Найдено научных статей и публикаций: 217
191.
Договоры о передаче прав на результаты интеллектуальной деятельности
(публикация автора на scipeople)
Договоры о передаче прав на результаты интеллектуальной деятельности
(публикация автора на scipeople)
Скворцов А. А.
, 2009
Работа представляет собой классификационную модель описания договорного оборота имущественной составляющей прав на результаты интеллектуальной деятельности в сопоставлении с позитивным законодательством (частью четвёртой Гражданского Кодекса России и ранее действовавшим законодательством, регулирующим права и обязанности, возникшие в длящихся правоотношениях).
Работа представляет собой классификационную модель описания договорного оборота имущественной составляющей прав на результаты интеллектуальной деятельности в сопоставлении с позитивным законодательством (частью четвёртой Гражданского Кодекса России и ранее действовавшим законодательством, регулирующим права и обязанности, возникшие в длящихся правоотношениях).
192.
Правовая конструкция лицензионного договора - передача имущественного права
(публикация автора на scipeople)
Правовая конструкция лицензионного договора - передача имущественного права
(публикация автора на scipeople)
Скворцов А. А.
- журнал "Законодательство" , 2008
Вступление в силу части четвертой ГК РФ привело к возникновению как терминологических, так и правоприменительных противоречий, которые затрудняют гражданско-правовой оборот объектов права интеллектуальной собственности. В статье на примере продажи программных продуктов рассмотрены основные способы лицензирования, выявлены сущностные различия гражданско-правовых конструкций лицензионного и сублицензионного договоров.
Вступление в силу части четвертой ГК РФ привело к возникновению как терминологических, так и правоприменительных противоречий, которые затрудняют гражданско-правовой оборот объектов права интеллектуальной собственности. В статье на примере продажи программных продуктов рассмотрены основные способы лицензирования, выявлены сущностные различия гражданско-правовых конструкций лицензионного и сублицензионного договоров.
//Законодательство. — 2008. — № 9. — С. 72-77, 2008
//Законодательство. — 2008. — № 9. — С. 72-77, 2008
193.
Политическая борьба в государстве ямато и его внешнеполитические связи в 10-е – 20-е годы v века
(публикация автора на scipeople)
Политическая борьба в государстве ямато и его внешнеполитические связи в 10-е – 20-е годы v века
(публикация автора на scipeople)
Суровень Д.А.
- Уральское востоковедение. Международный альманах. Екатеринбург: Изд-во Уральск. ун-та, 2007. Вып.2. С.4-24. , 2007
Внутренняя и внешняя политика государства Ямато в начале V века
Внутренняя и внешняя политика государства Ямато в начале V века
Суровень Д.А. ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В ГОСУДАРСТВЕ ЯМАТО И ЕГО ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ в 10-е – 20-е годы IV века В историографии относительно 10-х годов V века существует определенная проблема с установлением времени завершения царствования Одзина и началом царствования Нинтоку. Так как, если до 22-го года правления Одзина, как отмечают исследователи, четко соблюдается принцип “смещения на два полных цикла (120 лет)” [389-411 годы испр. хрон.], и наблюдается совпадение циклических обозначений в корейских и японских источниках, то последние годы правления Одзина (в «Нихон-сёки» названы: 25-й, 28-й, 31-й, 37-й, 40-й, 41-й) в это правило не укладываются, опять обнаруживается смещение циклических обозначений на 26 лет и несовпадение с корейскими источниками в 6 лет (25-й год правления Одзина описывает корейские события 420 года, хотя по циклическим обозначениям это должен быть 414 год). Хронологического “провал” (411-425 годов) был вызван: 1) ошибочным определением циклического обозначения 1-го года правления Нинтоку (когда циклическое обозначение времени рождения Нинтоку – мидзуното-тори [10-й год цикла] (373 год испр. хрон.), видимо, был принят авторами «Нихон-сёки» за 1-й год его правления); 2) необходимостью как-то выровнять хронологию и компенсировать лишние 120 лет, появившиеся в результате удревнения и “растянутости” хронологии; 3) так как в 411 году Хомуда было 65 лет (родился в 346 году), то, скорее всего, последние годы он реально не правил, а только “царствовал”, имея при себе соправителя. Этим соправителем мог быть только сын Одзина – наследный принц Удзи-но вака-ирацуко. В «Нихон-сёки» в разделе 28-го года правления Одзина говорится, что принц Удзи принимал посольство от Когурё. То есть здесь он фактически действовал уже явно как соправитель при престарелом отце [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 28-й год пр.; Nihongi, X, 17-18]. К счастью, в «Нихон-сёки» есть сведения, которые позволяют скорректировать хронологию на основе сведений китайских источников. В разделе, датированном 37-м годом правления Одзина, сообщается: корейцы «Ати-но оми [прибывший в Японию в 409 году (испр. хрон.) с населением из 17-ти округов Кореи – С.Д.] и Цуга-но оми [др.-яп. Тука-но оми; сын Ати-но оми – С.Д.] были посланы в У, чтобы раздобыть швей. Тогда Ати-но оми и его спутники переплыли [через море] в страну Ко[гу]рё, [чтобы оттуда] попытаться достичь У. Но прибыв в Ко[гу]рё, [никто из них] не знал дороги, [куда дальше плыть,] и [тогда они] попросили [правителя] Когурё дать им человека, который знал дорогу. Ван Ко[гу]рё послал с ними как проводников двух человек, которых звали Ку-не-пха и Ку-не-чжи. Поэтому [они] смогли добраться до У. Ван У поэтому дал [им] работниц... [всего] четыре женщины» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Судя по описанию, это была первая поездка японцев в Южный Китай, так как никто не знал дороги туда и, чтобы получить проводников, пришлось ехать в Когурё, которое в это время поддерживало связи с Южно-китайскими династиями. Термином У (др.-яп. Курэ, яп. Го) японцы обозначали государства и династии, чьи столицы располагались в Южном Китае в районе современного Нанкина (там, где раньше располагалось государство У). Японское прочтение иероглифа У – “курэ”, по мнению ученых, происходит от глагола курэру – “кончаться”, и термин курэ должен был означать “страна, где кончается земля/ на краю земли”. По китайским источникам известно, что первое посольство из Японии периода Ямато (IV-VI века) прибыло в 413 году от государя, которого китайцы именовали “Цзань”. Под именем “Цзань” исследователи подразумевают обычно Нинтоку, так как его прижизненное имя “Ō-садзаки/ Ō-сасаги/ др.-яп. Опо-сазаки” созвучно по произношению. Но некоторые исследователи указывают и на Одзина, так как иероглиф “Цзань”, по их мнению, имеет и чтение “Хомуда”. Здесь, видимо, имеется в виду детское имя Хомуда, которое он получил при рождении – Идзаса-вакэ (др.-яп. Изаса-вакэ). Или же указывают Нинтоку и Одзина вместе, считая, что под именем “Цзань” могли скрываться оба правителя. Иногда к этой паре прибавляют Ритю (прижизненное имя Идзахо-вакэ/ др.-яп. Изапо-вакэ), чье имя также имеет какое-то созвучие с именем “Цзань”. В связи с этим следует обратить внимание, что имя правителя Японии “Цзань” (賛 – без детерминатива слева), приславшего в Китай посольство в 413 году, записано иероглифом, отличающимся по написанию от имени “Цзань” в разделе 421 года (讃 – с детерминативом), что отметил Ямао Юкихиса. Но он считает, что это одно и то же лицо (в разделах 413 и 421 годов). Однако, вполне возможно, что первый “Цзань” – это государь Хомуда (Идзаса-вакэ), а второй “Цзань” – Нинтоку (Ō-садзаки). Если принять предположение что Цзань 413 года (賛) – это государь Хомуда (Одзин), а Цзань 421 и 425 годов (讃) – это Ō-садзаки (Нинтоку), то здесь может быть найдена подсказка относительно хронологии царствований этих двух государей. Если считать, что Цзань – не один человек (Ō-садзаки), то получается, что правитель Хомуда (яп. Идзаса-вакэ, кит. Цзань [賛] 413 года) правил в годы царствования императора династии Цзинь Ань-ди, т.е. в период 397-418 годов. Таким образом, правление Хомуда должно было закончится не позднее 418 года. Затем, видимо, начиналось царствование Ō-садзаки (кит. Цзань [讚] 421 и 425 годов). В связи с этим, некоторые исследователи считают, что события, описанные в разделе “37-й год правления Одзина” (первое посольство в страну У, яп. Курэ) нужно датировать 413 годом. И, соответственно, события, записанные в разделах 28-го, 31-го годов правления Одзина, должны относиться к 412 году. Сведения о смерти правителя Пэкче Чончжи-вана (405-420) оказались в разделе 25-го года правления Одзина (414 года испр. хрон.) ошибочно, так как далее в разделе 39-го года правления Одзина сообщается, что Чончжи-ван жив (по корейским источникам он умер в 420 году ). Всё это прямо указывает на ошибки в официальном летосчислении последних годов правления Хомуда (Одзина). Учтя исправленную хронологию царствования Одзина, можно следующим образом охарактеризовать события последних лет правления этого государя. Где-то около 411 года [испр. хрон.; 22-го года правления Одзина] престарелый Хомуда-вакэ (Одзин) удалился от дел. Фактически управление страной осуществляли его сыновья. В 412 году [испр. хрон.] Удзи-но вака-ирацўко принимал посольство из Когурё, читал послание вана этой страны и, посчитав его непочтительным, через посла выразил правителю Когурё свой гнев: «…в 9-м месяце ван Когурё прислал гонца ко двору. Гонец поднёс письмо [кит. бˇяо – досл. “официальный документ” – С.Д.]. В нём говорилось “Ван Когурё наставляет страну Ямато”. Наследный принц Уди-но ваки-иратуко прочёл это послание, разгневался, через посланца поставил это в вину [стране Когурё] и решил разорвать письмо» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 28-й год пр., 9-й месяц]. Обращение было явно недипломатичным. Исследователи указывают, что в начале V века в Когурё правил Квангэтхо-ван (392-413). Видимо, ему – великому полководцу того времени, одерживавшему победы над японскими войсками в Южной Корее, и принадлежит столь непочтительный стиль обращения к государю Ямато. Попытка наладить японско–когурёские отношения провалилась. Видимо, возникла угроза и военного конфликта. Вероятно, именно этим и объясняется приказ государя Ямато, обращенный к территориальным общинам, строить корабли: «…Было приказано строить корабли. И во всех провинциях [яп. куни – территориальных общинах – С.Д.] было построено одновременно 500 кораблей, и все они собрались в бухте Муко-но минато» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 31-й год пр., 8-й месяц]. Но «как раз в это время в Муко остановились посланцы Силла с данью [по дороге в столицу]». Государство Силла в войнах конца IV – начала V веков в Корее выступала союзником Когурё. В 412 году этот союз был подкреплён отправкой из Силла заложника в Когурё: «В одиннадцатом году (412 г.) [правления Сильсона – С.Д.]. Сын вана Намуля – Покхо отправлен заложником в Когурё» [Самкук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Сильсон, 11-й год пр. (412 г.)]. Поэтому военные приготовления Ямато против Когурё также создавали угрозу безопасности и для Силла. По этой причине, видимо, силланцы предприняли кое-какие шаги. «На их стоянке внезапно вспыхнул пожар, который разгорался всё больше, и огонь перекинулся на собравшиеся вместе корабли. При этом большая часть кораблей сгорела. В случившемся обвинили людей из Силла» Правитель Силла попытался “замять” скандал. «Узнав об этом, ван Силла [Сильсон, 402-416 – С.Д.] был перепуган и потрясён и немедленно прислал искусного плотника…» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 31-й год пр., 8-й месяц]. Однако цель диверсии была достигнута – корабли уничтожены, а один плотник изменить сложившееся положение уже не мог. В результате гибели кораблей ситуация ещё больше обострилась – возникла перспектива войны Ямато против двух государств – Когурё и Силла. Ямато (имея в Южной Корее союзником Пэкче) вынуждено было искать себе сильного союзника в Китае. В 413 году [испр. хрон.] корейцы «Ати-но оми и Цуга-но оми были посланы в У (яп. Курэ)...» Но добираться до Южного Китая пришлось через недружественное Когурё, так как эта страна ещё с III века н.э. поддерживала связи с южно-китайскими династиями. «…Тогда Ати-но оми и другие [его спутники] переплыли [через море] в страну Ко[гу]рё, [чтобы оттуда] попытаться достичь У. Но прибыв в Ко[гу]рё, [никто из них] не знал дороги, [куда дальше плыть,] и [тогда они] попросили [правителя] Ко[гу]рё дать им человека, который знал дорогу. Ван Ко[гу]рё помог, [дав] двух человек, Ку-не-пха (яп. Курэ-па) и Ку-не-чжи (яп. Курэ-си), [которые] являлись проводниками (кит. дăо). Поэтому [они] смогли добраться до У» (то есть до низовий реки Янцзы) [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Судя по описанию, это была первая поездка японцев в Южный Китай, так как никто не знал дороги туда. И, чтобы получить проводников, пришлось ехать в Когурё, которое в это время поддерживало связи с Южно-китайскими династиями в районе современного Нанкина (там, где раньше располагалось государство У). Причем, корейские и китайские источники сообщают, что в конце 413 года, сразу после прихода к власти, правитель Когурё – Чансу-ван (413-491) отправил в Южный Китай своё посольство. «В начальном году (413 г.) [ван] направил чанса Ко Ика ко [двору] Цзинь, чтобы вручить послание и преподнести гнедую и белую лошадь. [Цзиньский правитель] Ань-ди присвоил вану титул вана Когурё и князя Лоланского округа» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 1-й год пр. (413 г.)]. «Сун-шу» (раздел «Гаоцзюйли») даны такие же сведения. Ехало ли оно одновременно с японскими послами или было отправлено вскоре после него (по примеру японцев) – не известно. Однако сообщение китайских источников позволяет предположить, что японские послы прибыли в Южный Китай после когурёского посольства. Китайские источники так описывают японское посольство 413 года. В «Цзинь-шу», в разделе «9-й год Иси (405-418) императора Восточной Цзинь Ань-ди», сообщается: «Когурё (кит. Гао-цзюй-ли), Во-го (Япония) и наставник–воспитатель наследного принца (кит. тайшū) Тýн Тó ́(досл. “Медная голова”) синаньских варваров поочередно принесли дань местными изделиями» [Цзинь-шу, Ань-ди-цзи, годы Иси, 9-й год]. В «Лян-шу», «Во-цзюань»: «Во времена [правления императора династии] Цзинь [под тронным именем] Ань-ди был правитель Японии (Во-ван) [по имени] Цзань». Здесь (в разделе 413 года) имя “Цзань” (досл. “помощник”) записано иероглифом без детерминатива слева, отличающимся по написанию от имени “Цзань” в разделе 421 года (с детерминативом). Как мы предположили, “Цзань” 413 года – это Идзаса-вакэ (государь Одзин), а “Цзань” 421 года – Ō-садзаки (государь Нинтоку). Или же иероглиф “помощник” (кит. цзань) (в разделе 413 года) мог быть использован китайскими авторами для обозначения Нинтоку (Ō-садзаки), видимо, не случайно. Знак “цзань” (“помощник”) мог указывать на статус сына государя Хомуда, помогавшего ему в управлении страной. В этом случае перевод получается таким: «Во времена [правления императора династии] Цзинь [под тронным именем] Ань-ди был помощник (кит. цзань) [по имени Ō-садзаки?] правителя Японии (Во-ван)». Аналогичная запись о посольстве 413 года есть и в «Нань-ши», раздел «Во-го–цзюань»: «Во времена [правления императора] Цзинь Ань-ди (397-418) был правитель Японии Цзань, [он] прислал посла ко двору с подношениями (данью)». (Ср.: «В царствование Ань-ди из династии Цзинь... 397-418, японский государь прислал посланника ко двору с данью...» [Нань-ши, гл.79, IV, Япония, 397-418 годы]). Кое-какие подробности сообщает «Тайпин-юй-лань», где в разделе «начало годов правления Иси (405-418)» есть примечание: «Японское государство (Во-го) представило дань собольим (куньим) мехом, жэньшэнем и прочее. Приказано наградить тонкими циновками [и] мускусом» [Тайпин-юй-лань, 981]. «Нихон-сёки» о результатах этого посольства говорит: «…Ван У поэтому дал [им] работниц (портних) ... [всего] четыре женщины» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Установление связей с южным Китаем (кит. У, яп. Курэ) повлекло за собой и ряд культурных заимствований. Так, в «Кодзики» сообщается, что чуть позднее, в период царствования в Ямато государя Удзи [415-417 годы испр. хрон.] в качестве ложа для государя (по крайней мере, в походных условиях – под пологом и занавесью ) использовалось “ложе [государства] У” (чьё название комментаторами по-японски читается как агура ). Укреплялись связи и с традиционным союзником Ямато – Пэкче. В разделе «39-й год правления Одзина» [около 413 года испр. хрон.] сообщается, что «…ван Пэкче Чонджи прислал государю свою младшую сестру, Сисэту-пимэ. Сисэту-пимэ привезла с собой семь женщин» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 39-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Незадолго перед смертью [около 414 года испр. хрон.] государь Хомуда-вакэ уже официально распределил функции управления между тремя сыновьями. (1) Он назначил наследного принца Удзи-но вака-ирацўко (др.-яп. Уди-но ваки-иратуко) своим «преемником» (и соправителем одновременно [?]) (кит. с`ы; яп. хицуги). По «Кодзики» этот принц был назначен «управлять (яп. сиру) [делами] наследования солнцу небесному» (яп. ама-цу хи-цуги – то есть наследовать трон государя Ямато). Функции, которые выполнял принц Удзи в качестве преемника, он сам определил в речи, обращённой к Ō-садзаки: «…содержать храмы предков государя (кит. цзÿн-м`яо) [и] алтари божествам земли и злаков (кит. ш`э-цзù) …» То есть функции Удзи-но вака-ирацуко можно определить как жреческие – он должен был выступать как верховный жрец–правитель. Правда, данную фразу из «Нихон-сёки» можно иносказательно истолковать немного иначе: «…держать престол (государство) (кит. цзÿн-м`яо) [и] династию (трон, государство) (кит. ш`э-цзù)…», то есть выступать в качестве верховного правителя страны. (2) Принц Ō-яма-мори (др.-яп. Опо-яма-мори) был назначен ведать (кит. чжăн) «горами, реками, лесами и равнинами» – то есть, видимо, царскими угодьями. В «Кодзики» это назначение сформулировано так: «…Ō-яма-мори-но микото будет главой (кит. чж`эн) гор [и] морей». Исследователи поясняют, что (по «Кодзики») в правление Хомуда были созданы корпорации Ама-бэ (досл. “морская корпорация” или “корпорация рыбаков ама” ), отвечавшая за прямые поставки (без посредства агата-нуси и куни-но мияцуко) рыбы и морепродуктов ко двору правителя (эти подношения в тексте «Кодзики» названы опо-нипэ – досл. “великие подношения” ); Яма-бэ (досл. “горная корпорация”); Яма-мори-бэ (досл. “корпорация горных стражей”); Исэ-бэ (досл. “корпорация провинции Исэ”). В отношении последней корпорации исследователи предполагают, что Исэ-бэ была корпорацией ама (ама-бэ) в провинции Исэ, то есть тоже занималась прямыми поставками морепродуктов. Видимо, управлять этими корпорациями и был назначен Ō-яма-мори. (3) А Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки; будущий государь Нинтоку) был назначен «(третьим) советником (кит. фу) наследного принца, [и ему] было приказано ведать делами государства»! По «Кодзики» Ō-садзаки было безвозмездно даровано (яп. мавоси тамау) право «держать бразды правления, стоять у власти» (кит. чжúчж`эн) в «полученной в кормление стране» (яп. восу-куни ) [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 40-й год пр., 1-й месяц, 24-й день; Nihongi, X, 30; Кодзики, св.2-й, Одзин]. Это подтверждается сведениями китайских летописей, где в разделе 413 года Ō-садзаки назван “помощником” (кит. цзāнь). Тем самым китайцы, видимо, хотели указать на статус Нинтоку как правителя–помощника (кит. чжúчж`эн) японского государя. Кроме того, уже после смерти Хомуда-вакэ [около 414 года испр. хрон.], Удзи-но вака-ирацўко, обращаясь к Ō-садзаки, назвал его титулом государей Ямато того времени – опо-кими (яп. ō-кими). «Кодзики» добавляет, что, когда скончался государь Хомуда, «…Опо-сазаки-но микото, в согласии с государевым приказом, передал [яп. юдзуру – С.Д.] Поднебесную Уди-но ваки-иратуко». То есть Ō-садзаки, фактически осуществлявший обязанности государя, после смерти отца передал светские функции управления страной верховному жрецу–правителю Удзи. Вскоре, еще до того как посольство к Восточной Цзинь 413 года успело вернуться в Японию, Хомуда скончался в возрасте около 67 лет [около 414 года испр. хрон.] и был похоронен в кургане Эга-но Мофуси-но ока-но мисасаги в восточной части Осака (местности Хомуда района Хабикино; курган называется также Хомуда-яма-но кофун ). Этот курган хорошо известен исследователям. Он длиной 415 м, высотой 36 м. Является вторым по размерам курганом страны после кургана Нинтоку. Захоронение датируется началом V века. В месяц смерти государя Хомуда Ати-но оми вернулся из Южного Китая и привез портних из Курэ (Курэ/ Го; кит. У – из Восточной Цзинь), которые были представлены уже Ō-садзаки (Нинтоку). «Потомки этих женщин – швеи и вышивальщицы по щёлку Курэ и Кая». В «Кодзики» упоминается прибывшая, видимо, из Пэкче некая Сайсо (кор. Сосо; кит. Сису), чья профессия определена как курэ-хатори (др.-яп. курэ-патори – досл. “уская одежда”, одежда [государства] У/ яп. Курэ, т.е. южно-китайская одежда). Исследователи истолковывают название её профессии как ткачиха. [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 41-й год пр.; Nihongi, X, 20; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CX]. В связи с этим следует отметить, что в «Синсэн-сёдзи-року» упомянут, видимо, клан руководителей созданной в это время корпорации ткачих курэ-хатори – Курэ-хатори-но мияцуко (др.-яп. Курэ-патори-но миятуко – досл. “управляющие [ткачихами] уской одежды”). Основателем этого клана стал писец–летописец (яп. фухйто, др.-яп. пупито), выходец из Пэкче – Ару-но фухйто (кор. Ану) [Синсэн-сёдзи-року, св.28-й, Курэ-хатори-но мияцуко]. После смерти Одзина [около 414 года испр. хрон.] власть унаследовал Удзи-но вака-ирацўко (яп. Удзи-но сумэра-микото – “правитель Удзи” в «фудоки» ), но царствование его не было спокойным, а положение прочным. Братья государя Удзи (включая, видимо, и Ō-садзаки) были недовольны решением отца о передаче трона более младшему брату. Один из старших сыновей Хомуда от первой жены – принц Ō-яма-мори, обиженный тем, что государь Хомуда обошел его при назначении наследника, и несогласный с волей родителя, хотел сам взойти на трон. Старший единоутробный брат и сторонник Ō-яма-мори принц Нуката-но Ō-нака-цу хико решил воспользоваться ситуацией: «…принц Нуката-но Опо-нака-ту-пико-но микото возымел желание (кит. цзˉян) стать управителем (кит. чжăн) государевых полей (яп. мита) и рисовых амбаров (яп. миякэ) Ямато. Поэтому [он] сказал управителю государевых полей (др.-яп. мита-но тукаса; яп. мита-но цўкаса), предку Идзумо-но оми – Оу-но сўкунэ: “Эти мита изначально – земли Яма-мори. Поэтому теперь я должен [ими] править (яп. дзи)! Тебе недолжно [ими] ведать (кит. чжăн)”» [Нихон-сёки, св.11-й Нинтоку, 41-й год пр. Одзина, 2-й месяц]. То есть возник спор из-за права собственности и права на управление государственными землями (яп. ми-та) в Ямато. Сведениями по данному вопросу обладал только некий Агоко, младший брат Ямато-но атаи. Но, как выяснилось, Агоко находился с поручением в Южной Корее. Поэтому пришлось отправить корабль, чтобы привести его в Японию. Наконец-то Агоко прибыл ко двору и смог рассудить спор о земле. Он сказал: «Слышал [я] предание (яп. дэн), [что] при жизни государя (яп. сумэра-микото), царствовавшего (яп. гёу) во дворце Тамаки-но мия в Макимуку [– государя Икумэ/ Суйнина], надзирать (досл. «приводить в порядок», кит. дùн) за государственными землями в Ямато (яп. Ямато-но ми-та) было присуждено (кит. кˉэ) наследному принцу Опо-тараси-пико-но микото…» [будущему государю Кэйко (337 – около 343 годов испр. хрон.)]. И далее Агоко дословно процитировал указ государя Икумэ [332-336 годы испр. хрон.], касающийся государственных земель (яп. ми-та, кит. тýнь-тя́нь – досл. “полей колонистов военных поселений”) Ямато. «Государев указ (кит. чùчжй) гласил: “Всегда (кит. фáнь) государственные поля Ямато должны быть государственными полями каждого царствующего императора (яп. тэйкō). Будь то даже (кит. сÿй) это сын императора, [если он] не царствует, [он] не может управлять (кит. чжăн) [государственными полями]!”». То есть по этому указу «царские поля и амбары Ямато» (Ямато-но мита оёби миякэ – поля государства Ямато ) считались владением только правящего монарха и никого более, даже не сына правителя [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI, 3]. Такое решение ещё более ожесточило Ō-яма-мори (др.-яп. Опо-яма-мори). Борьба за власть в роду правителей Ямато крайне обострилась. «Нихон-сёки» сообщает: «И после этого у принца Опо-яма-мори, который терзался завистью, что прежний властитель [яп. тэй, кит. ди – С.Д.] не жаловал его и не возвел в ранг наследного принца, появился ещё один повод для зависти. И тогда, измыслив хитроумный план, он сказал так: “ [Я – С.Д.] убью наследного принца и сам займу государев пост”» (яп. тэй-и). «Кодзики» добавляет: «А Опоямамори-но микото пошёл наперекор государеву приказу – замыслил захватить Поднебесную, лелеял помыслы брата младшего убить и стал тайно оружие готовить, чтобы напасть на него». Для этого он набрал отряд в несколько сотен воинов и готовился к нападению. Однако Ō-садзаки, узнав о том, сообщил о заговоре правителю Удзи. И здесь они выступили как союзники. Для защиты от мятежников собрали войско и стали ждать. «Собрал наследный принц [Удзи – С.Д.] войско и стал ждать». Принц Удзи на переправе через реку Удзи (др.-яп. Уди) подготовил засаду для Ō-яма-мори. «Услышав эту весть, Уди-но ваки-иратуко… спрятал своих воинов на берегу реки, а сам натянул на вершине горы из грубого шёлка вместо загородки…» «Обманно выдав [за себя] приближённого охранника (яп. тонэри) , сделал его [вместо себя] государем (яп. кими), для большей видимости открыто посадил [его] на “ложе [государства] У” (яп. агура )…» «И как стали туда-сюда сновать почтительные чиновники ста управ, получилось в точности так, словно принц [яп. кими – досл. “государь” – С.Д.] [Удзи] там сидит. А чтобы принц – старший брат [Ō-яма-мори – С.Д.] мог переправиться через реку, снарядил он [государь Удзи – С.Д.] разукрашенную ладью с веслом, а также размолол корни плюща санакадура, собрал в получившейся жиже самую скользкую часть и покрыл ею рейки на дне ладьи, – устроил так, что наступишь – и непременно упадёшь». И ничего не подозревавший Ō-яма-мори попался на обман. «А Опо-яма-мори-но микото, не зная о том, что [правительственная – С.Д.] армия уже в готовности, созвал несколько сотен воинов и посреди ночи выступил с ними. На рассвете они дошли до Уди и как раз собирались переходить реку». «А сам принц [Удзи – С.Д.] надел одежды, верх из полотна и штаны пакама, и стал точь-в-точь как человек низкого рождения. Взял он в руки весло и забрался в ладью». «Тут наследный принц [Удзи – С.Д.] облачился в одежду из конопли, взял весло, незаметно пробрался к перевозчикам и стал среди них». Ō-яма-мори, не почувствовавший опасности, решил действовать не прямо – путём открытого нападения, а скрытно – он хотел тайно пробраться в лагерь принца Удзи и, неожиданно напав, убить его. Это его и погубило. Оставив своих воинов на берегу, Ō-яма-мори один отправился на противоположный берег. «Принц же – старший брат [Ō-яма-мори – С.Д.] укрыл своих воинов, под одежду сунул оружие и пришёл на берег реки. Собрался переправиться на ладье, а издалека была видна та шёлковая занавесь, и решил он, что там сидит принц [яп. кими, т.е. государь Удзи – С.Д.] – младший брат. Не знал он, что тот стоит в ладье с веслом…» «Затем он [Удзи – С.Д.] посадил Опо-яма-мори на ладью и стал перевозить на другой берег. Когда они достигли середины реки, он приказал перевозчикам ступить так, чтобы ладья накренилась. И принц Опо-яма-мори упал в реку…» Подобное же рассказано в «Кодзики»: «Когда они доплыли до середины реки, Уди-но ваки-иратуко накренил ладью и сбросил брата в воду. Тот всплыл на поверхность, но водный поток увлёк его вниз…» «Тут многочисленные воины [наследного принца Удзи – С.Д.], до того лежавшие ничком, разом вскочили и не дали ему выйти на берег». Сторонники мятежного принца Ō-яма-мори в этой ситуации ничего не могли сделать, так как государевы воины, стреляя из луков по плывущему принцу Ō-яма-мори, не давали ему возможности подплыть к берегу. «Тут воины [государя Удзи – С.Д.], спрятанные на берегу, со всех сторон сбежались и стали пускать ему [принцу Ō-яма-мори – С.Д.] вдогонку стрелы. И вот, доплыв до Кавара, он утонул…» «И он, в конце концов, утонул, и таким образом умер. Когда стали искать его тело, оказалось, что оно всплыло около переправы Кавара…» «Стали… с помощью крючков отыскивать место, где тот утонул, зацепили за оружие под одеждой, оно и забренчало – кавара! Поэтому и нарекли то место Кавара…» Тело Ō-яма-мори вытащили и похоронили на горе Нара-но яма [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI, 4; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CXII]. Но на этом борьба за власть не завершилась. Во главе государства Ямато встал государь Удзи (др.-яп. Уди-но опо-кими). Местные источники провинции Харима сохранили одно очень важное свидетельство: «Во времена царя [яп. сумэра-микото – С.Д.] Удзи два предка мурадзи Удзи, [по имени] Этаканаси и Ототаканаси, выпросили себе [участок земли] в Ёфуто, что [на землях] деревни Ота...» [Харима-фудоки, уезд Иибо, поле Око]. В этом отрывке Удзи-но вака-ирацуко назван титулом “сумэра-микото/ тэннō” (“царь”, император), хотя в официальном перечне царствований он не упоминается, так как считается не правившим. Косвенным свидетельством прихода к власти правителя Удзи могут послужить сведения «Самгук-саги». Временное завершение внутренней борьбы должно было способствовать активизации внешней активности. Следует отметить, что в 415 году силланцы ожидали какое-то нападения. В связи с этим, был проведён военный смотр: «Осенью, в седьмом месяце, состоялся большой смотр [войск] на равнине у [крепости] Хёльсон. Расположившись на южных воротах Кымсона, [ван] наблюдал за стрельбой из лука». Опасения были не напрасны. Через месяц японцы напали на Силла – атаковали остров Пхундо, но потерпели поражение от силланцев. «В восьмом месяце одержали победу в сражении с людьми Вэ на острове Пхундо» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Сильсон, 14-й год пр. (415 г.)]. В государстве Ямато фактически установилось двоевластие: во дворце Удзи (город Удзи в округе Киото) сидел правитель Удзи, а в Нанива (др.-яп. Нанипа; совр. город Осака) – Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки/ Нинтоку). Как сообщают источники, такая ситуация сохранялась три года [415, 416, 417 годы испр. хрон.], а потом Удзи-но вака-ирацуко неожиданно скончался (по «Нихон-сёки»: покончил жизнь самоубийством). Вся эта ситуация очень подозрительна. Исследователи указывают, что за этими событиями скрывалась борьба за престол. Однако источники прямо ничего отрицательного о действиях Нинтоку не говорят. При этом «Нихон-сёки» рассказывает удивительную историю. Сначала особо подчёркивается, что Ō-садзаки приехал во дворец Удзи через три дня после кончины государя Удзи. А потом сообщается, что там он провёл обряд призывания души умершего. Тут же “умерший” принц «внезапно ожил», поговорил с Ō-садзаки, а потом «лёг в гроб и скончался» . Это может означать, что на момент приезда Нинтоку во дворец правителя государь Удзи был жив. А когда вот когда Ō-садзаки со своими людьми уже приехал, то тогда Удзи и “помогли” умереть. Таким образом мог быть устранён политический соперник [около 417 года испр. хрон.?]. После этого Ō-садзаки похоронил государя Удзи на горе Удзи-но яма (др.-яп. Уди-но яма) (к северу от нынешнего города Удзи на реке Удзи). Следуя предсмертной воле государя Удзи, Ō-садзаки взял в жёны родную младшую сестру Удзи – Ята-но химэ [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI,5; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CXIII]. Таким образом, после смерти государя Удзи во главе Ямато оказался Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки) – сын главной жены (кйсаки – “императрицы”) государя Хомуда . В начале следующего после смерти государя Удзи года – в 3-й день 1-го месяца 418 года [испр. хрон.] «весной 1-го года правления, в день цутиното-но у начального месяца, когда новолуние пришлось на день хиното-но уси, Опо-сазаки-но микото вступил на престол… Столица была устроена в Нанипа. Её [обитель государя] имен[овали] Такату-но мия. Изгородь дворца и помещения не были покрыты белым лаком. Опоры, стропила и балки не были украшены узором, а когда настилали крышу тростником, то не подравняли концы. Получилось так потому, что государь не хотел, чтобы из-за его собственной надобности нарушались сроки пахоты». Таким образом, качестве резиденции была выбрана территория Нанива в провинции Сэццу (побережье Осакского залива). Дворец Такацу-но мия (др.-яп. Такату-но мия) располагался на землях Такацу (около Хоэн-сака в центральном районе Осака). Ряд исследователей отмечает, что в восточной части Осака во дворе средней школы Такацу обнаружены руины большой постройки, которые возможно отождествить с дворцом Ō-садзаки. Нежелание нового государя Ямато налагать чрезмерную трудовую обязанность на общинников Ямато по строительству государевой резиденции и, тем самым, отрывать их от начавшихся сельскохозяйственных работ отражало его стремление к тому, чтобы не вызвать недовольство рядовых общинников и, в результате этого, не лишиться поддержки с стороны основной массы воинов общинного ополчения. Ō-садзаки, пришедший к власти путём отстранения и, вероятно, убийства своего младшего брата – государя Удзи-но сумэра-микото – законного наследника прежнего правителя Хомуда, т.е. будучи узурпатором, и так имел слабые основания для того, чтобы занимать престол Ямато. С этой же целью было осуществлено и следующее мероприятие начала царствования Ō-садзаки – отмена налогов в связи с массовым обнищанием рядовых общинников. Сложившаяся ситуация являлась косвенным подтверждением существования длительного периода борьбы за власть накануне воцарения Ō-садзаки. Обнищание могло стать результатом нестабильности и борьбы за власть 415-417 годов [испр. хрон.]. О том, что период неурядиц длился три года, говорится в указе Ō-садзаки: «Я поднялся на высокую площадку и посмотрел вдаль, но над землёй нигде не поднимаются дымки. И я подумал – верно, земледельцы (досл. “сто родов”) совсем обеднели и никто не разводит огня в доме… Я смотрю на… [подданных] вот уже три года. Дымки очагов видны всё реже. Понятно, что пять злаков не вызревают и сто родов нуждаются…» В результате Ō-садзаки решил на три года отменить трудовую обязанность и сбор налогов . Указ гласил: «Отныне и до истечения трёх лет все поборы (др.-яп. этуки, яп. эцуки; кит. к`э-ù) прекратить и дать ста родам передышку в их тяжёлом труде » [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку, 4-й, 7-й годы пр.]. В «Кодзики» это описано следующим образом. «Как-то государь взошёл на высокую гору и, окинув взглядом все четыре стороны, рёк: “Не вижу дыма [очагов – С. Д.] в стране. Все в стране – бедны. А посему в течение трёх лет да будут все люди (др.-яп. опо-митакара, кит. ж`эньмúнь ́– общинники – С.Д.) освобождены от трудовой повинности и податей (др.-яп. этуки, яп. эцуки; кит. к`э-ù)”…» [Кодзики, св.3-й, Нинтоку; Kojiki, III, CXXI]. Под термином “эцуки” (кит. к`э-ù) исследователи понимают подати и поземельный, натуральный или зерновой налог цуки (кит. к`э), а также трудовую обязанность э (кит. ù). Позже сообщается: «Люди стали процветать и не страдали от трудовой повинности» (яп. этати; кит. ùсй΄) . О ней говорится далее, где упоминается общинник, отбывавший трудовую обязанность (яп. ёборо, кит. шù-дūн) в ведомстве по доставке воды ко двору (др.-яп. мопитори-но тукаса, яп. мохитори-но цўкаса), то есть работавший определённое время в казённом учреждении . В связи с этим следует отметить, что добродетель правителя Ō-садзаки некоторыми исследователями тут же начинает связываться с конфуцианскими идеями, и в силу этого – сведения о мероприятии этого государя объявляются анахронизмом и позднейшей вставкой. Однако ситуация с отменой налогов и трудовой повинности в древней Японии государем Ō-садзаки – не является чем-то уникальным в древнем мире. В древности, в рабовладельческом праве мы везде наблюдаем борьбу государства с разорением и долговым рабством рядовых общинников. Подобная политика известна, например, в Корее (см.: «Самкук-саги» ). Так, в 198 году пострадавшие от наводнения области и уезды корейского государства Силла были освобождены на год от поземельного и подворного обложения. В 397 году из-за засухи и саранчи разразился голод, поэтому население страны на один год было освобождено от поземельного и подворного обложения. Так же на год освобождалось от налогов население государства в 555 году. В Месопотамии, начиная с эпохи первых династий (Раннединастического периода, XXVIII-XXIV века до н.э.), правители периодически проводили отмену долгов и недоимок, возвращали должников в прежнее состояние, отменяли отчуждение земель должников. Подобная политика продолжалась в период деспотических монархий (с XXIV века до н.э.). Такие мероприятия именовались “освобождение”, “справедливость”, “возвращение к матери” (к первоначальному положению), и проводились достаточно регулярно. В Афинах в 594 году до н.э. Солон провел “стряхивание бремени” (греч. сисахфия), то есть отмену долгов. Аналогичные деяния справедливости–освобождения проводились в Японии и в более позднее время. Об этом свидетельствует ещё одна запись в «Нихон-сёки», излагающая содержание указа правителя об отмене долгов и недоимок в 19-й день 7-го месяца 686 года: «Было речено: “Пусть те бедные люди в Поднебесной, которые взяли взаймы рис или же вещи, будут освобождены от уплаты долга как государству, так и частным лицам, начиная с 30-го дня 12-й луны года киното-тори”» (14-го года Тэмму) [Нихон-сёки, св.29-й, Тэмму, Сютё 1-й год, 7-й мес., 19-й день]. И связано это не столько (как это пытаются истолковывать некоторые исследователи) с “гуманностью” самих правителей, сколько с необходимостью сохранять слой рядовых общинников. Во-первых, потому что общинное ополчение в древнем мире, особенно на ранних стадиях развития государства, являлось единственной многочисленной военной силой. Поэтому государство, чтобы сохранять численность своего войска, должно было поддерживать рядовых общинников, заботиться о том, чтобы они сохраняли свой статус. Во-вторых, рядовые общинники были основной массой налогоплательщиков – для того, чтобы выплачивать налоги, подати, выполнять трудовую и военную обязанности; рядовые общинники не должны были разоряться. Речи Ō-садзаки, связанные с отменой долгов, являются типичными для древнего мира и ничем не отличаются от речей по этому поводу древневосточных правителей месопотамских государств (Энметены, Уруинимгины, Липит-Иштара, Хаммурапи). В древней Корее помощь нуждающимся и малоимущим общинникам тоже была возведена в ранг государственной политики. В 194 году в Когурё случилось стихийное бедствие: “Осенью, в седьмом месяце, выпал иней и погибли хлеба. Народ голодал, поэтому были открыты [казённые] склады для оказания помощи… Затем [ван] повелел соответствующим учреждениям (са) подробно разузнать и оказать помощь одиноким, вдовым, сиротам, бездетным старикам, больным, бедным и нищим, которые не могут [сами] поддержать своё существование; ещё приказал чиновникам [учреждений] каждый год с третьего весеннего месяца и до седьмого осеннего месяца выдавать казённое зерно взаймы (чиндэ) народу по числу едоков в семье, а зимой, в десятом месяце, возвращать [выданное весной и летом]. Это должно было стать постоянным правилом…» [Самгук-саги, кн.16-я, летописи Когурё, Когукчхон, 16-й год пр. (194 г.)]. Эта же ситуация повторилась в 273 году . Когда в 298, 300 годах из-за града и землетрясения опять случился голод, а правитель Когурё Понсан-ван не стал оказывать помощь населению и не соглашался с «увещеваниями сановников» сделать это, в результате заговора сановников правитель был отст
Суровень Д.А. ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В ГОСУДАРСТВЕ ЯМАТО И ЕГО ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ в 10-е – 20-е годы IV века В историографии относительно 10-х годов V века существует определенная проблема с установлением времени завершения царствования Одзина и началом царствования Нинтоку. Так как, если до 22-го года правления Одзина, как отмечают исследователи, четко соблюдается принцип “смещения на два полных цикла (120 лет)” [389-411 годы испр. хрон.], и наблюдается совпадение циклических обозначений в корейских и японских источниках, то последние годы правления Одзина (в «Нихон-сёки» названы: 25-й, 28-й, 31-й, 37-й, 40-й, 41-й) в это правило не укладываются, опять обнаруживается смещение циклических обозначений на 26 лет и несовпадение с корейскими источниками в 6 лет (25-й год правления Одзина описывает корейские события 420 года, хотя по циклическим обозначениям это должен быть 414 год). Хронологического “провал” (411-425 годов) был вызван: 1) ошибочным определением циклического обозначения 1-го года правления Нинтоку (когда циклическое обозначение времени рождения Нинтоку – мидзуното-тори [10-й год цикла] (373 год испр. хрон.), видимо, был принят авторами «Нихон-сёки» за 1-й год его правления); 2) необходимостью как-то выровнять хронологию и компенсировать лишние 120 лет, появившиеся в результате удревнения и “растянутости” хронологии; 3) так как в 411 году Хомуда было 65 лет (родился в 346 году), то, скорее всего, последние годы он реально не правил, а только “царствовал”, имея при себе соправителя. Этим соправителем мог быть только сын Одзина – наследный принц Удзи-но вака-ирацуко. В «Нихон-сёки» в разделе 28-го года правления Одзина говорится, что принц Удзи принимал посольство от Когурё. То есть здесь он фактически действовал уже явно как соправитель при престарелом отце [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 28-й год пр.; Nihongi, X, 17-18]. К счастью, в «Нихон-сёки» есть сведения, которые позволяют скорректировать хронологию на основе сведений китайских источников. В разделе, датированном 37-м годом правления Одзина, сообщается: корейцы «Ати-но оми [прибывший в Японию в 409 году (испр. хрон.) с населением из 17-ти округов Кореи – С.Д.] и Цуга-но оми [др.-яп. Тука-но оми; сын Ати-но оми – С.Д.] были посланы в У, чтобы раздобыть швей. Тогда Ати-но оми и его спутники переплыли [через море] в страну Ко[гу]рё, [чтобы оттуда] попытаться достичь У. Но прибыв в Ко[гу]рё, [никто из них] не знал дороги, [куда дальше плыть,] и [тогда они] попросили [правителя] Когурё дать им человека, который знал дорогу. Ван Ко[гу]рё послал с ними как проводников двух человек, которых звали Ку-не-пха и Ку-не-чжи. Поэтому [они] смогли добраться до У. Ван У поэтому дал [им] работниц... [всего] четыре женщины» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Судя по описанию, это была первая поездка японцев в Южный Китай, так как никто не знал дороги туда и, чтобы получить проводников, пришлось ехать в Когурё, которое в это время поддерживало связи с Южно-китайскими династиями. Термином У (др.-яп. Курэ, яп. Го) японцы обозначали государства и династии, чьи столицы располагались в Южном Китае в районе современного Нанкина (там, где раньше располагалось государство У). Японское прочтение иероглифа У – “курэ”, по мнению ученых, происходит от глагола курэру – “кончаться”, и термин курэ должен был означать “страна, где кончается земля/ на краю земли”. По китайским источникам известно, что первое посольство из Японии периода Ямато (IV-VI века) прибыло в 413 году от государя, которого китайцы именовали “Цзань”. Под именем “Цзань” исследователи подразумевают обычно Нинтоку, так как его прижизненное имя “Ō-садзаки/ Ō-сасаги/ др.-яп. Опо-сазаки” созвучно по произношению. Но некоторые исследователи указывают и на Одзина, так как иероглиф “Цзань”, по их мнению, имеет и чтение “Хомуда”. Здесь, видимо, имеется в виду детское имя Хомуда, которое он получил при рождении – Идзаса-вакэ (др.-яп. Изаса-вакэ). Или же указывают Нинтоку и Одзина вместе, считая, что под именем “Цзань” могли скрываться оба правителя. Иногда к этой паре прибавляют Ритю (прижизненное имя Идзахо-вакэ/ др.-яп. Изапо-вакэ), чье имя также имеет какое-то созвучие с именем “Цзань”. В связи с этим следует обратить внимание, что имя правителя Японии “Цзань” (賛 – без детерминатива слева), приславшего в Китай посольство в 413 году, записано иероглифом, отличающимся по написанию от имени “Цзань” в разделе 421 года (讃 – с детерминативом), что отметил Ямао Юкихиса. Но он считает, что это одно и то же лицо (в разделах 413 и 421 годов). Однако, вполне возможно, что первый “Цзань” – это государь Хомуда (Идзаса-вакэ), а второй “Цзань” – Нинтоку (Ō-садзаки). Если принять предположение что Цзань 413 года (賛) – это государь Хомуда (Одзин), а Цзань 421 и 425 годов (讃) – это Ō-садзаки (Нинтоку), то здесь может быть найдена подсказка относительно хронологии царствований этих двух государей. Если считать, что Цзань – не один человек (Ō-садзаки), то получается, что правитель Хомуда (яп. Идзаса-вакэ, кит. Цзань [賛] 413 года) правил в годы царствования императора династии Цзинь Ань-ди, т.е. в период 397-418 годов. Таким образом, правление Хомуда должно было закончится не позднее 418 года. Затем, видимо, начиналось царствование Ō-садзаки (кит. Цзань [讚] 421 и 425 годов). В связи с этим, некоторые исследователи считают, что события, описанные в разделе “37-й год правления Одзина” (первое посольство в страну У, яп. Курэ) нужно датировать 413 годом. И, соответственно, события, записанные в разделах 28-го, 31-го годов правления Одзина, должны относиться к 412 году. Сведения о смерти правителя Пэкче Чончжи-вана (405-420) оказались в разделе 25-го года правления Одзина (414 года испр. хрон.) ошибочно, так как далее в разделе 39-го года правления Одзина сообщается, что Чончжи-ван жив (по корейским источникам он умер в 420 году ). Всё это прямо указывает на ошибки в официальном летосчислении последних годов правления Хомуда (Одзина). Учтя исправленную хронологию царствования Одзина, можно следующим образом охарактеризовать события последних лет правления этого государя. Где-то около 411 года [испр. хрон.; 22-го года правления Одзина] престарелый Хомуда-вакэ (Одзин) удалился от дел. Фактически управление страной осуществляли его сыновья. В 412 году [испр. хрон.] Удзи-но вака-ирацўко принимал посольство из Когурё, читал послание вана этой страны и, посчитав его непочтительным, через посла выразил правителю Когурё свой гнев: «…в 9-м месяце ван Когурё прислал гонца ко двору. Гонец поднёс письмо [кит. бˇяо – досл. “официальный документ” – С.Д.]. В нём говорилось “Ван Когурё наставляет страну Ямато”. Наследный принц Уди-но ваки-иратуко прочёл это послание, разгневался, через посланца поставил это в вину [стране Когурё] и решил разорвать письмо» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 28-й год пр., 9-й месяц]. Обращение было явно недипломатичным. Исследователи указывают, что в начале V века в Когурё правил Квангэтхо-ван (392-413). Видимо, ему – великому полководцу того времени, одерживавшему победы над японскими войсками в Южной Корее, и принадлежит столь непочтительный стиль обращения к государю Ямато. Попытка наладить японско–когурёские отношения провалилась. Видимо, возникла угроза и военного конфликта. Вероятно, именно этим и объясняется приказ государя Ямато, обращенный к территориальным общинам, строить корабли: «…Было приказано строить корабли. И во всех провинциях [яп. куни – территориальных общинах – С.Д.] было построено одновременно 500 кораблей, и все они собрались в бухте Муко-но минато» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 31-й год пр., 8-й месяц]. Но «как раз в это время в Муко остановились посланцы Силла с данью [по дороге в столицу]». Государство Силла в войнах конца IV – начала V веков в Корее выступала союзником Когурё. В 412 году этот союз был подкреплён отправкой из Силла заложника в Когурё: «В одиннадцатом году (412 г.) [правления Сильсона – С.Д.]. Сын вана Намуля – Покхо отправлен заложником в Когурё» [Самкук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Сильсон, 11-й год пр. (412 г.)]. Поэтому военные приготовления Ямато против Когурё также создавали угрозу безопасности и для Силла. По этой причине, видимо, силланцы предприняли кое-какие шаги. «На их стоянке внезапно вспыхнул пожар, который разгорался всё больше, и огонь перекинулся на собравшиеся вместе корабли. При этом большая часть кораблей сгорела. В случившемся обвинили людей из Силла» Правитель Силла попытался “замять” скандал. «Узнав об этом, ван Силла [Сильсон, 402-416 – С.Д.] был перепуган и потрясён и немедленно прислал искусного плотника…» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 31-й год пр., 8-й месяц]. Однако цель диверсии была достигнута – корабли уничтожены, а один плотник изменить сложившееся положение уже не мог. В результате гибели кораблей ситуация ещё больше обострилась – возникла перспектива войны Ямато против двух государств – Когурё и Силла. Ямато (имея в Южной Корее союзником Пэкче) вынуждено было искать себе сильного союзника в Китае. В 413 году [испр. хрон.] корейцы «Ати-но оми и Цуга-но оми были посланы в У (яп. Курэ)...» Но добираться до Южного Китая пришлось через недружественное Когурё, так как эта страна ещё с III века н.э. поддерживала связи с южно-китайскими династиями. «…Тогда Ати-но оми и другие [его спутники] переплыли [через море] в страну Ко[гу]рё, [чтобы оттуда] попытаться достичь У. Но прибыв в Ко[гу]рё, [никто из них] не знал дороги, [куда дальше плыть,] и [тогда они] попросили [правителя] Ко[гу]рё дать им человека, который знал дорогу. Ван Ко[гу]рё помог, [дав] двух человек, Ку-не-пха (яп. Курэ-па) и Ку-не-чжи (яп. Курэ-си), [которые] являлись проводниками (кит. дăо). Поэтому [они] смогли добраться до У» (то есть до низовий реки Янцзы) [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Судя по описанию, это была первая поездка японцев в Южный Китай, так как никто не знал дороги туда. И, чтобы получить проводников, пришлось ехать в Когурё, которое в это время поддерживало связи с Южно-китайскими династиями в районе современного Нанкина (там, где раньше располагалось государство У). Причем, корейские и китайские источники сообщают, что в конце 413 года, сразу после прихода к власти, правитель Когурё – Чансу-ван (413-491) отправил в Южный Китай своё посольство. «В начальном году (413 г.) [ван] направил чанса Ко Ика ко [двору] Цзинь, чтобы вручить послание и преподнести гнедую и белую лошадь. [Цзиньский правитель] Ань-ди присвоил вану титул вана Когурё и князя Лоланского округа» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 1-й год пр. (413 г.)]. «Сун-шу» (раздел «Гаоцзюйли») даны такие же сведения. Ехало ли оно одновременно с японскими послами или было отправлено вскоре после него (по примеру японцев) – не известно. Однако сообщение китайских источников позволяет предположить, что японские послы прибыли в Южный Китай после когурёского посольства. Китайские источники так описывают японское посольство 413 года. В «Цзинь-шу», в разделе «9-й год Иси (405-418) императора Восточной Цзинь Ань-ди», сообщается: «Когурё (кит. Гао-цзюй-ли), Во-го (Япония) и наставник–воспитатель наследного принца (кит. тайшū) Тýн Тó ́(досл. “Медная голова”) синаньских варваров поочередно принесли дань местными изделиями» [Цзинь-шу, Ань-ди-цзи, годы Иси, 9-й год]. В «Лян-шу», «Во-цзюань»: «Во времена [правления императора династии] Цзинь [под тронным именем] Ань-ди был правитель Японии (Во-ван) [по имени] Цзань». Здесь (в разделе 413 года) имя “Цзань” (досл. “помощник”) записано иероглифом без детерминатива слева, отличающимся по написанию от имени “Цзань” в разделе 421 года (с детерминативом). Как мы предположили, “Цзань” 413 года – это Идзаса-вакэ (государь Одзин), а “Цзань” 421 года – Ō-садзаки (государь Нинтоку). Или же иероглиф “помощник” (кит. цзань) (в разделе 413 года) мог быть использован китайскими авторами для обозначения Нинтоку (Ō-садзаки), видимо, не случайно. Знак “цзань” (“помощник”) мог указывать на статус сына государя Хомуда, помогавшего ему в управлении страной. В этом случае перевод получается таким: «Во времена [правления императора династии] Цзинь [под тронным именем] Ань-ди был помощник (кит. цзань) [по имени Ō-садзаки?] правителя Японии (Во-ван)». Аналогичная запись о посольстве 413 года есть и в «Нань-ши», раздел «Во-го–цзюань»: «Во времена [правления императора] Цзинь Ань-ди (397-418) был правитель Японии Цзань, [он] прислал посла ко двору с подношениями (данью)». (Ср.: «В царствование Ань-ди из династии Цзинь... 397-418, японский государь прислал посланника ко двору с данью...» [Нань-ши, гл.79, IV, Япония, 397-418 годы]). Кое-какие подробности сообщает «Тайпин-юй-лань», где в разделе «начало годов правления Иси (405-418)» есть примечание: «Японское государство (Во-го) представило дань собольим (куньим) мехом, жэньшэнем и прочее. Приказано наградить тонкими циновками [и] мускусом» [Тайпин-юй-лань, 981]. «Нихон-сёки» о результатах этого посольства говорит: «…Ван У поэтому дал [им] работниц (портних) ... [всего] четыре женщины» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Установление связей с южным Китаем (кит. У, яп. Курэ) повлекло за собой и ряд культурных заимствований. Так, в «Кодзики» сообщается, что чуть позднее, в период царствования в Ямато государя Удзи [415-417 годы испр. хрон.] в качестве ложа для государя (по крайней мере, в походных условиях – под пологом и занавесью ) использовалось “ложе [государства] У” (чьё название комментаторами по-японски читается как агура ). Укреплялись связи и с традиционным союзником Ямато – Пэкче. В разделе «39-й год правления Одзина» [около 413 года испр. хрон.] сообщается, что «…ван Пэкче Чонджи прислал государю свою младшую сестру, Сисэту-пимэ. Сисэту-пимэ привезла с собой семь женщин» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 39-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Незадолго перед смертью [около 414 года испр. хрон.] государь Хомуда-вакэ уже официально распределил функции управления между тремя сыновьями. (1) Он назначил наследного принца Удзи-но вака-ирацўко (др.-яп. Уди-но ваки-иратуко) своим «преемником» (и соправителем одновременно [?]) (кит. с`ы; яп. хицуги). По «Кодзики» этот принц был назначен «управлять (яп. сиру) [делами] наследования солнцу небесному» (яп. ама-цу хи-цуги – то есть наследовать трон государя Ямато). Функции, которые выполнял принц Удзи в качестве преемника, он сам определил в речи, обращённой к Ō-садзаки: «…содержать храмы предков государя (кит. цзÿн-м`яо) [и] алтари божествам земли и злаков (кит. ш`э-цзù) …» То есть функции Удзи-но вака-ирацуко можно определить как жреческие – он должен был выступать как верховный жрец–правитель. Правда, данную фразу из «Нихон-сёки» можно иносказательно истолковать немного иначе: «…держать престол (государство) (кит. цзÿн-м`яо) [и] династию (трон, государство) (кит. ш`э-цзù)…», то есть выступать в качестве верховного правителя страны. (2) Принц Ō-яма-мори (др.-яп. Опо-яма-мори) был назначен ведать (кит. чжăн) «горами, реками, лесами и равнинами» – то есть, видимо, царскими угодьями. В «Кодзики» это назначение сформулировано так: «…Ō-яма-мори-но микото будет главой (кит. чж`эн) гор [и] морей». Исследователи поясняют, что (по «Кодзики») в правление Хомуда были созданы корпорации Ама-бэ (досл. “морская корпорация” или “корпорация рыбаков ама” ), отвечавшая за прямые поставки (без посредства агата-нуси и куни-но мияцуко) рыбы и морепродуктов ко двору правителя (эти подношения в тексте «Кодзики» названы опо-нипэ – досл. “великие подношения” ); Яма-бэ (досл. “горная корпорация”); Яма-мори-бэ (досл. “корпорация горных стражей”); Исэ-бэ (досл. “корпорация провинции Исэ”). В отношении последней корпорации исследователи предполагают, что Исэ-бэ была корпорацией ама (ама-бэ) в провинции Исэ, то есть тоже занималась прямыми поставками морепродуктов. Видимо, управлять этими корпорациями и был назначен Ō-яма-мори. (3) А Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки; будущий государь Нинтоку) был назначен «(третьим) советником (кит. фу) наследного принца, [и ему] было приказано ведать делами государства»! По «Кодзики» Ō-садзаки было безвозмездно даровано (яп. мавоси тамау) право «держать бразды правления, стоять у власти» (кит. чжúчж`эн) в «полученной в кормление стране» (яп. восу-куни ) [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 40-й год пр., 1-й месяц, 24-й день; Nihongi, X, 30; Кодзики, св.2-й, Одзин]. Это подтверждается сведениями китайских летописей, где в разделе 413 года Ō-садзаки назван “помощником” (кит. цзāнь). Тем самым китайцы, видимо, хотели указать на статус Нинтоку как правителя–помощника (кит. чжúчж`эн) японского государя. Кроме того, уже после смерти Хомуда-вакэ [около 414 года испр. хрон.], Удзи-но вака-ирацўко, обращаясь к Ō-садзаки, назвал его титулом государей Ямато того времени – опо-кими (яп. ō-кими). «Кодзики» добавляет, что, когда скончался государь Хомуда, «…Опо-сазаки-но микото, в согласии с государевым приказом, передал [яп. юдзуру – С.Д.] Поднебесную Уди-но ваки-иратуко». То есть Ō-садзаки, фактически осуществлявший обязанности государя, после смерти отца передал светские функции управления страной верховному жрецу–правителю Удзи. Вскоре, еще до того как посольство к Восточной Цзинь 413 года успело вернуться в Японию, Хомуда скончался в возрасте около 67 лет [около 414 года испр. хрон.] и был похоронен в кургане Эга-но Мофуси-но ока-но мисасаги в восточной части Осака (местности Хомуда района Хабикино; курган называется также Хомуда-яма-но кофун ). Этот курган хорошо известен исследователям. Он длиной 415 м, высотой 36 м. Является вторым по размерам курганом страны после кургана Нинтоку. Захоронение датируется началом V века. В месяц смерти государя Хомуда Ати-но оми вернулся из Южного Китая и привез портних из Курэ (Курэ/ Го; кит. У – из Восточной Цзинь), которые были представлены уже Ō-садзаки (Нинтоку). «Потомки этих женщин – швеи и вышивальщицы по щёлку Курэ и Кая». В «Кодзики» упоминается прибывшая, видимо, из Пэкче некая Сайсо (кор. Сосо; кит. Сису), чья профессия определена как курэ-хатори (др.-яп. курэ-патори – досл. “уская одежда”, одежда [государства] У/ яп. Курэ, т.е. южно-китайская одежда). Исследователи истолковывают название её профессии как ткачиха. [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 41-й год пр.; Nihongi, X, 20; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CX]. В связи с этим следует отметить, что в «Синсэн-сёдзи-року» упомянут, видимо, клан руководителей созданной в это время корпорации ткачих курэ-хатори – Курэ-хатори-но мияцуко (др.-яп. Курэ-патори-но миятуко – досл. “управляющие [ткачихами] уской одежды”). Основателем этого клана стал писец–летописец (яп. фухйто, др.-яп. пупито), выходец из Пэкче – Ару-но фухйто (кор. Ану) [Синсэн-сёдзи-року, св.28-й, Курэ-хатори-но мияцуко]. После смерти Одзина [около 414 года испр. хрон.] власть унаследовал Удзи-но вака-ирацўко (яп. Удзи-но сумэра-микото – “правитель Удзи” в «фудоки» ), но царствование его не было спокойным, а положение прочным. Братья государя Удзи (включая, видимо, и Ō-садзаки) были недовольны решением отца о передаче трона более младшему брату. Один из старших сыновей Хомуда от первой жены – принц Ō-яма-мори, обиженный тем, что государь Хомуда обошел его при назначении наследника, и несогласный с волей родителя, хотел сам взойти на трон. Старший единоутробный брат и сторонник Ō-яма-мори принц Нуката-но Ō-нака-цу хико решил воспользоваться ситуацией: «…принц Нуката-но Опо-нака-ту-пико-но микото возымел желание (кит. цзˉян) стать управителем (кит. чжăн) государевых полей (яп. мита) и рисовых амбаров (яп. миякэ) Ямато. Поэтому [он] сказал управителю государевых полей (др.-яп. мита-но тукаса; яп. мита-но цўкаса), предку Идзумо-но оми – Оу-но сўкунэ: “Эти мита изначально – земли Яма-мори. Поэтому теперь я должен [ими] править (яп. дзи)! Тебе недолжно [ими] ведать (кит. чжăн)”» [Нихон-сёки, св.11-й Нинтоку, 41-й год пр. Одзина, 2-й месяц]. То есть возник спор из-за права собственности и права на управление государственными землями (яп. ми-та) в Ямато. Сведениями по данному вопросу обладал только некий Агоко, младший брат Ямато-но атаи. Но, как выяснилось, Агоко находился с поручением в Южной Корее. Поэтому пришлось отправить корабль, чтобы привести его в Японию. Наконец-то Агоко прибыл ко двору и смог рассудить спор о земле. Он сказал: «Слышал [я] предание (яп. дэн), [что] при жизни государя (яп. сумэра-микото), царствовавшего (яп. гёу) во дворце Тамаки-но мия в Макимуку [– государя Икумэ/ Суйнина], надзирать (досл. «приводить в порядок», кит. дùн) за государственными землями в Ямато (яп. Ямато-но ми-та) было присуждено (кит. кˉэ) наследному принцу Опо-тараси-пико-но микото…» [будущему государю Кэйко (337 – около 343 годов испр. хрон.)]. И далее Агоко дословно процитировал указ государя Икумэ [332-336 годы испр. хрон.], касающийся государственных земель (яп. ми-та, кит. тýнь-тя́нь – досл. “полей колонистов военных поселений”) Ямато. «Государев указ (кит. чùчжй) гласил: “Всегда (кит. фáнь) государственные поля Ямато должны быть государственными полями каждого царствующего императора (яп. тэйкō). Будь то даже (кит. сÿй) это сын императора, [если он] не царствует, [он] не может управлять (кит. чжăн) [государственными полями]!”». То есть по этому указу «царские поля и амбары Ямато» (Ямато-но мита оёби миякэ – поля государства Ямато ) считались владением только правящего монарха и никого более, даже не сына правителя [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI, 3]. Такое решение ещё более ожесточило Ō-яма-мори (др.-яп. Опо-яма-мори). Борьба за власть в роду правителей Ямато крайне обострилась. «Нихон-сёки» сообщает: «И после этого у принца Опо-яма-мори, который терзался завистью, что прежний властитель [яп. тэй, кит. ди – С.Д.] не жаловал его и не возвел в ранг наследного принца, появился ещё один повод для зависти. И тогда, измыслив хитроумный план, он сказал так: “ [Я – С.Д.] убью наследного принца и сам займу государев пост”» (яп. тэй-и). «Кодзики» добавляет: «А Опоямамори-но микото пошёл наперекор государеву приказу – замыслил захватить Поднебесную, лелеял помыслы брата младшего убить и стал тайно оружие готовить, чтобы напасть на него». Для этого он набрал отряд в несколько сотен воинов и готовился к нападению. Однако Ō-садзаки, узнав о том, сообщил о заговоре правителю Удзи. И здесь они выступили как союзники. Для защиты от мятежников собрали войско и стали ждать. «Собрал наследный принц [Удзи – С.Д.] войско и стал ждать». Принц Удзи на переправе через реку Удзи (др.-яп. Уди) подготовил засаду для Ō-яма-мори. «Услышав эту весть, Уди-но ваки-иратуко… спрятал своих воинов на берегу реки, а сам натянул на вершине горы из грубого шёлка вместо загородки…» «Обманно выдав [за себя] приближённого охранника (яп. тонэри) , сделал его [вместо себя] государем (яп. кими), для большей видимости открыто посадил [его] на “ложе [государства] У” (яп. агура )…» «И как стали туда-сюда сновать почтительные чиновники ста управ, получилось в точности так, словно принц [яп. кими – досл. “государь” – С.Д.] [Удзи] там сидит. А чтобы принц – старший брат [Ō-яма-мори – С.Д.] мог переправиться через реку, снарядил он [государь Удзи – С.Д.] разукрашенную ладью с веслом, а также размолол корни плюща санакадура, собрал в получившейся жиже самую скользкую часть и покрыл ею рейки на дне ладьи, – устроил так, что наступишь – и непременно упадёшь». И ничего не подозревавший Ō-яма-мори попался на обман. «А Опо-яма-мори-но микото, не зная о том, что [правительственная – С.Д.] армия уже в готовности, созвал несколько сотен воинов и посреди ночи выступил с ними. На рассвете они дошли до Уди и как раз собирались переходить реку». «А сам принц [Удзи – С.Д.] надел одежды, верх из полотна и штаны пакама, и стал точь-в-точь как человек низкого рождения. Взял он в руки весло и забрался в ладью». «Тут наследный принц [Удзи – С.Д.] облачился в одежду из конопли, взял весло, незаметно пробрался к перевозчикам и стал среди них». Ō-яма-мори, не почувствовавший опасности, решил действовать не прямо – путём открытого нападения, а скрытно – он хотел тайно пробраться в лагерь принца Удзи и, неожиданно напав, убить его. Это его и погубило. Оставив своих воинов на берегу, Ō-яма-мори один отправился на противоположный берег. «Принц же – старший брат [Ō-яма-мори – С.Д.] укрыл своих воинов, под одежду сунул оружие и пришёл на берег реки. Собрался переправиться на ладье, а издалека была видна та шёлковая занавесь, и решил он, что там сидит принц [яп. кими, т.е. государь Удзи – С.Д.] – младший брат. Не знал он, что тот стоит в ладье с веслом…» «Затем он [Удзи – С.Д.] посадил Опо-яма-мори на ладью и стал перевозить на другой берег. Когда они достигли середины реки, он приказал перевозчикам ступить так, чтобы ладья накренилась. И принц Опо-яма-мори упал в реку…» Подобное же рассказано в «Кодзики»: «Когда они доплыли до середины реки, Уди-но ваки-иратуко накренил ладью и сбросил брата в воду. Тот всплыл на поверхность, но водный поток увлёк его вниз…» «Тут многочисленные воины [наследного принца Удзи – С.Д.], до того лежавшие ничком, разом вскочили и не дали ему выйти на берег». Сторонники мятежного принца Ō-яма-мори в этой ситуации ничего не могли сделать, так как государевы воины, стреляя из луков по плывущему принцу Ō-яма-мори, не давали ему возможности подплыть к берегу. «Тут воины [государя Удзи – С.Д.], спрятанные на берегу, со всех сторон сбежались и стали пускать ему [принцу Ō-яма-мори – С.Д.] вдогонку стрелы. И вот, доплыв до Кавара, он утонул…» «И он, в конце концов, утонул, и таким образом умер. Когда стали искать его тело, оказалось, что оно всплыло около переправы Кавара…» «Стали… с помощью крючков отыскивать место, где тот утонул, зацепили за оружие под одеждой, оно и забренчало – кавара! Поэтому и нарекли то место Кавара…» Тело Ō-яма-мори вытащили и похоронили на горе Нара-но яма [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI, 4; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CXII]. Но на этом борьба за власть не завершилась. Во главе государства Ямато встал государь Удзи (др.-яп. Уди-но опо-кими). Местные источники провинции Харима сохранили одно очень важное свидетельство: «Во времена царя [яп. сумэра-микото – С.Д.] Удзи два предка мурадзи Удзи, [по имени] Этаканаси и Ототаканаси, выпросили себе [участок земли] в Ёфуто, что [на землях] деревни Ота...» [Харима-фудоки, уезд Иибо, поле Око]. В этом отрывке Удзи-но вака-ирацуко назван титулом “сумэра-микото/ тэннō” (“царь”, император), хотя в официальном перечне царствований он не упоминается, так как считается не правившим. Косвенным свидетельством прихода к власти правителя Удзи могут послужить сведения «Самгук-саги». Временное завершение внутренней борьбы должно было способствовать активизации внешней активности. Следует отметить, что в 415 году силланцы ожидали какое-то нападения. В связи с этим, был проведён военный смотр: «Осенью, в седьмом месяце, состоялся большой смотр [войск] на равнине у [крепости] Хёльсон. Расположившись на южных воротах Кымсона, [ван] наблюдал за стрельбой из лука». Опасения были не напрасны. Через месяц японцы напали на Силла – атаковали остров Пхундо, но потерпели поражение от силланцев. «В восьмом месяце одержали победу в сражении с людьми Вэ на острове Пхундо» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Сильсон, 14-й год пр. (415 г.)]. В государстве Ямато фактически установилось двоевластие: во дворце Удзи (город Удзи в округе Киото) сидел правитель Удзи, а в Нанива (др.-яп. Нанипа; совр. город Осака) – Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки/ Нинтоку). Как сообщают источники, такая ситуация сохранялась три года [415, 416, 417 годы испр. хрон.], а потом Удзи-но вака-ирацуко неожиданно скончался (по «Нихон-сёки»: покончил жизнь самоубийством). Вся эта ситуация очень подозрительна. Исследователи указывают, что за этими событиями скрывалась борьба за престол. Однако источники прямо ничего отрицательного о действиях Нинтоку не говорят. При этом «Нихон-сёки» рассказывает удивительную историю. Сначала особо подчёркивается, что Ō-садзаки приехал во дворец Удзи через три дня после кончины государя Удзи. А потом сообщается, что там он провёл обряд призывания души умершего. Тут же “умерший” принц «внезапно ожил», поговорил с Ō-садзаки, а потом «лёг в гроб и скончался» . Это может означать, что на момент приезда Нинтоку во дворец правителя государь Удзи был жив. А когда вот когда Ō-садзаки со своими людьми уже приехал, то тогда Удзи и “помогли” умереть. Таким образом мог быть устранён политический соперник [около 417 года испр. хрон.?]. После этого Ō-садзаки похоронил государя Удзи на горе Удзи-но яма (др.-яп. Уди-но яма) (к северу от нынешнего города Удзи на реке Удзи). Следуя предсмертной воле государя Удзи, Ō-садзаки взял в жёны родную младшую сестру Удзи – Ята-но химэ [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI,5; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CXIII]. Таким образом, после смерти государя Удзи во главе Ямато оказался Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки) – сын главной жены (кйсаки – “императрицы”) государя Хомуда . В начале следующего после смерти государя Удзи года – в 3-й день 1-го месяца 418 года [испр. хрон.] «весной 1-го года правления, в день цутиното-но у начального месяца, когда новолуние пришлось на день хиното-но уси, Опо-сазаки-но микото вступил на престол… Столица была устроена в Нанипа. Её [обитель государя] имен[овали] Такату-но мия. Изгородь дворца и помещения не были покрыты белым лаком. Опоры, стропила и балки не были украшены узором, а когда настилали крышу тростником, то не подравняли концы. Получилось так потому, что государь не хотел, чтобы из-за его собственной надобности нарушались сроки пахоты». Таким образом, качестве резиденции была выбрана территория Нанива в провинции Сэццу (побережье Осакского залива). Дворец Такацу-но мия (др.-яп. Такату-но мия) располагался на землях Такацу (около Хоэн-сака в центральном районе Осака). Ряд исследователей отмечает, что в восточной части Осака во дворе средней школы Такацу обнаружены руины большой постройки, которые возможно отождествить с дворцом Ō-садзаки. Нежелание нового государя Ямато налагать чрезмерную трудовую обязанность на общинников Ямато по строительству государевой резиденции и, тем самым, отрывать их от начавшихся сельскохозяйственных работ отражало его стремление к тому, чтобы не вызвать недовольство рядовых общинников и, в результате этого, не лишиться поддержки с стороны основной массы воинов общинного ополчения. Ō-садзаки, пришедший к власти путём отстранения и, вероятно, убийства своего младшего брата – государя Удзи-но сумэра-микото – законного наследника прежнего правителя Хомуда, т.е. будучи узурпатором, и так имел слабые основания для того, чтобы занимать престол Ямато. С этой же целью было осуществлено и следующее мероприятие начала царствования Ō-садзаки – отмена налогов в связи с массовым обнищанием рядовых общинников. Сложившаяся ситуация являлась косвенным подтверждением существования длительного периода борьбы за власть накануне воцарения Ō-садзаки. Обнищание могло стать результатом нестабильности и борьбы за власть 415-417 годов [испр. хрон.]. О том, что период неурядиц длился три года, говорится в указе Ō-садзаки: «Я поднялся на высокую площадку и посмотрел вдаль, но над землёй нигде не поднимаются дымки. И я подумал – верно, земледельцы (досл. “сто родов”) совсем обеднели и никто не разводит огня в доме… Я смотрю на… [подданных] вот уже три года. Дымки очагов видны всё реже. Понятно, что пять злаков не вызревают и сто родов нуждаются…» В результате Ō-садзаки решил на три года отменить трудовую обязанность и сбор налогов . Указ гласил: «Отныне и до истечения трёх лет все поборы (др.-яп. этуки, яп. эцуки; кит. к`э-ù) прекратить и дать ста родам передышку в их тяжёлом труде » [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку, 4-й, 7-й годы пр.]. В «Кодзики» это описано следующим образом. «Как-то государь взошёл на высокую гору и, окинув взглядом все четыре стороны, рёк: “Не вижу дыма [очагов – С. Д.] в стране. Все в стране – бедны. А посему в течение трёх лет да будут все люди (др.-яп. опо-митакара, кит. ж`эньмúнь ́– общинники – С.Д.) освобождены от трудовой повинности и податей (др.-яп. этуки, яп. эцуки; кит. к`э-ù)”…» [Кодзики, св.3-й, Нинтоку; Kojiki, III, CXXI]. Под термином “эцуки” (кит. к`э-ù) исследователи понимают подати и поземельный, натуральный или зерновой налог цуки (кит. к`э), а также трудовую обязанность э (кит. ù). Позже сообщается: «Люди стали процветать и не страдали от трудовой повинности» (яп. этати; кит. ùсй΄) . О ней говорится далее, где упоминается общинник, отбывавший трудовую обязанность (яп. ёборо, кит. шù-дūн) в ведомстве по доставке воды ко двору (др.-яп. мопитори-но тукаса, яп. мохитори-но цўкаса), то есть работавший определённое время в казённом учреждении . В связи с этим следует отметить, что добродетель правителя Ō-садзаки некоторыми исследователями тут же начинает связываться с конфуцианскими идеями, и в силу этого – сведения о мероприятии этого государя объявляются анахронизмом и позднейшей вставкой. Однако ситуация с отменой налогов и трудовой повинности в древней Японии государем Ō-садзаки – не является чем-то уникальным в древнем мире. В древности, в рабовладельческом праве мы везде наблюдаем борьбу государства с разорением и долговым рабством рядовых общинников. Подобная политика известна, например, в Корее (см.: «Самкук-саги» ). Так, в 198 году пострадавшие от наводнения области и уезды корейского государства Силла были освобождены на год от поземельного и подворного обложения. В 397 году из-за засухи и саранчи разразился голод, поэтому население страны на один год было освобождено от поземельного и подворного обложения. Так же на год освобождалось от налогов население государства в 555 году. В Месопотамии, начиная с эпохи первых династий (Раннединастического периода, XXVIII-XXIV века до н.э.), правители периодически проводили отмену долгов и недоимок, возвращали должников в прежнее состояние, отменяли отчуждение земель должников. Подобная политика продолжалась в период деспотических монархий (с XXIV века до н.э.). Такие мероприятия именовались “освобождение”, “справедливость”, “возвращение к матери” (к первоначальному положению), и проводились достаточно регулярно. В Афинах в 594 году до н.э. Солон провел “стряхивание бремени” (греч. сисахфия), то есть отмену долгов. Аналогичные деяния справедливости–освобождения проводились в Японии и в более позднее время. Об этом свидетельствует ещё одна запись в «Нихон-сёки», излагающая содержание указа правителя об отмене долгов и недоимок в 19-й день 7-го месяца 686 года: «Было речено: “Пусть те бедные люди в Поднебесной, которые взяли взаймы рис или же вещи, будут освобождены от уплаты долга как государству, так и частным лицам, начиная с 30-го дня 12-й луны года киното-тори”» (14-го года Тэмму) [Нихон-сёки, св.29-й, Тэмму, Сютё 1-й год, 7-й мес., 19-й день]. И связано это не столько (как это пытаются истолковывать некоторые исследователи) с “гуманностью” самих правителей, сколько с необходимостью сохранять слой рядовых общинников. Во-первых, потому что общинное ополчение в древнем мире, особенно на ранних стадиях развития государства, являлось единственной многочисленной военной силой. Поэтому государство, чтобы сохранять численность своего войска, должно было поддерживать рядовых общинников, заботиться о том, чтобы они сохраняли свой статус. Во-вторых, рядовые общинники были основной массой налогоплательщиков – для того, чтобы выплачивать налоги, подати, выполнять трудовую и военную обязанности; рядовые общинники не должны были разоряться. Речи Ō-садзаки, связанные с отменой долгов, являются типичными для древнего мира и ничем не отличаются от речей по этому поводу древневосточных правителей месопотамских государств (Энметены, Уруинимгины, Липит-Иштара, Хаммурапи). В древней Корее помощь нуждающимся и малоимущим общинникам тоже была возведена в ранг государственной политики. В 194 году в Когурё случилось стихийное бедствие: “Осенью, в седьмом месяце, выпал иней и погибли хлеба. Народ голодал, поэтому были открыты [казённые] склады для оказания помощи… Затем [ван] повелел соответствующим учреждениям (са) подробно разузнать и оказать помощь одиноким, вдовым, сиротам, бездетным старикам, больным, бедным и нищим, которые не могут [сами] поддержать своё существование; ещё приказал чиновникам [учреждений] каждый год с третьего весеннего месяца и до седьмого осеннего месяца выдавать казённое зерно взаймы (чиндэ) народу по числу едоков в семье, а зимой, в десятом месяце, возвращать [выданное весной и летом]. Это должно было стать постоянным правилом…» [Самгук-саги, кн.16-я, летописи Когурё, Когукчхон, 16-й год пр. (194 г.)]. Эта же ситуация повторилась в 273 году . Когда в 298, 300 годах из-за града и землетрясения опять случился голод, а правитель Когурё Понсан-ван не стал оказывать помощь населению и не соглашался с «увещеваниями сановников» сделать это, в результате заговора сановников правитель был отст
194.
Период регентства окинага-тараси-химэ (правительницы дзингу)
(публикация автора на scipeople)
Период регентства окинага-тараси-химэ (правительницы дзингу)
(публикация автора на scipeople)
Суровень Д.А.
- Проблемы истории, филологии, культуры. Москва-Магнитогорск, 1998. Вып.6. С.174-180. , 1998
Внешняя и внутренняя политика государства Ямато во второй половине IV века
Внешняя и внутренняя политика государства Ямато во второй половине IV века
ПЕРИОД РЕГЕНТСТВА ОКИНАГА-ТАРАСИ-ХИМЭ (ПРАВИТЕЛЬНИЦЫ ДЗИНГУ) Вернувшись из знаменитого корейского похода1, 14-го дня, 12-го месяца года каноэ-тацу (17-й год цикла) [испр. хрон. 346 год]2, на Цукуси в местности Уми Окинага-тараси-химэ (Дзингу) разрешилась от бремени, дав рождение будущему правителю Ямато по имени Хомуда (Одзин) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая, 12-й месяц; св. 10-й , Одзин; Nihongi, IX, 12; X, 1; Кодзики, св.2-й, Дзингу, Kojiki, II, XCVTII; см.: Хитати-фудоки, уезд Убараки].3 После того как молодая мать после родов набралась сил, во 2-й месяц года каното-ми (18-й год цикла) [испр. хрон. 347 год] она вместе с представителями высшей знати и служи-лыми людьми (чиновниками) вернулась во дворец Тоёра в Анато. После рождения ребенка от умершего ранее правителя Ямато – Тараси-нака-цу хйко (Тюая) Окинага-тараси-химэ, яв-лявшейся главной женой ("императрицей"), права на престол переходили ее первенцу, а са-ма Окинага-тараси-химэ получала возможность стать регентом при малолетнем наследнике. Поэтому более скрывать смерть Тюая от населения государства не было смысла, да и, види-мо, было невозможно. И по этой причине тайно захороненные останки Тараси-нака-цу хйко (Тюая) были перевезены в Харима, где их предполагалось перезахоронить в царском курга-не в провинции Харима у Акаси – этот «мисасаги» хорошо известен археологам и достаточ-но основательно ими исследован4 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 1-й год пр., 2-й месяц.; Ni-hongi, IX, 15-16; Кодзики, св.2-й, Дзингу, Kojiki, II, С; см.: Харима-фудоки, уезд Инами, гора Ихо]. Но борьба Окинага-тараси-химэ за власть только начиналась. Воспользовавшись от-сутствием в центральном Ямато Окинага-тараси-химэ, старшие сыновья Тараси-нака-цу хи-ко (от другой жены – двоюродной сестры Тюая и внучки Кэйко – О-нака-цу-химэ [Кодзики, св.2-й, Кэйко; Kojiki, II, XCIII]) «кими» (кит. ван) Кагосака и «кими» Осикума, которые с рождением Хомуда (Одзина) теряли права на престол Тюая, составили заговор. Но мятеж-ники были разбиты войсками экспедиционного корпуса Такэути-но сукунэ5 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 1-й год пр.; 2-й, 3-й месяцы; Nihongi, IX, 15-21; Кодзики, св.2-й, Дзингу; Ko-jiki, II, С; Харима-фудоки, уезд Иибо, село Хагихара, источник Харимаи; поле Хототати; особенно: уезд Иибо, холм Когоагэ]. По местным источникам провинции Харима известно, что в военных действиях против мятежников принимала участие и сама Окинага-тараси-химэ [Харима-фудоки, уезд Иибо, село Хагихара; источник Харимаи; поле Хототати; осо-бенно: уезд Иибо, холм Когоагэ]. Путь к власти был расчищен, и в 10-й месяц года каното-ми (18-й год цикла) [испр. хрон. 347 год] окружение (кит. цюнь-чэнь)6 правительницы Окинага-тараси-химэ удостоило ее титула «дайкō» (кит. тайхоу – вдовствующая императрица, мать императора7), а сам год8 был признан «начальным годом» её регентства (яп. сэссё:) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 1-й год пр.; Nihongi, IX, 21; Jinno-shotoki, I, Jingu, 78]. Правление Окинага-тараси-химэ открывает, фактически, новую эпоху в истории Яма-то: 1) её правление, как установили ученые (при сравнении с корейскими источниками), приходится на вторую половину IV века н.э. – это признается большинством исследователей как в Японии, так и за ее пределами;9 2) в этот период (во вторую половину IV века), по мнению многих историков, можно достаточно уверенно говорить о существовании институ-тов государственности;10 3) годы правления Окинага-тараси-химэ, реконструировав хроно-логию "Нихон-сёки", удается распределить по реальным годам второй половины IV века н.э., 4) как считают некоторые исследователи, с Окинага-тараси-химэ, фактически, начинается новая династия (так называемая «династия Одзина–Нинтоку»). При Окинага-тараси-химэ, уже после безрезультатного похода в Корею 346 года, про-должались попытки установления контроля над государствами Кореи: эти события частично нашли отражение в «Нихон-сёки», частично в «Самкук-саги». Первым, упомянутым после похода 346 года являлись набег на корейское побережье с островов Цусима Кацураги-но Соцу-хйко (сына Такэути-но сукунэ, см.: [Кодзики, св.2-й, Когэн, Kojiki, II, XLI]) на бухту Таппи (яп.Татара) и захват крепости Чхора-сонъ (где-то на южном побережье Силла) в 5-й год правления Окинага-тараси-химэ [испр. хрон. 351 год]. Судя по результатам, набег был удачен, и Соцу-хйко привез из набега пленников (видимо, потомков китайских переселенцев в Южной Корее, так как они стали [первыми упомянутыми] предками «ая-бито / аято» [досл. "ханьцы"]11) [Нихон-сёки. св.9-й, Дзингу, 5-й год пр.; Nihongi, IX, 23-24]. Следующий (из упоминаемых) набегов описан в «Самкук-саги», где под 9-м годом правления вана Намиля (364 год) сообщается: «Летом, в четвертом месяце, когда услышал о приближении в большом количестве войск Вэ, ван, боясь, что можно не одолеть врагов, [ве-лел] сделать из травы несколько тысяч человеческих фигур, облачить их в одежды, снабдить их оружием и расположить у подножия горы Тхохам. а тысячу храбрых воинов расставить в засаде у равнины, что к востоку от перевала Пухён. Люди Вэ, понадеявшись на свою много-численность, двинулись прямо, но тогда вырвалась засада и внезапно ударила по ним. Люди Вэ потерпели великое поражение и бежали, но почти всех их перебили [силланские войска] во время преследования» [Самкук-саги, летописи Силла, Намуль, 9-й год пр. (364 г.)]. Сведения о столь бесславном походе в Силла в японские источники не попали (видимо, из-за позорных для японцев итогов и того, что в 346 году Силла, как это описано в японских источниках, вроде бы как бы «подчинилась» Ямато). Но последствия операции 364 года в «Нихон-сёки» отражены: ван Пэкче Кын-чхого (346-375) в год киноэ-нэ (1-й год цикла) [испр. хрон.364 год] отправил в Японию посольство во главе с послом Кучжо. Посольство смогло добраться только до владения Тхак-сун (в Южной Корее, часть Имна12; совр. Тоннэ в районе Тэбон в городе Тэгу13), но затем вынуждено было вернуться, так как никто не знал точной дороги в Японию (хотя и слышали о ней)14 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 46-й год пр.; Nihongi, IX, 25-26] Как указывает Ю.М.Бутин, Пэкче в этот период вело борьбу за объединение Махана в жестком соперничестве с Когурё на своих северных границах.15 Правитель Пэкче Кын-чхого-ван, вступивший на престол в 346 году - году нашествия японцев на Силла, после та-кого же мощного вторжения 364 года, видимо, увидел в Ямато сильного союзника. Этим и объясняется его стремление наладить дипломатические отношения с Японией.16 Дипломатические отношения удалось установить через два года [испр. хрон.366 год], когда посланное в Тхаксун японское посольство, узнав о намерениях Кын-чхого-вана, при-было также и ко двору правителя Пэкче. Ответное посольство пэкческого правителя посети-ло двор Окинага-тараси-химэ на следующий год17 [испр.хрон.367 год] [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 46-й, 47-й годы пр.; Nihongi, 26-27]. Другим последствием похода 364 года и установления дипломатических отношений с Пэкче было, по всей видимости, исправление счета лет – с 364 года циклические обозначе-ния годов правления в "Нихон-сёки" совпадают с их истинными обозначениями (был устра-нен сдвиг в 26 лет, возникший после календарной реформы Кэйко). По моему мнению, это связано с тем, что, после установления тесных контактов с Пэкче ошибка в японском лето-исчислении была обнаружена, и счет годов 60-летнего цикла был скорректирован. Японцы могли познакомиться и с историческим летописанием Пэкче, так как. при Кын-чхого-ване впервые своими учеными (кор. пакса) была составлена история Пэкче (видимо, «Соги» [«Исторические записи»] IV века доктора (кор. пакса) Кохына).18 Как отмечают исследователи, с правлением Окинага-тараси-химэ связано основание владения Мимана (кор. Имна) в Южной Корее.19 Причем практически все датируют это со-бытие 369 годом.20 Подтверждают это и данные надписи на «стеле Квангэтхо-вана», гово-рящей о присутствии японских гарнизонов в конце IV века в Южной Корее.21 Но существует и другая точка зрения, представленная корейскими исследователями. Они отрицательно относятся к вопросу о Мимана, причем спектр точек зрения укладывается от простого умолчания об Мимана22, до прямого отрицание возможности существования данного владения (Ри Чжинхи, Ким Сокхён)23. Возражая подобным взглядам, М.В.Воробьев приводит следующие аргументы: «Рых-лость владения Мимана, по-видимому, может объяснить сомнения в самом факте существо-вания «владения»... Действительно, Мимана скорее напоминает оккупационную зону, тер-риторию расположения японских экспедиционных войск, носящую временный характер, чем настоящее постоянное владение. Неупоминание об этом владении в корейских источни-ках и частое упоминание в японском (“Нихонги”), причем именно как о владении, имеют один источник: политический престиж. Такая ситуация позволяет по-разному оценивать ха-рактер этого «владения», но не отбрасывать все сведения о нем в «Нихонги», приуроченные в определенной части уже к конкретным и достоверным датам. Умолчание “Самкук-саги” о Мимана по-своему тоже объяснимо: для корейцев развитого средневековья спорная терри-тория была прежде всего местом, где жили племена коя и находилось их владение (что соот-ветствовало истине), и уже во вторую очередь - объектом интересов Ямато...».24 Как указы-вает далее М.В.Воробьев, китайские источники, говоря о правителях Японии V века, под-тверждают их претензии (и права) на контроль за делами в Южной Корее, прежде всего в Имна-Кара.25 Такая точка зрения, по моему мнению, оказывается наиболее приемлемой и логичной. История создания владения Мимана (по «Нихон-сёки», так как другие японские ис-точники об этом ничего не сообщают) выглядит следующим образом: в 47-й год правления Окинага-тараси-химэ [испр. хрон. 367 год] из Пэкче прибыло посольство, видимо, по мне-нию исследователей, прося помощи Ямато. По его прибытии ко двору Окинага-тараси-химэ выяснилось, что силласцы отобрали у этого посольства дары для японской правительницы и представили их как свои (от Силла). Это было использовано японцами как повод для начала войны против Силла в союзе с Пэкче. Японские войска под командованием Арэда-вакэ и Kara-вакэ вместе с пэкчийскими войсками высадились в южнокорейском владении Тхак-сун и начали боевые действия против Силла, в ходе которых им удалось захватить семь владе-ний (яп. куни, кор. кук) (Пичжабон, Намкара, Токкук, Ара, Тара, Тхак-сун, Карак). Затем во-енные действия были перенесены на запад. Союзники (войска Ямато и Пэкче) дошли до Ко-хе-чжин'а, где они разгромили владение «южных варваров» Чхиммидарэ (оно отошло к Пэкче). Здесь к экспедиционному корпусу присоединились основные войска Пэкче под ко-мандованием Кын-чхого-вана и его сына Кын-гусу, и после этого четыре владения (Пири, Псичжун, Пхомичжи и Панго) сдались.26 На востоке Корейского полуострова японская экс-педиционная армия заняла бассейн реки Нактонган, сдерживая Силла. На западе японское войско захватило обширное пространство от реки Сёмчин до реки Кымган, дойдя до южных границ Пэкче. Эта земля принадлежала народу кая и их владению Кара.27После этого пэк-чийский ван с окружением и японские военачальники в Ыйрючхоне (совр. г. Чурюсин) от-праздновали победу28 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 47-й, 49-й, 50-й; Nihongi, IX, 27-29]. В 50-й год правления Окинага-тараси-химэ военачальники вернулись в Японию. Как считает корейский исследователь Ли Бёндо, и вслед за ним Ю.М.Бутин, в этом фрагменте излагается история присоединения оставшихся неприсоединенными ранее владе-ний Махана и Пэкче и установления дружеский отношений с Японией, когда японский по-сол прибыл в столицу Пэкче в провинции Чолла, Пэкче и Япония заключили союз29 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 49-й год пр.; Nihongi, 29]. Другие ученые добавляют, в 369 году на юге Корейского полуострова на не поделенных Силла и Пэкче территориях, в результате выше-описанных событий, японцами был создан опорный пункт – «зависимое владение Мимана» (кор. Имна).30 Располагался он, по мнению исследователей, в старых землях Чинхана, на территории владения Куя (Кая, Кара, Имна; кит. Гоусе) – того самого, которое в «Вэй-чжи» упоминается как японское (III век н.э.)31 (см.: [Саньго-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Хань, Во; Вэй-чжи, вожэнь-пу]). Исследователи по-разному оценивают степень зависимости Мимана от Ямато. Часть из них считает, что Мимана была только обложена данью32; другие указывают, что Ямато рассматривало Имна как своего «вассала»33; третьи отмечают, что политически Имна была связана (или: была едина34) с Японией, но сохраняла культурно-этническую связь с Коре-ей.35 На политическую зависимость указывает, по их мнению, создание японцами в Мимана (около совр. г. Кымхэ) специальной администрации, занимавшейся управлением подвласт-ными территориями (яп. фу)36: там же находился постоянный военный наместник37; в каж-дую общину или поселение посылались японские «начальники» (яп. микотомоти)38 – или японские вожди, или японцы, находившиеся при дворе мелких местных правителей как со-ветники.39 Эти чиновники (яп. микотомоти) подчинялись начальнику данного района (яп. канки)40 Японские войска размещались в стратегических пунктах. Как указывает М.В. Во-робьев, не имеется сведений ни о разветвленной гражданской администрации Мимана, ни о количестве и дислокации японских войск.41 Часть ученых указывает, что в «Нихон-сёки» в отношении Мимана употребляется термин «миякэ» (яп. ути-цу миякэ), но иного написания в отличие от «миякэ» в Ямато.42 В связи с этим Мацумото Сэйтё предполагает, что по внутреннему устройству владение Ми-мана (собственно контролируемая самими японцами территория) могла напоминать устрой-ство японских «миякэ» – военно-земледельческих поселений.43 Можно предполагать следующую структуру управления: около Кымхэ, на собственно «японской» территории, находились японская администрация (яп. фу) со своими органами управления и военно-земледельческими поселениями, территория собственно Мимана. Во-круг этих «коронных» (миякэ) земель располагались владения (кор. кук; общины– государ-ства) народа кая, признававшие главенство Ямато и имевшие свои династии. На сохранение во владениях кая своих династий указывает информация «Нихон-сёки», помещенная в раз-деле о 62-м годе правления Окинага-тараси-химэ, где цитируются «Пэкче-ки». «Пэкче-ки» сообщают, что в год мидзуноэ-ума (19-й год цикла) [испр.хрон.382 год]44 Сати-хико (яп. Соцу-хйко) был послан воевать против Силла, но он предал Ямато и напал на владение Ка-ра(к). Правитель Кара(к) по имени Кви-пон-канки со своими сыновьями вынужден был бе-жать в Пэкче. Титул «канки» указывает на то, что это был какой-то мелкий территориальный владетель. Кроме того, в крупном владении Пон-Кая (в районе Пусан) в это время (по «Тон-гук-тонгам») правил И Си-пхули-ван из рода Ким (346-407)45 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 62-й год пр.; Nihongi, IX, 32]. Так или иначе, но ряд исследователей отмечает достаточно са-мостоятельное положение владений Мимана.46 На протяжении всего правления Окинага-тараси-химэ (начиная с 366 года) и при её преемниках между Ямато и Пэкче существовали тесные связи. «Нихон-сёки» и «Хитати-фудоки» сообщают о достаточно частых поездках послов Пэкче и Ямато (см.: [Хитати-фудоки, уезд Намэката, село Та]47); «Нихон-сёки» знает имена правителей Пэкче и их на-следников; в курсе – когда и как происходит передача власти вала Пэкче. Правители Пэкче часто присылали подарки (в японских источниках их называют «да-нью»), среди которых выделяется один: семиветвистый меч и зеркало, присланные в 52-м году правления Окинага-тараси-химэ [испр.хрон.372 год] правителем Пэкче Кын-чхого-ваном (яп. Сёко) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 52-й год пр.; Nihongi, IX, 31; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, СХ]. «Пэкчийский семиветвистый меч» был найден в уезде Нара, в сокро-вищнице храма Исоноками.49 На нем оказалась эпиграфическая надпись, в которой сообща-лось, что «в 4-й год [правления под девизом] Тхэхва (кит. Тайхэ), в 5-м месяце, в 16-й день, в [день] «пёнъ-о» (кит. бин-у, 43-й знак 60-ричного цикла), в [час] «чэнъ-янъ» (кит. чжэн-ян) (полдень) сделали [этот] сто раз закаленный семиветвистый меч...», а далее говорилось, что сделан он по приказу наследника вана. Пэкче для правителя (вана) Японии.50 Корейский ис-следователь Ким Сокхён, а вслед за ним и Р.Ш.Джарылгасинова, датирует меч V веком, счи-тая годы Тхэхва – его самостоятельным девизом правления.51 Но с этим абсолютно не со-гласны японские исследователи, которые считают, что на мече иероглифами «тхэхва» (кит. тайхэ) записано название годов правления «Тайхэ» (366-371) императора Восточной Цзинь Фэй-ди (Хай-си-гуна). Соответственно, «4-й год Тайхэ» – это 369 год, а под ваном Пэкче и его наследником понимались Кын-чхого-ван и принц Кын-гусу-вaн»52. Это подтверждает правильность сообщения «Нихон-сёки» о посольстве и подарках, и ещё раз подчеркивает неточность её хронологии (сдвиг на два цикла -120 лет). Последние годы правления Окинага-тараси-химэ не отмечены какими-либо крупными внутриполитическими событиями, в области внешней политики основное внимание было уделено ситуации в Пэкче [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 55-й – 65-й годы пр.; Nihongi, IX, 31-33]. В год цутиното-уси (26-й год цикла) [испр. хрон. 389 год] Окинага-тараси-химэ умер-ла. После смерти правительницы на престол вступил её сын – правитель Хомуда (Одзин). ______________________________________________ 1 Об этом походе см.: Суровень Д.А. Корейский поход Окинага-тараси-химэ (правительницы Дзингу) // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва–Магнитогорск: Ин-т археологии РАН – МГПИ, 1997. С.160-167. 2 О ревизии хронологии см.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. М.: Наука, 1980. С.23, 24, 27, табл.4; Nihongi. Chronicles of Japan from the earliest times to A.D.697 / transl. by W.G. Aston. London: Allen, 1956. Part I, P.247, note 1; P.249, note 3; P.251, note 6; P.252, note 1; P.253, note 1,2; P.256, note 1; P.257, note 6; P.262, note 5; P.263, note 3; P.265, note 1; P.267, note 6; Young J. The Location of Yamatai. Baltimour, 1958. P.95; 96; table 2; Wedemeyer A. Japanische Frühgeschichte (bis 5 Jh.n.). Tokyo, 1930. S.6, 99, 105; Reischauer R.K. Early Japanese his-tory. Princeton–London, 1937. P.77-78; Хасимото М. Тоё-си-дзё-ёри митару нихон дзё-ко-си кэнкю. Токио, 1956. С.856-859). В конце XIX века В.Астон обратил внимание на то, что записи о правлениях Окинага-тараси-химэ (Дзингу) и Хомуда-вакэ (Одзина) оказались удревнены на два 60-летних цикла, как это видно из сличения данных японских и корейских источников. Таким: образом, события второй половины IV века н.э. оказались отнесены ко второй половине III века н.э. (это было установлено по корейским источникам "Самкук-саги" и "Тонгук-тонгам", обладавшим гораздо более точной хронологией, чем "Нихон-сёки". – Nihongi, Part I. P.247, note 1; P.249, note 3; P.251, note 6; P 252, note 1; P.253, note l, 2; P.256, note 1; P.257, note 6; P.262, note 5; P.263, note 3; P.265, note 1; P.267, note 6; см.: Воробьев М.В. Указ. соч. С.24; 27, табл. 4). В ходе своих самостоятель-ных исследований мне удалось найти множественные ошибки в счете лет по 60-летнему циклу, которые давали сложную переплетенную картину искажений в хронологии "Нихон-сёки". В результате удалось высчитать го-ды правления для первой половины правления Окинага-тараси-химэ (Дзингу). 3 Ссылки на цитируемые источники: Нихон-сёки // Кокуси-тайкэй. Токио, 1957, Ч.I. Т.I-II; Кодзики То-кио, 1968, T.I-II; Кодзики: Записи о деяниях древности. СПб., 1994, T.I-II; Нихон-сёки: Анналы Японии. СПб.: Гиперион, 1997. T.I; Kojiki: Records of ancient matters / transl. by B.H.Chamberlain. Tokyo, 1982; Nihongi: Chroni-cles of Japan from the earliest times to A.D.697 / transl. by W.G. Aston. London, 1956: Jinno-shotoki // Kitabatake Chikafusa. A chronicle of gods and sovereigns: Jinno-shotoki / transl. by Paul Varley. New York: Columbia univ. press, 1980. 4 См.: Nihongi. Part I. P.236, note 1; Мацумото С. Сэйтё-цуси. Токио, 1977. Т.П. С.270 5 Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.II. С.270; Конрад Н.И. Древняя история Японии // Избранные труды: ис-тория. М.: Наука, 1974. С.31, 43. 6 Кит. цюнь-чэнь – министры; свита; подданные, слуги. – Большой китайско-русский словарь иерогли-фов М.: Наука, 1983, Т.II. С.883 (далее: БКРС). 7 Кит. тайхоу, яп. .дайкō. – Cм.: БКРС. Т.III. С.645. 8 В.Астон в своем переводе допускает ошибку: вместо 60-го дня цикла он указывает год "мидзуното-и" (60-й год цикла). – Cм.: Nihongi. Part I. P.241. 9 См.: прим. 2. 10 Всемирная история. М., 1957. Т.III. С.52; Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской ис-ториографии. М.: Наука, 1975. С.166, прим.З. 11 Нихон-сёки // Кокуси-тайкэй. Токио, 1957. Ч.1. T.1. С.256; см.: Такикава Сэйдзиро. Нихон сякай-си. Токио, 1956. С.108. 12 См.: Nihongi. Part I. P.246, note 3; Бутин Ю.М. Корея: от Чосона к Трём государствам. Новосибирск: Наука, 1984. С. 194. 13 Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской историографии. С.82; Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. Токио, 1983. С.204-205. 14 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.35; Мори К. Нихон-синси. С.186; Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.III. С.152. 15 См.: Бутин Ю.М. Корея... С.193-194. 16 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.111, 119. 17 Там же; см.: Мори К. Нихон-синси. С.186; Бутин Ю.М. Корея... С. 194; Kidder J.E. Japan before Bud-dism. New York, 1959. P. 135. 18 Бутин Ю.М. Корея... С. 196-197; см.: Ким Бусик. Самкук-саги. М, 1959. T.I. C.9; Li Kibaik. A new his-tory of Korea. Seoul, 1984. P.37. 19 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120-121; Kidder J.E. Japan before Buddism. P.135; Wedemeyer A. Japanische Frühgeschichte. S.120,121; Studies on ancient Japanese history. Tokyo, 1977. P.IV; Sansom G. A history of Japan. London, 1958. Vol.1. P.16; Nihongi. Part I. P.253, note 3; Aston W. Early Japanese history // Transactions of the Asiatic society of Japan. Yokohama, 1889. Vol.XVI. P.62; Мори К. Нихон-синси. С.192, см.: С.228; Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.II. С.228, 289; T.IV. С.248-249; Нихон-но акэбоно. С.25; Ямао Юкихиса. Нихон кодай ōкэн кэй-сэй тюрон. Токио, 1983. С.204; Кодзики. Т.II. С.16; Иэнага С. История японской культуры. С.32, 210; Воробьев М.В. Корея // Всемирная история. М., 1956. Т.II. С.578-579; Бутин Ю.М. Корея... С.195; Эйдус Х.Т. История Японии с древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1968. С.7; Радуль-Затуловский Я.Б. Конфуцианство и его распространение в Японии. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С.192. 20 Воробьев М.В. Япония в III-VH веках. С.36, 111, 119; Кодзики. Т.II. С. 16; Ямао Юкихиса. Нихон ко-дай ōкэн кэйсэй тюрон. С.204; Иэнага Сабуро. История японской культуры. М., 1972. С.32, 210; Sansom G. A history of Japan, P.16; Эйдус Х.Т. История Японии... С.7; Воробьев М.В. Корея. С.578-579. 21 См.: Джарылгасинова Р.Ш. Этногенез и этническая история корейцев по данным эпиграфики. М.: Наука, 1979. С.78-79. 22 Li Kibaik. A new history of Korea. P.40-41; Бутин Ю.М. Корея... С. 194-196. 23 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С. 120-121; Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской историографии. С.10, 30. 24 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120-121. 25 См.: Там же; см. так же: Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.II. С.289. 26 См.: Бутин Ю.М. Корея... С. 194-195. 27 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.119. 28 См.: Бутин Ю.М. Корея... С.194-195; Иэнага Сабуро. История японской культуры. С.32. 29 Бутин М.Ю. Корея... С.195, 196. 30 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.36, 119; Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в япон-ской историографии. С.30; Мори К. Нихон-синси. С.228, 192; Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. С.249: Wede-meyer A. Japanische Frühgeschichte. S.229; Murdoch J. A history of Japan. P.107. 31 Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.П. С.289; Мори К. Нихон-синси. С. 192; Wedemeyer A. Japanische Frühge-schichte. S.120, 121; Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.119. 32 Эйдус Х.Т. История Японии с древнейших времен до наших дней. С.7; Иэнага С. История японской культуры. С.210, 32. 33 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.36; Радуль-Затуловский Я.Б. Конфуцианство и его рас-пространение в Японии. С.192. 34 Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.248. 35 Studies on ancient Japanese history. P.IV; Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.248. 36 Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.П. С.289; см.: Нихон-но акэбоно. С.25; Иэнага С. История японской куль-туры. С.32; Japan: its land, people and culture. Tokyo, 1958. P. 18; Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.119. 37 Murdoch J. A history of Japan. P.107. 38 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С. 120; Murdoch J. A history of Japan. P.107. 39 Murdoch J. A history of Japan. P.107. 40 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120. 41 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120. 42 Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской историографии. С.30; Мори К. Нихон-синси. С.228, 192; Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.249; Wedemeyer A. Japanische Frühgeschichte. S.229; Murdoch J. A history of Japan. Yokohama, 1910. Vol.1. P.107. 43 Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.249. 44 См.: Nihongi. Part I. P.252, note 1. 45 См.: Nihongi. Part I. P.252, note 2; Li Kibaik. Anew history of Korea. P. 40-41, 387. 46 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.86; Studies on ancient Japanese history. P.IV. 47 “На юг от села Кипу есть село Та. Во времена [правления] царицы Окинагатарасихимэ жил в той ме-стности человек по имени Коцухико. Его трижды посылали в Корею. За его заслуга царица пожаловала ему в том крае поливные поля та”. – Древние фудоки. С.46. 48 Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. С.257-258; Уэда М., Мори К., Ямада С. Нихон-кодай-си. Токио, 1980. С. 164-166; Мори К. Нихон-синси. С. 194-195. 49 Уэда М., Мори К., Ямада С. Нихон-кодай-си. С.164; Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. С.257. 50 Цит. по: Ямао Ю. Нихон кодай окэн кэйсэй тю-рон. С. 258; см.: Мори К. Нихон-синси. С.195; ср.: Мо-ри К. Нихон-синси. С.194; Джарылгасинова Р.Ш. Этногенез и этническая история корейцев. С.39-40. 51 Джарылгасинова Р.Ш. Этногенез и этническая история корейцев. С.39, 25. 52 Мори К. Нихон-синси. С.194, 195; Уэда М., Мори К., Ямада С. Нихон кодай-си. С.164-165; Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. С. 258; БКРС. T.I. С.144, 154, 156; см.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.67. (По материалам статьи: Суровень Д.А. Период регентства Окинага-тараси-химэ (правительницы Дзингу) // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва-Магнитогорск, 1998. Вып.6. С.174-180).
ПЕРИОД РЕГЕНТСТВА ОКИНАГА-ТАРАСИ-ХИМЭ (ПРАВИТЕЛЬНИЦЫ ДЗИНГУ) Вернувшись из знаменитого корейского похода1, 14-го дня, 12-го месяца года каноэ-тацу (17-й год цикла) [испр. хрон. 346 год]2, на Цукуси в местности Уми Окинага-тараси-химэ (Дзингу) разрешилась от бремени, дав рождение будущему правителю Ямато по имени Хомуда (Одзин) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая, 12-й месяц; св. 10-й , Одзин; Nihongi, IX, 12; X, 1; Кодзики, св.2-й, Дзингу, Kojiki, II, XCVTII; см.: Хитати-фудоки, уезд Убараки].3 После того как молодая мать после родов набралась сил, во 2-й месяц года каното-ми (18-й год цикла) [испр. хрон. 347 год] она вместе с представителями высшей знати и служи-лыми людьми (чиновниками) вернулась во дворец Тоёра в Анато. После рождения ребенка от умершего ранее правителя Ямато – Тараси-нака-цу хйко (Тюая) Окинага-тараси-химэ, яв-лявшейся главной женой ("императрицей"), права на престол переходили ее первенцу, а са-ма Окинага-тараси-химэ получала возможность стать регентом при малолетнем наследнике. Поэтому более скрывать смерть Тюая от населения государства не было смысла, да и, види-мо, было невозможно. И по этой причине тайно захороненные останки Тараси-нака-цу хйко (Тюая) были перевезены в Харима, где их предполагалось перезахоронить в царском курга-не в провинции Харима у Акаси – этот «мисасаги» хорошо известен археологам и достаточ-но основательно ими исследован4 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 1-й год пр., 2-й месяц.; Ni-hongi, IX, 15-16; Кодзики, св.2-й, Дзингу, Kojiki, II, С; см.: Харима-фудоки, уезд Инами, гора Ихо]. Но борьба Окинага-тараси-химэ за власть только начиналась. Воспользовавшись от-сутствием в центральном Ямато Окинага-тараси-химэ, старшие сыновья Тараси-нака-цу хи-ко (от другой жены – двоюродной сестры Тюая и внучки Кэйко – О-нака-цу-химэ [Кодзики, св.2-й, Кэйко; Kojiki, II, XCIII]) «кими» (кит. ван) Кагосака и «кими» Осикума, которые с рождением Хомуда (Одзина) теряли права на престол Тюая, составили заговор. Но мятеж-ники были разбиты войсками экспедиционного корпуса Такэути-но сукунэ5 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 1-й год пр.; 2-й, 3-й месяцы; Nihongi, IX, 15-21; Кодзики, св.2-й, Дзингу; Ko-jiki, II, С; Харима-фудоки, уезд Иибо, село Хагихара, источник Харимаи; поле Хототати; особенно: уезд Иибо, холм Когоагэ]. По местным источникам провинции Харима известно, что в военных действиях против мятежников принимала участие и сама Окинага-тараси-химэ [Харима-фудоки, уезд Иибо, село Хагихара; источник Харимаи; поле Хототати; осо-бенно: уезд Иибо, холм Когоагэ]. Путь к власти был расчищен, и в 10-й месяц года каното-ми (18-й год цикла) [испр. хрон. 347 год] окружение (кит. цюнь-чэнь)6 правительницы Окинага-тараси-химэ удостоило ее титула «дайкō» (кит. тайхоу – вдовствующая императрица, мать императора7), а сам год8 был признан «начальным годом» её регентства (яп. сэссё:) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 1-й год пр.; Nihongi, IX, 21; Jinno-shotoki, I, Jingu, 78]. Правление Окинага-тараси-химэ открывает, фактически, новую эпоху в истории Яма-то: 1) её правление, как установили ученые (при сравнении с корейскими источниками), приходится на вторую половину IV века н.э. – это признается большинством исследователей как в Японии, так и за ее пределами;9 2) в этот период (во вторую половину IV века), по мнению многих историков, можно достаточно уверенно говорить о существовании институ-тов государственности;10 3) годы правления Окинага-тараси-химэ, реконструировав хроно-логию "Нихон-сёки", удается распределить по реальным годам второй половины IV века н.э., 4) как считают некоторые исследователи, с Окинага-тараси-химэ, фактически, начинается новая династия (так называемая «династия Одзина–Нинтоку»). При Окинага-тараси-химэ, уже после безрезультатного похода в Корею 346 года, про-должались попытки установления контроля над государствами Кореи: эти события частично нашли отражение в «Нихон-сёки», частично в «Самкук-саги». Первым, упомянутым после похода 346 года являлись набег на корейское побережье с островов Цусима Кацураги-но Соцу-хйко (сына Такэути-но сукунэ, см.: [Кодзики, св.2-й, Когэн, Kojiki, II, XLI]) на бухту Таппи (яп.Татара) и захват крепости Чхора-сонъ (где-то на южном побережье Силла) в 5-й год правления Окинага-тараси-химэ [испр. хрон. 351 год]. Судя по результатам, набег был удачен, и Соцу-хйко привез из набега пленников (видимо, потомков китайских переселенцев в Южной Корее, так как они стали [первыми упомянутыми] предками «ая-бито / аято» [досл. "ханьцы"]11) [Нихон-сёки. св.9-й, Дзингу, 5-й год пр.; Nihongi, IX, 23-24]. Следующий (из упоминаемых) набегов описан в «Самкук-саги», где под 9-м годом правления вана Намиля (364 год) сообщается: «Летом, в четвертом месяце, когда услышал о приближении в большом количестве войск Вэ, ван, боясь, что можно не одолеть врагов, [ве-лел] сделать из травы несколько тысяч человеческих фигур, облачить их в одежды, снабдить их оружием и расположить у подножия горы Тхохам. а тысячу храбрых воинов расставить в засаде у равнины, что к востоку от перевала Пухён. Люди Вэ, понадеявшись на свою много-численность, двинулись прямо, но тогда вырвалась засада и внезапно ударила по ним. Люди Вэ потерпели великое поражение и бежали, но почти всех их перебили [силланские войска] во время преследования» [Самкук-саги, летописи Силла, Намуль, 9-й год пр. (364 г.)]. Сведения о столь бесславном походе в Силла в японские источники не попали (видимо, из-за позорных для японцев итогов и того, что в 346 году Силла, как это описано в японских источниках, вроде бы как бы «подчинилась» Ямато). Но последствия операции 364 года в «Нихон-сёки» отражены: ван Пэкче Кын-чхого (346-375) в год киноэ-нэ (1-й год цикла) [испр. хрон.364 год] отправил в Японию посольство во главе с послом Кучжо. Посольство смогло добраться только до владения Тхак-сун (в Южной Корее, часть Имна12; совр. Тоннэ в районе Тэбон в городе Тэгу13), но затем вынуждено было вернуться, так как никто не знал точной дороги в Японию (хотя и слышали о ней)14 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 46-й год пр.; Nihongi, IX, 25-26] Как указывает Ю.М.Бутин, Пэкче в этот период вело борьбу за объединение Махана в жестком соперничестве с Когурё на своих северных границах.15 Правитель Пэкче Кын-чхого-ван, вступивший на престол в 346 году - году нашествия японцев на Силла, после та-кого же мощного вторжения 364 года, видимо, увидел в Ямато сильного союзника. Этим и объясняется его стремление наладить дипломатические отношения с Японией.16 Дипломатические отношения удалось установить через два года [испр. хрон.366 год], когда посланное в Тхаксун японское посольство, узнав о намерениях Кын-чхого-вана, при-было также и ко двору правителя Пэкче. Ответное посольство пэкческого правителя посети-ло двор Окинага-тараси-химэ на следующий год17 [испр.хрон.367 год] [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 46-й, 47-й годы пр.; Nihongi, 26-27]. Другим последствием похода 364 года и установления дипломатических отношений с Пэкче было, по всей видимости, исправление счета лет – с 364 года циклические обозначе-ния годов правления в "Нихон-сёки" совпадают с их истинными обозначениями (был устра-нен сдвиг в 26 лет, возникший после календарной реформы Кэйко). По моему мнению, это связано с тем, что, после установления тесных контактов с Пэкче ошибка в японском лето-исчислении была обнаружена, и счет годов 60-летнего цикла был скорректирован. Японцы могли познакомиться и с историческим летописанием Пэкче, так как. при Кын-чхого-ване впервые своими учеными (кор. пакса) была составлена история Пэкче (видимо, «Соги» [«Исторические записи»] IV века доктора (кор. пакса) Кохына).18 Как отмечают исследователи, с правлением Окинага-тараси-химэ связано основание владения Мимана (кор. Имна) в Южной Корее.19 Причем практически все датируют это со-бытие 369 годом.20 Подтверждают это и данные надписи на «стеле Квангэтхо-вана», гово-рящей о присутствии японских гарнизонов в конце IV века в Южной Корее.21 Но существует и другая точка зрения, представленная корейскими исследователями. Они отрицательно относятся к вопросу о Мимана, причем спектр точек зрения укладывается от простого умолчания об Мимана22, до прямого отрицание возможности существования данного владения (Ри Чжинхи, Ким Сокхён)23. Возражая подобным взглядам, М.В.Воробьев приводит следующие аргументы: «Рых-лость владения Мимана, по-видимому, может объяснить сомнения в самом факте существо-вания «владения»... Действительно, Мимана скорее напоминает оккупационную зону, тер-риторию расположения японских экспедиционных войск, носящую временный характер, чем настоящее постоянное владение. Неупоминание об этом владении в корейских источни-ках и частое упоминание в японском (“Нихонги”), причем именно как о владении, имеют один источник: политический престиж. Такая ситуация позволяет по-разному оценивать ха-рактер этого «владения», но не отбрасывать все сведения о нем в «Нихонги», приуроченные в определенной части уже к конкретным и достоверным датам. Умолчание “Самкук-саги” о Мимана по-своему тоже объяснимо: для корейцев развитого средневековья спорная терри-тория была прежде всего местом, где жили племена коя и находилось их владение (что соот-ветствовало истине), и уже во вторую очередь - объектом интересов Ямато...».24 Как указы-вает далее М.В.Воробьев, китайские источники, говоря о правителях Японии V века, под-тверждают их претензии (и права) на контроль за делами в Южной Корее, прежде всего в Имна-Кара.25 Такая точка зрения, по моему мнению, оказывается наиболее приемлемой и логичной. История создания владения Мимана (по «Нихон-сёки», так как другие японские ис-точники об этом ничего не сообщают) выглядит следующим образом: в 47-й год правления Окинага-тараси-химэ [испр. хрон. 367 год] из Пэкче прибыло посольство, видимо, по мне-нию исследователей, прося помощи Ямато. По его прибытии ко двору Окинага-тараси-химэ выяснилось, что силласцы отобрали у этого посольства дары для японской правительницы и представили их как свои (от Силла). Это было использовано японцами как повод для начала войны против Силла в союзе с Пэкче. Японские войска под командованием Арэда-вакэ и Kara-вакэ вместе с пэкчийскими войсками высадились в южнокорейском владении Тхак-сун и начали боевые действия против Силла, в ходе которых им удалось захватить семь владе-ний (яп. куни, кор. кук) (Пичжабон, Намкара, Токкук, Ара, Тара, Тхак-сун, Карак). Затем во-енные действия были перенесены на запад. Союзники (войска Ямато и Пэкче) дошли до Ко-хе-чжин'а, где они разгромили владение «южных варваров» Чхиммидарэ (оно отошло к Пэкче). Здесь к экспедиционному корпусу присоединились основные войска Пэкче под ко-мандованием Кын-чхого-вана и его сына Кын-гусу, и после этого четыре владения (Пири, Псичжун, Пхомичжи и Панго) сдались.26 На востоке Корейского полуострова японская экс-педиционная армия заняла бассейн реки Нактонган, сдерживая Силла. На западе японское войско захватило обширное пространство от реки Сёмчин до реки Кымган, дойдя до южных границ Пэкче. Эта земля принадлежала народу кая и их владению Кара.27После этого пэк-чийский ван с окружением и японские военачальники в Ыйрючхоне (совр. г. Чурюсин) от-праздновали победу28 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 47-й, 49-й, 50-й; Nihongi, IX, 27-29]. В 50-й год правления Окинага-тараси-химэ военачальники вернулись в Японию. Как считает корейский исследователь Ли Бёндо, и вслед за ним Ю.М.Бутин, в этом фрагменте излагается история присоединения оставшихся неприсоединенными ранее владе-ний Махана и Пэкче и установления дружеский отношений с Японией, когда японский по-сол прибыл в столицу Пэкче в провинции Чолла, Пэкче и Япония заключили союз29 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 49-й год пр.; Nihongi, 29]. Другие ученые добавляют, в 369 году на юге Корейского полуострова на не поделенных Силла и Пэкче территориях, в результате выше-описанных событий, японцами был создан опорный пункт – «зависимое владение Мимана» (кор. Имна).30 Располагался он, по мнению исследователей, в старых землях Чинхана, на территории владения Куя (Кая, Кара, Имна; кит. Гоусе) – того самого, которое в «Вэй-чжи» упоминается как японское (III век н.э.)31 (см.: [Саньго-чжи, Вэй-чжи, гл.30, Хань, Во; Вэй-чжи, вожэнь-пу]). Исследователи по-разному оценивают степень зависимости Мимана от Ямато. Часть из них считает, что Мимана была только обложена данью32; другие указывают, что Ямато рассматривало Имна как своего «вассала»33; третьи отмечают, что политически Имна была связана (или: была едина34) с Японией, но сохраняла культурно-этническую связь с Коре-ей.35 На политическую зависимость указывает, по их мнению, создание японцами в Мимана (около совр. г. Кымхэ) специальной администрации, занимавшейся управлением подвласт-ными территориями (яп. фу)36: там же находился постоянный военный наместник37; в каж-дую общину или поселение посылались японские «начальники» (яп. микотомоти)38 – или японские вожди, или японцы, находившиеся при дворе мелких местных правителей как со-ветники.39 Эти чиновники (яп. микотомоти) подчинялись начальнику данного района (яп. канки)40 Японские войска размещались в стратегических пунктах. Как указывает М.В. Во-робьев, не имеется сведений ни о разветвленной гражданской администрации Мимана, ни о количестве и дислокации японских войск.41 Часть ученых указывает, что в «Нихон-сёки» в отношении Мимана употребляется термин «миякэ» (яп. ути-цу миякэ), но иного написания в отличие от «миякэ» в Ямато.42 В связи с этим Мацумото Сэйтё предполагает, что по внутреннему устройству владение Ми-мана (собственно контролируемая самими японцами территория) могла напоминать устрой-ство японских «миякэ» – военно-земледельческих поселений.43 Можно предполагать следующую структуру управления: около Кымхэ, на собственно «японской» территории, находились японская администрация (яп. фу) со своими органами управления и военно-земледельческими поселениями, территория собственно Мимана. Во-круг этих «коронных» (миякэ) земель располагались владения (кор. кук; общины– государ-ства) народа кая, признававшие главенство Ямато и имевшие свои династии. На сохранение во владениях кая своих династий указывает информация «Нихон-сёки», помещенная в раз-деле о 62-м годе правления Окинага-тараси-химэ, где цитируются «Пэкче-ки». «Пэкче-ки» сообщают, что в год мидзуноэ-ума (19-й год цикла) [испр.хрон.382 год]44 Сати-хико (яп. Соцу-хйко) был послан воевать против Силла, но он предал Ямато и напал на владение Ка-ра(к). Правитель Кара(к) по имени Кви-пон-канки со своими сыновьями вынужден был бе-жать в Пэкче. Титул «канки» указывает на то, что это был какой-то мелкий территориальный владетель. Кроме того, в крупном владении Пон-Кая (в районе Пусан) в это время (по «Тон-гук-тонгам») правил И Си-пхули-ван из рода Ким (346-407)45 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 62-й год пр.; Nihongi, IX, 32]. Так или иначе, но ряд исследователей отмечает достаточно са-мостоятельное положение владений Мимана.46 На протяжении всего правления Окинага-тараси-химэ (начиная с 366 года) и при её преемниках между Ямато и Пэкче существовали тесные связи. «Нихон-сёки» и «Хитати-фудоки» сообщают о достаточно частых поездках послов Пэкче и Ямато (см.: [Хитати-фудоки, уезд Намэката, село Та]47); «Нихон-сёки» знает имена правителей Пэкче и их на-следников; в курсе – когда и как происходит передача власти вала Пэкче. Правители Пэкче часто присылали подарки (в японских источниках их называют «да-нью»), среди которых выделяется один: семиветвистый меч и зеркало, присланные в 52-м году правления Окинага-тараси-химэ [испр.хрон.372 год] правителем Пэкче Кын-чхого-ваном (яп. Сёко) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 52-й год пр.; Nihongi, IX, 31; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, СХ]. «Пэкчийский семиветвистый меч» был найден в уезде Нара, в сокро-вищнице храма Исоноками.49 На нем оказалась эпиграфическая надпись, в которой сообща-лось, что «в 4-й год [правления под девизом] Тхэхва (кит. Тайхэ), в 5-м месяце, в 16-й день, в [день] «пёнъ-о» (кит. бин-у, 43-й знак 60-ричного цикла), в [час] «чэнъ-янъ» (кит. чжэн-ян) (полдень) сделали [этот] сто раз закаленный семиветвистый меч...», а далее говорилось, что сделан он по приказу наследника вана. Пэкче для правителя (вана) Японии.50 Корейский ис-следователь Ким Сокхён, а вслед за ним и Р.Ш.Джарылгасинова, датирует меч V веком, счи-тая годы Тхэхва – его самостоятельным девизом правления.51 Но с этим абсолютно не со-гласны японские исследователи, которые считают, что на мече иероглифами «тхэхва» (кит. тайхэ) записано название годов правления «Тайхэ» (366-371) императора Восточной Цзинь Фэй-ди (Хай-си-гуна). Соответственно, «4-й год Тайхэ» – это 369 год, а под ваном Пэкче и его наследником понимались Кын-чхого-ван и принц Кын-гусу-вaн»52. Это подтверждает правильность сообщения «Нихон-сёки» о посольстве и подарках, и ещё раз подчеркивает неточность её хронологии (сдвиг на два цикла -120 лет). Последние годы правления Окинага-тараси-химэ не отмечены какими-либо крупными внутриполитическими событиями, в области внешней политики основное внимание было уделено ситуации в Пэкче [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 55-й – 65-й годы пр.; Nihongi, IX, 31-33]. В год цутиното-уси (26-й год цикла) [испр. хрон. 389 год] Окинага-тараси-химэ умер-ла. После смерти правительницы на престол вступил её сын – правитель Хомуда (Одзин). ______________________________________________ 1 Об этом походе см.: Суровень Д.А. Корейский поход Окинага-тараси-химэ (правительницы Дзингу) // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва–Магнитогорск: Ин-т археологии РАН – МГПИ, 1997. С.160-167. 2 О ревизии хронологии см.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. М.: Наука, 1980. С.23, 24, 27, табл.4; Nihongi. Chronicles of Japan from the earliest times to A.D.697 / transl. by W.G. Aston. London: Allen, 1956. Part I, P.247, note 1; P.249, note 3; P.251, note 6; P.252, note 1; P.253, note 1,2; P.256, note 1; P.257, note 6; P.262, note 5; P.263, note 3; P.265, note 1; P.267, note 6; Young J. The Location of Yamatai. Baltimour, 1958. P.95; 96; table 2; Wedemeyer A. Japanische Frühgeschichte (bis 5 Jh.n.). Tokyo, 1930. S.6, 99, 105; Reischauer R.K. Early Japanese his-tory. Princeton–London, 1937. P.77-78; Хасимото М. Тоё-си-дзё-ёри митару нихон дзё-ко-си кэнкю. Токио, 1956. С.856-859). В конце XIX века В.Астон обратил внимание на то, что записи о правлениях Окинага-тараси-химэ (Дзингу) и Хомуда-вакэ (Одзина) оказались удревнены на два 60-летних цикла, как это видно из сличения данных японских и корейских источников. Таким: образом, события второй половины IV века н.э. оказались отнесены ко второй половине III века н.э. (это было установлено по корейским источникам "Самкук-саги" и "Тонгук-тонгам", обладавшим гораздо более точной хронологией, чем "Нихон-сёки". – Nihongi, Part I. P.247, note 1; P.249, note 3; P.251, note 6; P 252, note 1; P.253, note l, 2; P.256, note 1; P.257, note 6; P.262, note 5; P.263, note 3; P.265, note 1; P.267, note 6; см.: Воробьев М.В. Указ. соч. С.24; 27, табл. 4). В ходе своих самостоятель-ных исследований мне удалось найти множественные ошибки в счете лет по 60-летнему циклу, которые давали сложную переплетенную картину искажений в хронологии "Нихон-сёки". В результате удалось высчитать го-ды правления для первой половины правления Окинага-тараси-химэ (Дзингу). 3 Ссылки на цитируемые источники: Нихон-сёки // Кокуси-тайкэй. Токио, 1957, Ч.I. Т.I-II; Кодзики То-кио, 1968, T.I-II; Кодзики: Записи о деяниях древности. СПб., 1994, T.I-II; Нихон-сёки: Анналы Японии. СПб.: Гиперион, 1997. T.I; Kojiki: Records of ancient matters / transl. by B.H.Chamberlain. Tokyo, 1982; Nihongi: Chroni-cles of Japan from the earliest times to A.D.697 / transl. by W.G. Aston. London, 1956: Jinno-shotoki // Kitabatake Chikafusa. A chronicle of gods and sovereigns: Jinno-shotoki / transl. by Paul Varley. New York: Columbia univ. press, 1980. 4 См.: Nihongi. Part I. P.236, note 1; Мацумото С. Сэйтё-цуси. Токио, 1977. Т.П. С.270 5 Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.II. С.270; Конрад Н.И. Древняя история Японии // Избранные труды: ис-тория. М.: Наука, 1974. С.31, 43. 6 Кит. цюнь-чэнь – министры; свита; подданные, слуги. – Большой китайско-русский словарь иерогли-фов М.: Наука, 1983, Т.II. С.883 (далее: БКРС). 7 Кит. тайхоу, яп. .дайкō. – Cм.: БКРС. Т.III. С.645. 8 В.Астон в своем переводе допускает ошибку: вместо 60-го дня цикла он указывает год "мидзуното-и" (60-й год цикла). – Cм.: Nihongi. Part I. P.241. 9 См.: прим. 2. 10 Всемирная история. М., 1957. Т.III. С.52; Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской ис-ториографии. М.: Наука, 1975. С.166, прим.З. 11 Нихон-сёки // Кокуси-тайкэй. Токио, 1957. Ч.1. T.1. С.256; см.: Такикава Сэйдзиро. Нихон сякай-си. Токио, 1956. С.108. 12 См.: Nihongi. Part I. P.246, note 3; Бутин Ю.М. Корея: от Чосона к Трём государствам. Новосибирск: Наука, 1984. С. 194. 13 Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской историографии. С.82; Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. Токио, 1983. С.204-205. 14 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.35; Мори К. Нихон-синси. С.186; Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.III. С.152. 15 См.: Бутин Ю.М. Корея... С.193-194. 16 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.111, 119. 17 Там же; см.: Мори К. Нихон-синси. С.186; Бутин Ю.М. Корея... С. 194; Kidder J.E. Japan before Bud-dism. New York, 1959. P. 135. 18 Бутин Ю.М. Корея... С. 196-197; см.: Ким Бусик. Самкук-саги. М, 1959. T.I. C.9; Li Kibaik. A new his-tory of Korea. Seoul, 1984. P.37. 19 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120-121; Kidder J.E. Japan before Buddism. P.135; Wedemeyer A. Japanische Frühgeschichte. S.120,121; Studies on ancient Japanese history. Tokyo, 1977. P.IV; Sansom G. A history of Japan. London, 1958. Vol.1. P.16; Nihongi. Part I. P.253, note 3; Aston W. Early Japanese history // Transactions of the Asiatic society of Japan. Yokohama, 1889. Vol.XVI. P.62; Мори К. Нихон-синси. С.192, см.: С.228; Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.II. С.228, 289; T.IV. С.248-249; Нихон-но акэбоно. С.25; Ямао Юкихиса. Нихон кодай ōкэн кэй-сэй тюрон. Токио, 1983. С.204; Кодзики. Т.II. С.16; Иэнага С. История японской культуры. С.32, 210; Воробьев М.В. Корея // Всемирная история. М., 1956. Т.II. С.578-579; Бутин Ю.М. Корея... С.195; Эйдус Х.Т. История Японии с древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1968. С.7; Радуль-Затуловский Я.Б. Конфуцианство и его распространение в Японии. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С.192. 20 Воробьев М.В. Япония в III-VH веках. С.36, 111, 119; Кодзики. Т.II. С. 16; Ямао Юкихиса. Нихон ко-дай ōкэн кэйсэй тюрон. С.204; Иэнага Сабуро. История японской культуры. М., 1972. С.32, 210; Sansom G. A history of Japan, P.16; Эйдус Х.Т. История Японии... С.7; Воробьев М.В. Корея. С.578-579. 21 См.: Джарылгасинова Р.Ш. Этногенез и этническая история корейцев по данным эпиграфики. М.: Наука, 1979. С.78-79. 22 Li Kibaik. A new history of Korea. P.40-41; Бутин Ю.М. Корея... С. 194-196. 23 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С. 120-121; Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской историографии. С.10, 30. 24 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120-121. 25 См.: Там же; см. так же: Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.II. С.289. 26 См.: Бутин Ю.М. Корея... С. 194-195. 27 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.119. 28 См.: Бутин Ю.М. Корея... С.194-195; Иэнага Сабуро. История японской культуры. С.32. 29 Бутин М.Ю. Корея... С.195, 196. 30 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.36, 119; Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в япон-ской историографии. С.30; Мори К. Нихон-синси. С.228, 192; Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. С.249: Wede-meyer A. Japanische Frühgeschichte. S.229; Murdoch J. A history of Japan. P.107. 31 Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.П. С.289; Мори К. Нихон-синси. С. 192; Wedemeyer A. Japanische Frühge-schichte. S.120, 121; Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.119. 32 Эйдус Х.Т. История Японии с древнейших времен до наших дней. С.7; Иэнага С. История японской культуры. С.210, 32. 33 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.36; Радуль-Затуловский Я.Б. Конфуцианство и его рас-пространение в Японии. С.192. 34 Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.248. 35 Studies on ancient Japanese history. P.IV; Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.248. 36 Мацумото С. Сэйтё-цуси. Т.П. С.289; см.: Нихон-но акэбоно. С.25; Иэнага С. История японской куль-туры. С.32; Japan: its land, people and culture. Tokyo, 1958. P. 18; Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.119. 37 Murdoch J. A history of Japan. P.107. 38 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С. 120; Murdoch J. A history of Japan. P.107. 39 Murdoch J. A history of Japan. P.107. 40 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120. 41 Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.120. 42 Рю Хакку. Проблемы ранней истории Кореи в японской историографии. С.30; Мори К. Нихон-синси. С.228, 192; Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.249; Wedemeyer A. Japanische Frühgeschichte. S.229; Murdoch J. A history of Japan. Yokohama, 1910. Vol.1. P.107. 43 Мацумото С. Сэйтё-цуси. T.IV. C.249. 44 См.: Nihongi. Part I. P.252, note 1. 45 См.: Nihongi. Part I. P.252, note 2; Li Kibaik. Anew history of Korea. P. 40-41, 387. 46 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.86; Studies on ancient Japanese history. P.IV. 47 “На юг от села Кипу есть село Та. Во времена [правления] царицы Окинагатарасихимэ жил в той ме-стности человек по имени Коцухико. Его трижды посылали в Корею. За его заслуга царица пожаловала ему в том крае поливные поля та”. – Древние фудоки. С.46. 48 Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. С.257-258; Уэда М., Мори К., Ямада С. Нихон-кодай-си. Токио, 1980. С. 164-166; Мори К. Нихон-синси. С. 194-195. 49 Уэда М., Мори К., Ямада С. Нихон-кодай-си. С.164; Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. С.257. 50 Цит. по: Ямао Ю. Нихон кодай окэн кэйсэй тю-рон. С. 258; см.: Мори К. Нихон-синси. С.195; ср.: Мо-ри К. Нихон-синси. С.194; Джарылгасинова Р.Ш. Этногенез и этническая история корейцев. С.39-40. 51 Джарылгасинова Р.Ш. Этногенез и этническая история корейцев. С.39, 25. 52 Мори К. Нихон-синси. С.194, 195; Уэда М., Мори К., Ямада С. Нихон кодай-си. С.164-165; Ямао Ю. Нихон кодай ōкэн кэйсэй тю-рон. С. 258; БКРС. T.I. С.144, 154, 156; см.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.67. (По материалам статьи: Суровень Д.А. Период регентства Окинага-тараси-химэ (правительницы Дзингу) // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва-Магнитогорск, 1998. Вып.6. С.174-180).
195.
Влияние матери на рост и развитие детенышей у кроликов посредством контактной передачи пробиотических бактерий с мягкими фекалиями (публикация автора на scipeople)
Ушакова Н.А., Федосов Е.В., Козлова А.А., Котенкова Е.В.
- Доклады АН , 2008
Рассмотрены некоторые механизмы, ускорящие рост крольчат при их длительном содержании с матерью
Рассмотрены некоторые механизмы, ускорящие рост крольчат при их длительном содержании с матерью
Доклады АН. 2008. Т. 423. №1. С.136-138
Доклады АН. 2008. Т. 423. №1. С.136-138
196.
Художественная традиция как передача и развитие художественного опыта в научной интепритации а.а.каменского (публикация автора на scipeople)
Митина Н.В.
- Молодежь в XXI: материалы краевой молодежной научно-практической конференции - г. Рубцовск,2006г. , 2006
Проблема художественной традиции - это одна из актуальных тем истории искусства. К данной проблематике обращались исследователи различных дисциплин. В результате в современной науке сформировалось несколько подходов понятия "традиция". В искусствознании А.А. Каменский известен как теоретик, художественный критик отечественного искусства второй половины 20 века. Одно из направлений научно-исследовательской деятельности Каменского посвящено разработке научной концепции о смысле художественной традиции.
Проблема художественной традиции - это одна из актуальных тем истории искусства. К данной проблематике обращались исследователи различных дисциплин. В результате в современной науке сформировалось несколько подходов понятия "традиция". В искусствознании А.А. Каменский известен как теоретик, художественный критик отечественного искусства второй половины 20 века. Одно из направлений научно-исследовательской деятельности Каменского посвящено разработке научной концепции о смысле художественной традиции.
197.
Передача электромагнитной энергии при интерференционном взаимодействии активных антенных излучателей и интерференционные преобразователи мод электромагнитных полей (публикация автора на scipeople)
В. В. Сидоренков, В. В. Толмачев
- Вестник МГТУ им. Н.Э. Баумана.Сер. Приборостроение; Известия РАН. Сер. Физическая. , 1992
Рассматриваются физические аспекты передачи и приема электромагнитной энергии посредством интерференционного потока между активными излучателями. На основе интерференционной теории приемной антенны предложен метод синтеза и технического воплощения антенных устройств как преобразователей мод поля электромагнитной волны.
Рассматриваются физические аспекты передачи и приема электромагнитной энергии посредством интерференционного потока между активными излучателями. На основе интерференционной теории приемной антенны предложен метод синтеза и технического воплощения антенных устройств как преобразователей мод поля электромагнитной волны.
198.
Стенограмма беседы на тему биорегуляция сообществ [04.12.03] в рамках серии телевизионных передач по актуальным проблемам науки (телекомпания нтв, ведущий – а.гордон) (публикация автора на scipeople)
А.С.Исаев, Остроумов С.А. / S.A.Ostroumov, А. Гордон, НТВ
, 2010
Стенограмма беседы на тему
БИОРЕГУЛЯЦИЯ СООБЩЕСТВ [04.12.03]
в рамках серии телевизионных передач по актуальным проблемам науки (телекомпания НТВ, ведущий А.Гордон)http://scipeople.com/publication/70366/;
Участники:
Исаев Александр Сергеевич – академик РАН;
Остроумов Сергей Андреевич – доктор биологических наук
В передаче на тему Биорегуляция сообществ участники обсуждали вопрос о том, каковы механизмы и особенности регуляторных взаимодействий между организмами, с акцентом на регуляцию с участием химических веществ, образуемых организмами. Наиболее широко известные примеры таких веществ – феромоны (имеется несколько типов феромонов – половые феромоны, феромоны аггрегации и другие). Однако, в регуляции отношений между организмами - экологических взаимоотношений в широком смысле слова - участвуют не только феромоны. Этой теме были посвящены несколько книг. Среди этих книг – «Введение в биохимическую экологию» (см.: http://scipeople.ru/publication/69892/ ) и «Введение в проблемы биохимической экологии: биотехнология, сельское хозяйство, охрана среды» (см.: http://scipeople.com/publication/69893/). В книге «Введение в биохимическую экологию» автор ввел новые концепции и термины – экологические хемомедиаторы и экологические хеморегуляторы. Впоследствии эти термины анализировались в более поздних статьях (например: http://scipeople.com/publication/65610/)
Фактически указанные книги заложили основы новой научной дисциплины на стыке экологии и биохимии – биохимической экологии (см.: http://scipeople.com/publication/70282/), чему были посвещены и некоторые относительно недавние статьи того же автора ( http://scipeople.ru/publication/69429/), а также размещенные им в Интернете препринты (http://scipeople.com/publication/70282/).
Теоретическое и практическое значение этой дисциплины и вопроса о химических веществах, с помощью которых происходит регуляция взаимоотношений организмов, существенно. Это послужило причиной того, что данная тема была поставлена в серии передач по актуальным проблемам науки, которую вел телеведущий Александр Гордон. Вместе с другими участниками передачи, участники данной передачи были удостоены специальной премии за успешную работу по распространению научных знаний.
Полный текст стенограммы данной передачи – в прилагаемом файле. Стенограмма заканчивается словами Максимилиана Волошина из стихотворения "Таноб" (1926).
Стенограмма беседы на тему
БИОРЕГУЛЯЦИЯ СООБЩЕСТВ [04.12.03]
в рамках серии телевизионных передач по актуальным проблемам науки (телекомпания НТВ, ведущий А.Гордон)http://scipeople.com/publication/70366/;
Участники:
Исаев Александр Сергеевич – академик РАН;
Остроумов Сергей Андреевич – доктор биологических наук
В передаче на тему Биорегуляция сообществ участники обсуждали вопрос о том, каковы механизмы и особенности регуляторных взаимодействий между организмами, с акцентом на регуляцию с участием химических веществ, образуемых организмами. Наиболее широко известные примеры таких веществ – феромоны (имеется несколько типов феромонов – половые феромоны, феромоны аггрегации и другие). Однако, в регуляции отношений между организмами - экологических взаимоотношений в широком смысле слова - участвуют не только феромоны. Этой теме были посвящены несколько книг. Среди этих книг – «Введение в биохимическую экологию» (см.: http://scipeople.ru/publication/69892/ ) и «Введение в проблемы биохимической экологии: биотехнология, сельское хозяйство, охрана среды» (см.: http://scipeople.com/publication/69893/). В книге «Введение в биохимическую экологию» автор ввел новые концепции и термины – экологические хемомедиаторы и экологические хеморегуляторы. Впоследствии эти термины анализировались в более поздних статьях (например: http://scipeople.com/publication/65610/)
Фактически указанные книги заложили основы новой научной дисциплины на стыке экологии и биохимии – биохимической экологии (см.: http://scipeople.com/publication/70282/), чему были посвещены и некоторые относительно недавние статьи того же автора ( http://scipeople.ru/publication/69429/), а также размещенные им в Интернете препринты (http://scipeople.com/publication/70282/).
Теоретическое и практическое значение этой дисциплины и вопроса о химических веществах, с помощью которых происходит регуляция взаимоотношений организмов, существенно. Это послужило причиной того, что данная тема была поставлена в серии передач по актуальным проблемам науки, которую вел телеведущий Александр Гордон. Вместе с другими участниками передачи, участники данной передачи были удостоены специальной премии за успешную работу по распространению научных знаний.
Полный текст стенограммы данной передачи – в прилагаемом файле. Стенограмма заканчивается словами Максимилиана Волошина из стихотворения "Таноб" (1926).
БиосфераБиохимическая экологияФеромоны (половые феромоныФеромоны аггрегации)Экологические взаимоотношения«Введение в биохимическую экологию»«Введение в проблемы биохимической экологии: биотехнологияСельское хозяйствоОхрана среды»Новые концепции и термины экологические хемомедиаторы и экологические хеморегуляторыТелеведущий А. ГордонТелекомпания НТВАкадемик РАН А.С.ИсаевС.А.Остроумов
199.
Нативная агрегация как механизм формирования временных клеточных структур, необходимых для всех форм клеточной активности, трансформаций и передачи сигналов
(публикация автора на scipeople)
Нативная агрегация как механизм формирования временных клеточных структур, необходимых для всех форм клеточной активности, трансформаций и передачи сигналов
(публикация автора на scipeople)
Матвеев В.В.
- Theor Biol Med Model. , 2010
Согласно предлагаемой гипотезе, нативная агрегация— это обратимая высокоспецифичная агрегация белков, находящаяся под генетическим контролем
(запрограммированная агрегация), в результате которой формируются временные структуры.
Предполагается, что догма Анфинсена может быть распространена на межбелковые взаимодействия: состав и аминокислотная последовательность определяют не только вторичную структуру и другие структурные уровни белка, но и характер его взаимодействия с другими белками (агрегации, ассоциации). Функционирование клетки (или отдельной структуры) рассматривается как повторяющаяся серия переходов между двумя состояниями, состоянием покоя и активности (модель двух состояний). В состоянии покоя ключевые белки
клетки (или отдельной структуры) представлены неактивными формами: нативно-развернутыми и глобулярными белками. При активации, в нативно-развернутых белках (включая развернутые участки белков) начинают формироваться вторичные структуры (в результате сворачивания полипептидной цепи), а в глобулярных белках вторичные структуры становятся доступными для взаимодействия в результате плавления глобул. Индуцированные вторичные структуры обеспечивают высоко специфичные внутри- и межбелковые взаимодействия. В результате такого взаимодействия появляются временные структуры, выполняющие функции, необходимые для обеспечения функциональной
активности.
Согласно предлагаемой гипотезе, нативная агрегация— это обратимая высокоспецифичная агрегация белков, находящаяся под генетическим контролем
(запрограммированная агрегация), в результате которой формируются временные структуры.
Предполагается, что догма Анфинсена может быть распространена на межбелковые взаимодействия: состав и аминокислотная последовательность определяют не только вторичную структуру и другие структурные уровни белка, но и характер его взаимодействия с другими белками (агрегации, ассоциации). Функционирование клетки (или отдельной структуры) рассматривается как повторяющаяся серия переходов между двумя состояниями, состоянием покоя и активности (модель двух состояний). В состоянии покоя ключевые белки
клетки (или отдельной структуры) представлены неактивными формами: нативно-развернутыми и глобулярными белками. При активации, в нативно-развернутых белках (включая развернутые участки белков) начинают формироваться вторичные структуры (в результате сворачивания полипептидной цепи), а в глобулярных белках вторичные структуры становятся доступными для взаимодействия в результате плавления глобул. Индуцированные вторичные структуры обеспечивают высоко специфичные внутри- и межбелковые взаимодействия. В результате такого взаимодействия появляются временные структуры, выполняющие функции, необходимые для обеспечения функциональной
активности.
200.
Влияние флуктуаций на функцию передачи свч-гистерезистоного сквида и сквида постоянного тока. (публикация автора на scipeople)
Ревин Л.С., Панкратов А.Л.
- Сборник трудов XV научная школа «Нелинейные волны – 2010». , 2010
В работе анализируется влияние флуктуаций на сверхпроводящие квантовые интерферометры (СКВИДы) постоянного и переменного токов. Численно получены основные зависимости СКВИДов, построены графики вольт-амперных и вольт-полевых характеристик. Изучено влияние флуктуаций на выходные характеристики приборов. В частности, построены графики передаточной характеристики в зависимости от интенсивности флуктуаций тока на входе прибора. Из графиков видно, что в пределах малых шумов увеличение флуктуаций тока на входе линейно увеличивает шумовые характеристики на выходе прибора.
Для СВЧ гистерезисного СКВИДа найдена область вольт-полевой характеристики, слабо зависящей от интенсивности шума, показано, что частота накачки w0 = 0.3 минимизирует выходной шум, что позволяет повысить чувствительность данного устройства.
В работе анализируется влияние флуктуаций на сверхпроводящие квантовые интерферометры (СКВИДы) постоянного и переменного токов. Численно получены основные зависимости СКВИДов, построены графики вольт-амперных и вольт-полевых характеристик. Изучено влияние флуктуаций на выходные характеристики приборов. В частности, построены графики передаточной характеристики в зависимости от интенсивности флуктуаций тока на входе прибора. Из графиков видно, что в пределах малых шумов увеличение флуктуаций тока на входе линейно увеличивает шумовые характеристики на выходе прибора.
Для СВЧ гистерезисного СКВИДа найдена область вольт-полевой характеристики, слабо зависящей от интенсивности шума, показано, что частота накачки w0 = 0.3 минимизирует выходной шум, что позволяет повысить чувствительность данного устройства.