владение за службу и за заслуги: «…при этом наградные наделы и дворы пе-редавать только сыновьям и дочерям» [Тайхо-рё, VIII, ст. 23 “Раздел двора”]. В комментарии к этим законам – «Рё-но гигэ» («Истолкование [Тайхо]рё», 833 года) поясняется: «Порядок раздела имущества в данном случае не применяется. Мужчи-ны и женщины равны, т.е. им выделяется по равной доле». Таким образом, иму-щество, полученное во владение, не наследовалось, а передавалось также во владе-ние (но не в собственность) сыновьям и дочерям умершего лица равными долями. Кроме того, из наследственной массы изымалось личное имущество старшей жены: «На [личное] имущество старшей жены [яп. цума-но иэ – досл. “дом жены” – С.Д.] правила [раздела] [яп. бунгэн – досл. “границы раздела” – С.Д.] не распространя-ются» [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Раздел имущества наследодателя на наследственные доли между наследника-ми не производился в случае, если наследники оставались жить вместе и вели об-щее хозяйство. «В случае желания совместного владения собственностью и совме-стного проживания , …то эти правила не применять» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 «Раз-дел двора»]. В наследственную массу включалось следующее имущество. «При полном разделе по наследованию производить общий подсчёт рабов кэнин и нухи (на сэм-мин из этого же рода данное правило не распространяется), рисовых полей, приуса-дебных участков со строениями [и прочего] имущества» [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Далее определялись разряды наследников, очерёдность наследования и на-следственные доли. «…И установить нижеследующий порядок [раздела] [досл. “применить (такой) закон (др.-яп. нори, яп. хō)” – С.Д.]». Наследниками первой очереди были следующие три категории. [1] «Старшей матери , мачехе и старше-му сыну [досл. “старшему сыну от главной жены” – С.Д.] [выделять] каждому по две доли…» [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. В дополнении к статье было сказано: «К тёще применялось то же правило» [Рё-но гигэ]. [2] «Последующим сыновьям [яп. сёси – досл. “сыновьям от младших жён” – С.Д.] по одной до-ле…» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. [3] «…дочерям – половину… (на-ложницам [букв. “младшим жёнам”] – одинаково с долей дочерей) …» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 «Раздел двора»]. «Рё-но гигэ» добавляет: «Жена и наложница [млад-шая жена – С.Д.] получают свою долю в том случае, если у них нет сыновей». Та-ким образом, наследниками первой очереди (с разными наследственными долями) были: старшая мать, мачеха (и тёща), старший сын [они получали две доли]; ос-тальные сыновья [получали по одной доле]; дочери и младшие жёны [получали по-ловину доли]. Наследниками второй очереди были внуки (но не внучки) наследодателя. Ес-ли на момент открытия наследства сын или сыновья наследодателя умирали, то его (их) долю наследовали сыновья и усыновлённые умершего (то есть внуки наследо-дателя). «Если кто-либо из братьев–наследников умер, то долю [умершего] отца по-лучает [его] сын. (То же и приемный сын )» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. «Рё-но гигэ» замечает: «под детьми (ко) подразумеваются только сыновья [а не дочери – С.Д.]…». Далее поясняется, как сыновья умершего сына наследодателя (т.е. внуки) наследуют имущество: «…(1) сыновья старшего сына [законного наследни-ка]; они получают его долю, (2) а сыновья сына наложницы [младшей жены – С.Д.] получают его долю…» [Рё-но гигэ]. В случае если наследники первой очереди (сыновья) умерли все, к наследова-нию имущества призывались все внуки наследодателя, которые (в отличие от пре-дыдущего случая) получали равные доли наследства: «Если все братья [наследники наследодателя – С.Д.] умерли, то [их] сыновей наделять поровну» (досл. “равными долями”) [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. В «Рё-но гигэ», в качестве приме-ра, рассматривается такой случай: «Например, если у старшего брата один сын, а у младшего брата – десять сыновей, то всё имущество делить на одиннадцать час-тей» [Рё-но гигэ]. К наследникам второй очереди относились также тётки и сёстры умершего наследника первой очереди, которые получали половину доли сыновей наследода-теля. «Если в доме есть тётки и сёстры [наследника], то им выделять [яп. хэрасу – досл. “уменьшать в” – С.Д.] половину доли сыновей». Причем, даже если они на момент открытия наследства уже находились в браке, они всё равно имели право на наследство. «Если [они] уже вышли замуж, но имущество ещё не было разделено, то [им] всё равно [выделять]» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Если сыновей у умерших наследников не было, то наследниками третьей очереди становились вдовы–старшие жёны и младшие жёны умерших наследни-ков. «Если у вдовы брата [старшей жены – С.Д.] и наложниц [младших жён – С.Д.] нет потомков мужского пола, то долю [умерших на момент открытия наследства – С.Д.] мужей получать им самим. (Доля дочерей одинакова с вышеуказанной)» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Комментарий подтверждает эту норму: «Здесь говорится о том, что если в семьях жен и наложниц [младших жён – С.Д.] братьев [умерших наследников наследодателя – С.Д.] нет мужчин, то они сами по-лучают долю своих мужей» [Рё-но гигэ]. Далее сообщается: «Если все [мужнины] братья умерли, то доля каждой одинакова с долей сына. Она одинакова [в любом случае], есть сыновья или нет. (Имеются в виду вдовы, оставшиеся в доме своих мужей)» [Тайхō-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Исходя из содержания «Тайхо-рё», можно утверждать, что в раннесредневе-ковом праве Японии, наряду с наследованием по закону, появляется и наследование по завещанию. О существовании завещания может говорить следующая фраза из «Тайхо-рё»: «В случае… если были сделаны [соответствующие] прижизненные распоряжения и есть достаточные [тому] доказательства, то эти правила не приме-нять» (т.е. правила о разделе имущества при наследовании по закону) [Тайхо-рё, VIII, ст.23 “Раздел двора”]. Термин “прижизненные распоряжения” (яп. нити-сёбун) может свидетельствовать о наличии завещательных распоряжений, когда наследодатель выражал свою волю относительно своего имущества на случай своей смерти. В пользу этого говорит тот факт, что, если становилось известно о “при-жизненных распоряжениях”, правила раздела имущества при наследовании по за-кону не применялись. Исходя из вышеуказанной фразы, можно сделать вывод, что одновременное наследование по закону и наследование по завещанию не допускалось. Наследова-ние по закону происходило при отсутствии завещательных распоряжений. Причем закон никак не ограничивает завещательные распоряжения. Это означало, что на-следодатель мог распорядиться по завещанию всей наследственной массой. То, что касается формы завещания, то необходимость существования доказа-тельств прижизненных распоряжений может говорить о том, что завещание имело устную форму. Допустимость подназначения наследника (субституции) и наличие завещательных отказов (легатов и фидеикомиссов) в японских источниках не выяв-лены. Таким образом, в древнеяпонском праве существовало наследование по зако-ну. При этом вся наследственная масса переходила в собственность старшего сына от главной жены наследодателя. Остальные члены семьи наследство не получали, а оставались под властью нового домовладыки. В раннесредневековом праве Японии ситуация изменилась – наследственные права были законодательно признаны у других членов семьи (с разными наследственными долями), была определена очерёдность наследования и три разряда на-следников. Кроме того, возникает наследование по завещанию. Завещание имело, видимо, устную форму и объявлялось при жизни наследодателя. При этом ограни-чений завещательных распоряжений не было – наследодатель мог выразить свою волю на случай своей смерти относительно всей наследственной массы. При наличии завещания, наследование по закону не допускалось. См.: Ёрō-р¯ё, законы 1-й – 30-й 養老令 第一・第三十 // Цит. по: http://www.neonet.to/kojiki/ siryo /yourourei.txt; в переводе на современный японский язык см.: Ёрō-р¯ё, в 30-ти книгах 「養老令」全三十編 // Цит. по: http://www.sol.dti.ne.jp/~hiromi/kansei/yoro.html; Ёрō-р¯ё, в 30-ти книгах 「養老令」全三十編 // Цит. по: http://www.sol.dti.ne.jp/~hiromi/kansei/yorotxt.html. Подробнее см.: Суровень Д.А. Возникновение права и источники права древней Японии // Проблемы курса истории государства и права. Екатеринбург: Изд-во УрГЮА, 2004. С.198-226. 継嗣令 яп. кэйси-рё – Закон о наследовании. – Тайхō-р¯ё, законы 1-й – 30-й 大宝令 第一・第三十 // Тайхō-р¯ё (из се-рии «Кокуси-тайкэй» 国史大系) Токио, б.г. С.147; Свод законов “Тайхорё”. М.: Наука, 1985. Т.I. С.316 (далее: Свод законов…). 戶令 яп. ко-рё - Закон о дворах. – Тайхō-р¯ё. С.91; Свод законов… Т.I. С.314. 継嗣 яп. кэйси – наследование в знатных семьях. – Свод законов… Т.I. С.316; 継嗣 сокр. вм. 繼嗣 кит. цзùс`ы΄ – 1) продолжать; преемствовать… 3)… наследник, преемник. – Большой китайско-русский словарь. М.: Наука, 1983. Т.II. С.309 (далее: БКРС). Свод законов… Т.I. С.274, прим.2 к ст.2. Свод законов… Т.I. С.273-274, прим.2 к ст.2. 継子 яп. кэйси – наследник; в «Тайхо-рё» – старший сын. – Свод законов… Т.I. С.316. См.: Свод законов… Т.I. С.135. Свод законов… Т.I. С.273, прим.1 к ст.2. Свод законов… Т.I. С.135; 「凡 三位以上 継嗣 者、皆 嫡 相承。」 – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 4; где 嫡 яп. тяку, кит. дú – сущ. 1) главная жена, старшая (законная жена); от главной жены; законный… 3) сын главной жены; наследник, преемник... – БКРС. Т.III. С.266; см.: Японско-русский учебный словарь иероглифов. М.: Русск. яз., 1977. С.174 (да-лее: ЯРУСИ). Свод законов… Т.I. С.273-274, прим.2 к ст.2. Свод законов… Т.I. С.274, прим.2 к ст.2. 嫡子 яп. тякуси – старший сын от первой жены; законный наследник. – Свод законов… Т.I. С.356; 嫡子 кит. дú-цзˇы – [старший] сын главной жены; наследник, преемник. – БКРС. Т.III. С.266. 嫡孫 яп. тякусон, кит. дú-сˉунь – внук по прямой линии (от сына главной жены)… – БКРС. Т.III. С.267. 庶子 яп. сёси, кит. шў-цзˇы – 1) сын младшей (второстепенной) жены… – БКРС. Т.IV. С.924. 庶孫 яп. сёсон – внук сына младшей (второстепенной) жены. – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 6. 庶人 яп. сёнин – простой народ, простолюдины; здесь в значении – “безранговые лица”. – Свод законов… Т.I. С.274, прим.3 к ст.2; С.336. 氏宗 яп. сисō – глава рода. – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 7. Свод законов… Т.I. С.135-136; 「若 無㆑嫡子、及 有㆑罪疾者、立㆑嫡孫。無㆑嫡孫、以次 立㆑嫡子ノ同母弟。無㆑母弟、立㆑庶子。無㆑庶子、立㆑嫡孫ノ同母弟。無㆑母弟、立㆑庶孫。四位以下、唯立㆑嫡子。〈謂、庶人以上〉。其八位以上嫡子、未叙身亡。及 有㆑罪疾者、更聴立替。其氏宗者、聴勅。」 – Тайхō-р¯ё. С.147, строки 4-8. Свод законов… Т.I. С.274, прим.3. Свод законов… Т.I. С.136; 「凡 定㆑五位以上嫡子者、陳㆑牒 治部。験㆑実、申㆑官。其嫡子 有㆑罪疾 〈罪、謂㆑荒耽 於 酒、及 余罪戻、将来不任器用者。疾、謂㆑癈疾。〉不任承重者、申牒所司。験㆑実、聴更立。」 – Тайхō-р¯ё. С.147, строка 9 – С.148, строка 1. 「〈其功田功封、唯入㆑男女。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 2. Свод законов... Т.I. С.7. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.1 к ст.23. 妻家 яп. цума-но иэ – досл. “дом жены”. – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. 分限 яп. бунгэн – досл. “границы раздела”. – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 4. Свод законов… Т.I. С.82; 「妻家 所得、不在㆑分限。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 3-4. 同財 яп. дōдзай – досл. “совместное имущество”. 共居 яп. томо-ни иру / к¯ёкё, кит. гỳн-цз¯юй – вместе жить… жить одним домом; совместное проживание. – БКРС. Т.IV. С.630. Свод законов… Т.I. С.83; 「若欲㆑同財 共居… || 不用㆑此令。」 – Тайхō-р¯ё. С.99, строки 1-2. 「凡 応分 者、家人、奴婢、〈氏賤、不在㆑此限。〉、田宅、資財… 摠㆑|| 計…」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 2-3. 「作㆑法」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. 嫡母 яп. тякубо – старшая (законная) мать; первая жена отца. – Свод законов… Т.I. С.356; 嫡母 кит. дúмў΄ – глав-ная жена отца, законная (но не родная) мать (для детей второстепенных жён отца); матушка (в обращении детей второстепенных жён к главной жене отца). – БКРС. Т.III. С.266. 継母 яп. мамахаха – мачеха. – Японско-русский словарь. М.: Русск. яз., 1984. С.350 (далее: ЯРС). 嫡子 яп. тякуси – старший сын от первой жены; законный наследник. – Свод законов… Т.I. С.356; 嫡子 кит. дú-цзˇы – [старший] сын главной жены; наследник, преемник. – БКРС. Т.III. С.266. Свод законов… Т.I. С.82; 「嫡母、継母、及 嫡子、各 二分。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим. 2 к ст.23. 庶子 яп. сёси, кит. шў-цзˇы – 1) сын младшей (второстепенной) жены… – БКРС. Т.IV. С.924. Свод законов… Т.I. С.82; 「庶子 一分。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. 妾 яп. мэкакэ – содержанка, наложница. – ЯРУСИ. С.171; 妾 кит. цè – сущ. 1) младшая (второстепенная) жена; наложница… содержанка… – БКРС. Т.IV. С.1014. 「〈妾 同 女子之分。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 3. Свод законов… Т.I. С.82. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.3 к ст.23. 養子 яп. ёси – приёмный сын. – приёмный ребёнок… – ЯРС. С.647. Свод законов… Т.I. С.82; 「兄弟 亡者、子 承㆑父分。〈養子 亦 同〉。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 4-5. 子 яп. ко – дети, ребёнок. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.3 к ст.23. Свод законов… Т.I. С.82; 「兄弟 倶 亡。則 諸子 均分。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 6. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.4 к ст.23. 減 яп. хэрасу – уменьшать, сокращать, снижать. – ЯРУСИ. С.361. Свод законов… Т.I. С.82-83; 「其姑姉妹 在㆑室者、各 減㆑男子之半。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 6. Свод законов… Т.I. С.83; 「〈雖已 出嫁。未経分㆑財者、亦同。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 7. Свод законов… Т.I. С.83; 「寡妻妾 無㆑男者、承夫分。〈女 分㆑同上〉。」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строка 7. Цит. по: Свод законов… Т.I. С.241, прим.5 к ст.23. Свод законов… Т.I. С.83; 「若夫兄弟 皆亡、各 同一子之分、有㆑男 無㆑男等。〈謂、在㆑夫家守志者。〉」 – Тайхō-р¯ё. С.98, строки 8-9. Свод законов… Т.I. С.83; 「若… 亡人 存㆑日処分。証拠灼然者、|| 不用㆑此令。」 – Тайхō-р¯ё. С.99, строки 1-2. В пе-реводе на современный японский язык это выглядит так: 「死亡者の生存中に処分して」 досл. “умерший человек при жизни распорядился”. – Ёрō-р¯ё, в 30-ти книгах 「養老令」全三十編 // Цит. по: http://www.sol.dti.ne.jp/ ~hiromi/kansei/yoro08.txt. 日処分 яп. нити-сёбун – досл. “как-то (в прошлом) распорядиться”; где 日 яп. нити, кит. жù – сущ. а) …3) день… 4) дата, число; 5) время, срок… б)… 3)* как-то (в прошлом); некогда; когда-то… – БКРС. Т.II. С.549; 処分 сокр. вм. 處分 яп. сёбун, кит. чў΄ф`эн(фºэн) – 1) распоряжаться… – БКРС. Т.IV. С.29.
46.
Легенды и мифы чувашского народа (публикация автора на scipeople)
Творчество юных - Седова Маргарита
- Стихи.ру - Национальный сервер , 2010
Мифы, предания, сказания – это прекрасный способ передать потомкам менталитет народа. Это своеобразный коллективный опыт предков, передающийся от поколения к поколению. Богатая и своеобразная мифология дошла до нашего времени, объясняя даже такой сложный момент, как миграционную теорию происхождения чувашского народа. Горы Арамази – не что иное, а горы Северного Кавказа. Прикованный к скале богатырь Улып своей судьбой напоминает греческую судьбу Прометея. Но если вспомнить, что первой столицей Великой Болгарии V-VII вв., далекой прародины чувашского народа, был греческий полис Фанагория на Таманском полуострове, становится многое понятно. Изучая мифы и легенды, ребята учатся определять образ мысли народа, который отражает обычаи и традиционное поведение в жизненных различных ситуациях. Имея перед собой примеры из жизни мифологических героев, очень легко проанализировать сегодняшнее время и понять – в чем образ мышления народа изменился, а в чем остался неизменным.
Маргарита Седова
Мифы, предания, сказания – это прекрасный способ передать потомкам менталитет народа. Это своеобразный коллективный опыт предков, передающийся от поколения к поколению. Богатая и своеобразная мифология дошла до нашего времени, объясняя даже такой сложный момент, как миграционную теорию происхождения чувашского народа. Горы Арамази – не что иное, а горы Северного Кавказа. Прикованный к скале богатырь Улып своей судьбой напоминает греческую судьбу Прометея. Но если вспомнить, что первой столицей Великой Болгарии V-VII вв., далекой прародины чувашского народа, был греческий полис Фанагория на Таманском полуострове, становится многое понятно. Изучая мифы и легенды, ребята учатся определять образ мысли народа, который отражает обычаи и традиционное поведение в жизненных различных ситуациях. Имея перед собой примеры из жизни мифологических героев, очень легко проанализировать сегодняшнее время и понять – в чем образ мышления народа изменился, а в чем остался неизменным.
Маргарита Седова
Ермолаев Саша Жил Чемень – воин народа. Умер Чемень – защитник народа. Сказал перед смертью Чемень: «Позовите меня во время войны, буду вам помогать в тяжелые дни» Вот весна прошла, наступила другая. Потревожили дух его! Толку не зная. В день погожий гуляли девчата с парнями и позвали: «Чемень! Нам война угрожает!» Вышел он в ясный день: «Нет войны» - рассердился Чемень. Мор наслал на детей, город стал разрушать. С той поры, чтобы дух его грозный унять, Старики на курганы приносят еду, чтобы помнили внуки про эту беду. Хайруллова Гуля Мост Азамата Чувашская легенда о радуге дана. Когда-то Азамат сковал ее. Тогда, Когда потоп обрушился на земли и затопил луга и города. Улып, его жена, его овец стада пришли на этот мост тогда. В сердцах живет чувашская легенда. Мы помним, как всегда после дождя Видна спасительница-радуга из света. По ней идут Улып с женой, его стада. Никольская Евгения Мост Азамата Пас Улып свои стада, но стала заливать луга вода… Шел дождь, бушевала гроза. Как плохо было Улыпу. Тогда Азамат построил мост до небес – и помог Улыпу спасти овец. Этот мост – радуга, цветная яркая дуга! Степанова Диана В цветочном Арамази жил пастух-великан. Он пас свои стада на заливных лугах. Шел сильный дождь в цветочном Арамази. Погибло множество овец, Улып старался их спасти. Просил он помощи у Азамата. Был скован мост ради спасенья брата. Он вывел всех из наводненья В цветочном Арамази, со дня сотворенья. Алексеева Христина Послал на землю Бог суровые дожди. И с гор потоком потекла вода. Забеспокоился Улып: свои стада Торопится быстрей от вод спасти. На помощь другу Азамат сковал чудесный мост И перегнал стада овец через пространство звезд. Викторов Алексей Сильный поток идет на Улыпа. Улып не знает, что делать ему. Не может три дня спасти свое стадо, пошел он к Азамату, другу своему. Кузнец смастерил мост проворно: семицветный, прозрачный, узорный. Улып перегнал по мосту свое стадо. И был благодарен Улып Азамату. Тараканов Дима На поле пас свои стада Улып высокий, но потекли на Землю вод потоки. Забегал, закружился великан - Три дня, три ночи он трудился. Дольше срока работа не кончалась, вот морока! Тогда помог Улыпу Азамат. Сковал он для соседа разноцветный мост. Повел свои стада Улып по радуге до звезд. Тихонина Вита Улып был пастухом-богатырем, на поле пас свои стада. Но грянул гром, С небес потоки потекли. Улып старался все овец спасти. А дождь все лил и лил, внушая новые тревоги. И все же, на последнем вздохе, Через сплошные тучи и туманы луч Солнца неожиданно проглянул. И этот луч был так велик, как Азамата мост. Улып Вдруг понял, что имеется возможность по радуге в мгновенье убежать от всех невзгод, Что будет признан лучшим из спасений в веках тот день и год. Гурьева Марина Улып-богатырь пас свои стада. Но кто-то разгневался из богов. И тогда Грянула гроза, потекла вода. Пришла в дом к Улыпу большая беда. Улып не знал, как стадо спасти. И он у Азамата помощи просил. Кузнец смастерил мост. И мост был этот не прост. Все семь цветов радуги в нем. Друзья спасали стадо вдвоем. Мост этот чуваши радугой называют и Азамата в легенде всегда вспоминают. Тимофеев Дима Вернулся Улып на землю свою. И тут увидел большую беду. Красавицу спас от напасти эшкеров, а она указала путь до пещеры. Спас Улып пленниц-девушек всех, тем заслужив у булгар успех. Семенова Лена Легенду расскажу вам, читала в книжке я. Девчонка молодая у мачехи жила. Ее и не любил никто, работать заставляли, а мачеха давно уже убить ее мечтала. И вот однажды ночью бедняжку позвала, чтоб ведра, полные воды скорей та принесла. И девушка прекрасная к колодцу наклонилась, а ведьмы, всех ужаснее на деву навалились… Взглянув на небо ночью, увидите, Луна с коромыслом девушку взяла к себе – спасла. Колпаков Артур В незапамятные времена злая-презлая колдунья жила… Падчерица у колдуньи была. Колдунья хотела, чтоб та умерла. Однажды в полночь глухую Примчалась колдунья На мялке железной. Известно: Спящую девушку в ночь разбудила, чтоб та за водой к колодцу сходила. Ночь была ясной. Светила Луна. Черпая воду, оглянулась – тьма! А потом появились старухи–колдуньи. Лгуньи. Девушку пугали, проходу не давали. Оглянулась она: кругом ни души, Луна одинешенька в небе. В глуши Взмолилась: «К себе, Луна забери!» С тех пор на Луне и живет до зари. Трофимова Оля Злая мачеха колдуньею была. За водой на речку дочку прогнала. Тогда взмолилась девочка: «Луна, возьми к себе!» С тех пор живет девчонка с коромыслом на Луне! Сергеев Олег Вот с неба дождь полил струей, и все на свете затопило. Три ночи и три долгих дня Улып спасал свои стада. Сквозило. Но с неба видел Азамат, как тяжко другу. И тогда Решил он величавый мост построить. Улып спасен, и овцы спасены! Под радугой чуваши рождены, чтобы о дружбе вечно помнить! Дементьев Николай Чемень – богатырь на белом коне. Охранял он земли родные. Но глупые дети позвали его, от вечного сна пробудили. Чемень рассердился. Настала напасть – перестали дети родиться. Тогда старики дали жертву Чеменю, чтобы мор больше не повторился. Иванов Анатолий Вот легенды лежат на столе о горе Чабырлы, о девушке на Луне. Я эти легенды в руки возьму,полистаю страницы, читать начну. Уверен я в том, что в книге легенд написано много фантазий. Но герои избавят весь мир от бед, твой внутренний мир станет ясен. Я вспомнил легенду про мост Азамата. Он был изготовлен совсем не из злата – Этот мост был из радуги светлой, по ней Улып спасал овец. Улып – чуваш-богатырь известный. И овцы прозвали его «молодец». Чемень – огромный воин на коне. Он помогал всем людям на земле, А перед смертью наказал позвать в беде, если придет напасть. Но глупые дети не знали того, позвали Чеменя одним вечерком. И вышел Чемень, не почувствовав зла, глупцов завалил – появилась гора. Семенова Наташа На свете белом Улып жил. Захотелось ему отдохнуть. Не мог отдохнуть и утопил тех людей, что мешали ему уснуть. Других засыпал горой-землей, деревья от обиды рвал. А смысл в легенде вот какой: «Не буди человека, если он спал!» Чемень В древности жил богатырь один, много он видел ратных картин. Никто не сравнится с силой его. Охранял он Родину от врагов. Его слава о силе слышна везде. Вот однажды, в доспехах, на белом коне Перед смертью Чемень всех собрал, рассказав, где его хоронить, как в нужде его звать. Умер. Родичи сделали все, как велел он. Но легенды рассказ как завет сохранен. Без нужды был он вызван однажды весной – молодыми парнями хороводной порой. «Чемень! Чемень!» - закричали с кургана. Появился Чемень и понял, что рано! С тех пор напал мор на чувашских детей. А все из-за детских и глупых затей. Старики отгадали, что это Чемень, потревоженный зря, вне военного времени… Пришли на курган, закололи быка, и мор перестал всех косить на века. Каждый год приносят жертву с тех пор, чтобы помнить завет тех далеких времен. Иванова Анна Легенда о возникновении хлебопашества Давным-давно когда-то жил Бог – великий Тора. Он повелел всем людям друг другу помогать. Сам помогал им часто – давал им пищи горы. Чтоб были во Вселенной покой и благодать. Людей было всего-то: Велюк и Якиш – братья, Что вовсе не похожи на братьев. Было так: Якиш был злой, жестокий – волков душил в объятьях Велюк был очень добрый, был ласков, как дитя. Возился младший с медом. Душила зависть брата, Что много было меду. Решил Якиш узнать, И выведать у брата, где держит тот колоду. Прокрался ночью к меду и поступил, как тать. Тут Тора рассердился, и Якиш сразу умер. С ним умерли все пчелы, Велюк стал горевать. Пчел в землю закопал он. Тогда случилось чудо: Заколосились жала – рожь стала поспевать.
Ермолаев Саша Жил Чемень – воин народа. Умер Чемень – защитник народа. Сказал перед смертью Чемень: «Позовите меня во время войны, буду вам помогать в тяжелые дни» Вот весна прошла, наступила другая. Потревожили дух его! Толку не зная. В день погожий гуляли девчата с парнями и позвали: «Чемень! Нам война угрожает!» Вышел он в ясный день: «Нет войны» - рассердился Чемень. Мор наслал на детей, город стал разрушать. С той поры, чтобы дух его грозный унять, Старики на курганы приносят еду, чтобы помнили внуки про эту беду. Хайруллова Гуля Мост Азамата Чувашская легенда о радуге дана. Когда-то Азамат сковал ее. Тогда, Когда потоп обрушился на земли и затопил луга и города. Улып, его жена, его овец стада пришли на этот мост тогда. В сердцах живет чувашская легенда. Мы помним, как всегда после дождя Видна спасительница-радуга из света. По ней идут Улып с женой, его стада. Никольская Евгения Мост Азамата Пас Улып свои стада, но стала заливать луга вода… Шел дождь, бушевала гроза. Как плохо было Улыпу. Тогда Азамат построил мост до небес – и помог Улыпу спасти овец. Этот мост – радуга, цветная яркая дуга! Степанова Диана В цветочном Арамази жил пастух-великан. Он пас свои стада на заливных лугах. Шел сильный дождь в цветочном Арамази. Погибло множество овец, Улып старался их спасти. Просил он помощи у Азамата. Был скован мост ради спасенья брата. Он вывел всех из наводненья В цветочном Арамази, со дня сотворенья. Алексеева Христина Послал на землю Бог суровые дожди. И с гор потоком потекла вода. Забеспокоился Улып: свои стада Торопится быстрей от вод спасти. На помощь другу Азамат сковал чудесный мост И перегнал стада овец через пространство звезд. Викторов Алексей Сильный поток идет на Улыпа. Улып не знает, что делать ему. Не может три дня спасти свое стадо, пошел он к Азамату, другу своему. Кузнец смастерил мост проворно: семицветный, прозрачный, узорный. Улып перегнал по мосту свое стадо. И был благодарен Улып Азамату. Тараканов Дима На поле пас свои стада Улып высокий, но потекли на Землю вод потоки. Забегал, закружился великан - Три дня, три ночи он трудился. Дольше срока работа не кончалась, вот морока! Тогда помог Улыпу Азамат. Сковал он для соседа разноцветный мост. Повел свои стада Улып по радуге до звезд. Тихонина Вита Улып был пастухом-богатырем, на поле пас свои стада. Но грянул гром, С небес потоки потекли. Улып старался все овец спасти. А дождь все лил и лил, внушая новые тревоги. И все же, на последнем вздохе, Через сплошные тучи и туманы луч Солнца неожиданно проглянул. И этот луч был так велик, как Азамата мост. Улып Вдруг понял, что имеется возможность по радуге в мгновенье убежать от всех невзгод, Что будет признан лучшим из спасений в веках тот день и год. Гурьева Марина Улып-богатырь пас свои стада. Но кто-то разгневался из богов. И тогда Грянула гроза, потекла вода. Пришла в дом к Улыпу большая беда. Улып не знал, как стадо спасти. И он у Азамата помощи просил. Кузнец смастерил мост. И мост был этот не прост. Все семь цветов радуги в нем. Друзья спасали стадо вдвоем. Мост этот чуваши радугой называют и Азамата в легенде всегда вспоминают. Тимофеев Дима Вернулся Улып на землю свою. И тут увидел большую беду. Красавицу спас от напасти эшкеров, а она указала путь до пещеры. Спас Улып пленниц-девушек всех, тем заслужив у булгар успех. Семенова Лена Легенду расскажу вам, читала в книжке я. Девчонка молодая у мачехи жила. Ее и не любил никто, работать заставляли, а мачеха давно уже убить ее мечтала. И вот однажды ночью бедняжку позвала, чтоб ведра, полные воды скорей та принесла. И девушка прекрасная к колодцу наклонилась, а ведьмы, всех ужаснее на деву навалились… Взглянув на небо ночью, увидите, Луна с коромыслом девушку взяла к себе – спасла. Колпаков Артур В незапамятные времена злая-презлая колдунья жила… Падчерица у колдуньи была. Колдунья хотела, чтоб та умерла. Однажды в полночь глухую Примчалась колдунья На мялке железной. Известно: Спящую девушку в ночь разбудила, чтоб та за водой к колодцу сходила. Ночь была ясной. Светила Луна. Черпая воду, оглянулась – тьма! А потом появились старухи–колдуньи. Лгуньи. Девушку пугали, проходу не давали. Оглянулась она: кругом ни души, Луна одинешенька в небе. В глуши Взмолилась: «К себе, Луна забери!» С тех пор на Луне и живет до зари. Трофимова Оля Злая мачеха колдуньею была. За водой на речку дочку прогнала. Тогда взмолилась девочка: «Луна, возьми к себе!» С тех пор живет девчонка с коромыслом на Луне! Сергеев Олег Вот с неба дождь полил струей, и все на свете затопило. Три ночи и три долгих дня Улып спасал свои стада. Сквозило. Но с неба видел Азамат, как тяжко другу. И тогда Решил он величавый мост построить. Улып спасен, и овцы спасены! Под радугой чуваши рождены, чтобы о дружбе вечно помнить! Дементьев Николай Чемень – богатырь на белом коне. Охранял он земли родные. Но глупые дети позвали его, от вечного сна пробудили. Чемень рассердился. Настала напасть – перестали дети родиться. Тогда старики дали жертву Чеменю, чтобы мор больше не повторился. Иванов Анатолий Вот легенды лежат на столе о горе Чабырлы, о девушке на Луне. Я эти легенды в руки возьму,полистаю страницы, читать начну. Уверен я в том, что в книге легенд написано много фантазий. Но герои избавят весь мир от бед, твой внутренний мир станет ясен. Я вспомнил легенду про мост Азамата. Он был изготовлен совсем не из злата – Этот мост был из радуги светлой, по ней Улып спасал овец. Улып – чуваш-богатырь известный. И овцы прозвали его «молодец». Чемень – огромный воин на коне. Он помогал всем людям на земле, А перед смертью наказал позвать в беде, если придет напасть. Но глупые дети не знали того, позвали Чеменя одним вечерком. И вышел Чемень, не почувствовав зла, глупцов завалил – появилась гора. Семенова Наташа На свете белом Улып жил. Захотелось ему отдохнуть. Не мог отдохнуть и утопил тех людей, что мешали ему уснуть. Других засыпал горой-землей, деревья от обиды рвал. А смысл в легенде вот какой: «Не буди человека, если он спал!» Чемень В древности жил богатырь один, много он видел ратных картин. Никто не сравнится с силой его. Охранял он Родину от врагов. Его слава о силе слышна везде. Вот однажды, в доспехах, на белом коне Перед смертью Чемень всех собрал, рассказав, где его хоронить, как в нужде его звать. Умер. Родичи сделали все, как велел он. Но легенды рассказ как завет сохранен. Без нужды был он вызван однажды весной – молодыми парнями хороводной порой. «Чемень! Чемень!» - закричали с кургана. Появился Чемень и понял, что рано! С тех пор напал мор на чувашских детей. А все из-за детских и глупых затей. Старики отгадали, что это Чемень, потревоженный зря, вне военного времени… Пришли на курган, закололи быка, и мор перестал всех косить на века. Каждый год приносят жертву с тех пор, чтобы помнить завет тех далеких времен. Иванова Анна Легенда о возникновении хлебопашества Давным-давно когда-то жил Бог – великий Тора. Он повелел всем людям друг другу помогать. Сам помогал им часто – давал им пищи горы. Чтоб были во Вселенной покой и благодать. Людей было всего-то: Велюк и Якиш – братья, Что вовсе не похожи на братьев. Было так: Якиш был злой, жестокий – волков душил в объятьях Велюк был очень добрый, был ласков, как дитя. Возился младший с медом. Душила зависть брата, Что много было меду. Решил Якиш узнать, И выведать у брата, где держит тот колоду. Прокрался ночью к меду и поступил, как тать. Тут Тора рассердился, и Якиш сразу умер. С ним умерли все пчелы, Велюк стал горевать. Пчел в землю закопал он. Тогда случилось чудо: Заколосились жала – рожь стала поспевать.
47.
Алмаз и брильянт (публикация автора на scipeople)
А.А. Сигачёв
- Лит.-худодественный журнал "Ветрило Аристофана" , 2011
Литературно-художественная повесть о поиске Истины.
Литературно-художественная повесть о поиске Истины.
АЛМАЗ И БРИЛЬЯНТ I. АРХИТЕКТОРЫ РУССКОЙ ТРАГЕДИИ - Hello, Sir Alan, it seems that the estate of the Russian Baltic Sea itself up to the Sakhalin itself gives us a hand! .. I tell you beforehand that if I say that your starter, entitled "Plan of Dulles, had not yet risen to the proper level, then you tell me no longer friend, but I'm not your friend and brother ... Give, in which case my dolls, take their masks, and butterflies on the neck, because I do not play with you in the theater of the absurd in Russia ... Come, sir, location was convenient to moiem luxurious armchair, wide, with an American chic and tell me, tell me, tell me ... I love to listen to your passions unbridled , an amazing imagination, which then, most inexplicably become true story!.. Такими словами, от души смеясь, встретил весной 1954 года президент США Эйзенхауэр в своих апартаментах в Белом доме в Вашингтоне директора ЦРУ Алена Даллеса. - If possible, I would like to keep one very important condition, sir, let's talk about Russian Russian words because English words into the American way, bad pass Russian flavor. Russia does not mind to comprehend, especially when thinking about it in English... Отвечал, сдержанно улыбаясь Ален Даллес, непринуждённо усаживаясь в широком, роскошном кресле несколько наискось, эффектно заложив нога на ногу, несколько раз постучав по своему колену ладонью, как бы настраиваясь на нужный лад в предстоящем важном диалоге. - Я готов поддержать тебя в нашей беседе, излагаясь по-русски, тем более что мне необходимо, хоть немного подточить мою русскую речь, слишком она у меня шероховата, - ответил Эйзенхауэр, - давай будем говорить сегодня только по-русски. У меня имеется неплохая русская водка, так уж мы скрасим нашу беседу любимым огненным напитком русских… С этими словами Дуайт Девид достал из бара бутылку русской водки, разлил в маленькие рюмочки, чокнулись… - Предлагаю выпить за наши успехи на невидимом русском фронте, - предложил президент. - Согласен с Вашим тостом, сэр, но хочу добавить: пусть на невидимом русском фронте, успехи будут видимы более чем… Собеседники отведали по глотку из своих рюмок русской водки, не закусывая и не сморщившись, показываю друг другу, что они настоящие джентльмены… - Мой проект по скрытой войне на уничтожение русского народа, на бескровный захват их огромных территорий и неисчерпаемых природных ресурсов, успешно проходит точку невозвращения, - сообщил Ален Даллес, расплываясь в широкой американской улыбке, полностью обнажив все свои зубы… - И что же? Неужели они всё ещё не догадываются об этом? – спросил не без искреннего удивления Эйзенхауэр, - с каким-то необычным любопытством разглядывая, Алена Даллеса… - Видите ли, господин президент, после ухода Сталина, у меня начинает возрастать обаяние к царству Серпа и Молота… Чувствую, что наступает наш звёздный час. Пора взнуздать Россию … - Думаешь, что от этого одного человека так много зависело в этой странной стране? - Сталин был не просто вождём, но олицетворением всех ветвей власти в СССР. Посудите сами, господин президент: в 1946 году, когда Индия, этот самый лучший из алмазов в Британской короне, вдруг выпала из неё, обретая свою независимость, то Сталин был первым, кто осмелился признать независимость Индии, несмотря на то, что СССР была очень ослаблена в войне с нацистской Германией. И представьте себе, накануне церемонии аккредитации, из Советского МИДа сообщили будущему первому Чрезвычайному и Полномочному послу Индии в СССР, женщине В. Л. Пандит, о том, что в верительную грамоту, составленную в Дели «вкралась ошибка». Пандит была потрясена, что Советская сторона обнаружила ошибку в столь важном документе, изложенном на хинди… Вы понимаете, господин Президент?.. - Да, знаете ли, это впечатляет… - Так вот за тот короткий период, пока не стало Сталина, в СССР очень многое изменилось. Нам самое время прибрать к рукам брильянт Серпа и Молота… Это будет весьма хорошим украшением короны Великой Америки. Мы должны, как следует позаботиться о том, чтобы брильянт этот не выпал из нашей короны, как это произошло с прекрасным алмазом в Британской короне. - Что же вы конкретно мыслите предпринять по скрытой войне на уничтожение русского народа и бескровный захват их огромных территорий с неисчерпаемыми природными богатствами, да ещё и так, чтобы они не догадывались об этом? - Тем, кто будет догадываться об этом, мы должны научиться ловко, закрывать рты. Пока ещё многие обитатели этой странной страны наивно считают эту нашу доктрину фальшивкой. Прошло уже шесть лет, с тех пор, как был 18 августа 1948 года запушен в работу наш проект по уничтожению русских до сухого остатка в качестве рабов - не более 15 миллионов человек. Но им, как видно, и горя мало… Пусть русский мужик работает до полусмерти и пьёт до смерти!.. - Но всё же, мне думается, нам не стоит недооценивать русского мужика… - Господин президент, взяли мы Америку у индейцев, споив их огненной водой, возьмём и Россию, - опыта в этом деле нам не занимать. Думаю, что это теперь дело времени. Доктрина нового мирового порядка в наших руках, мы и только мы, будем вершить судьбами мира… Тем более что вот уже почти год минул, с тех пор как не стало джентльмена Сталина, нам теперь в священной борьбе с СССР все карты в руки… - Так что же всё-таки случились с джентльменом Сталиным? Ведь не прошло и десяти лет с Ялтинской конференции, где он выглядел орлом, и вдруг… Эйзенхауэр, молча, поднял обе руки кверху, как бы показывая, что Сталин вознёсся к небесам. - История со смертью Сталина держится в строжайшем секрете, но кое-что мне стало доподлинно известно… - Прошу рассказать в возможной полноте об этой загадочной истории; мне это крайне интересно знать… - В послевоенные годы, - начал было вести свой рассказ Ален Даллес, но на минуту задумался, собираясь с мыслями… - В последние годы, - продолжил Даллес, - у Сталина обострилась болезнь подозрительности, в результате чего страна пережила новый виток репрессий. И если бы не его неожиданная, загадочная смерть, многим бы из Сталинского кремлёвского окружения жизнь не показалась бы малиной. Вот уже и над Молотовым и другими «Сталинскими соратниками по репрессиям» висел Дамоклов меч. В России об этой истории с его кончиной, пошла молва, как легенда: «Как мыши кота хоронили». «Вечером четвёртого марта 1953 года Сталин был здоров и весел. К себе на подмосковную дачу уехал в хорошем настроении. В обычное для него время лёг спать, а утром из спальни не выходит. Надо сказать, что он всячески старался подчёркивать свою пунктуальность, и подобных задержек в последнее время за ним не замечалось. Бывшие при нём на даче сотрудники взволновались, - время к полудню, а за дверью у Сталина ни малейшего шума. Дверь заперта изнутри стальной задвижкой, - Сталин не доверял свою жизнь никаким замкам. Открыть дверь было невозможно, а постучать - никто не осмеливался. Позвонили в кремль Маленкову, и тот созвал всех членов ЦК КПСС, и они всем кагалом явились к Сталину на дачу. По очереди, на цыпочках все подходили к двери и прикладывали ухо... Ни малейшего звука и шороха не было слышно за дверью. Совещались шёпотом долго и упорно, но никакого решения не принимали. Так прошло несколько мучительных часов для ответственных соратников ЦК КПСС. Вдруг, за дверью что-то сильно грохнулось... Ясно, это, конечно, товарищ Сталин свалился с высокой кровати, и дальше снова тишина, не было слышно никаких звуков. Наконец, было принято коллегиальное решение: надо взламывать дверь. Позвали, соответствующих специалистов. Они взломали дверь и увидели, что Сталин лежит на полу, на ковре в неловкой позе вверх лицом, с закрытыми глазами и тяжело дышал. Врач, ощупал Сталина, проверил пульс и сказал с большим прискорбием в голосе: «Очень тяжёлый случай...», при этом он широко развёл руками и опустил их, молча, покачал головой, слово говорил: «Конец, мол, никакой нет надежды на спасение нашего дорогого вождя мирового пролетариата...» Тут, к лежачему на ковре Сталину, словно коршун подлетел Берия. Во всём его облике было начертано, что настал его звёздный час. Окинув всех собравшихся высокопоставленных членов ЦК КПСС победным взглядом, он громко провозгласил: «Пал тиран, сдох!» От этих громких слов Сталин очнулся. Он открыл свой левый глаз, на мгновение задержал свой зоркий, обвинительный взгляд на Берии, затем оглядел всех обступивших своих соратников и вновь вернулся взглядом к Берии. Взгляд Сталина был вполне нормальный, осмысленный, разоблачающий. Каждый из присутствующих для себя решил, что это всем им наступил конец. Ведь Берию никто не одёрнул за его подлые слова... Берия упал перед Сталиным на колени и заплакал навзрыд: «Дорогой товарищ Сталин, прости ты меня, дурака, пожалей...» Молотов оттащил Берию от Сталина за шиворот в сторону. Сталин закрыл глаза и больше уже не проявлял никаких признаков жизни...» - Да-а-а, - тихо произнёс Эйзенхауэр, - много всякого разного бывает на матушке Руси… - Немало, немало, - прибавил в тон Ален Даллес, - и то ли ещё будет?.. - Что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно об СССР. Поговорим о делах не менее важных для нас с тобой … - Ален Даллес переменил позу, весь словно встрепенулся, зная по личному опыту, что такое начало президента обещает нечто неординарное и очень важное. Даллес даже несколько наклонился, чтобы приблизится к Эйзенхауэру, хоть и хорошо понимал, что для американца нерушим принцип сохранения необходимой дистанции для собеседников. - Поговорим об очень важных для нас делах, - повторил президент после небольшой паузы. – Важных и абсолютно секретных, - добавил он, заметно понизив голос… - Я случаю Вас очень внимательно, господин президент… - За время твоего достаточно длительного отсутствия по делам службу, у нас совершилось нечто необычное. Реально появилась уникальная возможность, буквально перевернуть мир. Мы теперь способны претворить в жизнь фантастическую идею: реально сделать Америку Великой Владычицей Мира… (Эйзенхауэр снова на минуту задумался.) - До вас, господин президент, ещё никому и никогда не удавалось претворить этот замысел в жизнь… - А для нас это стало реальностью. Слушай внимательно, сейчас я скажу тебе нечто очень, очень важное… Мне удалось этой весной 1954 года вступить в договорные отношения с внеземной цивилизацией пришельцев с планеты Бетельгейзе (из созвездия Орион)… Ален Даллес очень внимательно посмотрел на Эйзенхауэра, но ничем не выдал своего удивления, будто речь шла о чём-то вполне обычном. Но президент уловил его проницательный взгляд и улыбнулся, словно смягчая психологическую реакцию своего слушателя… - Они прибыли к нам на больших летательных аппаратах, которые наши астрономы поначалу восприняли за астероиды. Наши гости из космоса «братья по разуму» высадились на нашей военно-воздушной базе Холломан, а чуть позже – на базе Эдварда. Я не стану сейчас вдаваться в подробности, скажу только, что согласно нашему с ними договору, мы получили новые, столь передовые технологии, что это позволит нам бескровно завладеть миром, избавиться от лишних людей Земли. - Пришельцы приземлились на базах ВВС – Холломан и Эдварда и не произошло с ними никаких эксцессов, словно они приземлились у себя на родине?.. - Как же так, чтобы не быть эксцессов? Были и ещё какие. Хлопот с ними было немало. Инопланетяне захватили в заложники группу американских учёных астрономов. Мы вынуждены были послать для их освобождения элитную группу спецназа «Альфа», они уничтожили её, а затем потребовали свидания лично со мной. С большим трудом нам кое-как удалось наладить с ними деловой контакт для благоприятного сотрудничества. Мы не в шутку были встревожены тем, что за их «Шахом» мог последовать «Мат» планете Земля; они недвусмысленно давали нам это понять. Мы привлекли огромные финансовые ресурсы для запуска в работу четырёх подземных баз для осуществления совместного с ними гигантского исследовательского проекта. Кроме того, они поделились своими секретными технологиями, которые позволят нам успешно управлять миром, превращая людей в послушных биороботов, с помощью вживления микрочипов… - Они поставили нам какие-либо предварительные условия? - К сожалению, пока я больше ничего не могу добавить к тому, что уже сказал тебе. Это пока всё… Эйзенхауэр решил быстро сменить тему разговора и по возможности быстрее «закруглить» эту деловую встречу. - Ты ничего не сообщил мне о своём самочувствии после этой длительной и изнурительной поездки на Ближний Восток и в страны Северной Африки, - сказал президент тоном, в котором прозвучало больше из-за приличия, чем участия, и проглядывалось равнодушие к перспективе дальнейшего разговора, - всё ли у тебя благополучно?.. Даллес сразу почувствовал эту перемену и поспешил отделаться общими фразами, о том, что у него всё в порядке. Они очень хорошо и легко понимали друг друга, что дела уже не терпят ни малейшего отлагательства. Поэтому, почти одновременно собеседники быстро поднялись с места, чтобы пожать друг другу руки, и сказать на прощанье до новой встречи… II. ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ПРИШЕЛЕЦ В мастерской художника Николая Зажигаева на полу и настенных полках беспорядочно лежат рулоны полотен картин, картины на подрамниках; на стенах висят различные картины в рамках большие и малые, на столе лежат краски и кисти… На мольберте установлена довольно большая картина, изображающая начало потопа современной, сексуально озабоченной цивилизации. Изображён музыкант, идущий по волнам потопа, играющий на скрипке. Волны, рождённые его музыкой, наполовину затопили обитателей утерянного рая с их любовными утехами с надкусанными райскими яблоками и недопитыми рюмками вина. Всеобщее наводнение освещается грозовыми вспышками молний… Николай Зажигаев делает последние мазки на полотне, отходит от картины, рассматривает её с разных позиций на расстоянии, рассуждает вслух. - Недурно, недурно… Больше ни единого мазка… Лучшее, враг хорошего, в это я уже не раз и не два убеждался, Во всё должна быть мера, что сверх того, то от лукавого… Берёт скрипку, рассматривает картину, играет отрывок из оперного произведения Моцарта «Волшебная флейта», где жестокое разделение высокого и низкого, трагического и комического; равноправно существуют в одном сочинении разнонаправленные тенденции. Минорные «наплывы» в мажорных частях сочинения и неожиданные мажорные «всплески» - в минорных – этим было пронизано всё сочинение великого Моцарта. В какой-то момент Николай Зажигаев почувствовал на себе чей-то проницательный взгляд со стороны и, невольно оглянувшись, увидел странного человека, одетого во всё тёмное который сидел в кресле, внимательно слушая музыку. Чёрная долгополая шляпа его была надвинута до самых бровей, Николай был крайне удивлён появлением странного незнакомца в его мастерской, однако постарался не выказать своего удивления. - С космическим приветом, маэстро! - сказал незнакомец, слегка приподнимая свою шляпу над головой, - пожалуйста, не беспокойтесь, я не причиню вам никакого вреда. - Кто вы такой, гражданин? - Я – Орион. Впрочем, моё имя вам всё равно ни о чём не говорит… - Но каким образом вы проникли сюда? Дверь была заперта на замок… - У меня имеется универсальная отмычка. Орион достаёт из своего внутреннего кармана отмычку, показывает Николаю Зажигаеву и снова кладёт её в на прежнее место. - Так что вы меня решили ограбить или убить? – спросил Николай Зажигаев взволнованным голосом. - Нет, нет, пожалуйста, не волнуйтесь. Я не причиню вам никакого вреда. Мы с вами немного поговорим и потом я уйду. - Так вы меня не тронете? - Я же сказал вам только что, - не беспокойтесь. Ни кто вас не тронет и не причинит никакого вреда… - Это, по крайней мере, очень странно. Просто так не проникают в чужую квартиру. Что-то вы от меня хотите? Но уверяю вас, у меня нечего взять. Я живу лишь тем, что продаю мои картины, почти за бесценок, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Сейчас, вы же сами знаете, время какое: глобальный кризис, безработица, нищета. У нас в России это особенно сильно проявлено: с одной стороны, кучка дорвавшихся до власти Демон Кратов, а с другой – народ, ограбленный до последней нитки, униженный и оскорблённый… - Я понимаю ваше многословие. Это от волнения. Прошу ещё, не беспокойтесь… - Скажите же мне, наконец, чего вы от меня хотите? - Я пришёл к вам за картиной, которую заказывал вам некоторое время назад, - помните? - Гражданин Орион, здесь произошла какая-то ошибка. Мне никто не заказывал картины, уверяю вас. Здесь произошло какое-то недоразумения… - Вы просто забыли, Николай Зажигаев. Я действительно заказывал вам написать картину по заданному сюжету: «Начало потопа современной, сексуально озабоченной цивилизации. Изображён музыкант, идущий по волнам потопа, играющий на скрипке. Волны, рождённые его музыкой, наполовину затопили обитателей утерянного рая с их любовными утехами с надкусанными райскими яблоками и недопитыми рюмками вина. Всеобщее наводнение освещается грозовыми вспышками молний…» Ну что вспоминаете?.. Вот я вижу на мольберте, что картина по моему заказу закончена… - Всё это так странно… Откуда вам известно моё имя и фамилия? Уверяю вас, гражданин Орион, это просто какое-то совпадение. Я впервые вижу вас. Сами посудите, к чему бы я стал отпираться, если бы это действительно так было?.. Вижу, что вы необычная личность, но ведь даже боги ошибались… - Но вспоминайте, вспоминайте, Николай Зажигаев; напрягите чуточку свою память: что явилось вам толчком для написания картины по этому сюжету?.. Ну, что вспоминаете?.. - Да, кажется, я что-то припоминаю. Мне приснился сон, что человек просил меня написать картину на сюжет о потопе. Помню, долго меня потом преследовала мысль, чтобы не терял времени и приступил к написанию картины… Да, по-моему, действительно, мне тогда приснился человек в долгополой шляпе… Так, значит, это были вы?.. - Пожалуйста, успокойтесь, нет причины так сильно волноваться, уверяю вас… Очень хорошо, что вы сами вспомнили о моей просьбе. Вот теперь я пришёл за картиной. Я хорошо вам заплачу. Вы сами назначьте мне цену, я торговаться с вами не стану… - Мне думается, что я смог бы лучше живописать эту картину. Могу её чуточку доработать… - Нет, нет!.. Ничего не надо дорабатывать, это будет уже ремесло сверх вдохновения. Вы меня понимаете? Ваше вдохновение по данной картине закончилось, дальше начнётся чистое ремесло… Кроме того, оригинал вашей картины находится уже на борту в Ноевом галактическом ковчеге, а у вас на мольберте осталась точная копия вашей картины… - Я решительно ничего не понимаю: зачем вам понадобилось всё это странной действо? - Чтобы после потопа, вместе другими немногими картинами, вернуть её на землю невредимой… - Так вы считаете, что скоро будет большой потоп? - Да, совсем скоро… И началом потопа послужит ваше исполнение волшебной флейты Моцарта по глобальной сети телевещания и в интернет… Не ломайте голову о том, - как и когда всё это произойдёт? Это находится уже вне вашей компетенции… А теперь прощайте… Необходимую сумму для безбедного существования, я оставляю вам на вашем столе. Буде скромно тратить, вам их надолго хватит, а для роскошной жизни никаких денег не хватит… Прощайте… - Но мне хотелось бы ещё побеседовать с вами… У меня к вам масса вопросов… - Я пришлю к Вам своего мастера. Он способен дать вам исчерпывающий ответ на все ваши вопросы… Прощайте… III. НА ПИРУ У ДИССЕРТАНТА В роскошный холл гостиницы «Националь» перед входом в ресторан начал постепенно наполняться приглашёнными гостями Елены Александровны, дочери состоятельного русского эмигранта, живущего во Франции. Елена Александровна только что защитила докторскую диссертацию в Московской консерватории по теме: «Музыка народного календаря в Православии». Оригинальность материалов её диссертации состояла в успешном сочетании музыки, духовности и литературы. Тема вызвала немало споров в учёном мире, поскольку отражала «двоеверие» в Православии: христианство в контексте язычества. Сама защита диссертации, критика оппонентов, споры в кулуарах были столь напряжены, что и предвкушение обильного, изысканного застолья, не охлаждало горячего запала дискуссии. Основная масса приглашённых на банкет присутствовала на самой защите, но были также приглашены и другие лица, которые постепенно пребывали. Собрались ещё не все гости и потому не садились за стол, но стояли отдельными группами в холле гостиницы и беседовали… Елена Александровна была очаровательна и в приподнятом настроении. Роста она была выше среднего, стройна, изящна, уверена в себе, и производила на всех, безупречное впечатление. Одета Елена была в строгом длинном платье, не было на ней каких-либо украшений и это предавало ей какой-то своеобразный, строгий шарм, но её обаяние, лёгкость общения придавало ей неповторимое очарование, внушало безусловное уважение. Гости были самые разнородные по возрастам, характерам, манерам поведения. Были музыканты, литераторы, философы и художники. Время от времени, Елена Александровна знакомила гостей друг с другом, каким-то образом определяла их к тому или иному кругу собеседников. Это было удивительно, как умело она поддерживала всё общество в нужном тонусе. Она с филигранной точностью улавливала, где в данной момент ей следует находиться, чтобы привнести вовремя нужный, по её выражению «звук камертона»: там, где ослабевал огонёк у собеседников, и требовалось «зажечь» гостей, или, напротив, разговор слишком горячо возгорался, и требовалось несколько охладить его прохладным душем. Елена Александровна постоянно прислушивалась и приглядывалась к собеседникам, в каждую минуту она была наготове подать нужный настрой в обществе тактично и верно. Это напоминало дирижёра хора, который, словно держит в своих руках всё многоголосие, чтобы точно в нужный момент позволять отдельным голосам хора вступать и верно исполнять свои партии в хоре. Николай Зажигаев вошёл в холл гостиницы «Националь» в тот момент, когда гости начали постепенно приближаться к банкетному залу. Это происходило стихийно, незаметно, плавно, словно исподволь, но достаточно целеустремлённо. Одет Николай Зажигаев был просто. В руках он держал свой мольберт, сложенный в виде небольшого деревянного чемоданчика. Он остановился посреди зала, чтобы осмотреться. Елена Александровна сразу же заметила его. Она специально пригласила Николая Зажигаева на этот банкет, чтобы запечатлеть на холсте это своё знаменательное событие. Она сразу отметила для себя, что сегодня Николай Зажигаев производил особое впечатление: в нём проявилось нечто ещё более необычное, притягательное, что с лучшей стороны, отличало его от всех присутствующих на этом вечере гостей. Николай Зажигаев выделялся из всех присутствующих высоким ростом, статью и каким-то обворожительным обаянием; он был умён и, вместе с тем, скромным, наблюдательным, естественным… Елена Александровна подошла к нему, и подала ему руку… - Вы так пунктуальна, - сказала Елена Александровна, улыбаясь ему особенно приветливо, - по вашему приходу можно без сомнения часы на Кремлёвских башнях сверять… - Прежде всего, позвольте вас Елена Александровна, поблагодарить за приглашение на это ваше торжество, - сказал в ответ Николай Зажигаев и при этом задержал её руку в своей руке значительно дольше, чем это следовало по этикету. - Пожалуйста, не сомневайтесь, - произнёс он, наконец, отпуская её руку, - я постараюсь достойным образом запечатлеть на полотне этот Ваш знаменательный вечер… Елена Александровна заранее поблагодарила его, предоставляя ему полную свободу действий. Она продолжила своё участие в каждой отдельной группе коллектива и предупредила всех гостей, что этот званый вечер будет живописать художник Николай Зажигаев; с тем, чтобы гости не смущались пристального взгляда художника. Между тем, гости интуитивно чувствовали, что столы уже накрыты и отягощены рядами несчётных изысканных блюд. Предчувствие скорой трапезы начинало значительно сковывать красноречие ораторов. Яркое воображение позволяло им натурально чувствовать, что скоро уже сядут за общий стол. Это окончательно побеждало желание о чём-либо говорить. Гости всё ближе, словно ненароком приближались к заветным столам, стоящим в роскошном ожиданье своих посетителей. На столах, сквозь прозрачный лёгкий пар, сияли лакомые блюда. На больших хрустальных вазах в изобилии были груды златых даров десерта. От возвышающихся пирамид фруктов ниспадали на белоснежную скатерть большие, тяжёлые гроздья янтарного винограда. Наконец, был подан знак к застолью, гости начали чинно рассаживаться по своим местам. Посыпались обильно один вслед за другим тосты, весело, не ленясь, поднимались и осушались до дна широкие бокалы с игривым вином… Давно известно, где пьют званые гости, там речи вздорны, но не колки. Голоса за столом смешались в один стойкий гул, собрание зашумело; стали хвалить на все лады друг друга и в особенности виновницу торжества. Вино всё более разнеживало гостей, разогревало их ум. Тут всё торжественно вставало и садилось, говорилось, шепталось и пелось. Все разом оставили свои скуки, соединяясь в шумный весёлый круг, не признавая чинов и званий, все делили счастливый досуг с румяным Богом. Гости перестали восхищаться фарфорами Китая, драгоценными хрусталями. И вот звездящаяся влага до предела развеселила сердца и взоры гостей, потопляя все их заботы. Послышались, душу волнующие, звуки скрипок и песни цыган; они ходили вдоль столов, песнями и музыкой обращались к каждому ликующему гостю. Нередко их гости вознаграждали щедрою рукой. И полились песни, как предания молодости гостей беспечной поре жизни юных лет. И пусть навсегда исчезла молодость, пусть светлой памятью ей будут стуки и звоны чаш, словно приманивая радости прошлых лет… Между тем, Николай Зажигаев не терял времени даром. У него уже почти готовы были все отдельные эскизы портретов присутствующих, исполненные в карандаше, сделано несколько композиционных схематичных набросков на ватмане для будущей картины. Одна из композиций, по-видимому, понравилась ему более других, и он сделал подпись над ней «Апофеоз двоеверия». Николай отошёл от своей новой композиции на некоторое расстояние, чтобы взглянуть на неё со стороны. В это время к нему подошёл Отец Елены Александровны, Фёдор Михайлович Белоножкин. Он был довольно преклонного возраста, но несмотря на свои лета, держался молодцом. Фёдор Михайлович выделялся из всех присутствующих своим естественным, неподдельным интеллектом; взгляд его был спокоен и одухотворён. Весь этот вечер он скромно сидел неприметным у окна, в котором были хорошо видны рубиновые звёзды Московского Кремля. Поздним вечером пятиконечные звёзды были видны особенно отчётливо, казалось, они находились настолько близко, что стоило лишь распахнуть огромное окно, протянуть руку и дотронуться до них… - Вот уже и наметились общие черты предстоящей картины, - обратился Фёдор Михайлович к художнику, - теперь только краски успевай на кисточку набирать… - А вот здесь, Фёдор Михайлович, вы будете запечатлены в вашей казачьей форме, - улыбнулся в ответ Николай Зажигаев, - не узнаёте ещё себя?.. - А вы знаете, узнаю, как это ни странно… - Вы, уважаемый Фёдор Михайлович, сразу попали в поле моего зрения и, между прочим, вы будете центральной фигурой в этой картине… - Не много ли мне чести окажете? Моя роль в этой жизни уже сыграна… Думаю, что мою Белую конницу мне уже не догнать… Нет, мне уже не воскресить моих милых сердцу станиц и хуторов, затерялась они где-то в донских степях вместе со знакомой радостью русских берёз… Фёдор Михайлович повернулся было, чтобы пойти и сесть на своё место, но, вдруг, словно вспомнив что-то давно позабытое, он резко повернулся к художнику и произнёс почти шёпотом, чем очень затронул какие-то невидимые струны души живописца: «Апофеоз двоеверия», это вы метко подметили… Очень метко… Вот в этой вашей художественной композиции мне явно видятся волны потопа, выплеснувшиеся из бокалов… Не так ли? - Скорее, из душ человеческих выплеснувшиеся, - добавил Николай Зажигаев, - ведь главная причина заключена в душах людей, а вино - это уже результаты следствия… - Да, по вашим наброскам мне пока ещё трудно различить общую картину в целом. Я, признаться, знаток и ценитель картин небольшой… Вот о чём мне хотелось бы спросить у вас: «Веруете ли вы в Бога?» - Вопрос ваш, Фёдор Михайлович, совершенно неожиданный… Почему вы меня спросили об этом? – поинтересовался в свою очередь Николай Зажигаев, и внимательно посмотрел на старого Донского казака… - Этот мой вопрос проявился внезапно, под впечатлением ваших фрагментов и общего наброска эскизов композиции будущей картины… Я почувствовал, что от этой вашей картины у зрителей может вера пропасть… - Так поэтому вы спросили: верую ли я в Бога? - Спросил-то я потому, что многие теперь не веруют. Они веруют или не веруют – всё это для себя, а у вас ведь, как я понимаю, идея такая - «двоеверие». Мне и во Франции об этом не раз говорили, что вот, дескать, у вас в России в Бога не верят, больше чем у всех других народов… Вот почему я и спросил вас об этом, чтобы лишний раз убедиться в этом… - Вы знаете, Фёдор Михайлович, я думаю так, что неверие и «двоеверие», это различные понятия. Вот диссертация Елены Александровны, как раз и посвящена тому, что русское «двоеверие» – это наш уникальный путь в Христианстве… - Постойте, разве у нас в Православии политеизм? Разве у нас не монотеизм? У нас ведь Единый Бог… - У нас было длительное сосуществование дохристианских и христианских верований и это привело к компромиссу. Многие языческие, народные праздники (масленица, вербная, троица, покров, яблочный спас, медовый спас, радуница, Петров день, Ильин день, Купала, и другие отмечаются в Православных храмах). Вот вам и «двоеверие». И нет в этом ничего плохого или крамольного. Это наш выбор, вот и всё… - Но ведь имеется большое отличие обрядов языческого и православного календарей. Разве нет? - Фёдор Михайлович, вы должны согласиться, что «двоеверие» выразилось в наложении и переплетении праздников обеих традиций. И на удивление, хорошо, удачно переплелось. Вот смотрите: Встреча весны - День Сорока мучеников, Велик день – Пасха, Похороны стрелы – Вознесение, Семик – Троица, Иван Купала – Рождество Иоанна Предтечи, Коляда – Рождество Христово и другие. Всё это, уважаемый Фёдор Михайлович, - наше с вами народное достояние. Мне ничего не приходится, не прибавлять и не убавлять, – это наше национальное характерное явлений в духовности и в культуре… - Николай, тут что-то не совсем так, как вы говорите. Наше Духовенство не разделяет ваших взглядов о «двоеверии»… - Вы знаете, Фёдор Михайлович, со времени крещения Руси обрядовые народные игрища не утратили своей актуальности и по сей день, «двоеверие» сохранилось не только в народной среде, но и среди духовенства. - Так вы ратуете за язычество? - Для самосохранения нации, необходимо поддерживать и развивать фольклор, народные традиции. Пока жива наша народная традиция – мы ощущаем себя народом, противостоящей культурно-идеологической экспансии Западной цивилизации, мусульманского мира, разрушительному воздействию глобализации… К собеседникам незаметно подошла Елена Александровна, оценивающе посмотрела на эскиз композиции будущей картины. Фёдор Михайлович без лишних объяснений предмета разговора с Николаем Зажигаевым, обратился к ней так, словно она уже принимала участие в их разговоре. - Слава Богу, у моей Елены научная работы посвящена музыкальному аспекту Православия, - сказал Фёдор Михайлович, глядя на Елену Александровну испытывающим взглядом, - и я надеюсь, что к «двоеверию» тема её диссертации имеет не столь значительное отношение… - Мой основной научный аспект народной музыкальной культуры в сфере Православия, - не задумываясь, заговорила Елена Александровна, - состоит как раз в том, что защищает компромисс «двоеверия» в Православии…. В своей научной работе я показала в развитии отечественных религиозных взглядов на народный календарь. Во время собственных многочисленных музыкально-этнографических экспедиций, было подтверждено проявление «двоеверия» в русском народном календаре. Обрядовая музыка тесно связана с земледельческим и скотоводческим календарём и поддерживает развитие народных календарных праздников… - Выходит, Лена, что и ты поддерживаешь музыкальные языческие представления в Православии? Так что ли мне это надо понимать?.. - Да, именно так и следует понимать. Православная культура ассимилировала древнюю славянскую культуру, но сохранилось компромиссное равновесие языческих и православных верований. Нынче уже не удивительны участия священников в народных обрядах, подспудно идёт реабилитация дохристианского Православного прошлого. Все данные моих многолетних музыкально-этнографических экспедиций неопровержимо свидетельствуют о многообразных формах сочетания Православной и дохристианской обрядности. Факты, как всем известно, вещь упрямая… - А какие ещё имеются у тебя доказательства «двоеверия», кроме твоих личных материалов экспедиций? - Пожалуйста! Традиции язычества и христианства в их взаимодействии многопланово освещены а «Слове о полку Игореве» - величайшем памятнике мировой литературы XII века. В летописях XIII века говорится о праздниках в честь «бесов» Купалы и Коляды. При Иване Грозном и митрополите Макарии обрядовые игрища не утратили своей актуальности, а «двоеверие» сохранялось не только в народной среде, но и среди духовенства. - Лена, но ведь ты мне говорила, что тебя в научных изысканиях интересовала музыка, а ты, как я вижу, пошла неизмеримо значительно дальше… - Музыкальные аспекты православия и язычества, только подтверждают всё сказанное мной. Традиционные дохристианские стилевые элементы в народной музыке и песнопениях, приуроченных к православному календарю, посвящены не только календарным песням, но и окалендаренным жанрам церковного певческого обихода. И по словесному содержанию подобные формы непосредственно связаны с христианскими представлениями. В музыкальной стилистике явно присутствуют приёмы Никонианского православного пения и исполнительские элементы календарных песен… Вот так, Фёдор Михайлович. - Что же, по-твоему, если я правильно тебя понимаю, в Православных храмах исполняются календарные языческие песни? Так что ли? - Точно так, Фёдор Михайлович. Вот у меня в руках сейчас, как нарочно автореферат моей диссертации. Я дарю тебе лично один экземпляр с моим автографом. Там, начиная со страницы номер двадцать один, чёрным по белому сказано об этом. И вот я тебе специально подчеркну, начало: «Тропарь Пасхи «Христос вескресе» близок календарному крестьянскому мелосу. Особенности вокального исполнения далеки от манеры пения в храме. Подчас изменён словесный текст в сравнении с Православным каноном» . Далее читай, папа, по тексту и будь счастлив. - И не надейся, мой ангел Леночка, что оставлю этот твой автореферат без детального анализа… Посмотрю с пристрастием, с карандашом в руке, а потом, тебе придётся давать мне исчерпывающие ответы. Согласна? Вот и хорошо! Вот и славно!.. А вам, молодой человек, уважаемый Николай Зажигаев, заранее приношу мои благодарения за предстоящую картину. Мне Леночка показывала ваше искусство живописи, её портрет, написанный вами на улице Старого Арбата. Вы настоящий мастер портрета. Редкий мастер. Жаль, что приходится вам подрабатывать на улице… - Да, я на вольных хлебах. Сами знаете, это всегда был нелёгкий кусок хлеба… Но я не падаю духом. Вот накоплю немного денег и отправлюсь живописать по дорогам дивного Востока. Это мая настоящая мечта. Недаром же говорится, что мечты сбываются… - Друг мой, одному сегодня путешествовать небезопасно, уверяю Вас. Я это знаю не понаслышке… - Я отправлюсь не один. Нас четверо. А четверо, как вы сами понимаете, - это не то, что один… - А скажи, пожалуйста, только откровенно, Николай, если я тебе предложу, ты не откажешься от моей благотворительности? Будь уверен, Николай, я предлагаю это бескорыстно. Я всегда говорил, что истинному таланту надо помогать пробивать дорогу в искусстве, а бездарность, сама себе поможет пробиться… - Не стану от вас скрывать, Фёдор Михайлович, ваше предложение для меня сейчас, как нельзя, кстати, но вы же знаете, каков русский дух нашего характера… - Но я знаю и другое, что сейчас, может быть как никогда прежде, р
АЛМАЗ И БРИЛЬЯНТ I. АРХИТЕКТОРЫ РУССКОЙ ТРАГЕДИИ - Hello, Sir Alan, it seems that the estate of the Russian Baltic Sea itself up to the Sakhalin itself gives us a hand! .. I tell you beforehand that if I say that your starter, entitled "Plan of Dulles, had not yet risen to the proper level, then you tell me no longer friend, but I'm not your friend and brother ... Give, in which case my dolls, take their masks, and butterflies on the neck, because I do not play with you in the theater of the absurd in Russia ... Come, sir, location was convenient to moiem luxurious armchair, wide, with an American chic and tell me, tell me, tell me ... I love to listen to your passions unbridled , an amazing imagination, which then, most inexplicably become true story!.. Такими словами, от души смеясь, встретил весной 1954 года президент США Эйзенхауэр в своих апартаментах в Белом доме в Вашингтоне директора ЦРУ Алена Даллеса. - If possible, I would like to keep one very important condition, sir, let's talk about Russian Russian words because English words into the American way, bad pass Russian flavor. Russia does not mind to comprehend, especially when thinking about it in English... Отвечал, сдержанно улыбаясь Ален Даллес, непринуждённо усаживаясь в широком, роскошном кресле несколько наискось, эффектно заложив нога на ногу, несколько раз постучав по своему колену ладонью, как бы настраиваясь на нужный лад в предстоящем важном диалоге. - Я готов поддержать тебя в нашей беседе, излагаясь по-русски, тем более что мне необходимо, хоть немного подточить мою русскую речь, слишком она у меня шероховата, - ответил Эйзенхауэр, - давай будем говорить сегодня только по-русски. У меня имеется неплохая русская водка, так уж мы скрасим нашу беседу любимым огненным напитком русских… С этими словами Дуайт Девид достал из бара бутылку русской водки, разлил в маленькие рюмочки, чокнулись… - Предлагаю выпить за наши успехи на невидимом русском фронте, - предложил президент. - Согласен с Вашим тостом, сэр, но хочу добавить: пусть на невидимом русском фронте, успехи будут видимы более чем… Собеседники отведали по глотку из своих рюмок русской водки, не закусывая и не сморщившись, показываю друг другу, что они настоящие джентльмены… - Мой проект по скрытой войне на уничтожение русского народа, на бескровный захват их огромных территорий и неисчерпаемых природных ресурсов, успешно проходит точку невозвращения, - сообщил Ален Даллес, расплываясь в широкой американской улыбке, полностью обнажив все свои зубы… - И что же? Неужели они всё ещё не догадываются об этом? – спросил не без искреннего удивления Эйзенхауэр, - с каким-то необычным любопытством разглядывая, Алена Даллеса… - Видите ли, господин президент, после ухода Сталина, у меня начинает возрастать обаяние к царству Серпа и Молота… Чувствую, что наступает наш звёздный час. Пора взнуздать Россию … - Думаешь, что от этого одного человека так много зависело в этой странной стране? - Сталин был не просто вождём, но олицетворением всех ветвей власти в СССР. Посудите сами, господин президент: в 1946 году, когда Индия, этот самый лучший из алмазов в Британской короне, вдруг выпала из неё, обретая свою независимость, то Сталин был первым, кто осмелился признать независимость Индии, несмотря на то, что СССР была очень ослаблена в войне с нацистской Германией. И представьте себе, накануне церемонии аккредитации, из Советского МИДа сообщили будущему первому Чрезвычайному и Полномочному послу Индии в СССР, женщине В. Л. Пандит, о том, что в верительную грамоту, составленную в Дели «вкралась ошибка». Пандит была потрясена, что Советская сторона обнаружила ошибку в столь важном документе, изложенном на хинди… Вы понимаете, господин Президент?.. - Да, знаете ли, это впечатляет… - Так вот за тот короткий период, пока не стало Сталина, в СССР очень многое изменилось. Нам самое время прибрать к рукам брильянт Серпа и Молота… Это будет весьма хорошим украшением короны Великой Америки. Мы должны, как следует позаботиться о том, чтобы брильянт этот не выпал из нашей короны, как это произошло с прекрасным алмазом в Британской короне. - Что же вы конкретно мыслите предпринять по скрытой войне на уничтожение русского народа и бескровный захват их огромных территорий с неисчерпаемыми природными богатствами, да ещё и так, чтобы они не догадывались об этом? - Тем, кто будет догадываться об этом, мы должны научиться ловко, закрывать рты. Пока ещё многие обитатели этой странной страны наивно считают эту нашу доктрину фальшивкой. Прошло уже шесть лет, с тех пор, как был 18 августа 1948 года запушен в работу наш проект по уничтожению русских до сухого остатка в качестве рабов - не более 15 миллионов человек. Но им, как видно, и горя мало… Пусть русский мужик работает до полусмерти и пьёт до смерти!.. - Но всё же, мне думается, нам не стоит недооценивать русского мужика… - Господин президент, взяли мы Америку у индейцев, споив их огненной водой, возьмём и Россию, - опыта в этом деле нам не занимать. Думаю, что это теперь дело времени. Доктрина нового мирового порядка в наших руках, мы и только мы, будем вершить судьбами мира… Тем более что вот уже почти год минул, с тех пор как не стало джентльмена Сталина, нам теперь в священной борьбе с СССР все карты в руки… - Так что же всё-таки случились с джентльменом Сталиным? Ведь не прошло и десяти лет с Ялтинской конференции, где он выглядел орлом, и вдруг… Эйзенхауэр, молча, поднял обе руки кверху, как бы показывая, что Сталин вознёсся к небесам. - История со смертью Сталина держится в строжайшем секрете, но кое-что мне стало доподлинно известно… - Прошу рассказать в возможной полноте об этой загадочной истории; мне это крайне интересно знать… - В послевоенные годы, - начал было вести свой рассказ Ален Даллес, но на минуту задумался, собираясь с мыслями… - В последние годы, - продолжил Даллес, - у Сталина обострилась болезнь подозрительности, в результате чего страна пережила новый виток репрессий. И если бы не его неожиданная, загадочная смерть, многим бы из Сталинского кремлёвского окружения жизнь не показалась бы малиной. Вот уже и над Молотовым и другими «Сталинскими соратниками по репрессиям» висел Дамоклов меч. В России об этой истории с его кончиной, пошла молва, как легенда: «Как мыши кота хоронили». «Вечером четвёртого марта 1953 года Сталин был здоров и весел. К себе на подмосковную дачу уехал в хорошем настроении. В обычное для него время лёг спать, а утром из спальни не выходит. Надо сказать, что он всячески старался подчёркивать свою пунктуальность, и подобных задержек в последнее время за ним не замечалось. Бывшие при нём на даче сотрудники взволновались, - время к полудню, а за дверью у Сталина ни малейшего шума. Дверь заперта изнутри стальной задвижкой, - Сталин не доверял свою жизнь никаким замкам. Открыть дверь было невозможно, а постучать - никто не осмеливался. Позвонили в кремль Маленкову, и тот созвал всех членов ЦК КПСС, и они всем кагалом явились к Сталину на дачу. По очереди, на цыпочках все подходили к двери и прикладывали ухо... Ни малейшего звука и шороха не было слышно за дверью. Совещались шёпотом долго и упорно, но никакого решения не принимали. Так прошло несколько мучительных часов для ответственных соратников ЦК КПСС. Вдруг, за дверью что-то сильно грохнулось... Ясно, это, конечно, товарищ Сталин свалился с высокой кровати, и дальше снова тишина, не было слышно никаких звуков. Наконец, было принято коллегиальное решение: надо взламывать дверь. Позвали, соответствующих специалистов. Они взломали дверь и увидели, что Сталин лежит на полу, на ковре в неловкой позе вверх лицом, с закрытыми глазами и тяжело дышал. Врач, ощупал Сталина, проверил пульс и сказал с большим прискорбием в голосе: «Очень тяжёлый случай...», при этом он широко развёл руками и опустил их, молча, покачал головой, слово говорил: «Конец, мол, никакой нет надежды на спасение нашего дорогого вождя мирового пролетариата...» Тут, к лежачему на ковре Сталину, словно коршун подлетел Берия. Во всём его облике было начертано, что настал его звёздный час. Окинув всех собравшихся высокопоставленных членов ЦК КПСС победным взглядом, он громко провозгласил: «Пал тиран, сдох!» От этих громких слов Сталин очнулся. Он открыл свой левый глаз, на мгновение задержал свой зоркий, обвинительный взгляд на Берии, затем оглядел всех обступивших своих соратников и вновь вернулся взглядом к Берии. Взгляд Сталина был вполне нормальный, осмысленный, разоблачающий. Каждый из присутствующих для себя решил, что это всем им наступил конец. Ведь Берию никто не одёрнул за его подлые слова... Берия упал перед Сталиным на колени и заплакал навзрыд: «Дорогой товарищ Сталин, прости ты меня, дурака, пожалей...» Молотов оттащил Берию от Сталина за шиворот в сторону. Сталин закрыл глаза и больше уже не проявлял никаких признаков жизни...» - Да-а-а, - тихо произнёс Эйзенхауэр, - много всякого разного бывает на матушке Руси… - Немало, немало, - прибавил в тон Ален Даллес, - и то ли ещё будет?.. - Что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно об СССР. Поговорим о делах не менее важных для нас с тобой … - Ален Даллес переменил позу, весь словно встрепенулся, зная по личному опыту, что такое начало президента обещает нечто неординарное и очень важное. Даллес даже несколько наклонился, чтобы приблизится к Эйзенхауэру, хоть и хорошо понимал, что для американца нерушим принцип сохранения необходимой дистанции для собеседников. - Поговорим об очень важных для нас делах, - повторил президент после небольшой паузы. – Важных и абсолютно секретных, - добавил он, заметно понизив голос… - Я случаю Вас очень внимательно, господин президент… - За время твоего достаточно длительного отсутствия по делам службу, у нас совершилось нечто необычное. Реально появилась уникальная возможность, буквально перевернуть мир. Мы теперь способны претворить в жизнь фантастическую идею: реально сделать Америку Великой Владычицей Мира… (Эйзенхауэр снова на минуту задумался.) - До вас, господин президент, ещё никому и никогда не удавалось претворить этот замысел в жизнь… - А для нас это стало реальностью. Слушай внимательно, сейчас я скажу тебе нечто очень, очень важное… Мне удалось этой весной 1954 года вступить в договорные отношения с внеземной цивилизацией пришельцев с планеты Бетельгейзе (из созвездия Орион)… Ален Даллес очень внимательно посмотрел на Эйзенхауэра, но ничем не выдал своего удивления, будто речь шла о чём-то вполне обычном. Но президент уловил его проницательный взгляд и улыбнулся, словно смягчая психологическую реакцию своего слушателя… - Они прибыли к нам на больших летательных аппаратах, которые наши астрономы поначалу восприняли за астероиды. Наши гости из космоса «братья по разуму» высадились на нашей военно-воздушной базе Холломан, а чуть позже – на базе Эдварда. Я не стану сейчас вдаваться в подробности, скажу только, что согласно нашему с ними договору, мы получили новые, столь передовые технологии, что это позволит нам бескровно завладеть миром, избавиться от лишних людей Земли. - Пришельцы приземлились на базах ВВС – Холломан и Эдварда и не произошло с ними никаких эксцессов, словно они приземлились у себя на родине?.. - Как же так, чтобы не быть эксцессов? Были и ещё какие. Хлопот с ними было немало. Инопланетяне захватили в заложники группу американских учёных астрономов. Мы вынуждены были послать для их освобождения элитную группу спецназа «Альфа», они уничтожили её, а затем потребовали свидания лично со мной. С большим трудом нам кое-как удалось наладить с ними деловой контакт для благоприятного сотрудничества. Мы не в шутку были встревожены тем, что за их «Шахом» мог последовать «Мат» планете Земля; они недвусмысленно давали нам это понять. Мы привлекли огромные финансовые ресурсы для запуска в работу четырёх подземных баз для осуществления совместного с ними гигантского исследовательского проекта. Кроме того, они поделились своими секретными технологиями, которые позволят нам успешно управлять миром, превращая людей в послушных биороботов, с помощью вживления микрочипов… - Они поставили нам какие-либо предварительные условия? - К сожалению, пока я больше ничего не могу добавить к тому, что уже сказал тебе. Это пока всё… Эйзенхауэр решил быстро сменить тему разговора и по возможности быстрее «закруглить» эту деловую встречу. - Ты ничего не сообщил мне о своём самочувствии после этой длительной и изнурительной поездки на Ближний Восток и в страны Северной Африки, - сказал президент тоном, в котором прозвучало больше из-за приличия, чем участия, и проглядывалось равнодушие к перспективе дальнейшего разговора, - всё ли у тебя благополучно?.. Даллес сразу почувствовал эту перемену и поспешил отделаться общими фразами, о том, что у него всё в порядке. Они очень хорошо и легко понимали друг друга, что дела уже не терпят ни малейшего отлагательства. Поэтому, почти одновременно собеседники быстро поднялись с места, чтобы пожать друг другу руки, и сказать на прощанье до новой встречи… II. ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ПРИШЕЛЕЦ В мастерской художника Николая Зажигаева на полу и настенных полках беспорядочно лежат рулоны полотен картин, картины на подрамниках; на стенах висят различные картины в рамках большие и малые, на столе лежат краски и кисти… На мольберте установлена довольно большая картина, изображающая начало потопа современной, сексуально озабоченной цивилизации. Изображён музыкант, идущий по волнам потопа, играющий на скрипке. Волны, рождённые его музыкой, наполовину затопили обитателей утерянного рая с их любовными утехами с надкусанными райскими яблоками и недопитыми рюмками вина. Всеобщее наводнение освещается грозовыми вспышками молний… Николай Зажигаев делает последние мазки на полотне, отходит от картины, рассматривает её с разных позиций на расстоянии, рассуждает вслух. - Недурно, недурно… Больше ни единого мазка… Лучшее, враг хорошего, в это я уже не раз и не два убеждался, Во всё должна быть мера, что сверх того, то от лукавого… Берёт скрипку, рассматривает картину, играет отрывок из оперного произведения Моцарта «Волшебная флейта», где жестокое разделение высокого и низкого, трагического и комического; равноправно существуют в одном сочинении разнонаправленные тенденции. Минорные «наплывы» в мажорных частях сочинения и неожиданные мажорные «всплески» - в минорных – этим было пронизано всё сочинение великого Моцарта. В какой-то момент Николай Зажигаев почувствовал на себе чей-то проницательный взгляд со стороны и, невольно оглянувшись, увидел странного человека, одетого во всё тёмное который сидел в кресле, внимательно слушая музыку. Чёрная долгополая шляпа его была надвинута до самых бровей, Николай был крайне удивлён появлением странного незнакомца в его мастерской, однако постарался не выказать своего удивления. - С космическим приветом, маэстро! - сказал незнакомец, слегка приподнимая свою шляпу над головой, - пожалуйста, не беспокойтесь, я не причиню вам никакого вреда. - Кто вы такой, гражданин? - Я – Орион. Впрочем, моё имя вам всё равно ни о чём не говорит… - Но каким образом вы проникли сюда? Дверь была заперта на замок… - У меня имеется универсальная отмычка. Орион достаёт из своего внутреннего кармана отмычку, показывает Николаю Зажигаеву и снова кладёт её в на прежнее место. - Так что вы меня решили ограбить или убить? – спросил Николай Зажигаев взволнованным голосом. - Нет, нет, пожалуйста, не волнуйтесь. Я не причиню вам никакого вреда. Мы с вами немного поговорим и потом я уйду. - Так вы меня не тронете? - Я же сказал вам только что, - не беспокойтесь. Ни кто вас не тронет и не причинит никакого вреда… - Это, по крайней мере, очень странно. Просто так не проникают в чужую квартиру. Что-то вы от меня хотите? Но уверяю вас, у меня нечего взять. Я живу лишь тем, что продаю мои картины, почти за бесценок, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Сейчас, вы же сами знаете, время какое: глобальный кризис, безработица, нищета. У нас в России это особенно сильно проявлено: с одной стороны, кучка дорвавшихся до власти Демон Кратов, а с другой – народ, ограбленный до последней нитки, униженный и оскорблённый… - Я понимаю ваше многословие. Это от волнения. Прошу ещё, не беспокойтесь… - Скажите же мне, наконец, чего вы от меня хотите? - Я пришёл к вам за картиной, которую заказывал вам некоторое время назад, - помните? - Гражданин Орион, здесь произошла какая-то ошибка. Мне никто не заказывал картины, уверяю вас. Здесь произошло какое-то недоразумения… - Вы просто забыли, Николай Зажигаев. Я действительно заказывал вам написать картину по заданному сюжету: «Начало потопа современной, сексуально озабоченной цивилизации. Изображён музыкант, идущий по волнам потопа, играющий на скрипке. Волны, рождённые его музыкой, наполовину затопили обитателей утерянного рая с их любовными утехами с надкусанными райскими яблоками и недопитыми рюмками вина. Всеобщее наводнение освещается грозовыми вспышками молний…» Ну что вспоминаете?.. Вот я вижу на мольберте, что картина по моему заказу закончена… - Всё это так странно… Откуда вам известно моё имя и фамилия? Уверяю вас, гражданин Орион, это просто какое-то совпадение. Я впервые вижу вас. Сами посудите, к чему бы я стал отпираться, если бы это действительно так было?.. Вижу, что вы необычная личность, но ведь даже боги ошибались… - Но вспоминайте, вспоминайте, Николай Зажигаев; напрягите чуточку свою память: что явилось вам толчком для написания картины по этому сюжету?.. Ну, что вспоминаете?.. - Да, кажется, я что-то припоминаю. Мне приснился сон, что человек просил меня написать картину на сюжет о потопе. Помню, долго меня потом преследовала мысль, чтобы не терял времени и приступил к написанию картины… Да, по-моему, действительно, мне тогда приснился человек в долгополой шляпе… Так, значит, это были вы?.. - Пожалуйста, успокойтесь, нет причины так сильно волноваться, уверяю вас… Очень хорошо, что вы сами вспомнили о моей просьбе. Вот теперь я пришёл за картиной. Я хорошо вам заплачу. Вы сами назначьте мне цену, я торговаться с вами не стану… - Мне думается, что я смог бы лучше живописать эту картину. Могу её чуточку доработать… - Нет, нет!.. Ничего не надо дорабатывать, это будет уже ремесло сверх вдохновения. Вы меня понимаете? Ваше вдохновение по данной картине закончилось, дальше начнётся чистое ремесло… Кроме того, оригинал вашей картины находится уже на борту в Ноевом галактическом ковчеге, а у вас на мольберте осталась точная копия вашей картины… - Я решительно ничего не понимаю: зачем вам понадобилось всё это странной действо? - Чтобы после потопа, вместе другими немногими картинами, вернуть её на землю невредимой… - Так вы считаете, что скоро будет большой потоп? - Да, совсем скоро… И началом потопа послужит ваше исполнение волшебной флейты Моцарта по глобальной сети телевещания и в интернет… Не ломайте голову о том, - как и когда всё это произойдёт? Это находится уже вне вашей компетенции… А теперь прощайте… Необходимую сумму для безбедного существования, я оставляю вам на вашем столе. Буде скромно тратить, вам их надолго хватит, а для роскошной жизни никаких денег не хватит… Прощайте… - Но мне хотелось бы ещё побеседовать с вами… У меня к вам масса вопросов… - Я пришлю к Вам своего мастера. Он способен дать вам исчерпывающий ответ на все ваши вопросы… Прощайте… III. НА ПИРУ У ДИССЕРТАНТА В роскошный холл гостиницы «Националь» перед входом в ресторан начал постепенно наполняться приглашёнными гостями Елены Александровны, дочери состоятельного русского эмигранта, живущего во Франции. Елена Александровна только что защитила докторскую диссертацию в Московской консерватории по теме: «Музыка народного календаря в Православии». Оригинальность материалов её диссертации состояла в успешном сочетании музыки, духовности и литературы. Тема вызвала немало споров в учёном мире, поскольку отражала «двоеверие» в Православии: христианство в контексте язычества. Сама защита диссертации, критика оппонентов, споры в кулуарах были столь напряжены, что и предвкушение обильного, изысканного застолья, не охлаждало горячего запала дискуссии. Основная масса приглашённых на банкет присутствовала на самой защите, но были также приглашены и другие лица, которые постепенно пребывали. Собрались ещё не все гости и потому не садились за стол, но стояли отдельными группами в холле гостиницы и беседовали… Елена Александровна была очаровательна и в приподнятом настроении. Роста она была выше среднего, стройна, изящна, уверена в себе, и производила на всех, безупречное впечатление. Одета Елена была в строгом длинном платье, не было на ней каких-либо украшений и это предавало ей какой-то своеобразный, строгий шарм, но её обаяние, лёгкость общения придавало ей неповторимое очарование, внушало безусловное уважение. Гости были самые разнородные по возрастам, характерам, манерам поведения. Были музыканты, литераторы, философы и художники. Время от времени, Елена Александровна знакомила гостей друг с другом, каким-то образом определяла их к тому или иному кругу собеседников. Это было удивительно, как умело она поддерживала всё общество в нужном тонусе. Она с филигранной точностью улавливала, где в данной момент ей следует находиться, чтобы привнести вовремя нужный, по её выражению «звук камертона»: там, где ослабевал огонёк у собеседников, и требовалось «зажечь» гостей, или, напротив, разговор слишком горячо возгорался, и требовалось несколько охладить его прохладным душем. Елена Александровна постоянно прислушивалась и приглядывалась к собеседникам, в каждую минуту она была наготове подать нужный настрой в обществе тактично и верно. Это напоминало дирижёра хора, который, словно держит в своих руках всё многоголосие, чтобы точно в нужный момент позволять отдельным голосам хора вступать и верно исполнять свои партии в хоре. Николай Зажигаев вошёл в холл гостиницы «Националь» в тот момент, когда гости начали постепенно приближаться к банкетному залу. Это происходило стихийно, незаметно, плавно, словно исподволь, но достаточно целеустремлённо. Одет Николай Зажигаев был просто. В руках он держал свой мольберт, сложенный в виде небольшого деревянного чемоданчика. Он остановился посреди зала, чтобы осмотреться. Елена Александровна сразу же заметила его. Она специально пригласила Николая Зажигаева на этот банкет, чтобы запечатлеть на холсте это своё знаменательное событие. Она сразу отметила для себя, что сегодня Николай Зажигаев производил особое впечатление: в нём проявилось нечто ещё более необычное, притягательное, что с лучшей стороны, отличало его от всех присутствующих на этом вечере гостей. Николай Зажигаев выделялся из всех присутствующих высоким ростом, статью и каким-то обворожительным обаянием; он был умён и, вместе с тем, скромным, наблюдательным, естественным… Елена Александровна подошла к нему, и подала ему руку… - Вы так пунктуальна, - сказала Елена Александровна, улыбаясь ему особенно приветливо, - по вашему приходу можно без сомнения часы на Кремлёвских башнях сверять… - Прежде всего, позвольте вас Елена Александровна, поблагодарить за приглашение на это ваше торжество, - сказал в ответ Николай Зажигаев и при этом задержал её руку в своей руке значительно дольше, чем это следовало по этикету. - Пожалуйста, не сомневайтесь, - произнёс он, наконец, отпуская её руку, - я постараюсь достойным образом запечатлеть на полотне этот Ваш знаменательный вечер… Елена Александровна заранее поблагодарила его, предоставляя ему полную свободу действий. Она продолжила своё участие в каждой отдельной группе коллектива и предупредила всех гостей, что этот званый вечер будет живописать художник Николай Зажигаев; с тем, чтобы гости не смущались пристального взгляда художника. Между тем, гости интуитивно чувствовали, что столы уже накрыты и отягощены рядами несчётных изысканных блюд. Предчувствие скорой трапезы начинало значительно сковывать красноречие ораторов. Яркое воображение позволяло им натурально чувствовать, что скоро уже сядут за общий стол. Это окончательно побеждало желание о чём-либо говорить. Гости всё ближе, словно ненароком приближались к заветным столам, стоящим в роскошном ожиданье своих посетителей. На столах, сквозь прозрачный лёгкий пар, сияли лакомые блюда. На больших хрустальных вазах в изобилии были груды златых даров десерта. От возвышающихся пирамид фруктов ниспадали на белоснежную скатерть большие, тяжёлые гроздья янтарного винограда. Наконец, был подан знак к застолью, гости начали чинно рассаживаться по своим местам. Посыпались обильно один вслед за другим тосты, весело, не ленясь, поднимались и осушались до дна широкие бокалы с игривым вином… Давно известно, где пьют званые гости, там речи вздорны, но не колки. Голоса за столом смешались в один стойкий гул, собрание зашумело; стали хвалить на все лады друг друга и в особенности виновницу торжества. Вино всё более разнеживало гостей, разогревало их ум. Тут всё торжественно вставало и садилось, говорилось, шепталось и пелось. Все разом оставили свои скуки, соединяясь в шумный весёлый круг, не признавая чинов и званий, все делили счастливый досуг с румяным Богом. Гости перестали восхищаться фарфорами Китая, драгоценными хрусталями. И вот звездящаяся влага до предела развеселила сердца и взоры гостей, потопляя все их заботы. Послышались, душу волнующие, звуки скрипок и песни цыган; они ходили вдоль столов, песнями и музыкой обращались к каждому ликующему гостю. Нередко их гости вознаграждали щедрою рукой. И полились песни, как предания молодости гостей беспечной поре жизни юных лет. И пусть навсегда исчезла молодость, пусть светлой памятью ей будут стуки и звоны чаш, словно приманивая радости прошлых лет… Между тем, Николай Зажигаев не терял времени даром. У него уже почти готовы были все отдельные эскизы портретов присутствующих, исполненные в карандаше, сделано несколько композиционных схематичных набросков на ватмане для будущей картины. Одна из композиций, по-видимому, понравилась ему более других, и он сделал подпись над ней «Апофеоз двоеверия». Николай отошёл от своей новой композиции на некоторое расстояние, чтобы взглянуть на неё со стороны. В это время к нему подошёл Отец Елены Александровны, Фёдор Михайлович Белоножкин. Он был довольно преклонного возраста, но несмотря на свои лета, держался молодцом. Фёдор Михайлович выделялся из всех присутствующих своим естественным, неподдельным интеллектом; взгляд его был спокоен и одухотворён. Весь этот вечер он скромно сидел неприметным у окна, в котором были хорошо видны рубиновые звёзды Московского Кремля. Поздним вечером пятиконечные звёзды были видны особенно отчётливо, казалось, они находились настолько близко, что стоило лишь распахнуть огромное окно, протянуть руку и дотронуться до них… - Вот уже и наметились общие черты предстоящей картины, - обратился Фёдор Михайлович к художнику, - теперь только краски успевай на кисточку набирать… - А вот здесь, Фёдор Михайлович, вы будете запечатлены в вашей казачьей форме, - улыбнулся в ответ Николай Зажигаев, - не узнаёте ещё себя?.. - А вы знаете, узнаю, как это ни странно… - Вы, уважаемый Фёдор Михайлович, сразу попали в поле моего зрения и, между прочим, вы будете центральной фигурой в этой картине… - Не много ли мне чести окажете? Моя роль в этой жизни уже сыграна… Думаю, что мою Белую конницу мне уже не догнать… Нет, мне уже не воскресить моих милых сердцу станиц и хуторов, затерялась они где-то в донских степях вместе со знакомой радостью русских берёз… Фёдор Михайлович повернулся было, чтобы пойти и сесть на своё место, но, вдруг, словно вспомнив что-то давно позабытое, он резко повернулся к художнику и произнёс почти шёпотом, чем очень затронул какие-то невидимые струны души живописца: «Апофеоз двоеверия», это вы метко подметили… Очень метко… Вот в этой вашей художественной композиции мне явно видятся волны потопа, выплеснувшиеся из бокалов… Не так ли? - Скорее, из душ человеческих выплеснувшиеся, - добавил Николай Зажигаев, - ведь главная причина заключена в душах людей, а вино - это уже результаты следствия… - Да, по вашим наброскам мне пока ещё трудно различить общую картину в целом. Я, признаться, знаток и ценитель картин небольшой… Вот о чём мне хотелось бы спросить у вас: «Веруете ли вы в Бога?» - Вопрос ваш, Фёдор Михайлович, совершенно неожиданный… Почему вы меня спросили об этом? – поинтересовался в свою очередь Николай Зажигаев, и внимательно посмотрел на старого Донского казака… - Этот мой вопрос проявился внезапно, под впечатлением ваших фрагментов и общего наброска эскизов композиции будущей картины… Я почувствовал, что от этой вашей картины у зрителей может вера пропасть… - Так поэтому вы спросили: верую ли я в Бога? - Спросил-то я потому, что многие теперь не веруют. Они веруют или не веруют – всё это для себя, а у вас ведь, как я понимаю, идея такая - «двоеверие». Мне и во Франции об этом не раз говорили, что вот, дескать, у вас в России в Бога не верят, больше чем у всех других народов… Вот почему я и спросил вас об этом, чтобы лишний раз убедиться в этом… - Вы знаете, Фёдор Михайлович, я думаю так, что неверие и «двоеверие», это различные понятия. Вот диссертация Елены Александровны, как раз и посвящена тому, что русское «двоеверие» – это наш уникальный путь в Христианстве… - Постойте, разве у нас в Православии политеизм? Разве у нас не монотеизм? У нас ведь Единый Бог… - У нас было длительное сосуществование дохристианских и христианских верований и это привело к компромиссу. Многие языческие, народные праздники (масленица, вербная, троица, покров, яблочный спас, медовый спас, радуница, Петров день, Ильин день, Купала, и другие отмечаются в Православных храмах). Вот вам и «двоеверие». И нет в этом ничего плохого или крамольного. Это наш выбор, вот и всё… - Но ведь имеется большое отличие обрядов языческого и православного календарей. Разве нет? - Фёдор Михайлович, вы должны согласиться, что «двоеверие» выразилось в наложении и переплетении праздников обеих традиций. И на удивление, хорошо, удачно переплелось. Вот смотрите: Встреча весны - День Сорока мучеников, Велик день – Пасха, Похороны стрелы – Вознесение, Семик – Троица, Иван Купала – Рождество Иоанна Предтечи, Коляда – Рождество Христово и другие. Всё это, уважаемый Фёдор Михайлович, - наше с вами народное достояние. Мне ничего не приходится, не прибавлять и не убавлять, – это наше национальное характерное явлений в духовности и в культуре… - Николай, тут что-то не совсем так, как вы говорите. Наше Духовенство не разделяет ваших взглядов о «двоеверии»… - Вы знаете, Фёдор Михайлович, со времени крещения Руси обрядовые народные игрища не утратили своей актуальности и по сей день, «двоеверие» сохранилось не только в народной среде, но и среди духовенства. - Так вы ратуете за язычество? - Для самосохранения нации, необходимо поддерживать и развивать фольклор, народные традиции. Пока жива наша народная традиция – мы ощущаем себя народом, противостоящей культурно-идеологической экспансии Западной цивилизации, мусульманского мира, разрушительному воздействию глобализации… К собеседникам незаметно подошла Елена Александровна, оценивающе посмотрела на эскиз композиции будущей картины. Фёдор Михайлович без лишних объяснений предмета разговора с Николаем Зажигаевым, обратился к ней так, словно она уже принимала участие в их разговоре. - Слава Богу, у моей Елены научная работы посвящена музыкальному аспекту Православия, - сказал Фёдор Михайлович, глядя на Елену Александровну испытывающим взглядом, - и я надеюсь, что к «двоеверию» тема её диссертации имеет не столь значительное отношение… - Мой основной научный аспект народной музыкальной культуры в сфере Православия, - не задумываясь, заговорила Елена Александровна, - состоит как раз в том, что защищает компромисс «двоеверия» в Православии…. В своей научной работе я показала в развитии отечественных религиозных взглядов на народный календарь. Во время собственных многочисленных музыкально-этнографических экспедиций, было подтверждено проявление «двоеверия» в русском народном календаре. Обрядовая музыка тесно связана с земледельческим и скотоводческим календарём и поддерживает развитие народных календарных праздников… - Выходит, Лена, что и ты поддерживаешь музыкальные языческие представления в Православии? Так что ли мне это надо понимать?.. - Да, именно так и следует понимать. Православная культура ассимилировала древнюю славянскую культуру, но сохранилось компромиссное равновесие языческих и православных верований. Нынче уже не удивительны участия священников в народных обрядах, подспудно идёт реабилитация дохристианского Православного прошлого. Все данные моих многолетних музыкально-этнографических экспедиций неопровержимо свидетельствуют о многообразных формах сочетания Православной и дохристианской обрядности. Факты, как всем известно, вещь упрямая… - А какие ещё имеются у тебя доказательства «двоеверия», кроме твоих личных материалов экспедиций? - Пожалуйста! Традиции язычества и христианства в их взаимодействии многопланово освещены а «Слове о полку Игореве» - величайшем памятнике мировой литературы XII века. В летописях XIII века говорится о праздниках в честь «бесов» Купалы и Коляды. При Иване Грозном и митрополите Макарии обрядовые игрища не утратили своей актуальности, а «двоеверие» сохранялось не только в народной среде, но и среди духовенства. - Лена, но ведь ты мне говорила, что тебя в научных изысканиях интересовала музыка, а ты, как я вижу, пошла неизмеримо значительно дальше… - Музыкальные аспекты православия и язычества, только подтверждают всё сказанное мной. Традиционные дохристианские стилевые элементы в народной музыке и песнопениях, приуроченных к православному календарю, посвящены не только календарным песням, но и окалендаренным жанрам церковного певческого обихода. И по словесному содержанию подобные формы непосредственно связаны с христианскими представлениями. В музыкальной стилистике явно присутствуют приёмы Никонианского православного пения и исполнительские элементы календарных песен… Вот так, Фёдор Михайлович. - Что же, по-твоему, если я правильно тебя понимаю, в Православных храмах исполняются календарные языческие песни? Так что ли? - Точно так, Фёдор Михайлович. Вот у меня в руках сейчас, как нарочно автореферат моей диссертации. Я дарю тебе лично один экземпляр с моим автографом. Там, начиная со страницы номер двадцать один, чёрным по белому сказано об этом. И вот я тебе специально подчеркну, начало: «Тропарь Пасхи «Христос вескресе» близок календарному крестьянскому мелосу. Особенности вокального исполнения далеки от манеры пения в храме. Подчас изменён словесный текст в сравнении с Православным каноном» . Далее читай, папа, по тексту и будь счастлив. - И не надейся, мой ангел Леночка, что оставлю этот твой автореферат без детального анализа… Посмотрю с пристрастием, с карандашом в руке, а потом, тебе придётся давать мне исчерпывающие ответы. Согласна? Вот и хорошо! Вот и славно!.. А вам, молодой человек, уважаемый Николай Зажигаев, заранее приношу мои благодарения за предстоящую картину. Мне Леночка показывала ваше искусство живописи, её портрет, написанный вами на улице Старого Арбата. Вы настоящий мастер портрета. Редкий мастер. Жаль, что приходится вам подрабатывать на улице… - Да, я на вольных хлебах. Сами знаете, это всегда был нелёгкий кусок хлеба… Но я не падаю духом. Вот накоплю немного денег и отправлюсь живописать по дорогам дивного Востока. Это мая настоящая мечта. Недаром же говорится, что мечты сбываются… - Друг мой, одному сегодня путешествовать небезопасно, уверяю Вас. Я это знаю не понаслышке… - Я отправлюсь не один. Нас четверо. А четверо, как вы сами понимаете, - это не то, что один… - А скажи, пожалуйста, только откровенно, Николай, если я тебе предложу, ты не откажешься от моей благотворительности? Будь уверен, Николай, я предлагаю это бескорыстно. Я всегда говорил, что истинному таланту надо помогать пробивать дорогу в искусстве, а бездарность, сама себе поможет пробиться… - Не стану от вас скрывать, Фёдор Михайлович, ваше предложение для меня сейчас, как нельзя, кстати, но вы же знаете, каков русский дух нашего характера… - Но я знаю и другое, что сейчас, может быть как никогда прежде, р
48.
Деревенская песня. (публикация автора на scipeople)
Сигачёв А.А.
- Белая Россия , 2013
началом страшной трагедии – зверских убийств плеяды русских крестьянских поэтов, послужила смерть поэта черносошной России, Александра Ширяевца, когда 15 мая 1924 года в московской больнице, он внезапно мгновенно скончался при загадочных обстоятельствах.
началом страшной трагедии – зверских убийств плеяды русских крестьянских поэтов, послужила смерть поэта черносошной России, Александра Ширяевца, когда 15 мая 1924 года в московской больнице, он внезапно мгновенно скончался при загадочных обстоятельствах.
Материал представлен в сокращении. Полная версия - http://www.belrussia.ru/forum/viewtopic.php?p=24633#24633 Сегодня никому из читателей не надо открывать глаза на то, какая была уготовлена участь русским поэтам большевистской диктатурой в крестьянской России. Тайное стало явным. Но не лишнее ещё раз напомнить, что началом страшной трагедии – зверских убийств плеяды русских крестьянских поэтов, послужила смерть поэта черносошной России, Александра Ширяевца, когда 15 мая 1924 года в московской больнице, он внезапно мгновенно скончался при загадочных обстоятельствах. В 1925 году был расстрелян русский крестьянский поэт Алексей Ганин. В ночь с 28 на 29 декабря 1925 года Сергей Александрович Есенин был обнаружен, подвешенным ремнём без петли к трубе парового отопления в гостинице «Англетер». В 20-30-е годы прошлого столетия врагами русской крестьянской песни и русской поэзии было сделано всё мыслимое и немыслимое, всё самое чудовищное, чтобы истребить на корню всё исконно русское, чтобы имена русских песнопевцев были вычеркнуты из памяти людей, чтобы в книгах о них не осталось и духу. В 1937 году были расстреляны крестьянские поэты: Николай Клюев, Сергей Клычков, Иван Приблудный, Павел Васильев. В 1938 году были расстреляны Василий Наседкин, Борис Корнилов. Так наступали на горло русской крестьянской песне, так проходил «перелом народного хребта» в период коллективизации. А сколько положилось в землю крестьянских поэтов вместе со своими соотечественниками, простыми крестьянами на стройке в гиблых краях при строительстве Беломорканала, до сих пор остаётся тайной за семью печатями. Гибли избранные, соль земли русской. Но по сей день не слышно трубного гласа, пробуждающего от этой зачумлённой истории. Это была политика истребления цвета нации. С уничтожением русского трудового крестьянство уничтожались и воспевающие его поэты-песенники, певцы трагической участи землепашцев, хранители песнопевческой Руси. Но вот в 60-х годах прошлого столетия, изумлённому взору «победителей» мракобесов предстала удивительная песенная лирика о деревенской России Николая Рубцова, Анатолия Передреева и их собратьев по перу. - Что это за последние из могикан?! – удивлялись зачумлённые, очерствелые души, - что это ещё за тихая лирика и Есенинские перепевы? Откуда всё это взялось? Оно было уже навсегда похоронено, потоплено, удавлено, растоптано, загнано в тёмные углы, стёрто в пух и в прах, развеяно по ветру. Откуда это появляется, вновь зеленеет и зацветает пышным цветом деревенская русская песня?! Это было какое-то непонятное чудо, которое заставило о себе говорить и петь. Воскресала в памяти людей необыкновенная свежесть русской деревенской песни. После преждевременной смерти Анатолия Передреева и трагической, загадочной смерти Николая Рубцова и Алексея Прасолова вначале 70-х года, после долгого их замалчивания, оставалось некоторое время песенное пространство, похожее на вытоптанное поле. Пошла править бал бесовщина. Но русская песня не умирает. Людей «зашоривают», носителей русской песни продолжают убивать вплоть до наших дней. Так подло и цинично был убит Игорь Тальков. Иван Васильевич Лысцов был убит и утоплен в 1994 году за возрождение русской песни, за свою книгу «Убийство Есенина». Мракобесы не унимаются. Исконно русская песенность, как ладан бесам, - бесит их ещё больше. Но проходит время, и сквозь бесовскую шумиху, вновь и вновь слышится чистая, музыкальная поэзия и песенность русской души, - которые вовек не умирают.
Материал представлен в сокращении. Полная версия - http://www.belrussia.ru/forum/viewtopic.php?p=24633#24633 Сегодня никому из читателей не надо открывать глаза на то, какая была уготовлена участь русским поэтам большевистской диктатурой в крестьянской России. Тайное стало явным. Но не лишнее ещё раз напомнить, что началом страшной трагедии – зверских убийств плеяды русских крестьянских поэтов, послужила смерть поэта черносошной России, Александра Ширяевца, когда 15 мая 1924 года в московской больнице, он внезапно мгновенно скончался при загадочных обстоятельствах. В 1925 году был расстрелян русский крестьянский поэт Алексей Ганин. В ночь с 28 на 29 декабря 1925 года Сергей Александрович Есенин был обнаружен, подвешенным ремнём без петли к трубе парового отопления в гостинице «Англетер». В 20-30-е годы прошлого столетия врагами русской крестьянской песни и русской поэзии было сделано всё мыслимое и немыслимое, всё самое чудовищное, чтобы истребить на корню всё исконно русское, чтобы имена русских песнопевцев были вычеркнуты из памяти людей, чтобы в книгах о них не осталось и духу. В 1937 году были расстреляны крестьянские поэты: Николай Клюев, Сергей Клычков, Иван Приблудный, Павел Васильев. В 1938 году были расстреляны Василий Наседкин, Борис Корнилов. Так наступали на горло русской крестьянской песне, так проходил «перелом народного хребта» в период коллективизации. А сколько положилось в землю крестьянских поэтов вместе со своими соотечественниками, простыми крестьянами на стройке в гиблых краях при строительстве Беломорканала, до сих пор остаётся тайной за семью печатями. Гибли избранные, соль земли русской. Но по сей день не слышно трубного гласа, пробуждающего от этой зачумлённой истории. Это была политика истребления цвета нации. С уничтожением русского трудового крестьянство уничтожались и воспевающие его поэты-песенники, певцы трагической участи землепашцев, хранители песнопевческой Руси. Но вот в 60-х годах прошлого столетия, изумлённому взору «победителей» мракобесов предстала удивительная песенная лирика о деревенской России Николая Рубцова, Анатолия Передреева и их собратьев по перу. - Что это за последние из могикан?! – удивлялись зачумлённые, очерствелые души, - что это ещё за тихая лирика и Есенинские перепевы? Откуда всё это взялось? Оно было уже навсегда похоронено, потоплено, удавлено, растоптано, загнано в тёмные углы, стёрто в пух и в прах, развеяно по ветру. Откуда это появляется, вновь зеленеет и зацветает пышным цветом деревенская русская песня?! Это было какое-то непонятное чудо, которое заставило о себе говорить и петь. Воскресала в памяти людей необыкновенная свежесть русской деревенской песни. После преждевременной смерти Анатолия Передреева и трагической, загадочной смерти Николая Рубцова и Алексея Прасолова вначале 70-х года, после долгого их замалчивания, оставалось некоторое время песенное пространство, похожее на вытоптанное поле. Пошла править бал бесовщина. Но русская песня не умирает. Людей «зашоривают», носителей русской песни продолжают убивать вплоть до наших дней. Так подло и цинично был убит Игорь Тальков. Иван Васильевич Лысцов был убит и утоплен в 1994 году за возрождение русской песни, за свою книгу «Убийство Есенина». Мракобесы не унимаются. Исконно русская песенность, как ладан бесам, - бесит их ещё больше. Но проходит время, и сквозь бесовскую шумиху, вновь и вновь слышится чистая, музыкальная поэзия и песенность русской души, - которые вовек не умирают.
49.
Возникновение права и источники права древней японии (публикация автора на scipeople)
Суровень Д.А.
- Проблемы курса истории государства и права. Екатеринбург: Изд-во УрГЮА, 2004. С.198-226. , 2004
Возникновение права и развитие источников права древней Японии
Возникновение права и развитие источников права древней Японии
ПРАВО ДРЕВНЕЙ ЯПОНИИ (I-VII века н.э.) История права древней Японии делится на два этапа: период Яматай (I-III века н.э.) и период Ямато (IV-VII века н.э.). С точки зрения исторической и историко-правовой науки данные периоды являются наименее изученными. Это определяется тем, что, во-первых, источники, касающиеся этого времени, немногочисленны; во-вторых, в российской исторической науке этот период развития япон-ского права мало исследован. Поэтому существует необходимость собрать и проанализировать тот скудный материал древнекитайских и древнеяпонских письменных источников, содержащих сведе-ния о правовых нормах древней Японии. Причем, здесь необходимо учитывать, что правовые нормы периода Ямато (IV-VII века) во многом коренятся в правовом регулировании периода Яматай (I-III века н.э.). Именно из того времени были унаследованы многие правовые обычаи, действовавшие в государстве Ямато. Поэтому, при изучении древнеяпонского права следует обязательно коснуться правовой системы Южной Японии (Кюсю) I-III веков. 1. Возникновение права Ещё в первобытном обществе появляются определенные нормы – обычаи и традиции, кото-рые регулировали отношения между общинниками. Эти нормы поведения получили в научной лите-ратуре название норморегуляторы, или мононормы. В любом обществе существует зависимость со-циального поведения людей от применения правил, отличающихся так называемым одинаковым масштабом действия или же нормой. Эти нормы характеризуются неперсонифицированностью по отношению к адресатам правил, требуют от них обязательного выполнения определенных действий, совершения этих действий в относительно четких рамках. Несоблюдение данных правил приводит обыкновенно к общественным санкциям, выражаемым в различной форме. Любые человеческие со-общества не могут существовать вне системы норм социального поведения. Эти нормы определяют всеобщий характер взаимоотношений как отдельных индивидов, так и между самыми разнообразны-ми социальными группами. Среди регуляторов выделяют: 1) ненормативные регуляторы: ценност-ный, информационный; директивный [институт предсказаний]; 2) нормативные регуляторы: а) био-лого-психологический; б) брачно-семейный; в) корпоративно-групповой; г) мифолого-религиозный; д) правовой; е) моральный. Начало функционирования каждого не одновременно, древнейший – био-лого-психологический; в ходе развития культур имеет место постепенное вычленение отдельных ре-гуляторов. Данные правила поведения объединяли в себе различные требования к членам общинно-го коллектива: религиозные, половые, пищевые запреты, правила поведения и моральные требования, а также правила, на основе которых впоследствии сформировались нормы права. Но эти норморегу-ляторы не являлись ещё правом. Необходимость соблюдения данных мононорм объяснялась тем, что это были божественные установления: «По изволению бога и богини, прародителей могучих владетеля нашего, на Равнине Высокого Неба божественно пребывающих, восемь сотен мириад богов божественным советом со-вещались и так повелеть изволили… И в стране той прегрешения разные, ошибкой, проступком со-вершенные тем людом, что под небом прибавляется, - прегрешения премногие… означили…» [Нори-то: Великое изгнание [грехов] в последний день месяца минадзуки ]. Поэтому данные поступки в первобытном обществе рассматривались, прежде всего, как «прегрешения» (яп. цуми), то есть нару-шения религиозных запретов. Основное понятие, проходящее через этот мифологический пласт, - скверна разного рода и в разных обличьях. В японской мифологии понятие скверны связано с мифом об осквернении Идзанаги в стране мрака Ёмоцукуни, а ритуал ōхараэ – с его последующим очищени-ем [Нихон-сёки, св.1-й, Идзанаги, Идзанами; Нихон-сёки, св.I-й, 5; Nihongi, I, 21-22; Кодзики, св.1-й, гл.9; Кодзики, св.1-й, Идзанаги, Идзанами; Kojiki, I, X]. Скверна, таким образом, проистекает от со-прикосновением с иным миром, смертью, болезнями, уродством, нарушениями разного рода табу. Древняя регламентация общественной жизни знала три способа регулирования: (1) запрет (та-бу); (2) дозволение; (3) обязывание. Наиболее важным для возникновения права оказался первый спо-соб регулирования общественных отношений (запреты). К очень древнему обычаю (возникшему, возможно, ещё в период существования охотничьей группы – до V века до н.э.?) относился реконст-руируемый исследователями запрет на принятие пищи и использование огня вне рамок своего со-циума. Так, в мифах об Идзанами, попавшей в страну мрака (Ёми-но куни), женщина не могла вер-нуться в мир живых, потому что она уже вкусила еды в стране умерших [Нихон-сёки, св.1-й, Идза-наги и Идзанами; Nihongi, I; Кодзики, св.1-й; Kojiki, I]. К древним обычаям относились такие наибо-лее распространенные запреты (табу) как: запрет нарушать половозрастное разделение функций ме-жду мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми; запрет на обман членов коллектива; запрет убийства члена коллектива; запрет нанесения телесных повреждений общинникам (в норито: запрет «резать на живом кожу» ); запрет кровосмешения (в норито: запрет на «надругательство над собст-венной матерью, надругательство над дитятей собственным, надругательство над матерью и её же дитятей, над дитятей и матерью его же» ), сюда же отнесен «грех соития с животными» ; запрет колдовства, направленного против членов общинного коллектива (в норито: «беда от насекомого ползающего, от Такацуками [вероятно, бога–громовика – С.Д.] беда, беда от птиц с высоты, порча на скотину чужую, грех ворожбы», а также «…резать на мертвом кожу; люди, больные проказой, опухоль…» ). В основе табуирования «беды от насекомого ползающего» (по мнению Цугита, уку-сов насекомого как одной из разновидностей повреждения кожи), «резания по живому кожи» лежит запрет нарушения целостности оболочки, будь то кожа человека, шкура животного или кора дерева. Возможно, это связано с опасением, что при нарушении оболочки через отверстие может выскольз-нуть душа. В норито эти действия отнесены к «прегрешеньям земным» (куни-цу цуми – досл. «прегре-шения в общине (куни)»), в отношении которых действовали запреты, направленные против крово-смешения и регулирующих сферу половых отношений, а, значит, в конечном счете, систему родства, а также табуирующих разные виды ворожбы, включая некоторые болезни, которые (по ранним пред-ставлениям) могли иметь причиной злокозненные магические действия. Кроме того, были ритуальные предписания: (в норито: запрет на «…сдирание заживо шкур, сдирание шкур сзади к переду, нечистот оставление» ), которые относились к «небесным прегреше-ниям» (ама-цу цуми) [Норито: Великое изгнание [грехов] в последний день месяца минадзуки]. В норито Великого изгнания грехов в последний день месяца минадзуки говорится, что эти прегреше-ния были определены богами–первопредками императорского рода, то есть бога Таками-мусуби и богини солнца Аматэрасу. В «Кодзики» и «Нихон-сёки» эти мононормы указываются в связи с на-рушениями табу, совершенными богом Сусаноо, что привело к сокрытию Аматэрасу в Небесной пещере, правда, там прегрешения не разделяются на две категории – небесные и земные. Совершен-ные Сусаноо злодеяния (по «Кодзики» и «Нихон-сёки») составляют часть списка «небесных прегре-шений». Это – сдирание шкуры лошади, начиная с хвоста (яп. сака-хаги) (вероятно, род черной ма-гии; возможно также, что шкура была содрана заживо – яп. ики-хаги ), дефекация (в ритуальном за-ле – яп. хйсока-ни кигасису – досл. “тайно осквернять” ) [Кодзики, св.1-й, преступление Сусаноо; Кодзики, св.1-й, гл.12 ; Kojiki, I, XV; Нихон-сёки, св.1-й, преступления Сусаноо; Nihongi, I, 37, 40, 41, 42, 45, 48]. Что касается обдирания шкур, то это занятие до нового времени считалось нечистым и поручалось людям особого разряда, имевшего нечто общее с «неприкасаемыми»; то же находим и в Корее, где, как пишет Ю.В. Ионова и вслед за ней Л.М. Ермакова, в числе семи презренных профес-сий были мясники и корзинщики, поскольку обдирание коры – то же, что сдирание кожи с животных. Более того, и в японском материале встречается запретом на снятие коры с деревьев, используемых в ритуальных постройках. При строительстве помещений для участников праздника Оониэ-но мацури («Великого праздника вкушения первого урожая», праздника достаточно древнего ) дерево для по-строек должно было быть целым, кора с него не снималась. Здесь, по-видимому, действовало тоже табу, что и в предыдущих случаях, запрещающее обдирание шкур или резание кожи по мертвому или живому, возможно, из-за представлений о взаимодействии с душой (яп. тама) животного или предмета, приносимого в жертву богам, и из-за возможных опасностей при нарушении целостности оболочки. Вышеуказанные запреты – наиболее древние мононормы, которые, как можно предполагать, сложились на самых ранних этапах развития общества (в период родовой общины – до середины I тысячелетия до н.э.). Из истории первобытной Японии нам известны и другие мононормы, возникшие (как можно судить по их содержанию) в период яёи (с IV века до н.э.), когда произошел переход от родовой об-щины к соседской. Деяния, нарушающие данные мононормы, были отнесены к «небесным прегреше-ниям» (яп. ама-цу цуми), то есть более тяжким, чем «земные прегрешения». Соседская община Японии (праяп. пурэ, др.-яп. мура) по археологическому материалу пред-ставляла собой поселение нескольких групп (по 15-30 человек в каждой) – 15-50 домовых общин («домов»), тождественных большой семье (объединяющей несколько поколений с их семьями), ко-торая территориально представляла собой двор (ко), состоявший из 5-6 жилищ типа землянок (та-тэана), в каждой из которых жила малая семья (монко) из 8-10 человек (видимо, полигамная). Такой тип общины был обнаружен при раскопках (в 1945-1950 годах) стоянки Торо (префек-тура Сидзуока, Центральный Хонсю), где обнаружены остатки деревни и рисовых полей III или II ве-ков до н.э. Поселение представляло собой шесть или семь домов (9-10 м в диаметре), сгруппирован-ных вместе (по подсчетам ученых на 60-70 до 100 человек), окруженных рвом и лесом в качестве внешней границы. Первоначальная большая семья с течением времени постепенно разрослась в по-селение, состоящее из 16-50 семей, занимавшихся культивацией риса. На участке земли площадью в один квадратный километр обнаружены ряды межей, проходя-щие под прямым углом друг к другу. Межа на затопляемой стороне (обращенная к большой реке Абэ) была обложена сбоку досками 30-40 см толщиной и 1,5 м длиной, в то время как на внутренней сто-роне этой гряды были поставлены плотно колья. Рисовые поля, нерегулярные в размере, от 200 до 600 цубо (0,006-0,2 га, 600-2000 кв.м), 10 на 12 м и с приподнятыми тропинками, достигающими два метра в ширину. Размеры очень большие. Подобного рода расположение межей было открыто на стоянке Ямаки (префектура Сидзуока), рисовые поля раскопаны (в 1976 году) в Хидака (около 40 км на запад от города Такасаки, префектура Гумма, Центральный Хонсю) из-под слоя вулканическо-го пепла. Рисовые поля были обнаружены во многих местах. Поля на стоянках Хаттори (префектура Сига) и Хаккэнгава (префектура Окаяма) – меньших размеров: 2-3 метра сторона. Поэтому большие поля Торо не считают образцовыми для периода яёи в общем. Таким образом, поселения, подобные стоянке Торо, являлись наглядной формой соседской общины, внутри которой индивидуальные хо-зяйства создавали обособленные коллективы со своей рабочей силой, орудиями труда и самостоя-тельным выполнением работ на своих наделах. Как считают исследователи, существование межей на рисовых полях в период яёи свидетель-ствует о возникновении первичного права владения на заливные поля при сохранении верховной коллективной собственности общины на землю: это право верховной коллективной собственности выражается в регулярных переделах земельных наделов внутри соседской общины. По мнению ис-следователей, границы земельных участков индивидуальных хозяйств обозначались огораживанием полей веревкой из рисовой соломы (в мифах: Сусаноо свалил такое ограждение из веревок на полях Аматэрасу [Нихон-сёки, св.1-й, преступления Сусаноо; Nihongi, I, 42; см.: Харима-фудоки, уезд Ка-мудзаки, село Тада, горное поле Овати]). Подобная веревка, завязанная жгутом, стала знаком запре-та, ограждающим от злых сил, от беды, ею огораживали от посторонних рисовые поля. Отсюда поя-вился термин «запретные поля» (яп. симэну), то есть поля, оцепленные священными рисовыми ве-ревками в знак запрета ступать на них посторонним. Позднее рисовая веревка сделалась просто сим-волом собственности. В связи с этим, очень интересно одно из прегрешений (яп. цуми), приписываемое Сусаноо. «А осенью, когда колосья уже созрели, [он – С.Д.] силой вторгся [кит. мàо – С.Д.] на [чужие – С.Д.] поля и обвязал [кит. лàо – С.Д.] их крепкими вервями [яп. нава – С.Д.]» [Нихон-сёки, св.1-й, Сусаноо; Нихон-сёки, св. I-й, 7.2]. Этот эпизод отражает ситуацию, при которой захватывалось чужое поле. И, в знак установления своего права на это захваченное поле, оно опоясывалось верёвкой (симэ), что-бы символизировать запрет на вхождение на данную землю (поле симэну). Ученые предполагают, что, вероятно в это время начинают складываться представления о группе цуми, именуемых «порча полей»: о разрушении межей (адзэнафу); нарушении границ зе-мельных участков (кусидзаси – досл. «втыкание кольев»); засыпке каналов (уну-мидзо, умэ-мидзо), пересеве по посеянному (сйкимаки), то есть о нарушениях владельческих прав на землю как о «не-бесных грехах» (ама-цу цуми), то есть более тяжких нежели «земные прегрешения». В норито они указаны следующим образом: «…те прегрешенья небесные – разрушенье межей, засыпка канав, же-лобов разрушенье, повторный посев, вбивание кольев…» [Норито: Великое изгнание (грехов) в по-следний день месяца минадзуки]. В «Кодзики» Сусаноо разрушает межи на поле Аматэрасу, засы-пает канавы [Кодзики, св.1-й, преступления Сусаноо; Кодзики, св.1-й, гл.12; Kojiki, I, XV]. А в «Ни-хон-сёки» кроме этого ещё разрушает желоба для орошения, совершает повторный посев и вбивает колья на чужом поле [Нихон-сёки, св.1-й, преступления Сусаноо; Nihongi, I, 37, 40, 41, 42, 45, 48]. Вбивание кольев по-разному толкуется исследователями: и как способ злокозненной магии, и как по-пытка причинить увечье возделывающему поле (если колья зарыты в земле), и как перемена границ полей. На мой взгляд, последний вариант толкования является наиболее значимым. «Нихон-сёки» среди прегрешений Сусаноо называет ещё потраву посевов: «… выпустил …жеребёнка и заставил его лежать посреди поля»; «…и пустил туда коня лежать [прямо на поле]» [Нихон-сёки, св.1-й, Сусаноо; Нихон-сёки, св. I-й, 7, 7.2]. Таким образом, это были преступления, направленные против интересов общины, которые требовали «великого очищения» (др.-яп. опо-парапэ, яп. ō-хараэ). Видимо, наказанием за них было изгнание из общины (как это произошло с Сусаноо в мифах). Соблюдение данных норм (обычаев и традиций) обеспечивалось всей общиной целиком (коллективом общинников), особых органов принуждения и органов защиты данных правил в этот период не существовало. Соответственно, только от общины член коллектива получал защиту и га-рантии своих прав (защиту жизни, здоровья и имущества) при помощи института так называемой «кровной мести», когда мстили не только обидчику, но и его ближайшим родственникам. Связано это с тем, что единственной силой того времени было общинное ополчение (то есть взрослые мужчины-воины данной общины), которое и осуществляло защиту интересов общинников. Мононормы долж-ны были соблюдаться. За их нарушение следовало наказание, которое могло иметь разные формы. Это могло быть моральное порицание, это могли быть телесные наказания, изгнание из общины и смерть. Так Сусаноо изгоняется из Такама-но хара за преступления перед своей сестрой Аматэрасу (Сусаноо нарушил важнейшие запреты соседской общины), а перед этим он был подвергнут наказа-нию и искупительной жертве в виде лишения волос и вырывания ногтей [Нихон-сёки, св.1-й, Суса-ноо; Nihongi, I, 41, 44; Кодзики, св.1-й, гл.12; Кодзики, св.1-й, Сусаноо; Kojiki, I, XVII]. Исследовате-ли указывают, что это было наказание, характерное для всего дальневосточного ареала, включая Ки-тай, и оно являлось замещением ритуального убийства вождя-правителя. В этом сюжете он высту-пает как изгой своей «небесной» (яп. ама) общины. Соорудив себе накидку из травы, Сусаноо ски-тается и просит убежища у разных богов (яп. ками – «высших, правителей»). Но они отказывают ему как изгнаннику, и он вынужден удалиться в другую страну. После этого Сусаноо появляется в Ид-зумо, в местности Ториками в верховьях реки Хи (современная Хии) [Кодзики, св.1-й, Сусаноо; Код-зики, св.1-й, гл.14; Kojiki, I, XVIII; Нихон-сёки, св.1-й, Сусаноо; Nihongi, I, 49-50 и далее]. Вышеуказанные мононормы действовали на протяжении всей первобытной истории Японии. С завершением процесса генезиса государства складывается особая специфическая, обусловленная природой человека и общества и выражающая свободу личности система регулирования обществен-ных отношений, получившая название право, которой присущи нормативность, формальная опреде-ленности в официальных источниках и обеспеченность возможностью государственного принужде-ния. 2. Общая характеристика права периода Яматай (I-III века н.э.) Начало возникновения первых, собственно японских политических образований следует от-носить к I веку до н.э. – именно к этому времени относится первое упоминание о них в разделе «Гео-графические описания» (Ди-ли-чжи) в «Истории Ранней Хань» [Хань-шу, цзюань 20, л.22] , связан-ное с установлением дипломатических и торговых связей между японцами и китайцами в Корее, по-сле завоевания империей Хань северокорейского государства Чосон, когда на его территории были созданы четыре китайских административных округа: Лолан, Чжэньфан, Сюаньту и Линьтунь [Ши-цзи, гл.115, C.2-5; гл.122, C.15-16; Хань-шу, гл.95, C.20б-23б; Ши-цзи, гл.115, Повествование о Чао-сяни; Цяньханьшу, гл.95, Повествование о Чаосяни] . Только в китайских источниках сохранились сведения о нескольких десятках этих владений, причем информация о разных владениях различна: об одних дается достаточно подробное описание и более или менее точная локализация; о других – лишь краткие сведения (или вообще только назва-ние); местоположение третьих – не ясно. Собственно японских письменных источников по периоду Яматай (I-III века н.э.) исследователи в своем распоряжении не имеют. Говоря о сложившихся у японцев политических общностях, китайские авторы используют тер-мин го (яп. куни). Эти политические образования имели небольшие размеры, на что указывало и ко-личество дворов (кит. ху, яп. ко) в каждом владении: 1000 в Дуйма-го (острова Цусима), 3000 - в Ида-го (остров Ики), 4000 - в Молу-го, 1000 - в Иду-го, 20000 - в Ну-го, 1000 - в Буми-го, 50000 - в Тоума-го, 70000 - в Ематай-го [Саньго-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во-го, Дуйма-го - Ематай-го ; Вэйчжи–вожэнь–чжуань, цз.30, С. 24а-24б (1б-2а)]. Данные го (яп. куни) являлись первым типом рабовладельческого государства. Как установили современные ученые, таковым является община-государство, в качестве которого выступает само-стоятельная гражданская община, возникающая в раннеклассовый период (ее еще неточно называют город-государство). Для этого типа государства характерно отсутствие еще особого аппарата при-нуждения, функции которого по отношению к эксплуатируемому производителю выполняет община в целом, так как существование самой общины лишало всех, кто не входил в нее, свободного досту-па к основному средству производства - земле и ставило в бесправное положение, потому что в этот период только община могла гарантировать человеку защиту его интересов. Трансформация первобытной соседской общины в гражданскую общину, то есть государство (общину-государство), происходит не только в результате приобретения общиной новых функций, но и в процессе развития системы самоуправления в государственные органы, то есть в процессе формирования публичной власти. Первые государства везде и всюду образуются в небольшом объеме, а именно в объеме од-ной территориальной общины или чаще нескольких тесно связанных между собой общин. Такое го-сударство, чтобы быть устойчивым, должно по возможности иметь некоторые естественные границы: горы, окаймляющие долину; море, омывающее остров или полуостров и т.п. Такой четко различимый район сложения государственности называют «номом», или «полисом», или «civitas», или «го», а попросту «гражданской общиной», «общиной-государством». Соответственно, в связи с возникновением государства возникла необходимость в правовом ре-гулировании общественных отношений. По этой причине начинает формироваться система древне-японского права. О правовой системе древних японцев (вожэнь) известно немного, только отдельные правовые нормы вожэнь: «Законы [кит. фа – С.Д.] и обыкновения [кит. су – досл. «обычаи» – С.Д.] были стро-ги» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого); Бимиху] ; «Законы (кит. фа) [и] обычаи (кит. су) строгие (суровые)» [Хоу-хань-шу, св.85, Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. «Ещё обычаи: нет краж (кит. даоцэ), ма-ло тяжб (кит. чжэн-сун). [У] правонарушителей (кит. фань-фа-чжэ) конфискуют в казну его жену [и] детей, [у] тяжких [правонарушителей] уничтожают их кровный род» [Хоу-хань-шу, св.85; Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. «Воровства нет. Мало споров и тяжб. У преступников отбирают жену с детьми в неволю; за важные преступления истребляют весь дом» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого)] ; «Не во-руют , мало тяжб (судебных споров) ; [что касается] их правонарушений, [то] у легких [преступни-ков] берут в казну (конфисковывают) их жен [и] детей; у тяжелых [преступников] уничтожают (ис-требляют) их семью и кровный род» [Вэй-чжи–вожэнь–чжуань, цз.30, С.26б (4а), 1-2]; «Нет споров. У совершивших легкий проступок берут в казну его жену и детей. У преступников, совершивших тяже-лый проступок, уничтожают весть его род» [Цзинь-шу, гл.97, Вожэнь] . При описании правовой системы Японии китайцы употребляют такие сложные термины как «тяжба» (кит. чжэн-сун), «нарушение закона (правонарушение)» (кит. фань-фа), «судебный процесс» (кит. сун), что не проходит незамеченным мимо исследователей, работающих с данными текстами. Аргументом тех, кто отрицает подобную ситуацию в Японии в II-III веках н.э., является лишь то, что этого не могло быть у вожэнь в столь раннее время. Решение данной проблемы коренится в пробле-ме уровня развитости государственности в Японии начала нашей эры. Если это было бы первобытное общество - то действительно - такого там быть не могло. Но мы, на основе анализа имеющегося ма-териала, должны признать, что древнеяпонское общество являлось уже классовым, и государство уже было. Поэтому отрицать факт существования правовой системы в древней Японии II-III веков н.э. мы не можем. Здесь есть еще один момент: некоторые исследователи-переводчики интерпретируют термин чжэн-сун (судиться, вести тяжбу; тяжба ) как «спор» («мало споров»...; «нет споров»...). В обычной жизни такая ситуация выглядит неестественной - между людьми всегда по каким-либо причинам мо-жет возникнуть спор, несогласие, конфликт - и это может происходить достаточно часто. Следова-тельно, под термином чжэн-сун понимается не простая ссора (значение, кстати, которого это слово не имеет), а именно судебное разбирательство, которое на ранних этапах развития классового обще-ства и государства было явлением не частым, что и отмечают китайские информаторы. 3. Источники древнеяпонского права. Китайские источники сообщают о периоде I-III веков следующее: при Бимиху «законы [кит. фа – С.Д.] и обыкновения [кит. су – досл. «обычаи» – С.Д.] были строги» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого); Бимиху]. «Законы (кит. фа) [и] обычаи (кит. су) строгие (суровые)» [Хоу-хань-шу, св.85, Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. Здесь четко видно противопоставление закона и (правового) обычая. Проблема существования письменного права упирается в проблему письменности, так как формаль-ными признаками закона являются: во-первых, обязательная письменная форма (в отличие от обычая, который функционирует изустно) и, во-вторых, закон исходит от органов власти, или проходит через орган власти (получает санкцию государства) (в отличие от обычая, который складывается непосред-ственно в практике людей). Если вопрос о письменности у вожэнь в I-III веках н.э. решается положи-тельно, то мы имеем основание, исходя из формальных признаков закона, утверждать, что выше ци-тированная фраза из «Хоу-хань-шу» указывает на существование как законов (письменного права), так и правовых обычаев (обычного права). В противном случае исследователи могут говорить лишь об обычном праве , которое в эту эпоху было тесно связано с верованиями. Китайские источники не разъясняют, что считалось «законом» (кит. фă). Видимо, по мнению М.В.Воробьева, важным источ-ником норм являлась воля правителя. Считается, что обычаи у вожэнь (японцев Кюсю) и народа Ямато не сильно отличались. По сути, право Ямато было продолжением и развитием права Яматай, что было связано со сходством регулирования общественных отношений во всем ареале культуры яёи (как в Южной, так и Центральной Японии). Это подтверждает сравнение описания китайцами правовых норм периода Яматай (I-III века) и Ямато (IV-VII). Яматай: «Воровства нет. Мало споров и тяжб. У преступников отбирают жену с детьми в нево-лю; за важные преступления истребляют весь дом» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого)] ; «Законы (кит. фа) [и] обычаи (кит. су) строгие (суровые);. Ещё обычаи: нет краж (кит. даоцэ), мало тяжб (кит. чжэн-сун). [У] правонарушителей (кит. фань-фа-чжэ) конфискуют в казну его жену [и] детей, [у] тяжких [правонарушителей] уничтожают их кровный род» [Хоу-хань-шу, св.85; Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. «Не воруют , мало тяжб (судебных споров) ; [что касается] их правонарушений, [то] у легких [преступников] берут в казну (конфисковывают) их жен [и] детей; у тяжелых [преступников] уничтожают (истребляют) их семью и кровный род» [Вэй-чжи (-вожэнь-пу), цз.30, С.26б (4а), 1-2]; «Нет споров. У совершивших легкий проступок берут в казну его жену и детей. У преступников, со-вершивших тяжелый проступок, уничтожают весть его род» [Цзинь-шу, гл. 97, Вожэнь] . Ямато: «Нет ни воровства, ни разбоев; мало споров и тяжб. За лёгкие преступления описывают семейство преступника в казну, за тяжелое истребляют весь род его» [Нань-ши, гл 79, IV]. «По та-мошним обыкновениям за убийство, разбой и блудодеяние определена смертная казнь. По воровству платят за покраденное; а кто не в состоянии заплатить, отдается в невольники. За прочие вины, смот-ря по их важности, полагается или ссылка или наказание палкою. При допросах кто не признается, тому нажимают колена деревом, или, натянув тугой лук, тетивою пилят шею ему; или, бросив каме-шек в кипяток, велят вынуть рукою. Сказывают, что у неправого рука сваривается. Или кладут змею в кувшин и велят взять её оттуда. Говорят, что неправый будет ужален. Жители вообще очень кротки; редко доходят до споров и тяжб. Воровства также мало» [Суй-шу, гл.81, VI; Sui-shu]. Что касается источников права в период Ямато (IV-VII века), то ситуация была такой же как в период Яматай (I-III века). Первоначально, так как на время навыки письменности в Ямато были ут-рачены, единственным источником являлись правовые обычаи, то есть правила поведения, сло-жившиеся в жизни людей в течение длительного в силу повторяемости, которые были признаны го-сударством в качестве общеобязательного и обеспечивались силой государственного принуждения. Исследователи древнеяпонского права сталкиваются с проблемой того, что правовые обычаи функционировали в устной форме – следовательно, они нигде не были записаны, и, казалось бы, мы ничего не можем знать об их содержании. Но, к счастью, нарративные (то есть неюридические) ис-точники древнего периода зафиксировали: а) правоприменительную практику; б) обычаи граждан-ского оборота. Следовательно, они дают ученым материал, на основе которого можно выявить или реконструировать правовые обычаи. Исторически возникло четыре вида обычаев: (1) обычаи из жизни (практики) предков. К обычаям из жизни предков, которые продолжали действовать в период Ямато, относится обычай, возникновение которого связывается с наказанием Сусаноо. Сусаноо за злодеяния был из-гнан из «небесной» (яп. ама) общины, «А в это время шел сильный дождь. Сусаново-но микото свя-зал в пучки зеленую траву, сделал из нее шляпу и накидку и стал просить у богов приюта. Боги ска-зали ему: “Твои деяния принесли скверну и зло, ты подвергся изгнанию. Как же ты можешь просить у нас приюта?” И все, как один, ему отказали. И хоть лил дождь и бушевал ветер, не мог он найти се-бе приюта и стал в горестях и муках спускаться [с Неба на Землю]. Потому-то с тех пор [изгнания Сусаноо - С.Д.] запретным стало входить в чей-то дом в соломенной накидке и шляпе. И также за-претно входить в чужой дом с пучками травы за спиной. Если кто нарушит этот запрет, тому непре-менно назначают очистительные жертвы. Закон этот идет из самой древней старины». (2) обычаи из практики жрецов. К обычаям из жизни предков и, возможно, обычаям из практики жрецов можно отнести те правовые обычаи, которые были зафиксированы в норито, древнейшие из которых осторожно дати-руются V-VI веками. По данным предварительных лингвистических разысканий С.А.Старостина, разработавшего оригинальную методику датировки текстов, норито по языку явно старше, чем лето-писный свод «Кодзики», и, согласно глоттохронологической датировке исследователя, могут быть отнесены к III-IV векам, во всяком случае, по ряду фрагментов. Норито составляют наиболее древ-ний пласт в круге свидетельств об архаической культуре Японии, выраженных словом. Основная их масса датируется VII веком. Одним из самых древнейших является «норито» «Ōхараи-но кото-ба» («Норито о великом очищении»). О подобном обряде у вожэнь при правлении Бимиху сообща-ет «Вэй-чжи» [Саньго-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во; Вэй-чжи–вожэнь–чжуань, цз.30, C.25б, 1 8-10]. Для историко-юридических исследований наибольший интерес имеет норито «Великое изгна-ние [грехов] в последний день месяца минадзуки» (Минадзуки-но цугомори-но ōхараэ). Текст этого норито имеет ярко выраженный юридический аспект, регулирующий различные сферы жизни – от хозяйственной до половой. Основное понятие, проходящее через этот мифологический пласт, – скверна разного рода и в разных обличьях, проистекающая, в том числе, и от нарушения разного рода табу. Эти запреты возникли ещё в догосударственный период в виде запретов на «небесные и зем-ные прегрешения». То, что эти правовые обычаи продолжали действовать в период Ямато, говорят сведения из «Ямато-химэ-но микото сэйки» и «Кодзики». В первом источнике (в разделе 27-го года государя Икумэ [332-336 годы испр. хрон.]) о действиях принцессы–жрицы Ямато-химэ сказано: «Ещё она установила такие законы церемонии очищения оохараэ: повторный посев , разрушение ме-жей на полях, засыпка оросительных каналов, разрушение оросительных желобов, вбивание кольев в поле, сдирание шкур заживо, сдирание шкур сзаду наперёд, оставление кала, – эти многие прегреше-ния назвала прегрешениями небесными; надрезы на коже живого человека, надрезы на коже мерт-веца, соитие с [собственной] матерью, соитие с [собственным] чадом, соитие со скотом, проказа, опухоль, [соприкосновение] с утопленником, [соприкосновение] с [трупом] погибшего в огне – на-звала земными прегрешениями» [Ямато-химэ-но микото сэйки, Икумэ, 27-й год цутиноэ-ума (55-й год цикла)]. В разделе, следующим за описанием похорон Тюая [346 года испр. хрон.], перечисле-ны скверны из списка «небесных и земных прегрешений»: сдирание шкуры заживо, сдирание задом наперед, разрушение межей, засыпка канав, дефекация, совокупление родителя и ребенка, совокуп-ление с лошадью, совокупление с коровой, совокупление с птицами. «…Отыскали прегрешения разные, таких родов, как свежевание живого, свежевание задом наперед, разрушенье межей, засыпка канав, осквернение калом в запретном месте, соитие родителей и детей, соитие с лошадьми, соитие с коровами, соитие с курами, провели в земле Тукуси великую церемонию изгнания грехов…» (ви-димо, прочтя «Норито о великом очищении», яп. Ōхараи-но котоба, датируемое как раз III-IV веками н.э.) [Кодзики, св.2-й, государь Тюай]. 3. Обычаи из жизни (практики) ныне живущих людей (так называемая «обычная практика»). К ним можно отнести, например, обычай, регулирующий правила найма услуг по охране и со-держанию лошадей: общинники, «…направляющиеся в столицу, из страха, что их лошади исхудают, платят 2 хиро полотна и 2 снопа конопли жителям провинций Микапа и Вопари за то, чтобы те кор-мили лошадей. После этого они прибывают в столицу, На обратном пути домой они приносят им же-лезные мотыги…» Кроме того, нанявшиеся должны были охранять лошадей. Кроме того, в «Ни-хон-сёки» приводятся и другие нормы обычной практики. 4. Обычаи из практики должностных лиц. К обычаям из практики должностных лиц можно, например, отнести такие нормы: «Наказание огнем – это, несомненно, древнее установление» ; «…со времен древних известно, что оми и мурад-зи могут скрываться в доме принца…» (от уголовного преследования?). Совокупность вышеуказанных религиозно-правовых и юридических норм обычного права бы-ла впервые письменно зафиксирована в годы Тайка (например, в указе от 22-го дня 3-го месяца 646 года) [Нихон-сёки, св.25-й, Котоку, 2-й год пр., 3-й месяц, 22-й день]. В 646 году часть правовых обычаев была отменена – после перечисления запрещаемых обы-чаев говорилось: «Всё это глупые обычаи. Пусть они будут прекращены и не возобновляемы сно-ва» [Нихон-сёки, св.25-й, Котоку, 2-й год пр., 3-й месяц, 22-й день]. Необходимо отметить, что, даже в период Тайка (после 645 года), который ознаменовался бур-ным законотворчеством, и в области государственного и административного права китайская модель государственного устройства была усвоена в Японии с достаточной легкостью (но в неё были внесе-ны определенные изменения), в области уголовно-правового регулирования, судя по всему, ещё дол-гое время продолжали действовать нормы обычного права. Ещё одним источником права в период Ямато являлись указы правителя (яп. микотонори ). Цитирование государевых указов начинается с правления Мимаки (Судзина, 324-331 годы испр. хрон.), когда он в начале своего царствования провозгласил в указе основы своей политики: «…государь отдал повеление, рекши: “Вот, мои царственные предки, все государи [прежних времен], [наследуя один другому], разливали свет в государевых пределах. Разве делал это каждый из них для себя? Верно, делалось так для того, чтобы пасти людей и богов, управлять Поднебесной. И вот, дале-ко идущие деяния в мире начав, они всё дальше распространяли добродетель. Теперь я принял вели-кое назначение, и я буду милостив к Изначальным [народу]. Как же мне лучше поступить, чтобы сле-довать по стопам царственных предков и долговечно, беспредельно сеять царские милости? Не луч-ше ли будет, если вы, вельможи, и ста управ чиновники, всем сердцем радея, вместе со мной будете покой в Поднебесной хранить?” – так рек» [Нихон-сёки, св.5-й, Судзин, 4-й год пр., 10-й месяц, 13-й день; Nihongi, V, 2-3]. Первоначально (до распространения письменности) они объявлялись устной форме, впоследствии, видимо, стали фиксироваться письменно. На их основе в дальнейшем (в V-VII веках) развилось императорское законодательство. Сам термин нори («закон, правило») прямо связан по происхождению, фонетическому звучанию и смысловому значению с термином микотонори («го-сударев указ»). Перед походом 4-х полководцев Мимаки (Судзин) повелел вельможным сановникам : «Вот, ныне я выберу вельмож, разошлю их в четыре стороны света, чтобы они внушали [народу] мои зако-ны» [Нихон-сёки, св.5-й, Судзин, 10-й год пр., 7-й месяц, день цутиното-тори (24-й день)] Е.М. Ермакова истолковала в русском переводе иероглиф и («желание») как закон. Однако В.Г.Астон переводит и дословно по прямому значению как: “our Will” [Nihongi, V, 8]. Поэтому следующим видом источников права в период Ямато (IV-VII века), так же как в пре-дыдущий период Яматай (I-III века) стали законы, то есть принимаемые в особом порядке и обла-дающие высшей юридической силой нормативные правовые акты, выражающие государственную волю по ключевым вопросам регулирования общественной и государственной жизни. В отличие от правовых обычаев, закон исходил от органов государственной власти и имел строго фиксированную форму (то есть был записан). Начало законодательного регулирования правоотношений в Ямато связано с проблемой рас-пространения письменности. Как можно установить (по корейским источникам) впервые письмен-ность в Ямато в международных связях была применена в середине IV века н.э. (письмо 344 года от правителя Японии к вану Силла). Эту дату следует признать той отправной точкой, после которой написание законов становится возможным
ПРАВО ДРЕВНЕЙ ЯПОНИИ (I-VII века н.э.) История права древней Японии делится на два этапа: период Яматай (I-III века н.э.) и период Ямато (IV-VII века н.э.). С точки зрения исторической и историко-правовой науки данные периоды являются наименее изученными. Это определяется тем, что, во-первых, источники, касающиеся этого времени, немногочисленны; во-вторых, в российской исторической науке этот период развития япон-ского права мало исследован. Поэтому существует необходимость собрать и проанализировать тот скудный материал древнекитайских и древнеяпонских письменных источников, содержащих сведе-ния о правовых нормах древней Японии. Причем, здесь необходимо учитывать, что правовые нормы периода Ямато (IV-VII века) во многом коренятся в правовом регулировании периода Яматай (I-III века н.э.). Именно из того времени были унаследованы многие правовые обычаи, действовавшие в государстве Ямато. Поэтому, при изучении древнеяпонского права следует обязательно коснуться правовой системы Южной Японии (Кюсю) I-III веков. 1. Возникновение права Ещё в первобытном обществе появляются определенные нормы – обычаи и традиции, кото-рые регулировали отношения между общинниками. Эти нормы поведения получили в научной лите-ратуре название норморегуляторы, или мононормы. В любом обществе существует зависимость со-циального поведения людей от применения правил, отличающихся так называемым одинаковым масштабом действия или же нормой. Эти нормы характеризуются неперсонифицированностью по отношению к адресатам правил, требуют от них обязательного выполнения определенных действий, совершения этих действий в относительно четких рамках. Несоблюдение данных правил приводит обыкновенно к общественным санкциям, выражаемым в различной форме. Любые человеческие со-общества не могут существовать вне системы норм социального поведения. Эти нормы определяют всеобщий характер взаимоотношений как отдельных индивидов, так и между самыми разнообразны-ми социальными группами. Среди регуляторов выделяют: 1) ненормативные регуляторы: ценност-ный, информационный; директивный [институт предсказаний]; 2) нормативные регуляторы: а) био-лого-психологический; б) брачно-семейный; в) корпоративно-групповой; г) мифолого-религиозный; д) правовой; е) моральный. Начало функционирования каждого не одновременно, древнейший – био-лого-психологический; в ходе развития культур имеет место постепенное вычленение отдельных ре-гуляторов. Данные правила поведения объединяли в себе различные требования к членам общинно-го коллектива: религиозные, половые, пищевые запреты, правила поведения и моральные требования, а также правила, на основе которых впоследствии сформировались нормы права. Но эти норморегу-ляторы не являлись ещё правом. Необходимость соблюдения данных мононорм объяснялась тем, что это были божественные установления: «По изволению бога и богини, прародителей могучих владетеля нашего, на Равнине Высокого Неба божественно пребывающих, восемь сотен мириад богов божественным советом со-вещались и так повелеть изволили… И в стране той прегрешения разные, ошибкой, проступком со-вершенные тем людом, что под небом прибавляется, - прегрешения премногие… означили…» [Нори-то: Великое изгнание [грехов] в последний день месяца минадзуки ]. Поэтому данные поступки в первобытном обществе рассматривались, прежде всего, как «прегрешения» (яп. цуми), то есть нару-шения религиозных запретов. Основное понятие, проходящее через этот мифологический пласт, - скверна разного рода и в разных обличьях. В японской мифологии понятие скверны связано с мифом об осквернении Идзанаги в стране мрака Ёмоцукуни, а ритуал ōхараэ – с его последующим очищени-ем [Нихон-сёки, св.1-й, Идзанаги, Идзанами; Нихон-сёки, св.I-й, 5; Nihongi, I, 21-22; Кодзики, св.1-й, гл.9; Кодзики, св.1-й, Идзанаги, Идзанами; Kojiki, I, X]. Скверна, таким образом, проистекает от со-прикосновением с иным миром, смертью, болезнями, уродством, нарушениями разного рода табу. Древняя регламентация общественной жизни знала три способа регулирования: (1) запрет (та-бу); (2) дозволение; (3) обязывание. Наиболее важным для возникновения права оказался первый спо-соб регулирования общественных отношений (запреты). К очень древнему обычаю (возникшему, возможно, ещё в период существования охотничьей группы – до V века до н.э.?) относился реконст-руируемый исследователями запрет на принятие пищи и использование огня вне рамок своего со-циума. Так, в мифах об Идзанами, попавшей в страну мрака (Ёми-но куни), женщина не могла вер-нуться в мир живых, потому что она уже вкусила еды в стране умерших [Нихон-сёки, св.1-й, Идза-наги и Идзанами; Nihongi, I; Кодзики, св.1-й; Kojiki, I]. К древним обычаям относились такие наибо-лее распространенные запреты (табу) как: запрет нарушать половозрастное разделение функций ме-жду мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми; запрет на обман членов коллектива; запрет убийства члена коллектива; запрет нанесения телесных повреждений общинникам (в норито: запрет «резать на живом кожу» ); запрет кровосмешения (в норито: запрет на «надругательство над собст-венной матерью, надругательство над дитятей собственным, надругательство над матерью и её же дитятей, над дитятей и матерью его же» ), сюда же отнесен «грех соития с животными» ; запрет колдовства, направленного против членов общинного коллектива (в норито: «беда от насекомого ползающего, от Такацуками [вероятно, бога–громовика – С.Д.] беда, беда от птиц с высоты, порча на скотину чужую, грех ворожбы», а также «…резать на мертвом кожу; люди, больные проказой, опухоль…» ). В основе табуирования «беды от насекомого ползающего» (по мнению Цугита, уку-сов насекомого как одной из разновидностей повреждения кожи), «резания по живому кожи» лежит запрет нарушения целостности оболочки, будь то кожа человека, шкура животного или кора дерева. Возможно, это связано с опасением, что при нарушении оболочки через отверстие может выскольз-нуть душа. В норито эти действия отнесены к «прегрешеньям земным» (куни-цу цуми – досл. «прегре-шения в общине (куни)»), в отношении которых действовали запреты, направленные против крово-смешения и регулирующих сферу половых отношений, а, значит, в конечном счете, систему родства, а также табуирующих разные виды ворожбы, включая некоторые болезни, которые (по ранним пред-ставлениям) могли иметь причиной злокозненные магические действия. Кроме того, были ритуальные предписания: (в норито: запрет на «…сдирание заживо шкур, сдирание шкур сзади к переду, нечистот оставление» ), которые относились к «небесным прегреше-ниям» (ама-цу цуми) [Норито: Великое изгнание [грехов] в последний день месяца минадзуки]. В норито Великого изгнания грехов в последний день месяца минадзуки говорится, что эти прегреше-ния были определены богами–первопредками императорского рода, то есть бога Таками-мусуби и богини солнца Аматэрасу. В «Кодзики» и «Нихон-сёки» эти мононормы указываются в связи с на-рушениями табу, совершенными богом Сусаноо, что привело к сокрытию Аматэрасу в Небесной пещере, правда, там прегрешения не разделяются на две категории – небесные и земные. Совершен-ные Сусаноо злодеяния (по «Кодзики» и «Нихон-сёки») составляют часть списка «небесных прегре-шений». Это – сдирание шкуры лошади, начиная с хвоста (яп. сака-хаги) (вероятно, род черной ма-гии; возможно также, что шкура была содрана заживо – яп. ики-хаги ), дефекация (в ритуальном за-ле – яп. хйсока-ни кигасису – досл. “тайно осквернять” ) [Кодзики, св.1-й, преступление Сусаноо; Кодзики, св.1-й, гл.12 ; Kojiki, I, XV; Нихон-сёки, св.1-й, преступления Сусаноо; Nihongi, I, 37, 40, 41, 42, 45, 48]. Что касается обдирания шкур, то это занятие до нового времени считалось нечистым и поручалось людям особого разряда, имевшего нечто общее с «неприкасаемыми»; то же находим и в Корее, где, как пишет Ю.В. Ионова и вслед за ней Л.М. Ермакова, в числе семи презренных профес-сий были мясники и корзинщики, поскольку обдирание коры – то же, что сдирание кожи с животных. Более того, и в японском материале встречается запретом на снятие коры с деревьев, используемых в ритуальных постройках. При строительстве помещений для участников праздника Оониэ-но мацури («Великого праздника вкушения первого урожая», праздника достаточно древнего ) дерево для по-строек должно было быть целым, кора с него не снималась. Здесь, по-видимому, действовало тоже табу, что и в предыдущих случаях, запрещающее обдирание шкур или резание кожи по мертвому или живому, возможно, из-за представлений о взаимодействии с душой (яп. тама) животного или предмета, приносимого в жертву богам, и из-за возможных опасностей при нарушении целостности оболочки. Вышеуказанные запреты – наиболее древние мононормы, которые, как можно предполагать, сложились на самых ранних этапах развития общества (в период родовой общины – до середины I тысячелетия до н.э.). Из истории первобытной Японии нам известны и другие мононормы, возникшие (как можно судить по их содержанию) в период яёи (с IV века до н.э.), когда произошел переход от родовой об-щины к соседской. Деяния, нарушающие данные мононормы, были отнесены к «небесным прегреше-ниям» (яп. ама-цу цуми), то есть более тяжким, чем «земные прегрешения». Соседская община Японии (праяп. пурэ, др.-яп. мура) по археологическому материалу пред-ставляла собой поселение нескольких групп (по 15-30 человек в каждой) – 15-50 домовых общин («домов»), тождественных большой семье (объединяющей несколько поколений с их семьями), ко-торая территориально представляла собой двор (ко), состоявший из 5-6 жилищ типа землянок (та-тэана), в каждой из которых жила малая семья (монко) из 8-10 человек (видимо, полигамная). Такой тип общины был обнаружен при раскопках (в 1945-1950 годах) стоянки Торо (префек-тура Сидзуока, Центральный Хонсю), где обнаружены остатки деревни и рисовых полей III или II ве-ков до н.э. Поселение представляло собой шесть или семь домов (9-10 м в диаметре), сгруппирован-ных вместе (по подсчетам ученых на 60-70 до 100 человек), окруженных рвом и лесом в качестве внешней границы. Первоначальная большая семья с течением времени постепенно разрослась в по-селение, состоящее из 16-50 семей, занимавшихся культивацией риса. На участке земли площадью в один квадратный километр обнаружены ряды межей, проходя-щие под прямым углом друг к другу. Межа на затопляемой стороне (обращенная к большой реке Абэ) была обложена сбоку досками 30-40 см толщиной и 1,5 м длиной, в то время как на внутренней сто-роне этой гряды были поставлены плотно колья. Рисовые поля, нерегулярные в размере, от 200 до 600 цубо (0,006-0,2 га, 600-2000 кв.м), 10 на 12 м и с приподнятыми тропинками, достигающими два метра в ширину. Размеры очень большие. Подобного рода расположение межей было открыто на стоянке Ямаки (префектура Сидзуока), рисовые поля раскопаны (в 1976 году) в Хидака (около 40 км на запад от города Такасаки, префектура Гумма, Центральный Хонсю) из-под слоя вулканическо-го пепла. Рисовые поля были обнаружены во многих местах. Поля на стоянках Хаттори (префектура Сига) и Хаккэнгава (префектура Окаяма) – меньших размеров: 2-3 метра сторона. Поэтому большие поля Торо не считают образцовыми для периода яёи в общем. Таким образом, поселения, подобные стоянке Торо, являлись наглядной формой соседской общины, внутри которой индивидуальные хо-зяйства создавали обособленные коллективы со своей рабочей силой, орудиями труда и самостоя-тельным выполнением работ на своих наделах. Как считают исследователи, существование межей на рисовых полях в период яёи свидетель-ствует о возникновении первичного права владения на заливные поля при сохранении верховной коллективной собственности общины на землю: это право верховной коллективной собственности выражается в регулярных переделах земельных наделов внутри соседской общины. По мнению ис-следователей, границы земельных участков индивидуальных хозяйств обозначались огораживанием полей веревкой из рисовой соломы (в мифах: Сусаноо свалил такое ограждение из веревок на полях Аматэрасу [Нихон-сёки, св.1-й, преступления Сусаноо; Nihongi, I, 42; см.: Харима-фудоки, уезд Ка-мудзаки, село Тада, горное поле Овати]). Подобная веревка, завязанная жгутом, стала знаком запре-та, ограждающим от злых сил, от беды, ею огораживали от посторонних рисовые поля. Отсюда поя-вился термин «запретные поля» (яп. симэну), то есть поля, оцепленные священными рисовыми ве-ревками в знак запрета ступать на них посторонним. Позднее рисовая веревка сделалась просто сим-волом собственности. В связи с этим, очень интересно одно из прегрешений (яп. цуми), приписываемое Сусаноо. «А осенью, когда колосья уже созрели, [он – С.Д.] силой вторгся [кит. мàо – С.Д.] на [чужие – С.Д.] поля и обвязал [кит. лàо – С.Д.] их крепкими вервями [яп. нава – С.Д.]» [Нихон-сёки, св.1-й, Сусаноо; Нихон-сёки, св. I-й, 7.2]. Этот эпизод отражает ситуацию, при которой захватывалось чужое поле. И, в знак установления своего права на это захваченное поле, оно опоясывалось верёвкой (симэ), что-бы символизировать запрет на вхождение на данную землю (поле симэну). Ученые предполагают, что, вероятно в это время начинают складываться представления о группе цуми, именуемых «порча полей»: о разрушении межей (адзэнафу); нарушении границ зе-мельных участков (кусидзаси – досл. «втыкание кольев»); засыпке каналов (уну-мидзо, умэ-мидзо), пересеве по посеянному (сйкимаки), то есть о нарушениях владельческих прав на землю как о «не-бесных грехах» (ама-цу цуми), то есть более тяжких нежели «земные прегрешения». В норито они указаны следующим образом: «…те прегрешенья небесные – разрушенье межей, засыпка канав, же-лобов разрушенье, повторный посев, вбивание кольев…» [Норито: Великое изгнание (грехов) в по-следний день месяца минадзуки]. В «Кодзики» Сусаноо разрушает межи на поле Аматэрасу, засы-пает канавы [Кодзики, св.1-й, преступления Сусаноо; Кодзики, св.1-й, гл.12; Kojiki, I, XV]. А в «Ни-хон-сёки» кроме этого ещё разрушает желоба для орошения, совершает повторный посев и вбивает колья на чужом поле [Нихон-сёки, св.1-й, преступления Сусаноо; Nihongi, I, 37, 40, 41, 42, 45, 48]. Вбивание кольев по-разному толкуется исследователями: и как способ злокозненной магии, и как по-пытка причинить увечье возделывающему поле (если колья зарыты в земле), и как перемена границ полей. На мой взгляд, последний вариант толкования является наиболее значимым. «Нихон-сёки» среди прегрешений Сусаноо называет ещё потраву посевов: «… выпустил …жеребёнка и заставил его лежать посреди поля»; «…и пустил туда коня лежать [прямо на поле]» [Нихон-сёки, св.1-й, Сусаноо; Нихон-сёки, св. I-й, 7, 7.2]. Таким образом, это были преступления, направленные против интересов общины, которые требовали «великого очищения» (др.-яп. опо-парапэ, яп. ō-хараэ). Видимо, наказанием за них было изгнание из общины (как это произошло с Сусаноо в мифах). Соблюдение данных норм (обычаев и традиций) обеспечивалось всей общиной целиком (коллективом общинников), особых органов принуждения и органов защиты данных правил в этот период не существовало. Соответственно, только от общины член коллектива получал защиту и га-рантии своих прав (защиту жизни, здоровья и имущества) при помощи института так называемой «кровной мести», когда мстили не только обидчику, но и его ближайшим родственникам. Связано это с тем, что единственной силой того времени было общинное ополчение (то есть взрослые мужчины-воины данной общины), которое и осуществляло защиту интересов общинников. Мононормы долж-ны были соблюдаться. За их нарушение следовало наказание, которое могло иметь разные формы. Это могло быть моральное порицание, это могли быть телесные наказания, изгнание из общины и смерть. Так Сусаноо изгоняется из Такама-но хара за преступления перед своей сестрой Аматэрасу (Сусаноо нарушил важнейшие запреты соседской общины), а перед этим он был подвергнут наказа-нию и искупительной жертве в виде лишения волос и вырывания ногтей [Нихон-сёки, св.1-й, Суса-ноо; Nihongi, I, 41, 44; Кодзики, св.1-й, гл.12; Кодзики, св.1-й, Сусаноо; Kojiki, I, XVII]. Исследовате-ли указывают, что это было наказание, характерное для всего дальневосточного ареала, включая Ки-тай, и оно являлось замещением ритуального убийства вождя-правителя. В этом сюжете он высту-пает как изгой своей «небесной» (яп. ама) общины. Соорудив себе накидку из травы, Сусаноо ски-тается и просит убежища у разных богов (яп. ками – «высших, правителей»). Но они отказывают ему как изгнаннику, и он вынужден удалиться в другую страну. После этого Сусаноо появляется в Ид-зумо, в местности Ториками в верховьях реки Хи (современная Хии) [Кодзики, св.1-й, Сусаноо; Код-зики, св.1-й, гл.14; Kojiki, I, XVIII; Нихон-сёки, св.1-й, Сусаноо; Nihongi, I, 49-50 и далее]. Вышеуказанные мононормы действовали на протяжении всей первобытной истории Японии. С завершением процесса генезиса государства складывается особая специфическая, обусловленная природой человека и общества и выражающая свободу личности система регулирования обществен-ных отношений, получившая название право, которой присущи нормативность, формальная опреде-ленности в официальных источниках и обеспеченность возможностью государственного принужде-ния. 2. Общая характеристика права периода Яматай (I-III века н.э.) Начало возникновения первых, собственно японских политических образований следует от-носить к I веку до н.э. – именно к этому времени относится первое упоминание о них в разделе «Гео-графические описания» (Ди-ли-чжи) в «Истории Ранней Хань» [Хань-шу, цзюань 20, л.22] , связан-ное с установлением дипломатических и торговых связей между японцами и китайцами в Корее, по-сле завоевания империей Хань северокорейского государства Чосон, когда на его территории были созданы четыре китайских административных округа: Лолан, Чжэньфан, Сюаньту и Линьтунь [Ши-цзи, гл.115, C.2-5; гл.122, C.15-16; Хань-шу, гл.95, C.20б-23б; Ши-цзи, гл.115, Повествование о Чао-сяни; Цяньханьшу, гл.95, Повествование о Чаосяни] . Только в китайских источниках сохранились сведения о нескольких десятках этих владений, причем информация о разных владениях различна: об одних дается достаточно подробное описание и более или менее точная локализация; о других – лишь краткие сведения (или вообще только назва-ние); местоположение третьих – не ясно. Собственно японских письменных источников по периоду Яматай (I-III века н.э.) исследователи в своем распоряжении не имеют. Говоря о сложившихся у японцев политических общностях, китайские авторы используют тер-мин го (яп. куни). Эти политические образования имели небольшие размеры, на что указывало и ко-личество дворов (кит. ху, яп. ко) в каждом владении: 1000 в Дуйма-го (острова Цусима), 3000 - в Ида-го (остров Ики), 4000 - в Молу-го, 1000 - в Иду-го, 20000 - в Ну-го, 1000 - в Буми-го, 50000 - в Тоума-го, 70000 - в Ематай-го [Саньго-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во-го, Дуйма-го - Ематай-го ; Вэйчжи–вожэнь–чжуань, цз.30, С. 24а-24б (1б-2а)]. Данные го (яп. куни) являлись первым типом рабовладельческого государства. Как установили современные ученые, таковым является община-государство, в качестве которого выступает само-стоятельная гражданская община, возникающая в раннеклассовый период (ее еще неточно называют город-государство). Для этого типа государства характерно отсутствие еще особого аппарата при-нуждения, функции которого по отношению к эксплуатируемому производителю выполняет община в целом, так как существование самой общины лишало всех, кто не входил в нее, свободного досту-па к основному средству производства - земле и ставило в бесправное положение, потому что в этот период только община могла гарантировать человеку защиту его интересов. Трансформация первобытной соседской общины в гражданскую общину, то есть государство (общину-государство), происходит не только в результате приобретения общиной новых функций, но и в процессе развития системы самоуправления в государственные органы, то есть в процессе формирования публичной власти. Первые государства везде и всюду образуются в небольшом объеме, а именно в объеме од-ной территориальной общины или чаще нескольких тесно связанных между собой общин. Такое го-сударство, чтобы быть устойчивым, должно по возможности иметь некоторые естественные границы: горы, окаймляющие долину; море, омывающее остров или полуостров и т.п. Такой четко различимый район сложения государственности называют «номом», или «полисом», или «civitas», или «го», а попросту «гражданской общиной», «общиной-государством». Соответственно, в связи с возникновением государства возникла необходимость в правовом ре-гулировании общественных отношений. По этой причине начинает формироваться система древне-японского права. О правовой системе древних японцев (вожэнь) известно немного, только отдельные правовые нормы вожэнь: «Законы [кит. фа – С.Д.] и обыкновения [кит. су – досл. «обычаи» – С.Д.] были стро-ги» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого); Бимиху] ; «Законы (кит. фа) [и] обычаи (кит. су) строгие (суровые)» [Хоу-хань-шу, св.85, Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. «Ещё обычаи: нет краж (кит. даоцэ), ма-ло тяжб (кит. чжэн-сун). [У] правонарушителей (кит. фань-фа-чжэ) конфискуют в казну его жену [и] детей, [у] тяжких [правонарушителей] уничтожают их кровный род» [Хоу-хань-шу, св.85; Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. «Воровства нет. Мало споров и тяжб. У преступников отбирают жену с детьми в неволю; за важные преступления истребляют весь дом» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого)] ; «Не во-руют , мало тяжб (судебных споров) ; [что касается] их правонарушений, [то] у легких [преступни-ков] берут в казну (конфисковывают) их жен [и] детей; у тяжелых [преступников] уничтожают (ис-требляют) их семью и кровный род» [Вэй-чжи–вожэнь–чжуань, цз.30, С.26б (4а), 1-2]; «Нет споров. У совершивших легкий проступок берут в казну его жену и детей. У преступников, совершивших тяже-лый проступок, уничтожают весть его род» [Цзинь-шу, гл.97, Вожэнь] . При описании правовой системы Японии китайцы употребляют такие сложные термины как «тяжба» (кит. чжэн-сун), «нарушение закона (правонарушение)» (кит. фань-фа), «судебный процесс» (кит. сун), что не проходит незамеченным мимо исследователей, работающих с данными текстами. Аргументом тех, кто отрицает подобную ситуацию в Японии в II-III веках н.э., является лишь то, что этого не могло быть у вожэнь в столь раннее время. Решение данной проблемы коренится в пробле-ме уровня развитости государственности в Японии начала нашей эры. Если это было бы первобытное общество - то действительно - такого там быть не могло. Но мы, на основе анализа имеющегося ма-териала, должны признать, что древнеяпонское общество являлось уже классовым, и государство уже было. Поэтому отрицать факт существования правовой системы в древней Японии II-III веков н.э. мы не можем. Здесь есть еще один момент: некоторые исследователи-переводчики интерпретируют термин чжэн-сун (судиться, вести тяжбу; тяжба ) как «спор» («мало споров»...; «нет споров»...). В обычной жизни такая ситуация выглядит неестественной - между людьми всегда по каким-либо причинам мо-жет возникнуть спор, несогласие, конфликт - и это может происходить достаточно часто. Следова-тельно, под термином чжэн-сун понимается не простая ссора (значение, кстати, которого это слово не имеет), а именно судебное разбирательство, которое на ранних этапах развития классового обще-ства и государства было явлением не частым, что и отмечают китайские информаторы. 3. Источники древнеяпонского права. Китайские источники сообщают о периоде I-III веков следующее: при Бимиху «законы [кит. фа – С.Д.] и обыкновения [кит. су – досл. «обычаи» – С.Д.] были строги» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого); Бимиху]. «Законы (кит. фа) [и] обычаи (кит. су) строгие (суровые)» [Хоу-хань-шу, св.85, Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. Здесь четко видно противопоставление закона и (правового) обычая. Проблема существования письменного права упирается в проблему письменности, так как формаль-ными признаками закона являются: во-первых, обязательная письменная форма (в отличие от обычая, который функционирует изустно) и, во-вторых, закон исходит от органов власти, или проходит через орган власти (получает санкцию государства) (в отличие от обычая, который складывается непосред-ственно в практике людей). Если вопрос о письменности у вожэнь в I-III веках н.э. решается положи-тельно, то мы имеем основание, исходя из формальных признаков закона, утверждать, что выше ци-тированная фраза из «Хоу-хань-шу» указывает на существование как законов (письменного права), так и правовых обычаев (обычного права). В противном случае исследователи могут говорить лишь об обычном праве , которое в эту эпоху было тесно связано с верованиями. Китайские источники не разъясняют, что считалось «законом» (кит. фă). Видимо, по мнению М.В.Воробьева, важным источ-ником норм являлась воля правителя. Считается, что обычаи у вожэнь (японцев Кюсю) и народа Ямато не сильно отличались. По сути, право Ямато было продолжением и развитием права Яматай, что было связано со сходством регулирования общественных отношений во всем ареале культуры яёи (как в Южной, так и Центральной Японии). Это подтверждает сравнение описания китайцами правовых норм периода Яматай (I-III века) и Ямато (IV-VII). Яматай: «Воровства нет. Мало споров и тяжб. У преступников отбирают жену с детьми в нево-лю; за важные преступления истребляют весь дом» [Хоу-хань-шу, гл.115, VIII (Вого)] ; «Законы (кит. фа) [и] обычаи (кит. су) строгие (суровые);. Ещё обычаи: нет краж (кит. даоцэ), мало тяжб (кит. чжэн-сун). [У] правонарушителей (кит. фань-фа-чжэ) конфискуют в казну его жену [и] детей, [у] тяжких [правонарушителей] уничтожают их кровный род» [Хоу-хань-шу, св.85; Дунъи-бе-цзюань, 75, Во]. «Не воруют , мало тяжб (судебных споров) ; [что касается] их правонарушений, [то] у легких [преступников] берут в казну (конфисковывают) их жен [и] детей; у тяжелых [преступников] уничтожают (истребляют) их семью и кровный род» [Вэй-чжи (-вожэнь-пу), цз.30, С.26б (4а), 1-2]; «Нет споров. У совершивших легкий проступок берут в казну его жену и детей. У преступников, со-вершивших тяжелый проступок, уничтожают весть его род» [Цзинь-шу, гл. 97, Вожэнь] . Ямато: «Нет ни воровства, ни разбоев; мало споров и тяжб. За лёгкие преступления описывают семейство преступника в казну, за тяжелое истребляют весь род его» [Нань-ши, гл 79, IV]. «По та-мошним обыкновениям за убийство, разбой и блудодеяние определена смертная казнь. По воровству платят за покраденное; а кто не в состоянии заплатить, отдается в невольники. За прочие вины, смот-ря по их важности, полагается или ссылка или наказание палкою. При допросах кто не признается, тому нажимают колена деревом, или, натянув тугой лук, тетивою пилят шею ему; или, бросив каме-шек в кипяток, велят вынуть рукою. Сказывают, что у неправого рука сваривается. Или кладут змею в кувшин и велят взять её оттуда. Говорят, что неправый будет ужален. Жители вообще очень кротки; редко доходят до споров и тяжб. Воровства также мало» [Суй-шу, гл.81, VI; Sui-shu]. Что касается источников права в период Ямато (IV-VII века), то ситуация была такой же как в период Яматай (I-III века). Первоначально, так как на время навыки письменности в Ямато были ут-рачены, единственным источником являлись правовые обычаи, то есть правила поведения, сло-жившиеся в жизни людей в течение длительного в силу повторяемости, которые были признаны го-сударством в качестве общеобязательного и обеспечивались силой государственного принуждения. Исследователи древнеяпонского права сталкиваются с проблемой того, что правовые обычаи функционировали в устной форме – следовательно, они нигде не были записаны, и, казалось бы, мы ничего не можем знать об их содержании. Но, к счастью, нарративные (то есть неюридические) ис-точники древнего периода зафиксировали: а) правоприменительную практику; б) обычаи граждан-ского оборота. Следовательно, они дают ученым материал, на основе которого можно выявить или реконструировать правовые обычаи. Исторически возникло четыре вида обычаев: (1) обычаи из жизни (практики) предков. К обычаям из жизни предков, которые продолжали действовать в период Ямато, относится обычай, возникновение которого связывается с наказанием Сусаноо. Сусаноо за злодеяния был из-гнан из «небесной» (яп. ама) общины, «А в это время шел сильный дождь. Сусаново-но микото свя-зал в пучки зеленую траву, сделал из нее шляпу и накидку и стал просить у богов приюта. Боги ска-зали ему: “Твои деяния принесли скверну и зло, ты подвергся изгнанию. Как же ты можешь просить у нас приюта?” И все, как один, ему отказали. И хоть лил дождь и бушевал ветер, не мог он найти се-бе приюта и стал в горестях и муках спускаться [с Неба на Землю]. Потому-то с тех пор [изгнания Сусаноо - С.Д.] запретным стало входить в чей-то дом в соломенной накидке и шляпе. И также за-претно входить в чужой дом с пучками травы за спиной. Если кто нарушит этот запрет, тому непре-менно назначают очистительные жертвы. Закон этот идет из самой древней старины». (2) обычаи из практики жрецов. К обычаям из жизни предков и, возможно, обычаям из практики жрецов можно отнести те правовые обычаи, которые были зафиксированы в норито, древнейшие из которых осторожно дати-руются V-VI веками. По данным предварительных лингвистических разысканий С.А.Старостина, разработавшего оригинальную методику датировки текстов, норито по языку явно старше, чем лето-писный свод «Кодзики», и, согласно глоттохронологической датировке исследователя, могут быть отнесены к III-IV векам, во всяком случае, по ряду фрагментов. Норито составляют наиболее древ-ний пласт в круге свидетельств об архаической культуре Японии, выраженных словом. Основная их масса датируется VII веком. Одним из самых древнейших является «норито» «Ōхараи-но кото-ба» («Норито о великом очищении»). О подобном обряде у вожэнь при правлении Бимиху сообща-ет «Вэй-чжи» [Саньго-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во; Вэй-чжи–вожэнь–чжуань, цз.30, C.25б, 1 8-10]. Для историко-юридических исследований наибольший интерес имеет норито «Великое изгна-ние [грехов] в последний день месяца минадзуки» (Минадзуки-но цугомори-но ōхараэ). Текст этого норито имеет ярко выраженный юридический аспект, регулирующий различные сферы жизни – от хозяйственной до половой. Основное понятие, проходящее через этот мифологический пласт, – скверна разного рода и в разных обличьях, проистекающая, в том числе, и от нарушения разного рода табу. Эти запреты возникли ещё в догосударственный период в виде запретов на «небесные и зем-ные прегрешения». То, что эти правовые обычаи продолжали действовать в период Ямато, говорят сведения из «Ямато-химэ-но микото сэйки» и «Кодзики». В первом источнике (в разделе 27-го года государя Икумэ [332-336 годы испр. хрон.]) о действиях принцессы–жрицы Ямато-химэ сказано: «Ещё она установила такие законы церемонии очищения оохараэ: повторный посев , разрушение ме-жей на полях, засыпка оросительных каналов, разрушение оросительных желобов, вбивание кольев в поле, сдирание шкур заживо, сдирание шкур сзаду наперёд, оставление кала, – эти многие прегреше-ния назвала прегрешениями небесными; надрезы на коже живого человека, надрезы на коже мерт-веца, соитие с [собственной] матерью, соитие с [собственным] чадом, соитие со скотом, проказа, опухоль, [соприкосновение] с утопленником, [соприкосновение] с [трупом] погибшего в огне – на-звала земными прегрешениями» [Ямато-химэ-но микото сэйки, Икумэ, 27-й год цутиноэ-ума (55-й год цикла)]. В разделе, следующим за описанием похорон Тюая [346 года испр. хрон.], перечисле-ны скверны из списка «небесных и земных прегрешений»: сдирание шкуры заживо, сдирание задом наперед, разрушение межей, засыпка канав, дефекация, совокупление родителя и ребенка, совокуп-ление с лошадью, совокупление с коровой, совокупление с птицами. «…Отыскали прегрешения разные, таких родов, как свежевание живого, свежевание задом наперед, разрушенье межей, засыпка канав, осквернение калом в запретном месте, соитие родителей и детей, соитие с лошадьми, соитие с коровами, соитие с курами, провели в земле Тукуси великую церемонию изгнания грехов…» (ви-димо, прочтя «Норито о великом очищении», яп. Ōхараи-но котоба, датируемое как раз III-IV веками н.э.) [Кодзики, св.2-й, государь Тюай]. 3. Обычаи из жизни (практики) ныне живущих людей (так называемая «обычная практика»). К ним можно отнести, например, обычай, регулирующий правила найма услуг по охране и со-держанию лошадей: общинники, «…направляющиеся в столицу, из страха, что их лошади исхудают, платят 2 хиро полотна и 2 снопа конопли жителям провинций Микапа и Вопари за то, чтобы те кор-мили лошадей. После этого они прибывают в столицу, На обратном пути домой они приносят им же-лезные мотыги…» Кроме того, нанявшиеся должны были охранять лошадей. Кроме того, в «Ни-хон-сёки» приводятся и другие нормы обычной практики. 4. Обычаи из практики должностных лиц. К обычаям из практики должностных лиц можно, например, отнести такие нормы: «Наказание огнем – это, несомненно, древнее установление» ; «…со времен древних известно, что оми и мурад-зи могут скрываться в доме принца…» (от уголовного преследования?). Совокупность вышеуказанных религиозно-правовых и юридических норм обычного права бы-ла впервые письменно зафиксирована в годы Тайка (например, в указе от 22-го дня 3-го месяца 646 года) [Нихон-сёки, св.25-й, Котоку, 2-й год пр., 3-й месяц, 22-й день]. В 646 году часть правовых обычаев была отменена – после перечисления запрещаемых обы-чаев говорилось: «Всё это глупые обычаи. Пусть они будут прекращены и не возобновляемы сно-ва» [Нихон-сёки, св.25-й, Котоку, 2-й год пр., 3-й месяц, 22-й день]. Необходимо отметить, что, даже в период Тайка (после 645 года), который ознаменовался бур-ным законотворчеством, и в области государственного и административного права китайская модель государственного устройства была усвоена в Японии с достаточной легкостью (но в неё были внесе-ны определенные изменения), в области уголовно-правового регулирования, судя по всему, ещё дол-гое время продолжали действовать нормы обычного права. Ещё одним источником права в период Ямато являлись указы правителя (яп. микотонори ). Цитирование государевых указов начинается с правления Мимаки (Судзина, 324-331 годы испр. хрон.), когда он в начале своего царствования провозгласил в указе основы своей политики: «…государь отдал повеление, рекши: “Вот, мои царственные предки, все государи [прежних времен], [наследуя один другому], разливали свет в государевых пределах. Разве делал это каждый из них для себя? Верно, делалось так для того, чтобы пасти людей и богов, управлять Поднебесной. И вот, дале-ко идущие деяния в мире начав, они всё дальше распространяли добродетель. Теперь я принял вели-кое назначение, и я буду милостив к Изначальным [народу]. Как же мне лучше поступить, чтобы сле-довать по стопам царственных предков и долговечно, беспредельно сеять царские милости? Не луч-ше ли будет, если вы, вельможи, и ста управ чиновники, всем сердцем радея, вместе со мной будете покой в Поднебесной хранить?” – так рек» [Нихон-сёки, св.5-й, Судзин, 4-й год пр., 10-й месяц, 13-й день; Nihongi, V, 2-3]. Первоначально (до распространения письменности) они объявлялись устной форме, впоследствии, видимо, стали фиксироваться письменно. На их основе в дальнейшем (в V-VII веках) развилось императорское законодательство. Сам термин нори («закон, правило») прямо связан по происхождению, фонетическому звучанию и смысловому значению с термином микотонори («го-сударев указ»). Перед походом 4-х полководцев Мимаки (Судзин) повелел вельможным сановникам : «Вот, ныне я выберу вельмож, разошлю их в четыре стороны света, чтобы они внушали [народу] мои зако-ны» [Нихон-сёки, св.5-й, Судзин, 10-й год пр., 7-й месяц, день цутиното-тори (24-й день)] Е.М. Ермакова истолковала в русском переводе иероглиф и («желание») как закон. Однако В.Г.Астон переводит и дословно по прямому значению как: “our Will” [Nihongi, V, 8]. Поэтому следующим видом источников права в период Ямато (IV-VII века), так же как в пре-дыдущий период Яматай (I-III века) стали законы, то есть принимаемые в особом порядке и обла-дающие высшей юридической силой нормативные правовые акты, выражающие государственную волю по ключевым вопросам регулирования общественной и государственной жизни. В отличие от правовых обычаев, закон исходил от органов государственной власти и имел строго фиксированную форму (то есть был записан). Начало законодательного регулирования правоотношений в Ямато связано с проблемой рас-пространения письменности. Как можно установить (по корейским источникам) впервые письмен-ность в Ямато в международных связях была применена в середине IV века н.э. (письмо 344 года от правителя Японии к вану Силла). Эту дату следует признать той отправной точкой, после которой написание законов становится возможным
50.
Проблемы царствования в ямато правителя икумэ (суйнина) (публикация автора на scipeople)
Суровень Д.А.
- Античная древность и средние века. Екатеринбург, 1998. С.193-217. , 1998
Внешняя и внутренняя политика государства Ямато в первой половине 30-х годов IV века
Внешняя и внутренняя политика государства Ямато в первой половине 30-х годов IV века
По материалам статьи: Суровень Д.А. Проблемы царствования в Ямато правителя Икумэ (Суйнина) // Античная древность и средние века. Екатеринбург, 1998. С.193-217. ПРОБЛЕМЫ ЦАРСТВОВАНИЯ В ЯМАТО ПРАВИТЕЛЯ ИКУМЭ (СУЙНИНА) Преемником Мимаки-ири-бико (Судзина) в 332 году [исправленной хронологии]1 стал его третий сын от главной жены Мимаки-химэ (или Мима-цу химэ) по имени Ику-мэ-ири-хйко И-сати (Суйнин), или «правитель Икумэ» в «Кодзики», «Нихон-сёки» и «фудоки»2. Мать Икумэ являлась одновременно родной сестрой Мимаки и по женской линии наследования была наследницей титула верховной жрицы–правительницы. Таким образом, Икумэ оказывался сыном женщины, родство с которой давало право на трон. Способ изложения материала в вводной части 6-го свитка "Нихон-сёки" о Икумэ (Суйнине) отличается от подобных сведений в списке «восьми правителей», и прежде всего тем, что здесь указано циклическое обозначение года рождения Икумэ: «правитель [Икумэ] в 29-й год правителя Мимаки [или] в циклический год… "мидзуноэ-нэ" (49-й год цикла), весной, в начальный месяц, день “цутиното-и” [36-й цикл. знак; 1-й день – С.Д.] 1-го месяца по новолунию4 был рожден во дворце (яп. мия) Мидзугаки»3 в Сйки [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин; Nihongi, VI, I]4. Ничего подобного ранее (да и после) Ику-мэ мы в «Нихон-сёки» не наблюдаем. Обычно обозначение «29-й год5 Мимаки» (вслед за составителями источника) понимается как «29-й год правления Мимаки». Но, по моему мнению – это указание на возраст Мимаки (Судзина), которое нужно понимать так: «Икумэ родился тогда, когда Мимаки было 29 лет (отроду), или в циклический год… 49-[й] год… цикла»... На рубеже III-IV веков [49]-й год цикла приходится на 29[2] год [испр. хрон.].6 На несоответствия в датировках официальной хронологии «Нихон-сёки» указал и В.Астон: если Суйнин был рожден в 29-й год правления Судзина, а сделан наследным принцем в 48-й год правления Судзина, то тогда ему должно было быть 20 лет отроду, а не 24, как указано в «Нихон-сёки»7 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин; Nihongi, VI, 1]. Икумэ вступил на престол в год "мидзуноэ-тацу" (29-й год цикла) [332 испр. хрон.], и резиденция правителя из Сйки была перенесена в Макимуку, для того чтобы уйти из-под контроля общинной знати Сйки, оказывавшей большое влияние на власть правите-лей Ямато. Достаточно сказать, что шесть первых правителей после Дзимму (с Суйдзэя [2-го] до Корэя [7-го]) были женаты на женщинах из рода "владык округа” (яп. агата-нуси) Сйки, а предки правителя Мимаки – Когэн (8-й) и Кайка (9-й) происходили от од-ной из дочерей "владыки округа" Сйки. Резиденция отца Икумэ – правителя Мимаки да-же располагалась в Сйки. На следующий год «главной женой» («императрицей») Икумэ стала Сахо-бимэ8 («знатная девушка / принцесса Сахо» – местности в Ямато). Именно с ней связана вспыхнувшая внутри правящего дома борьба за власть9, в ко-торой чётко прослеживалось столкновение матрилинейного и патрилинейного принци-пов передачи власти. «Нихон-сёки» и «Кодзики» подчеркивают этот момент: «старший брат императрицы с материнской стороны “кими” (кит. ван)10 Сахо-хйко замыслил заго-вор и обратился к “императрице”, говоря следующее: «Кого ты любишь больше всего – своего старшего брата или своего супруга?». На это «императрица» ответила: «Я люблю моего старшего брата» [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 4-й год пр.; Nihongi, VI,7; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXXI]. Аргументы, которыми склонял к заговору свою сестру Сахо-хйко, тоже очень показательны: пока она красива – она имеет влияние на правите-ля, но как только ее красота увянет это влияние прекратится, а в Поднебесной много прекрасных женщин, которые будут искать благосклонности правителя. Красоте дове-рять нельзя (видимо, с намеком: что кровное родство – более надежная опора в жизни, чем любовная связь, основанная на проходящей молодости и красоте). И Сахо-хйко предлагает своей сестре ради него перерезать горло Икумэ во сне, и после этого всту-пить на трон и вместе, вдвоем, править Поднебесной (в качестве супругов [?]) [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 4-й год пр.; Nihongi, VI, 7-8; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LXX]. «Императрица» долго колебалась, но не смогла убить Икумэ и, более того, рас-крыла заговор своему супругу. Икумэ собрал войско из соседних районов (он был в Кумэ, во дворце Така-мия). Полководцем был назначен Яцунада (дальний предок Кодзукэ-но кими). Но Сахо-хйко укрылся в укреплении Инаки, а Сахо-бимэ сбежала к своему брату. Попытка выкрасть её или уговорить уйти из Инаки не удалась11. Во время штурма укрепления подожгли, вои-ны мятежников разбежались, а брат и сестра – заговорщики погибли в огне [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 5-й год пр.; Nihongi, VI, 9-10; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXX-LXXI]. Таким образом, мятеж был подавлен, победил патрилинейный принцип передачи власти.12 После восстановления порядка, Икумэ, как и ранее его отец Мимаки, занялся во-просами культа и храмовыми хозяйствами: 1) заменил верховную жрицу культа Аматэ-расу (культа дома правителей Ямато) Тоё-суки-ири-химэ (дочь Мимаки, которая была назначена на эту должность в ходе религиозных реформ правителя Мимаки) своей доче-рью – Ямато-химэ. Первоначально поклонение Аматэрасу осуществлялось у Удзу-каси-но мото (досл. “Основание священного дерева Каси”)13 в Сйки, районом, с которым бы-ли связаны все первые правители Ямато. Но на следующий год14 культовый центр Ама-тэрасу (и ее культовые вещи, прежде всего – «священное зеркало»15) был перенесен в Исэ, на берег реки Исудзу у Каха-ками, где для этого там специально был построен храм Ватарахи – «дворец воздержания» (или «поклонения»). Это нынешнее святилище Ама-тэрасу в Исэ16, датируемое исследователями IV веком н.э. [Нихон-сёки. св.6-й, Суйнин, 25-й год пр.; год хиното-ми; Nihongi, VI, 15-17]. Как добавляет «Дзинно-сётоки», предок клана Накатоми-о-касима стал верховным жрецом, а О-хата-нуси был назначен “о-каннуси” святилища («великим божественным хозяином» – главным жрецом) [Jinno-shotoki, I, Suinin, 74]. По мнению авторов «Дзинно-сётоки» – святилище в Исэ стало «императорским святилищем» для всей страны [Jinno-shotoki, 1, Suinin, 74]; 2) для осу-ществления культа Великого бога Ямато были назначены жрецы и жрицы, а также выде-лены земли для храмового хозяйства этого бога в селении Инаси [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, год хиното-ми; Nihongi, VI, 17]; 3) снова для обеспечения культовых потребно-стей были определены для всех святилищ «священные земли» и «священные дворы» храмовых хозяйств [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр.: Nihongi, VI, 18]; 4) в прав-ление Икумэ упоминается термин «си-кан» (кит. цы-гуань), который некоторые исследо-ватели переводят как «Ведомство Культа» (Department of Worship)17 или трактуют как «каму-цукаса» – «управление религиозных дел», «священное управление»18, хотя китай-ское значение этих иероглифов – «жрец, исполнитель обряда жертвоприношения»19 [Ни-хон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр., Nihongi, VI, 18]; 5) Мононобэ-но Тотинэ в ранге «о-мурадзи» («великий мурадзи [глава корпорации неполноправных свободных]») был назначен заведовать20 «священными драгоценностями» («регалиями») Идзумо-но куни; некоторые исследователи предполагают, что в это время, как и святилище в Исэ, было построено «Великое святилище Идзумо»21. Сохраняющаяся нестабильность внутреннего положения вынуждала правителей Ямато постоянно заботиться о вооружении: Икумэ приказал сложить22 луки, стрелы и крестообразные мечи в святилищах всех богов23 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр.; Nihongi, VI, 18]; кроме того, сын Икумэ – Иниси-но-ири-бико (в «Нихон-сёки»: Ини-сики) приказал сделать тысячу крестообразных мечей (сначала хранившихся в Осака24) и сложил их в храме бога Исоноками [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LX1X]. Сам Инисики был назначен управлять «священными сокровищами» святилища Исоноками, получив таким образом, видимо, возможность осуществлять контроль и над арсеналом святилища [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 39-й год пр.; Nihongi, VI, 23]. Для выполнения этих функций Икумэ даровал десять корпораций, среди которых было несколько непо-средственно связанных с военным делом: тати-нухи-бэ («изготовители щитов»), ками-ю-гэ-бэ («строгальщиков священных луков»); каму-я-цукури-бэ («изготовителей священ-ных стрел»), каму-осака-бэ («священных наказании корпорация»), тати-хаки-бэ («ме-ченосцев»)25. К этим корпорациям относилась и корпорация ками-осака-бэ – видимо, из-начально связанная с арсеналом, так как Осака было местом, где первоначально храни-лась 1000 мечей.26 Непосредственно арсеналом в святилище Исоноками заведовал Ити-каха из семьи Касуга-но оми; предок Мононобэ-но обито. Таким образом, корпорации арсенала оказались отнесены к корпорациям мононобэ (оружейников и императорских гвардейцев) [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 39-й год пр.; Nihongi, VI, 23]. При Икумэ шло дальнейшее развитие государственного хозяйства. По мнению ис-следователей, в IV веке появляется такая разновидность государственных хозяйств как миякэ.27 Это очень хорошо согласуется с данными письменных источников, если учесть результаты ревизии хронологии "Нихон-сёки". В начале правления Икумэ [т.е. в середи-не 30-х годов IV века н.э. испр. хрон.] упоминаются миякэ, построенные в селении Ку-мэ28 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр.; Nihongi, VI, 18]. Термин «миякэ» записан в тексте "Нихон-сёки" китайскими иероглифами «тунь-цан» (досл. "накопительные ам-бары"29 или "житница военного поселения")30, которые переводятся исследователями как «склад, амбар; строение для хранения зерна»31. По мнению М.В.Воробьева, происхожде-ние этого зерна могло быть разным: 1) поступало с «царских полей» (мита32) в том чис-ле и из «царских округов» (миагата); либо 2) от глав кланов и местного населения в ви-де дани и налогов; причем, как указывают этот же и другие ученые, первый вариант сде-лался ведущим (урожай с «царских полей» хранился в «миякэ»33); в результате этого по-нятие «миякэ» было перенесено и на царские земли, где находились «миякэ»34, поэтому под «миякэ» стали подразумевать «царское владение»35, которое включало в себя «цар-ские поля» (мита36), «царские амбары» (собственно «миякэ») и земледельческие корпо-рации, обрабатывавшие эти поля (та-бэ)37. На это может указывать один из вариантов иероглифической записи термина миякэ в «фудоки»: кит. юй-чжай – досл. "император-ская усадьба / императорские участки земли"38. В общем, как подчеркивает М.В. Воробьев, истоки возникновения , как и механизм образования царских владений – одна из проблем историографии.39 Но решение пробле-мы возможно, если рассмотреть вопрос с точки зрения общих закономерностей возник-новения государственных хозяйств в древнем мире. Некоторые исследователи считают, что эти царские владения (миякэ) возникли на основе храмовых («жреческих») «священных амбаров» и «священных полей» (на что может указывать и один из вариантов записи и перевода терминов «ми-якэ» и «ми-та»40), то есть прежнего коллективного фонда общины, ставшего собственностью правителя. Это очень хорошо прослеживается в функциях, выполняемых царским хозяйством: уро-жай с царских владений использовался для общественных нужд41 – в качестве страхово-го и резервного фонда (в 536 году это было подтверждено особым указом правителя, а в 567 году в период голода в бедствующие районы было доставлено зерно из соседних районов [Nihongi; XVI-П, 12; XIX, 58]42). То есть функции, которые ранее выполнял кол-лективный фонд общины, сохранялись за государственным хозяйством даже еще в VI веке н.э. Подобная ситуация существовала в древнем мире во всех древневосточных странах.43 По мнению М.В.Воробьева, инициатива и право создания «миякэ» целиком нахо-дились в руках монарха. Такие владения создавались на целине, на конфискованных или подаренных угодьях.44 Этот же ученый отмечает, что только правитель создавал миякэ и распоряжался ими. В «Нихон-сёки» (в 11-м свитке «Нинтоку») упоминается указ Икумэ (Суйнина), по которому «царские поля и амбары Ямато» (Ямато-но мита оёби миякэ – под «Ямато» можно понимать, судя по иероглифу «Ва / Ямато», а также трактовке М.В. Воробьева – государство Ямато45) считались владением только правящего монарха и ни-кого более, даже не сына правителя [Нихон-сёки, св. 11-и, Нинтоку; Nihongi, XJ.,3]46. Но «царские владения» могли управляться членами царского клана47, принцами или други-ми знатными людьми48. Так в правление Икумэ упоминается Тадзима-мори, ставший ос-нователем клана «Миякэ-но мурадзи», который, по мнению Б.Х.Чемберлэйна и В.Астона, был кланом «управляющих императорскими зернохранилищами (амбарами)», может быть, какой-нибудь определенной местности49 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 99-й год пр., Nihongi, VI, 27; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXXTV]. Наоки Кодзирō на основе анализа текстов источников выделяет два вида миякэ по признаку управления: 1) миякэ, находившиеся под управлением местных знатных кланов; 2) миякэ, находившиеся под управлением присылаемых из центра чиновников (служилых людей).50 Как правило, как отмечает Варге Ларе, «миякэ» управлялись высшими должност-ными лицами, назначаемыми двором Ямато, с рангом «томо-но мияцуко» («управляю-щий корпорацией»)51, видимо, по причине того, что этому чиновнику нужно было руко-водить и рабочей силой (табэ – «земледельческими корпорациями») данного «царского владения». М.В.Воробьев считает, что. возможно, с этими владениями были связаны ре-месленники (томо-бэ), содержавшиеся за счет урожаев с «царских полей» (такая ситуа-ция была в странах древнего Востока52), в обработке которых они также могли прини-мать участие; а также воины, расквартированные вокруг таких владений. На мысль от-носительно воинов в «миякэ» исследователей наводит уже первое упоминание о «миякэ» в деревне Кумэ. Само поселение Кумэ возникло в период правления Каму-ямато-иварэ-бико (Дзимму), когда к западу от горы Унэби (района резиденции и «фамильного клад-бища» первых правителей Ямато), на берегу реки осели воины клана О-кумэ (дружинни-ков Дзимму) [Нихон-сёки, св.3-й, Дзимму, 2-й год пр., Nihongi, Ш, 32]. Сам термин «ку-мэ», как указывает В.Астон, стал синонимом слова «воин»53. Поэтому В.Астон считает, что в Кумэ были расквартированы войска, и там же находились хранилища («миякэ») с зерном в качестве провианта для армии.54 Археологический материал подтверждает эти предположения: в районе царских владений всегда наблюдается скопление мелких кур-ганов. Эти курганы, по мнению ученых, принадлежали воинам, жившим в этих владени-ях и получавших здесь все необходимое: пищу, провиант, оружие55. Военное значение некоторых «миякэ» легко прослеживается по их расположению – они располагались на транспортных маршрутах, вблизи или внутри «вражеских» земель (чтобы оказывать давление на эти «сопротивляющиеся» территории), а также на территориях, перешедших в государственную собственность после поражения местных сил (в качестве «компенса-ции»)56. На военное значение «миякэ» указывают и варианты иероглифической записи этого термина в источниках (кит. тунь-цан – досл. "склад военного поселения" в «Ни-хон-сёки»; кит. тунь-чжай – досл. "дома / земельные участки военного поселения" в «Кодзики»57), где иероглиф «тунь» имеет значения «укреплять границы военными посе-лениями; стоять гарнизонами» и «военное поселение».58 Все исследователи указывают на тесную связь «царских зернохранилищ» («миякэ») с «царскими полями» (мита), так как, по мнению Н.И.Конрада, если существуют амба-ры, значит, должны существовать и поля, откуда свозится зерно. Следовательно, как считает Н.И.Конрад, можно говорить о существовании в этот период «царских полей» (мита)», несмотря на то, что “мита” впервые упоминаются позднее (при Ōтараси-хйко / Кэйко – конец 30-х - начало 40-х годов IV века испр. хрон.)59. Происхождение «мита» исследователи также связывают со «священными полями» (на что может указывать и сам термин «мита» – досл. "священное / императорское поле"), то есть с землями кол-лективного фонда общины.60 Но поздняя иероглифическая запись (кит. тунъ-тянь – досл. "поля военного поселения") может указывать на связь с военными поселениями. На это обращает внимание и Варгё Ларс, указывая, что в Китае в период империи Хань термин «тунь-тянь» означал земли, обрабатываемые воинами–колонистами в отдаленных (ок-раинных) землях для самообеспечения продуктами, так как снабжение их из централь-ных районов было невозможно61. Но, на мой взгляд, такая ситуация в Японии могла быть только в отдаленных окраинных землях. В освоенных районах, по общему мнению исследователей, в «миякэ» на «царских полях» трудились члены земледельческих кор-пораций (ma-бэ)62, под надсмотром должностных лиц (та-цукаса, или мита-но цукаса)63. Развитие царского (государственного) хозяйства в правление Икумэ (Суйнина) свя-зано и с возникновением такого института неполноправных свободных (яп. бэ, бэмин) как «минасиро» («царские именные кормильцы») и «микосиро» («царских потомков кормильцы»). Эти «кормильцы» были тесно связаны с «царскими полями» (мита) и «царскими амбарами» (миякэ).64 Впервые в источниках «кормильцы» упоминаются в связи с сыном Икумэ: Итоси-вакэ «вследствие того, что он не имел детей, сделал Ито-cu-бэ своей заменой»65 [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXIX]. Но некоторые иссле-дователи подвергают сомнению это сообщение по причине «ранней хронологии».66 М.В. Воробьев считает, что «...вовсе отрицать существование кормильцев до VI века не при-ходится...»; «кормильцы, связанные как с именами царей, так и с названиями дворцов-храмов, это архаичная и довольно редкая категория, существовавшая до V века вклю-чительно...».67 Однако, если отказаться от искаженной хронологии "Нихон-сёки" и при-нять исправленную, то это событие будет вполне закономерным в ряду других свиде-тельств, так как, видимо, оно приходится на 30-е годы IV века [между 332-338 испр. хрон.]. Исследователи считают, что в связи с разрастанием дома правителей появилась не-обходимость в распределении «бэ» для содержания членов царской семьи, в том числе и бэминов–землепашцев, поэтому при Икумэ были созданы «микосиро-бэ» – из различных родов взяты люди, из них образованы новые «корпорации» (бэ) под властью дома прави-теля.68 На мой взгляд, требуется уточнение – данные «люди» изначально по положению являлись неполноправными свободными. По версии «Кодзики» «кормильцы» – это группы людей, которые создавались для увековечения имени знатного лица69 [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, О, LXIX]. Ряд ис-следователей подвергают сомнению эту точку зрения, считая ее легендой, восходящей ко времени составления «Кодзики» на том основании, что «кормильцы» часто получали названия не от имен правителей и правительниц, а от названий дворца правителя, или местности.70 Но другие исследователи указывают, что забота о сохранении «навечно» имени рода относилась к числу важнейших в родоплеменных и раннеклассовых общест-вах.71 Поэтому к имени соответствующего лица или к названию резиденции добавлялся показатель корпорации – «бэ»72, в результате получалось название «кормильцев». В свя-зи с этим, на мой взгляд, в правление Икумэ упоминается еще одна корпорация «кор-мильцев», связанная с названием резиденции еще одного сына Икумэ – Инисики-но ири-бико, жившего во дворце (мия) Кахами в Тотори в провинции Идзумо: «...он жил в этом дворце (мия) и установил [корпорацию] Кахаками-бэ» [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LXIX]. В «Нихон-сёки» термин «Кахами-бэ» употреблен по отношению к арсеналу мечей людей, хранившихся в храме Исоноками [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 39-й год пр.; Nihongi, VI, 22-23]. Кроме того, во время путешествия старшего сына Икумэ – Хомути-ваю, как со-общает "Кодзики", во всех местах, куда он прибывал, были установлены (с согласия Икумэ) корпорации Хомудзи-бэ [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LXXII]. По мнению В.Астона название корпорации происходит от имени принца (Хомути, или Хомудзи).73 В"Нихон-сёки" в этом эпизоде употреблены имя Хому-цу вакэ и название корпорации Хому-цу-бэ [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 23-й год пр.; Nihongi, VI, 13-14]. Корпорации «кормильцев» создавались двумя путями: (1) либо такая корпорация фор-мировалась заново, чаще всего из переселенцев (чужаков–неполноправных свободных); но иногда (2) из местного (завоеванного?) населения, и тогда такая корпорация становилась полностью царской (томо), во главе её стоял управляющий царской корпорацией (томо-но мияцуко); (3) либо существовавшая корпорация или группа людей, подчиненная местным властям или кланам, объявлялась «кормильцами», и тогда эта корпорация оставалась на по-печении управляющего владением куни (куни-но мияцуко), который и пересылал во дворец результаты труда корпорации.74 Категория «кормильцев» «минасиро» («царские именные кормильцы»), видимо, оста-валась непосредственно во владении монарха, а «микосиро» («царских потомков кормиль-цы») – закреплялись за членами царского дома75. Главной экономической задачей «кор-мильцев» было обеспечение их хозяев. Все налоги и подати с них поступали в пользу «вла-дельца имени»76. В связи с этим исследователи истолковывают иероглиф «сиро» (кит. дай – «вместо»; «из поколения в поколение»77) как «провиант; провиант для призрения, вспомо-ществования»78. Корпорации «кормильцев», как отмечает М.В.Воробьев, были тесно связаны с цар-ским кланом: их размер зависел от положения члена царского клана, после смерти владельца корпорацию делили между наследниками, даже гибель целой ветви клана не выводила кор-порацию за пределы владения царского клана в целом79. Кроме «та-бэ», «минасиро-бэ» и «микосиро-бэ» с государственным хозяйством были связаны и другие («простые») корпорации неполноправных свободных (бэ). В правление Икумэ упомянуты следующие корпорации: 10 корпораций арсенала в святилище Исонока-ми80; «тотори-бэ» («корпорация ловцов птиц»), управлять которыми был назначен Юкаха Тана, получивший наследственное клановое звание («кабанэ»), Тотори-но миякко («управ-ляющий ловцами птиц»)81; «тори-кахи-бэ» («корпорация кормильцев птиц»); «о-ю(в)э» и «вака-ю(в)э» («старшие и младшие купальщики») [Кодзики, П, LXXTJ; Nihongi, VI, 13-14; Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 23-й год пр.]. Помимо этого, в связи с царским погребальным (похоронным) обрядом (во время по-хорон «императрицы» Хибасу-химэ) были образованы очень интересные корпорации: «иси-ки-цукури («изготовителей каменных гробов») и «ханиси-бэ» (или хаси-бэ) [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXXV; Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 32-й год пр.; Nihongi, VI, 19-20]. «Нихон-сёки» сообщает, что, когда умер младший брат Икумэ с материнской стороны (что особо подчеркивается), по старой традиции (Икумэ назвал это «старым (древним) обычаем»; яп. .фуруй фŷ82) были собраны приближенные (кит. цзинь-сú83, камбун киндзюся84) умершего и погребены, стоя и живыми, вокруг курганной насыпи. В течение нескольких дней они не умирали, а плакали и стенали день и ночь. Наконец, они умерли и сгнили. Собаки и вороны, собравшись, сожрали их. Потрясенный этим зрели-щем, Икумэ приказал высшим сановникам придумать, как остановить этот древний, но плохой обычай85 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 28-й год пр.; Nihongi, VI, 18-19]. «Кодзи-ки» называет такой способ захоронения «хйто-гаки» (досл. «ограда из людей»)86 и гово-рит, что таким образом людей захоронили впервые вокруг могилы Ямато-хйко [Кодзи-ки, св.2-й, Судзин; Kojiki, II, LХIII]. Впервые, видимо, нужно понимать так: впервые захоронили живьем и стоя, закопав в землю по горло (то есть способом «хйто-гаки»)87; так как древнеяпонский обычай захоронения с умершим его рабов и слуг описывался ки-тайскими авторами еще в III веке н.э. (курган Бимиху, правительницы государства Нюй-ван-го на Северном Кюсю88[Сань-го-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во89; Вэй-чжи, вожэнь-пу, цзюань 30, л.23б(1а), 6 – 29а(6б), 1]90). Да и, по «Нихон-сёки», Икумэ настаивает на том, что это «древний обычай». Через некоторое время скончалась «главная жена» Икумэ – Хибасу-химэ Прави-тель решил не повторять печальный опыт предыдущих похорон. Выход был найден од-ним из приближенных – Номи-но сукунэ, который послал гонцов во владение Идзумо за сотней гончаров из корпорации «идзумо-куни-но хаси-бэ»91 (так же: ханиси-бэ, хасэ-бэ92, хани-бэ93), которые под руководством Номи-но сукунэ стали лепить глиняные фигурки людей, лошадей и другие фигурки, получившие название «ханива» (досл. «глиняные круги») или «татэмоно» (досл. «стоящие предметы»)94. Обрадованный правитель издал приказ, запрещавший хоронить людей вместе с их господином, и предписывающий ус-танавливать на могилах глиняные фигурки.95 В награду за заслуги Номи-но сукунэ полу-чил специальное место, где проводил обжиг ханива (др.-яп. катаси-токоро96); был на-значен правителем Икумэ заниматься делами хаси-бэ (досл. «ха(ни)си-бэ сйки»97); в свя-зи с этим Номи-но сукунэ получил наследственное клановое звание (кабанэ) – ха(ни)си-но оми. Кроме того, как можно предполагать из текста «Нихон-сёки», и на что указывает Н.И.Иофан, с этого времени пошла традиция, что ха(ни)си-бэ-но мурадзи, первопредком которых являлся Номи-но сукунэ, ведали (кит. чжу98) похоронами императоров" [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 32-й год пр.; Nihongi, VI, 20-21] Н.И.Иофан трактует функции ха(ни)-си-бэ-но мурадзи («кабанэ», которые, по её мнению получил Номи-но сукунэ ) как «надзирателей за могилами государей», связанных с жреческими должностями, так как специфика работы «ханиси-бэ» требовала специальной выучки, отличного знания тради-ции, канона, непосредственно связанных со священным ритуалом. Такое знание, как считает Н.И.Иофан, в те времена можно было получить только от жрецов; следовательно, корпорация («xaниcu-бэ» была тесно связана со жречеством и подчинена строгой регла-ментации Н.И.Иофан предполагает, что в корпорации «ханиси-бэ» объединялись перво-начально жрецы–скульпторы и находившаяся у них в подчинении группа ремесленни-ков101. На мой взгляд, подобные предположения вполне правомерны, так как в древневос-точных государствах очень часто жреческие функции совмещались с государственны-ми102. Некоторые исследователи подвергают сомнению сообщения источников о захоро-нениях людей со своим господином и версию «Нихон-сёки» о возникновении «хани-ва»103. Так, Г.Б.Навлицкая высказывает предположение, что это легенда китайского про-исхождения, так как находимые археологами «ханива», как правило, располагаются только снаружи курганов – рядами вокруг основания, а в Китае в погребениях глиняная пластика всегда находилась внутри курганов104. Кроме того, в Китае археологически за-свидетельствованы курганы – погребения правителей, в которых действительно найдены останки массовых человеческих и конских жертвоприношений. Позже эти жертвопри-ношения заменяются глиняными изображениями. А в Японии же, как указывает Г.Б. На-влицкая, погребения с человеческими жертвоприношениями вообще не обнаружены105. Другие исследователи более осторожны в своих суждениях. Например, Н.А.Иофан указывает, что «...появление погребальной пластики могло быть вызвано и влиянием континентальной культуры, хотя сходство при ближайшем рассмотрении оказывается чисто функциональным и сводится только к аналогичному назначению скульптуры... Характер и стиль ханива вполне оригинальны, так же как и техника изготовления»106. М.В.Воробьев добавляет: «обычай погребения вместе с умершим его челяди, появив-шийся в Китае и Корее, не имел в Японии широкого распространения и быстро исчез... система погребения вслед за умершим приняла в Японии особые формы, чаще всего вместе с покойником “добровольно” погребался только его родич. Но и этот обычай вы-звал сильное сопротивление, которое и привело к его отмене»107. Такикава Сэйдзиро приводит пример такого захоронения, обнаруженного в провинции Ямато, уезде Такаси, с богатым захоронением знатного человека в задней – круглой части кургана и созахо-ронением человека низкого статуса (раба, по мнению Такикава С.) с простым погребаль-ным инвентарем в передней – квадратной части кургана (типа дзэмпо-коэн-фун)108. Как отмечает Н.А.Иофан, археологические данные говорят, что «ханива» в виде цилиндров появляются в последней четверти Ш века н.э.109, самые ранние изображения «ханива» – дома (храм-жилище) датируются рубежом III-IV веков н.э.110, а изображения людей появляются лишь в V веке111 и широко распространяются в VII веке112 – в позд-ний курганный период. Поэтому, по мнению Н.А.Иофан, «легенда "Нихонги" о проис-хождении ханива, в которой говорится о замене людей глиняными фигурами, отражает более поздние представления. Возможно, что первоначально ханива не только являлись изображением людей, составляющих окружение погребенного вождя (свита, дружинни-ки, слуги), но и... как бы представляли священный ритуал, совершаемый жрецами, ими-тирующими небожителей. При внимательном рассмотрении мир ханива обнаруживает явную связь с синтоистской мифологией, зафиксированной в «Кодзики» и «Нихонги»113. В пользу данной точки зрения может говорить и материал источников. "Нихон-сёки" со-общает, что люди корпорации хаси-бэ, до того как Номи-но сукунэ получил задание де-лать ханива для императорских захоронений, проживали в Идзумо-но куни. То есть тра-диция изготовления ханива существовала задолго до правления Икумэ, что подтвержда-ет археологический материал, где самые ранние ханива в виде цилиндров, датируются концом III века н.э.114 Ханива, по мнению исследователей, развились из полых керамических столбиков–цилиндров, выполненных в технике вадзуми (наложения глиняных колец), в свою оче-редь произошедших, по мнению японского археолога Фумио Мики, от символических ритуальных сосудов без дна хадзи, продолжающих в период кофун (III-VII века) тради-ции керамического производства периода яёи (IV век до н.э. – III век н.э.). Размещение на поверхности погребального кургана (в отличие от китайского обычая располагать глиняные фигуры внутри захоронения) говорило о том, что ханива выполняли функции магической охраны, составляя символическую ограду с магическим табу вокруг холма, охраняя курган116 (часто в ханива делались отверстия для продевания соломовой веревки как символа границы священного места117). Это в значительной степени обусловило столбообразный характер основы и базы ханива.118 В первой половине IV века в связи с указом Икумэ, развитие пластики ханива получило дополнительный стимул, и в IV-VI веках данное искусство достигает исключительного многообразия мотивов (до несколь-ких тысяч): археологи обнаружили множество изображений воинов, жрецов, придвор-ных дам, слуг, земледельцев и животных (размером от 30 см до 1,5 м)119. Правила распо-ложения фигур были строго зафиксированы и соответствовали общей космогонической ориентации погребения170. То есть, можно предполагать, основываясь на различных данных, что «ханива» возникает в связи с формированием раннего синтоизма и его ритуала121 (изгородь с ма-гическим табу122) и складыванием курганной культуры в Центральной Японии («ханива» являлись непременным атрибутом курганных захоронений123). Кроме того, известный на Кюсю обычай созахоронения с господином в могильном кургане (Бимиху и сто рабов в «Вэй-чжи» [Сань-го-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во124; Вэй-чжи, вожэнь-пу, цзюань 30, л.23б (1а), 6 – 29а(6б), 1]) – в Центральной Японии принял более скромные размеры. Напри-мер, Н.Г.Мунро (с некоторым сомнением) приводит сведения об известных случаях, ко-гда главный курган («мисасаги») сопровождается рядом небольших могил125. М.В. Во-робьев считает, что, если этот обычай и существовал, то в качестве исключительного яв-ления126. При Икумэ, видимо, впервые при похоронах Ямато-хйко, был придуман и ис-пользован такой «варварский» метод «созахоронения» как «хйто-гаки», что и вызвало резкое неприятие его правителем, и запрет данного обычая. О том, что вышеуказанный обычай все же существовал и даже продолжал существовать и после запрета Икумэ, го-ворят последующие повторные запреты (например, при Котоку – см.: [Нихон-сёки, св.25-й, Котоку, 2-й год пр., 3-й месяц, 22-й день; Nihongi, XXV, 29]), на что обращают внимание исследователи127. Косвенным подтверждением возможности событий, описанных в «Нихон-сёки» в связи с возникновением «ханива», является историчность личности Номи-но сукунэ –главы ханиси-бэ. Подробные сведения о его смерти (которых нет в «Кодзики» и «Нихон-сёки») сохранились в местных источниках и были записаны в «Харима-фудоки»: «...в древнее время Номи-но сукунэ из рода гончаров ханиси, возвращаясь в провинцию Ид-зумо, остановился на ночлег на горном поле Кусакабэ; там он заболел и умер. Тогда из провинции Идзумо прибыло много людей, которые понесли его, сменяясь; из речных камней они сделали могильный курган... могильный курган назвали Идзумо-но хакая» [Харима-фудоки, уезд Иибо, горное поле Тати]. Идзумо-но хакая (досл. «усыпальница Идзумо») находится в гористом районе, западнее равнины Тати-но, где разбросано мно-го древних курганов периода кофун, один из которых называется Сукумодзука – он счи-тается местом погребения Номи-но сукунэ128. Развитие государственного хозяйства и рост численности его работников позволил правителям Ямато больше внимания уделить развитию ирригации – основе земледелия, являвшейся одной из основных функций государства на Древнем Востоке129. Так «Ни-хон-сёки» сообщает, что во второй половине своего правления Икумэ отправил в про-винцию Кавати принца Инисики вырыть два пруда130; два пруда было вырыто в провин-ции Ямато Кроме того, «в этом году приказано всем «куни» [гражданским общинам в составе Ямато – С.Д.] приступить к созданию прудов и каналов (кит. чи и гоу соответст-венно)131 в [количестве] свыше восьмисот [или: в большом количестве – С.Д.]. После этого земледелие (кит. нун) стало [государственным] делом (кит. ши; яп. кото)132. По этой причине общинники (кит. бай-син – досл. «сто родов»133) богатели. Поднебесная находилась в великом спокойствии»134 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 35-й год пр.; 10-й месяц; см.: Nihongi, VI, 22]. Исследователи подвергают сомнению столь крупную цифру: 800 прудов и кана-лов135. Но если принять во внимание замечание М.В.Воробьева, что «объемные (гидро-технические – С.Д.) работы оказались по плечу только царской власти»1'6 (как и везде на Востоке137), то в ведении территориальных общин («куни») оставались мелкие ирригаци-онные сооружения – видимо, этой «мелочи» и набралось свыше 800 сооружений. Поэтому, в силу масштабности гидротехнических работ, в Японии, так же как и во всех древневосточных государствах, развитие ирригационной системы, по точному за-мечанию М.В.Воробьева, было связано с созданием царских владений в различных рай-онах страны. А контроль за орошением (как и в Китае) стал считаться государственной функцией – заботой государя138. В правление Икумэ (правителя Суйнина) продолжались попытки расширения внешнеполитических связей. Так, «Нихон-сёки» сообщает: «сын вана. (правителя) Силла [по имени] Чхон-ильчханъ изъявил покорность (досл. «приехал и нашел приют»)» [Ни-хон-сёки, св.6-й, Суйнин, 3-й год пр., см.: Nihongi, VI,5]. Событие это произошло в са-мом начале правления Икумэ (традиц. 3-й г. пр.) [т.е. около 332 года испр. хрон.] |. Од¬на из версий, цитируемых в «Нихон-сёки», тут же, сообщает некоторые подробности: «Сначала Чхон-ильчханъ, сев на корабль, встал на якорь во владении (куни) Харима, [где он] жил в селении (мура) Сисаха». Сумэра-микото (правитель) послал в Харима двух своих людей узнать у Чхон-ильчханъа, кто он такой и откуда прибыл, на что Чхон-ильчханъ ответил: "Я (Ваш слуга) являюсь сыном владыки владения» (кор. кук-чу, яп. куни-нуси) [в] Силла". Услышав о том, что в Японии есть мудрый повелитель, Чхон-ильчханъ передал свое владение (кор. кук) своему младшему брату Чжи-ко и поехал в Японию с дарами [Нихон-сёки, св. 6-й, Суйнин, 3-й год пр.; см.: Nihongi, VI, 5-6]. Чхон-ильчханъу было дозволено или остаться на прежнем месте в Сисаха, или поселиться в Идэса на острове Авадзи (недалеко от совр. Осака); но Чхон-ильчханъ испросил разре-шение самому выбрать место жительства. От реки Удзи он проследовал на север через владение (купи) Оми и поселился в Тадзима (на побережье, обращенном к Корее). После этого гончары (кит. тао жэнъ; яп. уэ-хйто)139 из долины Катами в куни Оми стали «сйтаги-хйто» (кит. цзуньжэнь)140 Чхон-ильчханъа. М.В.Воробьев полагает, что эти гончары тоже были переселенцами из Кореи, прибывшими вместе с данным представи-телем правящей династии Силла141, на что могут указывать некоторые значения иерог-лифа “цзун”142. Большинство исследователей склоняются к мысли, что данное событие (прибытие Чхон-ильчханъа) имело место143. Японский ученый Мори К. полагает, что од-на из общин–государств Чинхана – Силла установила таким образом связи с Японией144. Тому, что человек по имени Чхон-ильчханъ прибыл именно из Силла, есть и другие под-тверждения. Первая часть его имени – «чхон» («небо») является хорошо известной ко-рейской фамилией145. Вторая часть («илъчханъ») – это, видимо, фонетическая запись од-ного из двух высших чинов Силла, введенных в 9-й год правления Юри-нисагыма (32 год н.э.) (система 17 рангов) [Самкук-саги, летописи Силла, Юри, 9-й год пр., 32 г.н.э.]146 (см. также: [Бэйши, гл.94, Ш Синьло147]). Первый чин в этой табели о рангах назывался «иболь-чхан», второй
По материалам статьи: Суровень Д.А. Проблемы царствования в Ямато правителя Икумэ (Суйнина) // Античная древность и средние века. Екатеринбург, 1998. С.193-217. ПРОБЛЕМЫ ЦАРСТВОВАНИЯ В ЯМАТО ПРАВИТЕЛЯ ИКУМЭ (СУЙНИНА) Преемником Мимаки-ири-бико (Судзина) в 332 году [исправленной хронологии]1 стал его третий сын от главной жены Мимаки-химэ (или Мима-цу химэ) по имени Ику-мэ-ири-хйко И-сати (Суйнин), или «правитель Икумэ» в «Кодзики», «Нихон-сёки» и «фудоки»2. Мать Икумэ являлась одновременно родной сестрой Мимаки и по женской линии наследования была наследницей титула верховной жрицы–правительницы. Таким образом, Икумэ оказывался сыном женщины, родство с которой давало право на трон. Способ изложения материала в вводной части 6-го свитка "Нихон-сёки" о Икумэ (Суйнине) отличается от подобных сведений в списке «восьми правителей», и прежде всего тем, что здесь указано циклическое обозначение года рождения Икумэ: «правитель [Икумэ] в 29-й год правителя Мимаки [или] в циклический год… "мидзуноэ-нэ" (49-й год цикла), весной, в начальный месяц, день “цутиното-и” [36-й цикл. знак; 1-й день – С.Д.] 1-го месяца по новолунию4 был рожден во дворце (яп. мия) Мидзугаки»3 в Сйки [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин; Nihongi, VI, I]4. Ничего подобного ранее (да и после) Ику-мэ мы в «Нихон-сёки» не наблюдаем. Обычно обозначение «29-й год5 Мимаки» (вслед за составителями источника) понимается как «29-й год правления Мимаки». Но, по моему мнению – это указание на возраст Мимаки (Судзина), которое нужно понимать так: «Икумэ родился тогда, когда Мимаки было 29 лет (отроду), или в циклический год… 49-[й] год… цикла»... На рубеже III-IV веков [49]-й год цикла приходится на 29[2] год [испр. хрон.].6 На несоответствия в датировках официальной хронологии «Нихон-сёки» указал и В.Астон: если Суйнин был рожден в 29-й год правления Судзина, а сделан наследным принцем в 48-й год правления Судзина, то тогда ему должно было быть 20 лет отроду, а не 24, как указано в «Нихон-сёки»7 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин; Nihongi, VI, 1]. Икумэ вступил на престол в год "мидзуноэ-тацу" (29-й год цикла) [332 испр. хрон.], и резиденция правителя из Сйки была перенесена в Макимуку, для того чтобы уйти из-под контроля общинной знати Сйки, оказывавшей большое влияние на власть правите-лей Ямато. Достаточно сказать, что шесть первых правителей после Дзимму (с Суйдзэя [2-го] до Корэя [7-го]) были женаты на женщинах из рода "владык округа” (яп. агата-нуси) Сйки, а предки правителя Мимаки – Когэн (8-й) и Кайка (9-й) происходили от од-ной из дочерей "владыки округа" Сйки. Резиденция отца Икумэ – правителя Мимаки да-же располагалась в Сйки. На следующий год «главной женой» («императрицей») Икумэ стала Сахо-бимэ8 («знатная девушка / принцесса Сахо» – местности в Ямато). Именно с ней связана вспыхнувшая внутри правящего дома борьба за власть9, в ко-торой чётко прослеживалось столкновение матрилинейного и патрилинейного принци-пов передачи власти. «Нихон-сёки» и «Кодзики» подчеркивают этот момент: «старший брат императрицы с материнской стороны “кими” (кит. ван)10 Сахо-хйко замыслил заго-вор и обратился к “императрице”, говоря следующее: «Кого ты любишь больше всего – своего старшего брата или своего супруга?». На это «императрица» ответила: «Я люблю моего старшего брата» [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 4-й год пр.; Nihongi, VI,7; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXXI]. Аргументы, которыми склонял к заговору свою сестру Сахо-хйко, тоже очень показательны: пока она красива – она имеет влияние на правите-ля, но как только ее красота увянет это влияние прекратится, а в Поднебесной много прекрасных женщин, которые будут искать благосклонности правителя. Красоте дове-рять нельзя (видимо, с намеком: что кровное родство – более надежная опора в жизни, чем любовная связь, основанная на проходящей молодости и красоте). И Сахо-хйко предлагает своей сестре ради него перерезать горло Икумэ во сне, и после этого всту-пить на трон и вместе, вдвоем, править Поднебесной (в качестве супругов [?]) [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 4-й год пр.; Nihongi, VI, 7-8; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LXX]. «Императрица» долго колебалась, но не смогла убить Икумэ и, более того, рас-крыла заговор своему супругу. Икумэ собрал войско из соседних районов (он был в Кумэ, во дворце Така-мия). Полководцем был назначен Яцунада (дальний предок Кодзукэ-но кими). Но Сахо-хйко укрылся в укреплении Инаки, а Сахо-бимэ сбежала к своему брату. Попытка выкрасть её или уговорить уйти из Инаки не удалась11. Во время штурма укрепления подожгли, вои-ны мятежников разбежались, а брат и сестра – заговорщики погибли в огне [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 5-й год пр.; Nihongi, VI, 9-10; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXX-LXXI]. Таким образом, мятеж был подавлен, победил патрилинейный принцип передачи власти.12 После восстановления порядка, Икумэ, как и ранее его отец Мимаки, занялся во-просами культа и храмовыми хозяйствами: 1) заменил верховную жрицу культа Аматэ-расу (культа дома правителей Ямато) Тоё-суки-ири-химэ (дочь Мимаки, которая была назначена на эту должность в ходе религиозных реформ правителя Мимаки) своей доче-рью – Ямато-химэ. Первоначально поклонение Аматэрасу осуществлялось у Удзу-каси-но мото (досл. “Основание священного дерева Каси”)13 в Сйки, районом, с которым бы-ли связаны все первые правители Ямато. Но на следующий год14 культовый центр Ама-тэрасу (и ее культовые вещи, прежде всего – «священное зеркало»15) был перенесен в Исэ, на берег реки Исудзу у Каха-ками, где для этого там специально был построен храм Ватарахи – «дворец воздержания» (или «поклонения»). Это нынешнее святилище Ама-тэрасу в Исэ16, датируемое исследователями IV веком н.э. [Нихон-сёки. св.6-й, Суйнин, 25-й год пр.; год хиното-ми; Nihongi, VI, 15-17]. Как добавляет «Дзинно-сётоки», предок клана Накатоми-о-касима стал верховным жрецом, а О-хата-нуси был назначен “о-каннуси” святилища («великим божественным хозяином» – главным жрецом) [Jinno-shotoki, I, Suinin, 74]. По мнению авторов «Дзинно-сётоки» – святилище в Исэ стало «императорским святилищем» для всей страны [Jinno-shotoki, 1, Suinin, 74]; 2) для осу-ществления культа Великого бога Ямато были назначены жрецы и жрицы, а также выде-лены земли для храмового хозяйства этого бога в селении Инаси [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, год хиното-ми; Nihongi, VI, 17]; 3) снова для обеспечения культовых потребно-стей были определены для всех святилищ «священные земли» и «священные дворы» храмовых хозяйств [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр.: Nihongi, VI, 18]; 4) в прав-ление Икумэ упоминается термин «си-кан» (кит. цы-гуань), который некоторые исследо-ватели переводят как «Ведомство Культа» (Department of Worship)17 или трактуют как «каму-цукаса» – «управление религиозных дел», «священное управление»18, хотя китай-ское значение этих иероглифов – «жрец, исполнитель обряда жертвоприношения»19 [Ни-хон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр., Nihongi, VI, 18]; 5) Мононобэ-но Тотинэ в ранге «о-мурадзи» («великий мурадзи [глава корпорации неполноправных свободных]») был назначен заведовать20 «священными драгоценностями» («регалиями») Идзумо-но куни; некоторые исследователи предполагают, что в это время, как и святилище в Исэ, было построено «Великое святилище Идзумо»21. Сохраняющаяся нестабильность внутреннего положения вынуждала правителей Ямато постоянно заботиться о вооружении: Икумэ приказал сложить22 луки, стрелы и крестообразные мечи в святилищах всех богов23 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр.; Nihongi, VI, 18]; кроме того, сын Икумэ – Иниси-но-ири-бико (в «Нихон-сёки»: Ини-сики) приказал сделать тысячу крестообразных мечей (сначала хранившихся в Осака24) и сложил их в храме бога Исоноками [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LX1X]. Сам Инисики был назначен управлять «священными сокровищами» святилища Исоноками, получив таким образом, видимо, возможность осуществлять контроль и над арсеналом святилища [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 39-й год пр.; Nihongi, VI, 23]. Для выполнения этих функций Икумэ даровал десять корпораций, среди которых было несколько непо-средственно связанных с военным делом: тати-нухи-бэ («изготовители щитов»), ками-ю-гэ-бэ («строгальщиков священных луков»); каму-я-цукури-бэ («изготовителей священ-ных стрел»), каму-осака-бэ («священных наказании корпорация»), тати-хаки-бэ («ме-ченосцев»)25. К этим корпорациям относилась и корпорация ками-осака-бэ – видимо, из-начально связанная с арсеналом, так как Осака было местом, где первоначально храни-лась 1000 мечей.26 Непосредственно арсеналом в святилище Исоноками заведовал Ити-каха из семьи Касуга-но оми; предок Мононобэ-но обито. Таким образом, корпорации арсенала оказались отнесены к корпорациям мононобэ (оружейников и императорских гвардейцев) [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 39-й год пр.; Nihongi, VI, 23]. При Икумэ шло дальнейшее развитие государственного хозяйства. По мнению ис-следователей, в IV веке появляется такая разновидность государственных хозяйств как миякэ.27 Это очень хорошо согласуется с данными письменных источников, если учесть результаты ревизии хронологии "Нихон-сёки". В начале правления Икумэ [т.е. в середи-не 30-х годов IV века н.э. испр. хрон.] упоминаются миякэ, построенные в селении Ку-мэ28 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 27-й год пр.; Nihongi, VI, 18]. Термин «миякэ» записан в тексте "Нихон-сёки" китайскими иероглифами «тунь-цан» (досл. "накопительные ам-бары"29 или "житница военного поселения")30, которые переводятся исследователями как «склад, амбар; строение для хранения зерна»31. По мнению М.В.Воробьева, происхожде-ние этого зерна могло быть разным: 1) поступало с «царских полей» (мита32) в том чис-ле и из «царских округов» (миагата); либо 2) от глав кланов и местного населения в ви-де дани и налогов; причем, как указывают этот же и другие ученые, первый вариант сде-лался ведущим (урожай с «царских полей» хранился в «миякэ»33); в результате этого по-нятие «миякэ» было перенесено и на царские земли, где находились «миякэ»34, поэтому под «миякэ» стали подразумевать «царское владение»35, которое включало в себя «цар-ские поля» (мита36), «царские амбары» (собственно «миякэ») и земледельческие корпо-рации, обрабатывавшие эти поля (та-бэ)37. На это может указывать один из вариантов иероглифической записи термина миякэ в «фудоки»: кит. юй-чжай – досл. "император-ская усадьба / императорские участки земли"38. В общем, как подчеркивает М.В. Воробьев, истоки возникновения , как и механизм образования царских владений – одна из проблем историографии.39 Но решение пробле-мы возможно, если рассмотреть вопрос с точки зрения общих закономерностей возник-новения государственных хозяйств в древнем мире. Некоторые исследователи считают, что эти царские владения (миякэ) возникли на основе храмовых («жреческих») «священных амбаров» и «священных полей» (на что может указывать и один из вариантов записи и перевода терминов «ми-якэ» и «ми-та»40), то есть прежнего коллективного фонда общины, ставшего собственностью правителя. Это очень хорошо прослеживается в функциях, выполняемых царским хозяйством: уро-жай с царских владений использовался для общественных нужд41 – в качестве страхово-го и резервного фонда (в 536 году это было подтверждено особым указом правителя, а в 567 году в период голода в бедствующие районы было доставлено зерно из соседних районов [Nihongi; XVI-П, 12; XIX, 58]42). То есть функции, которые ранее выполнял кол-лективный фонд общины, сохранялись за государственным хозяйством даже еще в VI веке н.э. Подобная ситуация существовала в древнем мире во всех древневосточных странах.43 По мнению М.В.Воробьева, инициатива и право создания «миякэ» целиком нахо-дились в руках монарха. Такие владения создавались на целине, на конфискованных или подаренных угодьях.44 Этот же ученый отмечает, что только правитель создавал миякэ и распоряжался ими. В «Нихон-сёки» (в 11-м свитке «Нинтоку») упоминается указ Икумэ (Суйнина), по которому «царские поля и амбары Ямато» (Ямато-но мита оёби миякэ – под «Ямато» можно понимать, судя по иероглифу «Ва / Ямато», а также трактовке М.В. Воробьева – государство Ямато45) считались владением только правящего монарха и ни-кого более, даже не сына правителя [Нихон-сёки, св. 11-и, Нинтоку; Nihongi, XJ.,3]46. Но «царские владения» могли управляться членами царского клана47, принцами или други-ми знатными людьми48. Так в правление Икумэ упоминается Тадзима-мори, ставший ос-нователем клана «Миякэ-но мурадзи», который, по мнению Б.Х.Чемберлэйна и В.Астона, был кланом «управляющих императорскими зернохранилищами (амбарами)», может быть, какой-нибудь определенной местности49 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 99-й год пр., Nihongi, VI, 27; Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXXTV]. Наоки Кодзирō на основе анализа текстов источников выделяет два вида миякэ по признаку управления: 1) миякэ, находившиеся под управлением местных знатных кланов; 2) миякэ, находившиеся под управлением присылаемых из центра чиновников (служилых людей).50 Как правило, как отмечает Варге Ларе, «миякэ» управлялись высшими должност-ными лицами, назначаемыми двором Ямато, с рангом «томо-но мияцуко» («управляю-щий корпорацией»)51, видимо, по причине того, что этому чиновнику нужно было руко-водить и рабочей силой (табэ – «земледельческими корпорациями») данного «царского владения». М.В.Воробьев считает, что. возможно, с этими владениями были связаны ре-месленники (томо-бэ), содержавшиеся за счет урожаев с «царских полей» (такая ситуа-ция была в странах древнего Востока52), в обработке которых они также могли прини-мать участие; а также воины, расквартированные вокруг таких владений. На мысль от-носительно воинов в «миякэ» исследователей наводит уже первое упоминание о «миякэ» в деревне Кумэ. Само поселение Кумэ возникло в период правления Каму-ямато-иварэ-бико (Дзимму), когда к западу от горы Унэби (района резиденции и «фамильного клад-бища» первых правителей Ямато), на берегу реки осели воины клана О-кумэ (дружинни-ков Дзимму) [Нихон-сёки, св.3-й, Дзимму, 2-й год пр., Nihongi, Ш, 32]. Сам термин «ку-мэ», как указывает В.Астон, стал синонимом слова «воин»53. Поэтому В.Астон считает, что в Кумэ были расквартированы войска, и там же находились хранилища («миякэ») с зерном в качестве провианта для армии.54 Археологический материал подтверждает эти предположения: в районе царских владений всегда наблюдается скопление мелких кур-ганов. Эти курганы, по мнению ученых, принадлежали воинам, жившим в этих владени-ях и получавших здесь все необходимое: пищу, провиант, оружие55. Военное значение некоторых «миякэ» легко прослеживается по их расположению – они располагались на транспортных маршрутах, вблизи или внутри «вражеских» земель (чтобы оказывать давление на эти «сопротивляющиеся» территории), а также на территориях, перешедших в государственную собственность после поражения местных сил (в качестве «компенса-ции»)56. На военное значение «миякэ» указывают и варианты иероглифической записи этого термина в источниках (кит. тунь-цан – досл. "склад военного поселения" в «Ни-хон-сёки»; кит. тунь-чжай – досл. "дома / земельные участки военного поселения" в «Кодзики»57), где иероглиф «тунь» имеет значения «укреплять границы военными посе-лениями; стоять гарнизонами» и «военное поселение».58 Все исследователи указывают на тесную связь «царских зернохранилищ» («миякэ») с «царскими полями» (мита), так как, по мнению Н.И.Конрада, если существуют амба-ры, значит, должны существовать и поля, откуда свозится зерно. Следовательно, как считает Н.И.Конрад, можно говорить о существовании в этот период «царских полей» (мита)», несмотря на то, что “мита” впервые упоминаются позднее (при Ōтараси-хйко / Кэйко – конец 30-х - начало 40-х годов IV века испр. хрон.)59. Происхождение «мита» исследователи также связывают со «священными полями» (на что может указывать и сам термин «мита» – досл. "священное / императорское поле"), то есть с землями кол-лективного фонда общины.60 Но поздняя иероглифическая запись (кит. тунъ-тянь – досл. "поля военного поселения") может указывать на связь с военными поселениями. На это обращает внимание и Варгё Ларс, указывая, что в Китае в период империи Хань термин «тунь-тянь» означал земли, обрабатываемые воинами–колонистами в отдаленных (ок-раинных) землях для самообеспечения продуктами, так как снабжение их из централь-ных районов было невозможно61. Но, на мой взгляд, такая ситуация в Японии могла быть только в отдаленных окраинных землях. В освоенных районах, по общему мнению исследователей, в «миякэ» на «царских полях» трудились члены земледельческих кор-пораций (ma-бэ)62, под надсмотром должностных лиц (та-цукаса, или мита-но цукаса)63. Развитие царского (государственного) хозяйства в правление Икумэ (Суйнина) свя-зано и с возникновением такого института неполноправных свободных (яп. бэ, бэмин) как «минасиро» («царские именные кормильцы») и «микосиро» («царских потомков кормильцы»). Эти «кормильцы» были тесно связаны с «царскими полями» (мита) и «царскими амбарами» (миякэ).64 Впервые в источниках «кормильцы» упоминаются в связи с сыном Икумэ: Итоси-вакэ «вследствие того, что он не имел детей, сделал Ито-cu-бэ своей заменой»65 [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXIX]. Но некоторые иссле-дователи подвергают сомнению это сообщение по причине «ранней хронологии».66 М.В. Воробьев считает, что «...вовсе отрицать существование кормильцев до VI века не при-ходится...»; «кормильцы, связанные как с именами царей, так и с названиями дворцов-храмов, это архаичная и довольно редкая категория, существовавшая до V века вклю-чительно...».67 Однако, если отказаться от искаженной хронологии "Нихон-сёки" и при-нять исправленную, то это событие будет вполне закономерным в ряду других свиде-тельств, так как, видимо, оно приходится на 30-е годы IV века [между 332-338 испр. хрон.]. Исследователи считают, что в связи с разрастанием дома правителей появилась не-обходимость в распределении «бэ» для содержания членов царской семьи, в том числе и бэминов–землепашцев, поэтому при Икумэ были созданы «микосиро-бэ» – из различных родов взяты люди, из них образованы новые «корпорации» (бэ) под властью дома прави-теля.68 На мой взгляд, требуется уточнение – данные «люди» изначально по положению являлись неполноправными свободными. По версии «Кодзики» «кормильцы» – это группы людей, которые создавались для увековечения имени знатного лица69 [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, О, LXIX]. Ряд ис-следователей подвергают сомнению эту точку зрения, считая ее легендой, восходящей ко времени составления «Кодзики» на том основании, что «кормильцы» часто получали названия не от имен правителей и правительниц, а от названий дворца правителя, или местности.70 Но другие исследователи указывают, что забота о сохранении «навечно» имени рода относилась к числу важнейших в родоплеменных и раннеклассовых общест-вах.71 Поэтому к имени соответствующего лица или к названию резиденции добавлялся показатель корпорации – «бэ»72, в результате получалось название «кормильцев». В свя-зи с этим, на мой взгляд, в правление Икумэ упоминается еще одна корпорация «кор-мильцев», связанная с названием резиденции еще одного сына Икумэ – Инисики-но ири-бико, жившего во дворце (мия) Кахами в Тотори в провинции Идзумо: «...он жил в этом дворце (мия) и установил [корпорацию] Кахаками-бэ» [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LXIX]. В «Нихон-сёки» термин «Кахами-бэ» употреблен по отношению к арсеналу мечей людей, хранившихся в храме Исоноками [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 39-й год пр.; Nihongi, VI, 22-23]. Кроме того, во время путешествия старшего сына Икумэ – Хомути-ваю, как со-общает "Кодзики", во всех местах, куда он прибывал, были установлены (с согласия Икумэ) корпорации Хомудзи-бэ [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, П, LXXII]. По мнению В.Астона название корпорации происходит от имени принца (Хомути, или Хомудзи).73 В"Нихон-сёки" в этом эпизоде употреблены имя Хому-цу вакэ и название корпорации Хому-цу-бэ [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 23-й год пр.; Nihongi, VI, 13-14]. Корпорации «кормильцев» создавались двумя путями: (1) либо такая корпорация фор-мировалась заново, чаще всего из переселенцев (чужаков–неполноправных свободных); но иногда (2) из местного (завоеванного?) населения, и тогда такая корпорация становилась полностью царской (томо), во главе её стоял управляющий царской корпорацией (томо-но мияцуко); (3) либо существовавшая корпорация или группа людей, подчиненная местным властям или кланам, объявлялась «кормильцами», и тогда эта корпорация оставалась на по-печении управляющего владением куни (куни-но мияцуко), который и пересылал во дворец результаты труда корпорации.74 Категория «кормильцев» «минасиро» («царские именные кормильцы»), видимо, оста-валась непосредственно во владении монарха, а «микосиро» («царских потомков кормиль-цы») – закреплялись за членами царского дома75. Главной экономической задачей «кор-мильцев» было обеспечение их хозяев. Все налоги и подати с них поступали в пользу «вла-дельца имени»76. В связи с этим исследователи истолковывают иероглиф «сиро» (кит. дай – «вместо»; «из поколения в поколение»77) как «провиант; провиант для призрения, вспомо-ществования»78. Корпорации «кормильцев», как отмечает М.В.Воробьев, были тесно связаны с цар-ским кланом: их размер зависел от положения члена царского клана, после смерти владельца корпорацию делили между наследниками, даже гибель целой ветви клана не выводила кор-порацию за пределы владения царского клана в целом79. Кроме «та-бэ», «минасиро-бэ» и «микосиро-бэ» с государственным хозяйством были связаны и другие («простые») корпорации неполноправных свободных (бэ). В правление Икумэ упомянуты следующие корпорации: 10 корпораций арсенала в святилище Исонока-ми80; «тотори-бэ» («корпорация ловцов птиц»), управлять которыми был назначен Юкаха Тана, получивший наследственное клановое звание («кабанэ»), Тотори-но миякко («управ-ляющий ловцами птиц»)81; «тори-кахи-бэ» («корпорация кормильцев птиц»); «о-ю(в)э» и «вака-ю(в)э» («старшие и младшие купальщики») [Кодзики, П, LXXTJ; Nihongi, VI, 13-14; Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 23-й год пр.]. Помимо этого, в связи с царским погребальным (похоронным) обрядом (во время по-хорон «императрицы» Хибасу-химэ) были образованы очень интересные корпорации: «иси-ки-цукури («изготовителей каменных гробов») и «ханиси-бэ» (или хаси-бэ) [Кодзики, св.2-й, Суйнин; Kojiki, II, LXXV; Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 32-й год пр.; Nihongi, VI, 19-20]. «Нихон-сёки» сообщает, что, когда умер младший брат Икумэ с материнской стороны (что особо подчеркивается), по старой традиции (Икумэ назвал это «старым (древним) обычаем»; яп. .фуруй фŷ82) были собраны приближенные (кит. цзинь-сú83, камбун киндзюся84) умершего и погребены, стоя и живыми, вокруг курганной насыпи. В течение нескольких дней они не умирали, а плакали и стенали день и ночь. Наконец, они умерли и сгнили. Собаки и вороны, собравшись, сожрали их. Потрясенный этим зрели-щем, Икумэ приказал высшим сановникам придумать, как остановить этот древний, но плохой обычай85 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 28-й год пр.; Nihongi, VI, 18-19]. «Кодзи-ки» называет такой способ захоронения «хйто-гаки» (досл. «ограда из людей»)86 и гово-рит, что таким образом людей захоронили впервые вокруг могилы Ямато-хйко [Кодзи-ки, св.2-й, Судзин; Kojiki, II, LХIII]. Впервые, видимо, нужно понимать так: впервые захоронили живьем и стоя, закопав в землю по горло (то есть способом «хйто-гаки»)87; так как древнеяпонский обычай захоронения с умершим его рабов и слуг описывался ки-тайскими авторами еще в III веке н.э. (курган Бимиху, правительницы государства Нюй-ван-го на Северном Кюсю88[Сань-го-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во89; Вэй-чжи, вожэнь-пу, цзюань 30, л.23б(1а), 6 – 29а(6б), 1]90). Да и, по «Нихон-сёки», Икумэ настаивает на том, что это «древний обычай». Через некоторое время скончалась «главная жена» Икумэ – Хибасу-химэ Прави-тель решил не повторять печальный опыт предыдущих похорон. Выход был найден од-ним из приближенных – Номи-но сукунэ, который послал гонцов во владение Идзумо за сотней гончаров из корпорации «идзумо-куни-но хаси-бэ»91 (так же: ханиси-бэ, хасэ-бэ92, хани-бэ93), которые под руководством Номи-но сукунэ стали лепить глиняные фигурки людей, лошадей и другие фигурки, получившие название «ханива» (досл. «глиняные круги») или «татэмоно» (досл. «стоящие предметы»)94. Обрадованный правитель издал приказ, запрещавший хоронить людей вместе с их господином, и предписывающий ус-танавливать на могилах глиняные фигурки.95 В награду за заслуги Номи-но сукунэ полу-чил специальное место, где проводил обжиг ханива (др.-яп. катаси-токоро96); был на-значен правителем Икумэ заниматься делами хаси-бэ (досл. «ха(ни)си-бэ сйки»97); в свя-зи с этим Номи-но сукунэ получил наследственное клановое звание (кабанэ) – ха(ни)си-но оми. Кроме того, как можно предполагать из текста «Нихон-сёки», и на что указывает Н.И.Иофан, с этого времени пошла традиция, что ха(ни)си-бэ-но мурадзи, первопредком которых являлся Номи-но сукунэ, ведали (кит. чжу98) похоронами императоров" [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 32-й год пр.; Nihongi, VI, 20-21] Н.И.Иофан трактует функции ха(ни)-си-бэ-но мурадзи («кабанэ», которые, по её мнению получил Номи-но сукунэ ) как «надзирателей за могилами государей», связанных с жреческими должностями, так как специфика работы «ханиси-бэ» требовала специальной выучки, отличного знания тради-ции, канона, непосредственно связанных со священным ритуалом. Такое знание, как считает Н.И.Иофан, в те времена можно было получить только от жрецов; следовательно, корпорация («xaниcu-бэ» была тесно связана со жречеством и подчинена строгой регла-ментации Н.И.Иофан предполагает, что в корпорации «ханиси-бэ» объединялись перво-начально жрецы–скульпторы и находившаяся у них в подчинении группа ремесленни-ков101. На мой взгляд, подобные предположения вполне правомерны, так как в древневос-точных государствах очень часто жреческие функции совмещались с государственны-ми102. Некоторые исследователи подвергают сомнению сообщения источников о захоро-нениях людей со своим господином и версию «Нихон-сёки» о возникновении «хани-ва»103. Так, Г.Б.Навлицкая высказывает предположение, что это легенда китайского про-исхождения, так как находимые археологами «ханива», как правило, располагаются только снаружи курганов – рядами вокруг основания, а в Китае в погребениях глиняная пластика всегда находилась внутри курганов104. Кроме того, в Китае археологически за-свидетельствованы курганы – погребения правителей, в которых действительно найдены останки массовых человеческих и конских жертвоприношений. Позже эти жертвопри-ношения заменяются глиняными изображениями. А в Японии же, как указывает Г.Б. На-влицкая, погребения с человеческими жертвоприношениями вообще не обнаружены105. Другие исследователи более осторожны в своих суждениях. Например, Н.А.Иофан указывает, что «...появление погребальной пластики могло быть вызвано и влиянием континентальной культуры, хотя сходство при ближайшем рассмотрении оказывается чисто функциональным и сводится только к аналогичному назначению скульптуры... Характер и стиль ханива вполне оригинальны, так же как и техника изготовления»106. М.В.Воробьев добавляет: «обычай погребения вместе с умершим его челяди, появив-шийся в Китае и Корее, не имел в Японии широкого распространения и быстро исчез... система погребения вслед за умершим приняла в Японии особые формы, чаще всего вместе с покойником “добровольно” погребался только его родич. Но и этот обычай вы-звал сильное сопротивление, которое и привело к его отмене»107. Такикава Сэйдзиро приводит пример такого захоронения, обнаруженного в провинции Ямато, уезде Такаси, с богатым захоронением знатного человека в задней – круглой части кургана и созахо-ронением человека низкого статуса (раба, по мнению Такикава С.) с простым погребаль-ным инвентарем в передней – квадратной части кургана (типа дзэмпо-коэн-фун)108. Как отмечает Н.А.Иофан, археологические данные говорят, что «ханива» в виде цилиндров появляются в последней четверти Ш века н.э.109, самые ранние изображения «ханива» – дома (храм-жилище) датируются рубежом III-IV веков н.э.110, а изображения людей появляются лишь в V веке111 и широко распространяются в VII веке112 – в позд-ний курганный период. Поэтому, по мнению Н.А.Иофан, «легенда "Нихонги" о проис-хождении ханива, в которой говорится о замене людей глиняными фигурами, отражает более поздние представления. Возможно, что первоначально ханива не только являлись изображением людей, составляющих окружение погребенного вождя (свита, дружинни-ки, слуги), но и... как бы представляли священный ритуал, совершаемый жрецами, ими-тирующими небожителей. При внимательном рассмотрении мир ханива обнаруживает явную связь с синтоистской мифологией, зафиксированной в «Кодзики» и «Нихонги»113. В пользу данной точки зрения может говорить и материал источников. "Нихон-сёки" со-общает, что люди корпорации хаси-бэ, до того как Номи-но сукунэ получил задание де-лать ханива для императорских захоронений, проживали в Идзумо-но куни. То есть тра-диция изготовления ханива существовала задолго до правления Икумэ, что подтвержда-ет археологический материал, где самые ранние ханива в виде цилиндров, датируются концом III века н.э.114 Ханива, по мнению исследователей, развились из полых керамических столбиков–цилиндров, выполненных в технике вадзуми (наложения глиняных колец), в свою оче-редь произошедших, по мнению японского археолога Фумио Мики, от символических ритуальных сосудов без дна хадзи, продолжающих в период кофун (III-VII века) тради-ции керамического производства периода яёи (IV век до н.э. – III век н.э.). Размещение на поверхности погребального кургана (в отличие от китайского обычая располагать глиняные фигуры внутри захоронения) говорило о том, что ханива выполняли функции магической охраны, составляя символическую ограду с магическим табу вокруг холма, охраняя курган116 (часто в ханива делались отверстия для продевания соломовой веревки как символа границы священного места117). Это в значительной степени обусловило столбообразный характер основы и базы ханива.118 В первой половине IV века в связи с указом Икумэ, развитие пластики ханива получило дополнительный стимул, и в IV-VI веках данное искусство достигает исключительного многообразия мотивов (до несколь-ких тысяч): археологи обнаружили множество изображений воинов, жрецов, придвор-ных дам, слуг, земледельцев и животных (размером от 30 см до 1,5 м)119. Правила распо-ложения фигур были строго зафиксированы и соответствовали общей космогонической ориентации погребения170. То есть, можно предполагать, основываясь на различных данных, что «ханива» возникает в связи с формированием раннего синтоизма и его ритуала121 (изгородь с ма-гическим табу122) и складыванием курганной культуры в Центральной Японии («ханива» являлись непременным атрибутом курганных захоронений123). Кроме того, известный на Кюсю обычай созахоронения с господином в могильном кургане (Бимиху и сто рабов в «Вэй-чжи» [Сань-го-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Во124; Вэй-чжи, вожэнь-пу, цзюань 30, л.23б (1а), 6 – 29а(6б), 1]) – в Центральной Японии принял более скромные размеры. Напри-мер, Н.Г.Мунро (с некоторым сомнением) приводит сведения об известных случаях, ко-гда главный курган («мисасаги») сопровождается рядом небольших могил125. М.В. Во-робьев считает, что, если этот обычай и существовал, то в качестве исключительного яв-ления126. При Икумэ, видимо, впервые при похоронах Ямато-хйко, был придуман и ис-пользован такой «варварский» метод «созахоронения» как «хйто-гаки», что и вызвало резкое неприятие его правителем, и запрет данного обычая. О том, что вышеуказанный обычай все же существовал и даже продолжал существовать и после запрета Икумэ, го-ворят последующие повторные запреты (например, при Котоку – см.: [Нихон-сёки, св.25-й, Котоку, 2-й год пр., 3-й месяц, 22-й день; Nihongi, XXV, 29]), на что обращают внимание исследователи127. Косвенным подтверждением возможности событий, описанных в «Нихон-сёки» в связи с возникновением «ханива», является историчность личности Номи-но сукунэ –главы ханиси-бэ. Подробные сведения о его смерти (которых нет в «Кодзики» и «Нихон-сёки») сохранились в местных источниках и были записаны в «Харима-фудоки»: «...в древнее время Номи-но сукунэ из рода гончаров ханиси, возвращаясь в провинцию Ид-зумо, остановился на ночлег на горном поле Кусакабэ; там он заболел и умер. Тогда из провинции Идзумо прибыло много людей, которые понесли его, сменяясь; из речных камней они сделали могильный курган... могильный курган назвали Идзумо-но хакая» [Харима-фудоки, уезд Иибо, горное поле Тати]. Идзумо-но хакая (досл. «усыпальница Идзумо») находится в гористом районе, западнее равнины Тати-но, где разбросано мно-го древних курганов периода кофун, один из которых называется Сукумодзука – он счи-тается местом погребения Номи-но сукунэ128. Развитие государственного хозяйства и рост численности его работников позволил правителям Ямато больше внимания уделить развитию ирригации – основе земледелия, являвшейся одной из основных функций государства на Древнем Востоке129. Так «Ни-хон-сёки» сообщает, что во второй половине своего правления Икумэ отправил в про-винцию Кавати принца Инисики вырыть два пруда130; два пруда было вырыто в провин-ции Ямато Кроме того, «в этом году приказано всем «куни» [гражданским общинам в составе Ямато – С.Д.] приступить к созданию прудов и каналов (кит. чи и гоу соответст-венно)131 в [количестве] свыше восьмисот [или: в большом количестве – С.Д.]. После этого земледелие (кит. нун) стало [государственным] делом (кит. ши; яп. кото)132. По этой причине общинники (кит. бай-син – досл. «сто родов»133) богатели. Поднебесная находилась в великом спокойствии»134 [Нихон-сёки, св.6-й, Суйнин, 35-й год пр.; 10-й месяц; см.: Nihongi, VI, 22]. Исследователи подвергают сомнению столь крупную цифру: 800 прудов и кана-лов135. Но если принять во внимание замечание М.В.Воробьева, что «объемные (гидро-технические – С.Д.) работы оказались по плечу только царской власти»1'6 (как и везде на Востоке137), то в ведении территориальных общин («куни») оставались мелкие ирригаци-онные сооружения – видимо, этой «мелочи» и набралось свыше 800 сооружений. Поэтому, в силу масштабности гидротехнических работ, в Японии, так же как и во всех древневосточных государствах, развитие ирригационной системы, по точному за-мечанию М.В.Воробьева, было связано с созданием царских владений в различных рай-онах страны. А контроль за орошением (как и в Китае) стал считаться государственной функцией – заботой государя138. В правление Икумэ (правителя Суйнина) продолжались попытки расширения внешнеполитических связей. Так, «Нихон-сёки» сообщает: «сын вана. (правителя) Силла [по имени] Чхон-ильчханъ изъявил покорность (досл. «приехал и нашел приют»)» [Ни-хон-сёки, св.6-й, Суйнин, 3-й год пр., см.: Nihongi, VI,5]. Событие это произошло в са-мом начале правления Икумэ (традиц. 3-й г. пр.) [т.е. около 332 года испр. хрон.] |. Од¬на из версий, цитируемых в «Нихон-сёки», тут же, сообщает некоторые подробности: «Сначала Чхон-ильчханъ, сев на корабль, встал на якорь во владении (куни) Харима, [где он] жил в селении (мура) Сисаха». Сумэра-микото (правитель) послал в Харима двух своих людей узнать у Чхон-ильчханъа, кто он такой и откуда прибыл, на что Чхон-ильчханъ ответил: "Я (Ваш слуга) являюсь сыном владыки владения» (кор. кук-чу, яп. куни-нуси) [в] Силла". Услышав о том, что в Японии есть мудрый повелитель, Чхон-ильчханъ передал свое владение (кор. кук) своему младшему брату Чжи-ко и поехал в Японию с дарами [Нихон-сёки, св. 6-й, Суйнин, 3-й год пр.; см.: Nihongi, VI, 5-6]. Чхон-ильчханъу было дозволено или остаться на прежнем месте в Сисаха, или поселиться в Идэса на острове Авадзи (недалеко от совр. Осака); но Чхон-ильчханъ испросил разре-шение самому выбрать место жительства. От реки Удзи он проследовал на север через владение (купи) Оми и поселился в Тадзима (на побережье, обращенном к Корее). После этого гончары (кит. тао жэнъ; яп. уэ-хйто)139 из долины Катами в куни Оми стали «сйтаги-хйто» (кит. цзуньжэнь)140 Чхон-ильчханъа. М.В.Воробьев полагает, что эти гончары тоже были переселенцами из Кореи, прибывшими вместе с данным представи-телем правящей династии Силла141, на что могут указывать некоторые значения иерог-лифа “цзун”142. Большинство исследователей склоняются к мысли, что данное событие (прибытие Чхон-ильчханъа) имело место143. Японский ученый Мори К. полагает, что од-на из общин–государств Чинхана – Силла установила таким образом связи с Японией144. Тому, что человек по имени Чхон-ильчханъ прибыл именно из Силла, есть и другие под-тверждения. Первая часть его имени – «чхон» («небо») является хорошо известной ко-рейской фамилией145. Вторая часть («илъчханъ») – это, видимо, фонетическая запись од-ного из двух высших чинов Силла, введенных в 9-й год правления Юри-нисагыма (32 год н.э.) (система 17 рангов) [Самкук-саги, летописи Силла, Юри, 9-й год пр., 32 г.н.э.]146 (см. также: [Бэйши, гл.94, Ш Синьло147]). Первый чин в этой табели о рангах назывался «иболь-чхан», второй