История меджународных отношений Суровень Д.А.
ЯПОНО-КОРЕЙСКИЕ И ЯПОНО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА ЯМАТО
в конце 50-х – 70-е годы V века
Пик внешнеполитической активности государства Ямато в V веке пришёлся на период царствования государя Ō-хацусэ Вака-такэ (др.-яп. Опо-патусэ Вака-такэру; посмертное почётное имя – Юряку, 457-479 годы ) – период расцвета древнеяпонского государства и наибольшего влияния в Южной Корее, что было признано и китайскими династиями. Однако данная эпоха слабо изучена в западной и российской исторической науке. Поэтому существует необходимость дать подробный анализ внешнеполитической деятельности государя Вака-такэру Вака-такэру.
Царствование Опо-патусэ Вака-такэру началось с того, что, расправившись с претендентами, в 13-й день 11-го месяца 456 года новый «…государь [Ямато] отдал приказ официальным лицам (кит. ˇюсˉы΄) готовить (кит. ш`э) помост (кит. тáнь, др.-яп. такамикура) в Асакура в местности Патусэ, [где] взошёл на государев престол, тем самым (кит. сỳй) было определено [место] дворца» Асакура-но мия (ныне местность Хасэ [др.-яп. Пасэ/ Патусэ] в городе Сакураи префектуры Нара). Остатки дворца Асакура-но мия исследователи отождествляют с руинами Вакимото в городе Сакураи.
Имя «Вака-такэру опо-кими» упомянуто в надписи на мече из Инарияма 471 года , где вначале перечислены восемь колен предков по мужской линии некоего Вовакэ-но оми (Вовака-но оми). В надписи говорится следующее: «Год каното-и (48-й год цикла), в 7-й месяц сделали надпись… Когда великий государь (др.-яп. опо-кими) [Опо-патусэ-]Вака-такэру пребывал во дворце Сйки (досл. “когда присутственное место [кит. с`ы] великого государя Вака-такэру находилось во дворце Сйки”), я (Вовакэ-но оми) помогал [ему] управлять Поднебесной…». Исследователи указывают, что дворец государя Юряку – Хацусэ-но Асакура-но мия (др.-яп. Патусэ-но Асакура-но мия) находился в местности Сйки (например, на запад от Асакура-но мия впоследствии находился дворец государя Киммэя Сикисима-но мия). В словаре «Вам¯ёс¯ё» упоминается село Хацусэ-но сато и святилище в Хацусэ-но Ямагути, располагавшиеся в уезде Верхний Сйки области Ямато-но куни. Таким образом, эта эпиграфическая надпись, сделанная во времена царствования Опо-патусэ Вака-такэру, подтверждает реальность существования данного государя.
С самого начала своего правления Вака-такэру начал проводить активную внешнюю политику, что было отмечено даже китайскими источниками (из пяти ванов, о которых речь идёт в китайских династийных хрониках, только о ване У (яп. [Опо-патусэ Вака] Такэ[ру]) содержаться подробные записи, и даже цитируется его письмо к китайскому императору).
Первое внешнеполитическое событие относится к самому началу правления Вака-такэру (видимо, к 456-457 годам) когда он решил установить брачные связи с Пэкче. В «Пэкче-синчхан» («Новом изборнике Пэкче»), цитируемом в «Нихон-сёки» сообщается: «В год ки-са (6-й год цикла) [правитель Пэкче] Кэро-ван [455-474] взошёл на престол. [Японский] государь (яп. сумэра-микото) послал [в Пэкче] Арэтоку (или: Арэнако; кор. Айенокве), [чтобы тот] разыскал (кит. со) девушку знатного происхождения (др.-яп. иратумэ, кит. нˇюйлáн΄, кор. нёран). [В] Пэкче нарядили [в красивые] одеяния дочь госпожи (кит. фужэнь, кор. пуин, яп. фудзин, др.-яп. паси-каси) Мони (яп. Муни), [которая] звалась Чоккйе-нёран (др.-яп. Тякўкэй-иратумэ). [Её] предложили [и] повезли [японскому] государю (яп. сумэра-микото)». Составители «Нихон-сёки» отождествили её с пэкческой принцессой Икэ-ту-пимэ (кор. Чи-чин), которая в 7-й месяц 2-го года пр. (458 года), «вопреки воле государя, её к себе призывавшего, вошла в развратную связь [кит. úнь ] с Исикапа-но Татэ». За это её ожидала смертная казнь через сожжение. «Государь был крайне разгневан, он приказал Опо-томо-но Муроя-но опо-мурази послать человека из [корпорации воинов – С.Д.] Кумэ-бэ, чтобы тот привязал женщину за руки и за ноги к дереву, поставил её на подставку, развёл бы огонь и сжёг её» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 2-й год пр., 7-й месяц]. В Пэкче о происшедшем стало известно только в 4-м месяце 461 года. «Летом, в 4-м месяце Касури-кун (яп. Касури-киси/ кими) (это Кэро-ван) , услышав распространившиеся слухи о том, как была сожжена Икэ-ту-пимэ (она же Чоккйе-нёран/ яп. Тякўкэй-иратумэ), всё взвесил [и] сказал: “в прошлом [мы] поставляли [ко двору государя] девушек, которые служили в качестве унэмэ. Однако были нарушены правила поведения [яп. рэй – С.Д.], и наше государство [Пэкче – С.Д.] теряет [своё доброе] имя. Отныне не следует (кит. бỳх΄э΄) преподносить девушек» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 5-й год пр., 4-й месяц].
В 459 году японцы осуществили военную операцию в восточных районах Силла (государства в юго-восточной Корее), в результате которой они осадили город Вольсон (располагался на территории современного города Кёнчжу ). «…Летом, в четвёртом месяце, люди Вэ со ста с лишним военными кораблями напали на восточную границу [Силла – С.Д.] и при [дальнейшем] продвижении окружили город Вольсон и со всех сторон обрушили поток стрел и камней…». Но захватить Вольсон не удалось, и японцы сняли осаду и стали отходить на север к морской бухте (видимо, к заливу Йонъильман), где стояли их корабли. Силлаские войска нанесли удар по отступающему противнику, нанеся японцам большой урон. «…Но ванский город выстоял, и, когда враги собрались отступать, вышли [наши] войска и разбили их наголову и преследовали на север до [самой] морской гавани, где было потоплено и убито более половины врагов» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 2-й год пр. (459 г.)].
Атаки на Силла сопровождались дальнейшим сближением Ямато и Пэкче. «Пэкче-синчхан», цитируемый в «Нихон-сёки», сообщает: «[В] год син-чхук (38-й год цикла) [461 год] Кэро-ван послал [своего] младшего брата Кончжи-куна в Великое [государство] Вэ (Японию) служить японскому государю (яп. сумэра-микото). Тем самым были налажены дружественные отношения [как при] правителях прежних эпох (кит. сˉянь-вáн )». «Нихон-сёки» сообщает подробности этого события. В 4-й месяц 5-го года пр. (461 года) Кэро-ван отправил в Японию служить японскому государю своего младшего брата Кончжи-куна, занимавшего должность военачальника (кор. кун-кун). Кончжи-куну (по его просьбе) в жёны (кит. цз`я) была отдана младшая супруга Кэро-вана. Однако она была на последних сроках беременности. По дороге, на острове Капара-сима в Тукуси (Кюсю), женщина родила сына Кэро-вана (будущего правителя Пэкче – Мурён-вана, 502-523), и (как было оговорено ранее) этого ребёнка отправили назад в Пэкче, прозвав его Сэма-киси (досл. “Господин острова”). А сам Кончжи-кун в 7-м месяце 461 года прибыл в столицу Ямато. События 461 года упомянуты ещё в разделе 4-го года правления Бурэцу (502 год), когда Мурён пришёл к власти в Пэкче. Там снова цитируется «Пэкче-синчхан» и вспоминается поездка Кончжи в Японию. «Во время [когда] Кончжи ездил в [страну] Вэ (Японию), [он] добрался до острова Тукуси [Северного Кюсю], [там] родился Сэма-кими (кор. Сама-ван). С [этого] острова (яп. сэма/ сима) [ребёнка] отправили назад, не заезжая в столицу [Ямато]. [Так как ребёнок] родился на острове (яп. сима/ сэма), по этой причине так называли [его – Сэма, кор. Сама]. Нынешний [остров] Капара посреди моря есть остров Нириму-сэма (кор. Чжу-то – досл. “Остров Господина”). [Этот] остров место, где родился ван [Сама]». Таким образом, японское имя Мурёна – “Сэма по-корейски звучало как “Сама”. Это же сказано и в «Самгук-саги», где о Мурёне сообщается: «Ван Мурён. [Его] звали Сама…». Однако в цитате «Пэкче-синчхан», помещённой в разделе 4-го года правления Бурэцу (502 год), где вспоминается поездка принца Кончжи в Японию в 461 году, сведения о родословной Мурёна здесь немного отличаются от того, что было рассказано в разделе 5-го года правления Юряку (461 года). «Мурён… личное имя – Сама-ван (яп. Сэма-кими). Он сын принца (кит. ван-цзы, кор. ван-ча) Кончжи». То есть в данном случае в «Пэкче-синчхан» генеалогия дана с неточностью: Мурён – не родной сын принца Кончжи, а его пасынок (учитывая то, что мать Мурёна была отдана замуж за принца Кончжи).
Но, более важно то, что сведения «Пэкче-синчхан» и «Нихон-сёки» подтверждаются материалами корейского эпиграфического памятника – надписи на могильном камне первой половины VI века у захоронения вана Мурёна (502-523). Текст на найденном в Корее во время археологических исследований могилы данного правителя каменном памятнике показывает, что Мурёна действительно звали “Сама”, а также что в «Самгук-саги» (в «Летописях Пэкче») правильно указаны его возраст, год восшествия на трон и год смерти. Кроме того, на камне названо имя отца Мурёна – Кэро. Следовательно, эпиграфическая надпись подтверждает сообщение «Пэкче-синчхан» в «Нихон-сёки», где Мурён (Сама) назван сыном Кэро-вана от его младшей жены. В отличие от «Нихон-сёки», в «Самгук-саги» генеалогия вана Мурёна дана неверно – там он назван «вторым сыном вана Модэ» (Тонсон-вана, 23-й, 479-502 годы пр.) , который, в свою очередь «был сыном Кончжи, младшего брата вана Мунджу» (21-го, 475-477 годы пр.). Мунджу «был сыном вана Кэро» (20-го, 455-475 годы пр.). Следовательно, автор «Самкук-саги» считал, что Мурён – правнук Кэро-вана, внук принца Кончжи и сын Модэ (Тонсон-вана), что не подтверждается эпиграфической надписью на могильном камне Мурёна.
В 460 году, как сообщает «Сун-шу» (в разделе бэнь-цзи, Да-мин, 4-й год, 12-й месяц, день дин-вэй [44-й циклический знак]) «Японское государство (Во-го) прислало посольство поднести дань местными изделиями» [Сун-шу, бэнь-цзи, Да-мин, 4-й год, 12-й месяц, день дин-вэй]. В «Нань-ши» (в разделе бэнь-цзи) и в «Цэ-фу-вайчэнь-бу-чао-гун» тоже есть записи о посольстве.
В 462 году император Сяо-у-ди (454-464) наконец-то решил поощрить шù-цзˇы Сина (др.-яп. Анапо/ государя Анко, 454-456) и признать его государем Японии. Анапо получил титул «ань-дун цзян-цзюнь, Во-го-ван» («успокаивающий Восток полководец, правитель государства Япония»). «Шестой год [правления] родоначальника (кит. шù-цзў) [Сяо-у-ди] под девизом правления Да-мин (462 год). Указ гласил: “Наследный принц японского государя (кит. Во-ван-шù-цзˇы) Син… должно (кит. ù) [теперь его] жаловать китайскими титулами (кит. шòу-цзюˉэ-хàо). Разрешаю (кит. кˇэ) [именоваться] “успокаивающий Восток полководец” (ань-дун цзян-цзюнь), “правитель государства Япония” (Во-го-ван)“» [Сун-шу, во-го-цзюань]. В разделе бэнь-цзи, 6-й год Да-мин (462 год), 3-й месяц, день жэнь-инь (39-й циклический знак) сказано: «Отныне наследный принц государя страны Япония (кит. Во-го-ван-шù-цзˇы) Син сделан “успокаивающим Восток полководцем”» [Сун-шу, бэнь-цзи, Да-мин, 6-й год, 3-й месяц, день жэнь-инь]. Такая же запись сделана в разделе бэнь-цзи «Нань-ши», а также в «Цэ-фу-вай-чэнь-бу-фэн-цэ». Данное сообщение подтверждается и сведениями «Нихон-сёки», где говорится, что в 6-й год правления Юряку (462 год), через месяц после дарования титулов китайским императором, «весной, в 4-й месяц; государство Курэ (кит. У) прислало посла поднести дань» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 6-й год правления, 4-й месяц ]. Видимо, это было посольство, которое привезло в Японию сообщение о даровании титулов “Сину”–Анко – отцу Юряку.
В 462-463 году Ямато осуществило несколько вторжений на территорию государства Силла. В 462 году, «…летом, в пятом месяце, люди Вэ напали и разрушили крепость Хвальгэ, захватили в плен тысячу человек и ушли» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 5-й год пр. (462 г.)]. В 463 году «…весной, во втором месяце, люди Вэ напали на крепость Самян, но не одолели и ушли. По приказу вана Польчжи и Токчжи взяли войска и, устроив по пути засаду, а затем, ударив из неё, нанесли тяжёлое поражение» . Активность японцев привела к тому, что правитель Силла начал осуществлять фортификационные работы. «Так как люди Вэ часто нападали на [силланские] земли, ван построил две крепости в прибрежном районе». А «осенью, в седьмом месяце, [состоялся] большой смотр [войск]» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 6-й год пр. (463 г.)].
С внешнеполитической деятельностью государства Ямато оказались связаны внутриполитические события, произошедшие в области Киби (совр. префектура Окаяма). Укрепление экономической базы власти монархов Ямато привело к тому, что влияние правителя стало распространяться не только на вождей местных кланов, но и на народ этих территорий и их земли. В царствование Опо-патусэ Вака-такэру это проявилось, прежде всего, в отношении области Киби. Проникновение влияния главы Ямато в Киби, например, прослеживалось не только в способности правителей Ямато контролировать звания и производить назначение среди вождей кланов в этом районе, но и в приобретении ими земель, амбаров и производственных корпораций. Названия данных профессиональных корпораций и корпораций минасиро и микосиро членов правящего рода сохранились в географических наименованиях Киби. Это говорит о прочных прямых связях правителя Ямато с Киби в V веке.
Видимо, такое развитие ситуации вызывало недовольство местной знати, прежде всего наместников отдельных территорий. В 8-м месяце 463 года это проявилось достаточно явно. Наместник Нижнего округа (др.-яп. симо-ту мити) в Киби – Киби-но симо-ту мити-но оми Саки-туя (или в другой книге он назван титулом “куни-но миятуко Киби-но оми Яма”) удерживал чиновника государя (комментаторы истолковывают его должность как тонэри) и вёл себя очень неуважительно и вызывающе по отношению к монарху. Узнав об этом, Вака-такэру послал отряд профессиональных воинов из корпорации Мононо-бэ численностью в 30 человек, чтобы предать виновных смертной казни (кит. чжˉу-шā). В результате Саки-туя и 70 человек его рода (яп. якара) были казнены [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 6-й год, 8-й месяц].
В 463 году другой наместник – глава Верхнего округа (др.-яп. ками-ту мити) в области Киби – Киби-но ками-ту мити-но оми по имени Таса вышел из повиновения. Эти события получили в историографии название “мятежа Таса” (463 года). Причина его заключалась в следующем. Таса хвастался во дворце, что его жена самая красивая в стране. Один из анонимных источников, цитируемых в «Нихон-сёки», сообщал, что «имя жены Таса-но оми было Кэ-пимэ. Она была дочерью Тамата-но сукунэ, сына Соту-пико из Кадураки…». То есть наложница была внучкой Кадураки-но Соту-бико – деда и прадеда монархов V века. «Государь прислушался хорошенько, расслышал всё и обрадовался. Решил он сам востребовать к себе Вака-пимэ и сделать одной из своих…» фрейлин, обслуживавшей государя во время приёма пищи и сна (кит. нˇюй`юй). А чтобы её муж не мешал реализации этого плана, Вака-такэру назначил Таса губернатором южно-корейского владения Мимана (др.-яп. Мимана-куни-но микото-моти). А через некоторое время призвал к себе его жену Вака-пимэ. М.В.Воробьев указывает, что, помимо желания овладеть женой Таса, назначение Таса губернатором Мимана могло преследовать и политическую цель – ослабление Киби.
Прибыв в Мимана (кор. Имна), Таса узнал о том, что Вака-такэру навещает его жену. Один из анонимных источников, цитируемых в «Нихон-сёки», сообщает: «Государь, прослышав, что она [жена Таса-но оми – С.Д.] и лицом, и статью блистательно прекрасна… сам к ней нахаживал». В этой ситуации Таса задумал совершить государственную измену и перейти на сторону Силла: «…решил пойти в Силла просить там помощи. В то время страна Силла не подчинялась Срединной стране [Японии]», то есть находилась в состоянии войны 462-463 годов (по «Самгук-саги»). Тогда же Вака-такэру отправил воевать в Силла младшего сына Таса от Вака-пимэ по имени Ото-кими, а также Киби-но амабэ-но атапи Акаво. С ними был отправлен умелец Кван-ин Чжи-ри из родов Западных Ая (ткачей тонких тканей, обитавших в Кавати) , который должен был найти искусных мастеров в стране Кара (кор. Хан-гук – Южной Корее). Военная экспедиция должна была попасть в Силла через территорию Пэкче.
Ото-кими, собрав воинов, добрался до Пэкче, но на Силла не напал. «Нихон-сёки» рассказывает мифическую историю, почему Ото-кими передумал атаковать Силла. Но причины этого, как можно судить по некоторым фактам, были иные. Источники говорят, что отец Ото-кими – изменник Мимана-но куни-но микотомоти Таса-но кими втайне послал из Мимана (кор. Имна) в Пэкче человека к своему сыну со словами: «Разве у тебя такая крепкая шея, что ты собрался нападать на людей [Силла – С.Д.]? Слышал я, что государь призвал к себе мою жену [и твою мать – С.Д.] и родил от неё детей… Сейчас, надо думать, мне грозят бедствия, поэтому я настороже. Ты, мой сын, отправляйся в Пэкче, и не сообщай ничего в Японию. Я же буду в Имна и тоже никаких вестей в Японию отправлять не стану». Видимо, поэтому Ото-кими не выполнил приказ государя Ямато и отбыл в Японию. Мастеров (якобы, “дань” от Пэкче) он набрал на каком-то большом острове (др.-яп. Опо-сима) около берегов Кореи. Такое развитие событий обрадовало Таса-но кими. Однако о заговоре отца и сына стало известно жене Ото-кими – Кусу-пимэ. Поэтому, как говорит «Нихон-сёки», она тайком убила своего мужа и закопала его в той же комнате. Японский источник объясняет это высокой патриотичностью и преданностью женщины государю Ямато. Но, как явствует далее из текста, причина такого поступка была более прозаической. «… И затем, [Кусу-пимэ – С.Д.] вместе с Ама-но атапи Акаво [младшим военачальником – помощником Ото-кими – С.Д.]… стала жить на большом острове» (др.-яп. Опо-сима). Таким образом, Кусу-пимэ убила мужа, прежде всего, ради своего любовника.
Правитель Ямато – Вака-такэру, долго не получая известий от Ото-кими, послал своих людей в Корею прояснить ситуацию. Они, видимо, и привезли в Ямато корейских мастеров с острова Опо-сима. Иммигранты были поселены в деревне Пирокиту-но мура местности Ато. Однако начались болезни и многие из них умерли. По этой причине некоторых прибывших пэкчийцев переселили в Верхнее Момо-пара, Нижнее Момо-пара и Магами-но пара (ныне селение Асўка в уезде Такэти префектуры Нара ). Как полагает В.Астон, остальные были размещены в Ёсино (район в провинции Ямато) – в местности, которую назвали по прозвищу этих мастеров Имаки (досл. “Ныне прибывшие”). Анонимный источник, цитируемый в «Нихон-сёки», сообщает, какова была дальнейшая судьба Таса-но оми, наместника в Мимана – мужа Кэ-пимэ (новой любовницы правителя Вака-такэру): «Государь… убил её мужа и сам к ней нахаживал». То есть, в конце концов, Таса-но оми был убит по приказу государя. Этим закончились события «мятежа Таса». В результате смерти Таса и его сына Ото-кими клан наместников Киби ослаб и к началу VI века утратил своё влияние.
Во внешней политике государь Ямато попытался опереться на поддержку южно-китайской династии Сун (420-479). Поэтому во 2-м месяце 464 года было отправлено посольство в Южный Китай. «Весной 8-го года, во 2-м месяце государь послал в страну Курэ… Муса-но сугури Аво и Пинокума-но Тамитукапи Пака-токо» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 8-й год пр., 2-й месяц]. Вернулось посольство в 466 году. В 4-й день 9-го месяца 10-го года пр. (466 года) Муса-но сугури Аво и другие прибыли в Тукуси, привезя подарки от императора Южной Сун. Китайские источники об этом посольстве не упоминают.
Однако отношения с Силла продолжали обостряться. Как явствует из текста «Нихон-сёки», возник конфликт между Силла и Ямато из-за земель владения Ток (яп. Току) в Кая (Карак). В 3-м месяце 9-го года пр. (465 года) «…государь самолично решил напасть (кит. фа) на Силла, но передумал. Вместо этого, он назначил полководцами Ки-но Во-юми-но сукунэ, Сога-но Карако-но сукунэ, Опо-томо-но Катари-но мурадзи, Вокапи-но сукунэ», объявив им, что династия Силла не выказывает почтительности Ямато – силласцы не являются ко двору, а также захватывают крепости Пэкче.
Японские войска, по прибытии в Кая, действовали четырьмя отрядами. Основной удар наносил главнокомандующий японскими войсками (др.-яп. опо-икуса-но кими) Ки-но Во-юми-но сукунэ (он был сыном Ки-но Сираки-но сукунэ , внуком Ки-но Цуну-но сукунэ [сановника при дворе государей Хомуда и Ō-садзаки] и правнуком знаменитого Ки-но Такэути-но сукунэ [Ки-удзи-но кат¯ё]). Произошло сражение, силласцы потерпели поражение, и их ван поспешно отступил в сопровождении нескольких сотен всадников. В ходе преследования Ки-но Во-юми-но сукунэ убил одного из военачальников противника. В результате этой победы земли Току были возвращены под контроль Ямато. Однако сопротивление силласцев продолжалось. Ки-но Во-юми-но сукунэ объединил силы четырёх отрядов. Вечером произошло ещё одно сражение, в котором погибли военачальник Опо-томо-но Катари-но мурадзи и Ки-но Вока-саки-но Кумэ-но мурадзи. Уцелевшие враги отступили. Но, видимо, и японское войско понесло большие потери и отошло назад. К тому же заболел и скончался главнокомандующий – Ки-но Во-юми-но сукунэ (потом был похоронен в Японии в селении Тамува [ныне городок Мисаки уезда Сэннан округа Осака] ). На время командование перешло к Вокапи-но сукунэ.
Однако, в 5-м месяце 9-го года пр. (465 года) сын Ки-но Во-юми-но сукунэ по имени Ки-но Опипа-но сукунэ, узнав о смерти своего отца, прибыл в Силла, взял в свои руки все служебные обязанности по управлению конницей, пехотой и флотом, подчинил себе всех младших командиров и «добился особого могущества в повелениях». Отстранением от должности главнокомандующего Вокапи-но сукунэ он заслужил ненависть с его стороны. Кроме того, Вокапи-но сукунэ удалось настроить Сога-но Карако-но сукунэ против Ки-но Опипа-но сукунэ, обманно оклеветав его в том, что тот хочет отобрать полномочия командования и у Сога-но Карако-но сукунэ. О конфликте между японскими военачальниками стало известно вану Пэкче (Кэро-вану, 455-475). Он попытался использовать эту ситуацию в своих интересах, склонив на свою сторону Сога-но Карако-но сукунэ. Однако Карако до Кэро-вана не доехал, так как по дороге (у водопоя) он столкнулся с Ки-но Опипа-но сукунэ и в перестрелке был убит. Как говорит «Нихон-сёки», из-за распрей между тремя военачальниками «…они вернулись обратно, так и не дойдя до дворца вана Силла». То есть, не достигнув полного разгрома Силла, японцы вернулись из похода в Ямато.
В свою очередь, опасаясь Ямато, государство Силла в 464 году «…установила добрые отношения со страной Когурё. И поэтому ван Когурё [Чансу, 413-491], собрав сотню отборных воинов, послал их на охрану Силла». Но вскоре стало известно, что Когурё вынашивает планы завоевания Силла. Тогда ван Силла (тогда правил марипкан Чаби, 458-479) приказал убить когурёских воинов. Только одному из них удалось спастись бегством. В ответ правитель Когурё поднял войска и засел в крепости Чхукчокню-сон (по другому источнику, цитируемому в «Нихон-сёки» – Токусаки-сон). Хотя в «Нихон-сёки» сведения об этом конфликте содержаться в разделе, следующем за событиями 2-го месяца 8-го года правления Юряку (464 года) [где явно вставлен целый кусок в повествование], по «Самгук-саги» это произошло во 2-м месяце 468 года. «Весной люди Когурё вместе с [народом – С.Д.] Мальгаль напали на крепость Сильчжик у северной границы страны» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 11-й год пр. (468 г.)]. «Весной, во втором месяце, с помощью 10-тысячного мальгальского (мохэского) войска ван [Когурё – С.Д.] атаковал и взял силласкую крепость, [центр] области Сильчик» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 56-й год пр. (468 г.)]. Крепость Сильчик (Сильчжик) в «Самкук-саги», видимо, и есть крепость, названная японском источнике “Чхукчокню (Токусаки)”. Ошибка в хронологии видна и из расположения материала в «Нихон-сёки». В 462-463 годах (это подтверждается и корейскими источниками) Япония воевала против Силла. Далее (в разделе 464 года) рассказывается о союзе Ямато и Силла, возникшего после захвата когурёсцами силлаской крепости. А потом вдруг в 465 году Юряку неожиданно, обвинив Силла в антияпонской политике и недружественности на протяжении всего периода своего правления, желает напасть на Силла и отправляет туда своих полководцев. Явно, материалы ранних источников «Нихон-сёки» оказались спутаны составителями хроники. Порядок событий должен быть таким. В 462-463 годах шла война с Силла (по «Самгук-саги»), военные действия в Силла продолжились в 465 году (по «Нихон-сёки»). В этой ситуации в 464 году Силла заключила союз с Когурё (по «Нихон-сёки»). Однако вскоре стали известны планы Когурё по захвату Силла. Правитель Силла разорвал союзные отношения с Когурё. В ответ на это во 2-м месяце 468 года когурёсцы захватили силласкую крепость. Ван Силла обратился за помощью к Ямато при посредстве Имна (по «Нихон-сёки»).
«Нихон-сёки» сообщает некоторые подробности произошедшей военной операции у захваченной когурёсцами крепости. Ван Силла, поняв, что вражеская армия вошла на территорию его государства, и сложилась очень опасная ситуация, отправил своего человека к вану Имна (яп. Мимана) с просьбой к японской администрации (яп. Ямато-но микотомоти) в Мимана дать в помощь военачальников (др.-яп. икуса-но кими, кит. сúн-цзˉюнь юáнь΄шуàй – досл. “походных главнокомандующих”) , как видно из дальнейшего текста, вместе с войсками. В.М.Тихонов полагает, что просьба вана Силла была обращена к государю Тэгая (как главе северного Кая), который передал просьбу правителя Силла «японскому правительству Мимана». Ван Имна рекомендовал (кит. цюàнь) вану Силла японцев Касипадэ-но оми Икаруга, Киби-но оми Вонаси и Нанипа-но киси Акамэко». То, что каяское владение служило дипломатическим посредником между Силла и японцами, говорило о тесных связях каясцев с Японскими островами. Войско Ямато выступило в поход, но «…ещё не дошли они до места, как их воины остановились. Ещё не бились они с воинами Когурё, а все уже были в испуге. Касипадэ-но оми и прочие самолично старались подбодрить своих ратников. [Касипадэ-но оми] отдал приказ подготовится к внезапному нападению…» . Японские войска продвинулись вперёд и вошли в соприкосновение с когурёсцами. Но более десяти дней враги не решались напасть друг на друга. Японцы ночами прорыли в отвесном холме подземный ход (кит. дùдàо΄) , провели обозные повозки (кит. цзˉычˉэ) и затаились в засаде. «На рассвете [люди] Когурё решили, что войска Касипадэ покинули место. Двинулись вслед, и тут из засады выскочили воины, пешие и конные, перерезали [врагам] дорогу, и многих перебили». В.М.Тихонов указывает, что “японское правительство Мимана” «умиротворило» Когурё.
На следующий год союзник Ямато – Пэкче (может быть, вместе с отрядами японцев) вторглось на территорию Когурё. «Осенью, в восьмом месяце, войска Пэкче напали на южную окраину» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 57-й год пр. (469 г.)]. «Осенью, в восьмом месяце, послали военачальника [с войском] для нападения на южные пределы Когурё» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.25-я, Кэро, 15-й год пр. (469 г.)].
В.М.Тихонов истолковывает события 468-469 годов следующим образом: «…каяские владения, как и Пэкче, стали оказывать Силла помощь в противостоянии Когурё. Не исключено, что при этом пэкчесцы и каясцы использовали военную помощь дружественного им Ямато…» Однако материалы источников (в том числе и «Самгук-саги») показывают, что сначала в 468 году возник конфликт между Силла и Когурё. В защиту Силла в своих интересах (по просьбе, переданной через должностных лиц Имна) выступило государство Ямато, не желавшее усиления Когурё и расширения его территории на юге. И только на следующий год (в 469 году) в войну ввязалось Пэкче. Роль Кая в источниках (даже корейских) вообще никак не отражена.
Когурё в противостоянии странам Южной Кореи и Ямато делало ставку на союз с северокитайским государством Вэй, посольства к которому ездили с завидной регулярностью (в 462, 465,466 – установлены брачные связи, 467, 468, 469, 470, 472, 473, 474, 475, 476, 477, 479 годах – это за период царствования в Японии государя Вака-такэру [Юряку]). В свою очередь, попытка правителя Пэкче – Кэро-вана в 472 году пожаловаться на враждебные действия Когурё императору династии Вэй и установить с ним дружественные отношения закончились неудачей. В письме китайскому императору Кэро-ван писал: «…За 30 лет вражды [с Когурё – С.Д.], [непрерывных] бед [и войн] исчерпана [наша] казна, истощены [наши] силы, [наше государство] доведено до крайне слабого состояния. Если бы [ваши] небесные милости и искреннее сострадание распространились и на отдалённые пределы, и если бы [вы] поскорее прислали одного полководца [с войском], чтобы помочь спасти государство [вашего] подданного, то я незамедлительно прислал бы свою дочь, чтобы она была вашей служанкой в Заднем дворце, а также своих сыновей и братьев служить конюхами в [ваших] дальних конюшнях, и ни один вершок (чхок) земли и ни одного мужика я не буду считать своими собственными» . В конце раздела 472 года сказано: «Ввиду того что люди [Когу]рё неоднократно нападали на пограничные земли [Пэкче], ван [Кэро] обратился с письмом к [императору] Вэй с просьбой прислать войска, но не получил помощи. Ван [Кэро] обиделся на это и перестал отправлять послов с поклоном и подношениями». В такой тяжёлой ситуации у Пэкче оставалась одна надежда – на помощь государства Ямато.
Ямато, в свою очередь, пыталось получить поддержку Южного Китая (яп. Курэ), связи с которым осуществлялись как на официальном уровне, так и неофициально. В 7-м месяце 11-го года пр. (467 года) «…объявился человек, сбежавший из страны Пэкче. Назвался Квисин. Ещё говорят, что, будто, этот Квисин был из страны Курэ. Люди рода Ипарэ-но Курэ-но котобики (музыкантов, играющих на цитре кото) и Сакатэ-но Яката-маро являются его потомками». В 4-й день 4-го месяца 12-го года пр. (468 года) Муса-но сугури Аво и Пи-но Кума-но Тамитукапи Патако снова были отправлены с посольством в Южный Китай. В 13-й день 1-го месяца 14-го года пр. (470 года) это посольство вернулось из поездки. «…Муса-но сугури Аво и его спутники, вместе с посланцем из Курэ…, бросили якорь в Суминоэ, привезя с собой искусных мастеров, посланных от двора Курэ, – а именно, ткачей ая и ткачей курэ, а также швей по шёлку Э-пимэ и Ото-пимэ». Для облегчения поездок в Южный Китай и обратно в этом же месяце построили дорогу «для гостей из Курэ», которая доходила до дороги Сипату-мити. Новая дорога получила название Курэ-сака (досл. “проезд [для людей из] Курэ [кит. У]”). «В 3-м месяце был отдан приказ оми и мурадзи встречать посланцев из Курэ. Поселили людей Курэ в Пи-но Кума-но но. Поэтому это место зовётся Курэ-пара, Поле [людей из] Курэ» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 12-й, 14-й годы пр.]. «Кодзики» в связи с этим сообщает, что «в это время [в Ямато] переправились люди из Курэ. Эти люди из Курэ обосновались в Курэ-пара. Поэтому это место и называют Курэ-пара» (досл. “Равнина [людей из] Курэ”). По прибытии (в 1-й день 4-го месяца 14-го года пр., 470 года) им был устроен пышный приём и пир. Из прибывших китайцев «…швею Э-пимэ отдали служить божеству Опо-мива-но ками. Ото-пимэ сделали главой рода–корпорации швей Ая-но кину-нупи-бэ. А портные–ткачи ая и курэ стали предками рода–корпорации Асука-но кину-нупи-бэ и Исэ-но кину-нупи(-бэ)».
В 475 году союзник Ямато – государство Пэкче подверглось нападению Когурё. «В девятом месяце ван во главе 30-тысячного войска напал на Пэкче, занял столицу пэкческого вана Хансон, убил самого вана Пуё Кёна (Кэро), захватил в плен восемь тысяч мужчин и женщин, а [затем] вернулся» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 63-й год пр. (475 г.)]. В «Нихон-сёки» (20-й год пр. Юряку) цитируются «Пэкче-ки» («Записи Пэкче»): «Кэро-ван, год ыль-мё (52-й год цикла) [475 год], зима. Комаская (яп. кома – когурёская) многочисленная армия пришла, семь дней и ночей штурмовала (кит. гˉун) Большой город (кор. Тхэ-сон) , и ванская столица пала (досл. “была взята и пала”), в связи с этим [располагавшееся южнее Хансона владение] Вире-кук было утрачено (кит. шū). Ван и великая государыня (кор. тхэху, кит. тайхоу) и сыновья вана – все погибли от вражеских рук». Под «Большим городом» здесь подразумевалась пэкческая столица Хансон (располагалась южнее Пхеньяна, на реке Черён-ган, около современного города Саривон в провинции Хванхэ). Вире-кук – это область или территориальная община, находившаяся под властью Пэкче, с центром в городе Вире (современный Сеул). В результате падения Вире государство Пэкче потеряло территории в бассейне реки Хан-ган (совр. провинция Кёнги). Подробности данных событий изложены в «Летописях Пэкче» в разделе 21-го года правления Кэро-вана. «Осенью, в девятом месяце, напал [когу]рёский ван Корён с 30-тысячной армией и окружил ванскую столицу Хансон. Ван [Кэро] запер крепостные ворота и не решался вступить в схватку. [Когу]рёские люди, разбив армию на четыре направления, начали штурм с флангов, а затем, воспользовавшись [попутным] ветром, бросали огненные [факелы] и подожгли крепостные ворота. Среди [пэкческих] людей началась паника, и нашлись такие, кто хотел выйти и сдаться [неприятелю]. Ван был в затруднении и не знал, что предпринять. Поэтому [в спешке] отобрал несколько десятков всадников. [Они] вырвались на конях за ворота и бежали в западном направлении. [Когу]рёские люди, пустившиеся в погоню, убили вана». Подробности бегства Кэро-вана излагаются далее. «В это время когурёский тэро Чеу, Чэсын Кольлу, Кои Манен… и другие пришли во главе [своих] войск и напали на северную крепость, взяли её через семь дней, затем перенесли удар на южную крепость (столицу). В городе воцарился страх перед опасностью, а ван [Кэро – С.Д.] бежал». Как было сказано ранее, за ним была отправлена погоня, которая догнала беглеца. Кэро-ван был убит его бывшими сановниками, ранее перебежавшие к когурёсцам из-за недовольства политикой пэкчийского правителя, направленной на централизацию страны. «[Когу]рёские военачальники – Кольлу и другие, увидев, как ван, спешивается с коня и кланяется им, трижды плюнули ему в лицо. Затем, обвинив его в совершённых им преступлениях, связали его и отправили под стены [крепости] Ачха-сон, где и убили его…» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.25-я, Кэро, 21-й год пр. (475 г.)]. Наследник престола Мунджу, был, при подходе к столице Пэкче отправлен на юг. В одном случае «Летописи Пэкче» объясняют это как необходимость «продлить [царственный] род государя» , в другом – как необходимость получить помощь от Силла, следуя установившимся союзным отношениям: «В двадцать первом году правления Кэро (475 г.) напало [войско] Когурё и окружило [столицу] Хансон (крепость Хан). Кэро укрылся в крепости и упорно защищался. Он отправил Мунджу за помощь к Силла. [Мунджу] заполучил 10 тысяч солдат и вернулся. Хотя [когу]рёские войска отступили, но крепость была разрушена, а ван [Кэро – С.Д.] погиб. [И вот тогда] взошёл на престол [Мунджу]» [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.26-я, Мунджу, 21-й год пр. Кэро (475 г.)]. В «Тонгук-тонгам», который даёт короткий отчёт об этой войне, также говорится, что Силла послала на помощь Пэкче войско в 10 тысяч человек. В.М.Тихонов полагает, что 10-тысячное войско Силла “опоздало” к месту сражения и не оказало пэкчесцам никакой реальной поддержки не случайно. Силланцы стремились воспользоваться поражением Пэкче для своей военно-территориальной экспансии.
В летописях Когурё и Пэкче, а также в «Тонгук-тонгам» совпадает датировка этих событий(475 г.) , а в летописях Силла в «Самгук-саги» они датированы (видимо, по ошибке) годом раньше, и неверно указан месяц. «Осенью в седьмом месяце, когурёский ван Корён (Чансуван) лично повёл войска и напал на Пэкче. Пэкческий ван Кён [Кэро-ван – С.Д.] прислал сына Мунчжу с просьбой о помощи, поэтому ван (силланский) отправил войска на выручку, но они ещё не успели дойти, а [столица] Пэкче пала, а Кён был убит» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Чаби, 17-й год пр. (474 г.)].
В «Нихон-сёки» наоборот события 475 года ошибочно датированы 476 годом. «Осенью 20-го года [правления Юряку – С.Д.] ван Когурё послал многочисленное войско, которое напало на Пэкче и погубило эту страну. Уцелели немногие, и они собрались в Чхан-ха (яп. Пэсу-ото). Провиант уже истощился, и там царило глубокое уныние. Тогда главный военачальник Когурё сказал [своему – С.Д.] вану: “…Боюсь, что их [людей Пэкче – С.Д.] снова станет много. Прошу разрешения покончить с ними”…» Однако, как утверждает «Нихон-сёки», правитель Когурё не решился на дальнейшие действия, опасаясь союзника Пэкче – государства Ямато. «И дальнейшие боевые действия были отменены» [Нихон-сёки, св.14-й, Юряку, 20-й год пр.].
Пэкче находилось в очень тяжелом положении. В 10-м месяце 475 года (по «Самгук-саги») в Пэкче на престол вступил Мунджу-ван. Так как территории в бассейне реки Хан-ган были утеряны, «…зимой, в десятом месяце, перевели столицу в Унджин» (современный город Конджу на реке Кым-ган, провинция Чхунчхон-намдо), то есть на юг [Самгук-саги, летописи Пэкче, кн.26-я, Мунджу, 21-й год пр. Кэро (475 г.)]. Такую же дату переноса столицы в Унджин (475 год) даёт «Тонгук-тонгам». Топоним “Унджин” на русский язык переводится как “Медвежья гавань”.
В «Нихон-сёки» (в разделе 3-го месяца 21-го года пр. Юряку, 477 года) говорится, что в спасении людей Пэкче
Внутренняя и внешняя политика государства Ямато в начале V века
Внутренняя и внешняя политика государства Ямато в начале V века Суровень Д.А.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В ГОСУДАРСТВЕ ЯМАТО
И ЕГО ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ
в 10-е – 20-е годы IV века
В историографии относительно 10-х годов V века существует определенная проблема с установлением времени завершения царствования Одзина и началом царствования Нинтоку. Так как, если до 22-го года правления Одзина, как отмечают исследователи, четко соблюдается принцип “смещения на два полных цикла (120 лет)” [389-411 годы испр. хрон.], и наблюдается совпадение циклических обозначений в корейских и японских источниках, то последние годы правления Одзина (в «Нихон-сёки» названы: 25-й, 28-й, 31-й, 37-й, 40-й, 41-й) в это правило не укладываются, опять обнаруживается смещение циклических обозначений на 26 лет и несовпадение с корейскими источниками в 6 лет (25-й год правления Одзина описывает корейские события 420 года, хотя по циклическим обозначениям это должен быть 414 год).
Хронологического “провал” (411-425 годов) был вызван: 1) ошибочным определением циклического обозначения 1-го года правления Нинтоку (когда циклическое обозначение времени рождения Нинтоку – мидзуното-тори [10-й год цикла] (373 год испр. хрон.), видимо, был принят авторами «Нихон-сёки» за 1-й год его правления); 2) необходимостью как-то выровнять хронологию и компенсировать лишние 120 лет, появившиеся в результате удревнения и “растянутости” хронологии; 3) так как в 411 году Хомуда было 65 лет (родился в 346 году), то, скорее всего, последние годы он реально не правил, а только “царствовал”, имея при себе соправителя. Этим соправителем мог быть только сын Одзина – наследный принц Удзи-но вака-ирацуко. В «Нихон-сёки» в разделе 28-го года правления Одзина говорится, что принц Удзи принимал посольство от Когурё. То есть здесь он фактически действовал уже явно как соправитель при престарелом отце [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 28-й год пр.; Nihongi, X, 17-18].
К счастью, в «Нихон-сёки» есть сведения, которые позволяют скорректировать хронологию на основе сведений китайских источников. В разделе, датированном 37-м годом правления Одзина, сообщается: корейцы «Ати-но оми [прибывший в Японию в 409 году (испр. хрон.) с населением из 17-ти округов Кореи – С.Д.] и Цуга-но оми [др.-яп. Тука-но оми; сын Ати-но оми – С.Д.] были посланы в У, чтобы раздобыть швей. Тогда Ати-но оми и его спутники переплыли [через море] в страну Ко[гу]рё, [чтобы оттуда] попытаться достичь У. Но прибыв в Ко[гу]рё, [никто из них] не знал дороги, [куда дальше плыть,] и [тогда они] попросили [правителя] Когурё дать им человека, который знал дорогу. Ван Ко[гу]рё послал с ними как проводников двух человек, которых звали Ку-не-пха и Ку-не-чжи. Поэтому [они] смогли добраться до У. Ван У поэтому дал [им] работниц... [всего] четыре женщины» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Судя по описанию, это была первая поездка японцев в Южный Китай, так как никто не знал дороги туда и, чтобы получить проводников, пришлось ехать в Когурё, которое в это время поддерживало связи с Южно-китайскими династиями. Термином У (др.-яп. Курэ, яп. Го) японцы обозначали государства и династии, чьи столицы располагались в Южном Китае в районе современного Нанкина (там, где раньше располагалось государство У). Японское прочтение иероглифа У – “курэ”, по мнению ученых, происходит от глагола курэру – “кончаться”, и термин курэ должен был означать “страна, где кончается земля/ на краю земли”.
По китайским источникам известно, что первое посольство из Японии периода Ямато (IV-VI века) прибыло в 413 году от государя, которого китайцы именовали “Цзань”. Под именем “Цзань” исследователи подразумевают обычно Нинтоку, так как его прижизненное имя “Ō-садзаки/ Ō-сасаги/ др.-яп. Опо-сазаки” созвучно по произношению. Но некоторые исследователи указывают и на Одзина, так как иероглиф “Цзань”, по их мнению, имеет и чтение “Хомуда”. Здесь, видимо, имеется в виду детское имя Хомуда, которое он получил при рождении – Идзаса-вакэ (др.-яп. Изаса-вакэ). Или же указывают Нинтоку и Одзина вместе, считая, что под именем “Цзань” могли скрываться оба правителя. Иногда к этой паре прибавляют Ритю (прижизненное имя Идзахо-вакэ/ др.-яп. Изапо-вакэ), чье имя также имеет какое-то созвучие с именем “Цзань”.
В связи с этим следует обратить внимание, что имя правителя Японии “Цзань” (賛 – без детерминатива слева), приславшего в Китай посольство в 413 году, записано иероглифом, отличающимся по написанию от имени “Цзань” в разделе 421 года (讃 – с детерминативом), что отметил Ямао Юкихиса. Но он считает, что это одно и то же лицо (в разделах 413 и 421 годов). Однако, вполне возможно, что первый “Цзань” – это государь Хомуда (Идзаса-вакэ), а второй “Цзань” – Нинтоку (Ō-садзаки). Если принять предположение что Цзань 413 года (賛) – это государь Хомуда (Одзин), а Цзань 421 и 425 годов (讃) – это Ō-садзаки (Нинтоку), то здесь может быть найдена подсказка относительно хронологии царствований этих двух государей. Если считать, что Цзань – не один человек (Ō-садзаки), то получается, что правитель Хомуда (яп. Идзаса-вакэ, кит. Цзань [賛] 413 года) правил в годы царствования императора династии Цзинь Ань-ди, т.е. в период 397-418 годов. Таким образом, правление Хомуда должно было закончится не позднее 418 года. Затем, видимо, начиналось царствование Ō-садзаки (кит. Цзань [讚] 421 и 425 годов).
В связи с этим, некоторые исследователи считают, что события, описанные в разделе “37-й год правления Одзина” (первое посольство в страну У, яп. Курэ) нужно датировать 413 годом. И, соответственно, события, записанные в разделах 28-го, 31-го годов правления Одзина, должны относиться к 412 году. Сведения о смерти правителя Пэкче Чончжи-вана (405-420) оказались в разделе 25-го года правления Одзина (414 года испр. хрон.) ошибочно, так как далее в разделе 39-го года правления Одзина сообщается, что Чончжи-ван жив (по корейским источникам он умер в 420 году ). Всё это прямо указывает на ошибки в официальном летосчислении последних годов правления Хомуда (Одзина).
Учтя исправленную хронологию царствования Одзина, можно следующим образом охарактеризовать события последних лет правления этого государя. Где-то около 411 года [испр. хрон.; 22-го года правления Одзина] престарелый Хомуда-вакэ (Одзин) удалился от дел. Фактически управление страной осуществляли его сыновья. В 412 году [испр. хрон.] Удзи-но вака-ирацўко принимал посольство из Когурё, читал послание вана этой страны и, посчитав его непочтительным, через посла выразил правителю Когурё свой гнев: «…в 9-м месяце ван Когурё прислал гонца ко двору. Гонец поднёс письмо [кит. бˇяо – досл. “официальный документ” – С.Д.]. В нём говорилось “Ван Когурё наставляет страну Ямато”. Наследный принц Уди-но ваки-иратуко прочёл это послание, разгневался, через посланца поставил это в вину [стране Когурё] и решил разорвать письмо» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 28-й год пр., 9-й месяц]. Обращение было явно недипломатичным. Исследователи указывают, что в начале V века в Когурё правил Квангэтхо-ван (392-413). Видимо, ему – великому полководцу того времени, одерживавшему победы над японскими войсками в Южной Корее, и принадлежит столь непочтительный стиль обращения к государю Ямато. Попытка наладить японско–когурёские отношения провалилась. Видимо, возникла угроза и военного конфликта. Вероятно, именно этим и объясняется приказ государя Ямато, обращенный к территориальным общинам, строить корабли: «…Было приказано строить корабли. И во всех провинциях [яп. куни – территориальных общинах – С.Д.] было построено одновременно 500 кораблей, и все они собрались в бухте Муко-но минато» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 31-й год пр., 8-й месяц].
Но «как раз в это время в Муко остановились посланцы Силла с данью [по дороге в столицу]». Государство Силла в войнах конца IV – начала V веков в Корее выступала союзником Когурё. В 412 году этот союз был подкреплён отправкой из Силла заложника в Когурё: «В одиннадцатом году (412 г.) [правления Сильсона – С.Д.]. Сын вана Намуля – Покхо отправлен заложником в Когурё» [Самкук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Сильсон, 11-й год пр. (412 г.)]. Поэтому военные приготовления Ямато против Когурё также создавали угрозу безопасности и для Силла. По этой причине, видимо, силланцы предприняли кое-какие шаги. «На их стоянке внезапно вспыхнул пожар, который разгорался всё больше, и огонь перекинулся на собравшиеся вместе корабли. При этом большая часть кораблей сгорела. В случившемся обвинили людей из Силла» Правитель Силла попытался “замять” скандал. «Узнав об этом, ван Силла [Сильсон, 402-416 – С.Д.] был перепуган и потрясён и немедленно прислал искусного плотника…» [Нихон-сёки, св. 10-й, Одзин, 31-й год пр., 8-й месяц]. Однако цель диверсии была достигнута – корабли уничтожены, а один плотник изменить сложившееся положение уже не мог.
В результате гибели кораблей ситуация ещё больше обострилась – возникла перспектива войны Ямато против двух государств – Когурё и Силла. Ямато (имея в Южной Корее союзником Пэкче) вынуждено было искать себе сильного союзника в Китае. В 413 году [испр. хрон.] корейцы «Ати-но оми и Цуга-но оми были посланы в У (яп. Курэ)...» Но добираться до Южного Китая пришлось через недружественное Когурё, так как эта страна ещё с III века н.э. поддерживала связи с южно-китайскими династиями. «…Тогда Ати-но оми и другие [его спутники] переплыли [через море] в страну Ко[гу]рё, [чтобы оттуда] попытаться достичь У. Но прибыв в Ко[гу]рё, [никто из них] не знал дороги, [куда дальше плыть,] и [тогда они] попросили [правителя] Ко[гу]рё дать им человека, который знал дорогу. Ван Ко[гу]рё помог, [дав] двух человек, Ку-не-пха (яп. Курэ-па) и Ку-не-чжи (яп. Курэ-си), [которые] являлись проводниками (кит. дăо). Поэтому [они] смогли добраться до У» (то есть до низовий реки Янцзы) [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Судя по описанию, это была первая поездка японцев в Южный Китай, так как никто не знал дороги туда. И, чтобы получить проводников, пришлось ехать в Когурё, которое в это время поддерживало связи с Южно-китайскими династиями в районе современного Нанкина (там, где раньше располагалось государство У). Причем, корейские и китайские источники сообщают, что в конце 413 года, сразу после прихода к власти, правитель Когурё – Чансу-ван (413-491) отправил в Южный Китай своё посольство. «В начальном году (413 г.) [ван] направил чанса Ко Ика ко [двору] Цзинь, чтобы вручить послание и преподнести гнедую и белую лошадь. [Цзиньский правитель] Ань-ди присвоил вану титул вана Когурё и князя Лоланского округа» [Самгук-саги, летописи Когурё, кн.18-я, Чансу, 1-й год пр. (413 г.)]. «Сун-шу» (раздел «Гаоцзюйли») даны такие же сведения. Ехало ли оно одновременно с японскими послами или было отправлено вскоре после него (по примеру японцев) – не известно. Однако сообщение китайских источников позволяет предположить, что японские послы прибыли в Южный Китай после когурёского посольства.
Китайские источники так описывают японское посольство 413 года. В «Цзинь-шу», в разделе «9-й год Иси (405-418) императора Восточной Цзинь Ань-ди», сообщается: «Когурё (кит. Гао-цзюй-ли), Во-го (Япония) и наставник–воспитатель наследного принца (кит. тайшū) Тýн Тó ́(досл. “Медная голова”) синаньских варваров поочередно принесли дань местными изделиями» [Цзинь-шу, Ань-ди-цзи, годы Иси, 9-й год]. В «Лян-шу», «Во-цзюань»: «Во времена [правления императора династии] Цзинь [под тронным именем] Ань-ди был правитель Японии (Во-ван) [по имени] Цзань». Здесь (в разделе 413 года) имя “Цзань” (досл. “помощник”) записано иероглифом без детерминатива слева, отличающимся по написанию от имени “Цзань” в разделе 421 года (с детерминативом). Как мы предположили, “Цзань” 413 года – это Идзаса-вакэ (государь Одзин), а “Цзань” 421 года – Ō-садзаки (государь Нинтоку). Или же иероглиф “помощник” (кит. цзань) (в разделе 413 года) мог быть использован китайскими авторами для обозначения Нинтоку (Ō-садзаки), видимо, не случайно. Знак “цзань” (“помощник”) мог указывать на статус сына государя Хомуда, помогавшего ему в управлении страной. В этом случае перевод получается таким: «Во времена [правления императора династии] Цзинь [под тронным именем] Ань-ди был помощник (кит. цзань) [по имени Ō-садзаки?] правителя Японии (Во-ван)».
Аналогичная запись о посольстве 413 года есть и в «Нань-ши», раздел «Во-го–цзюань»: «Во времена [правления императора] Цзинь Ань-ди (397-418) был правитель Японии Цзань, [он] прислал посла ко двору с подношениями (данью)». (Ср.: «В царствование Ань-ди из династии Цзинь... 397-418, японский государь прислал посланника ко двору с данью...» [Нань-ши, гл.79, IV, Япония, 397-418 годы]). Кое-какие подробности сообщает «Тайпин-юй-лань», где в разделе «начало годов правления Иси (405-418)» есть примечание: «Японское государство (Во-го) представило дань собольим (куньим) мехом, жэньшэнем и прочее. Приказано наградить тонкими циновками [и] мускусом» [Тайпин-юй-лань, 981]. «Нихон-сёки» о результатах этого посольства говорит: «…Ван У поэтому дал [им] работниц (портних) ... [всего] четыре женщины» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 37-й год пр.; Nihongi, X, 19]. Установление связей с южным Китаем (кит. У, яп. Курэ) повлекло за собой и ряд культурных заимствований. Так, в «Кодзики» сообщается, что чуть позднее, в период царствования в Ямато государя Удзи [415-417 годы испр. хрон.] в качестве ложа для государя (по крайней мере, в походных условиях – под пологом и занавесью ) использовалось “ложе [государства] У” (чьё название комментаторами по-японски читается как агура ).
Укреплялись связи и с традиционным союзником Ямато – Пэкче. В разделе «39-й год правления Одзина» [около 413 года испр. хрон.] сообщается, что «…ван Пэкче Чонджи прислал государю свою младшую сестру, Сисэту-пимэ. Сисэту-пимэ привезла с собой семь женщин» [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 39-й год пр.; Nihongi, X, 19].
Незадолго перед смертью [около 414 года испр. хрон.] государь Хомуда-вакэ уже официально распределил функции управления между тремя сыновьями. (1) Он назначил наследного принца Удзи-но вака-ирацўко (др.-яп. Уди-но ваки-иратуко) своим «преемником» (и соправителем одновременно [?]) (кит. с`ы; яп. хицуги). По «Кодзики» этот принц был назначен «управлять (яп. сиру) [делами] наследования солнцу небесному» (яп. ама-цу хи-цуги – то есть наследовать трон государя Ямато). Функции, которые выполнял принц Удзи в качестве преемника, он сам определил в речи, обращённой к Ō-садзаки: «…содержать храмы предков государя (кит. цзÿн-м`яо) [и] алтари божествам земли и злаков (кит. ш`э-цзù) …» То есть функции Удзи-но вака-ирацуко можно определить как жреческие – он должен был выступать как верховный жрец–правитель. Правда, данную фразу из «Нихон-сёки» можно иносказательно истолковать немного иначе: «…держать престол (государство) (кит. цзÿн-м`яо) [и] династию (трон, государство) (кит. ш`э-цзù)…», то есть выступать в качестве верховного правителя страны.
(2) Принц Ō-яма-мори (др.-яп. Опо-яма-мори) был назначен ведать (кит. чжăн) «горами, реками, лесами и равнинами» – то есть, видимо, царскими угодьями. В «Кодзики» это назначение сформулировано так: «…Ō-яма-мори-но микото будет главой (кит. чж`эн) гор [и] морей». Исследователи поясняют, что (по «Кодзики») в правление Хомуда были созданы корпорации Ама-бэ (досл. “морская корпорация” или “корпорация рыбаков ама” ), отвечавшая за прямые поставки (без посредства агата-нуси и куни-но мияцуко) рыбы и морепродуктов ко двору правителя (эти подношения в тексте «Кодзики» названы опо-нипэ – досл. “великие подношения” ); Яма-бэ (досл. “горная корпорация”); Яма-мори-бэ (досл. “корпорация горных стражей”); Исэ-бэ (досл. “корпорация провинции Исэ”). В отношении последней корпорации исследователи предполагают, что Исэ-бэ была корпорацией ама (ама-бэ) в провинции Исэ, то есть тоже занималась прямыми поставками морепродуктов. Видимо, управлять этими корпорациями и был назначен Ō-яма-мори.
(3) А Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки; будущий государь Нинтоку) был назначен «(третьим) советником (кит. фу) наследного принца, [и ему] было приказано ведать делами государства»! По «Кодзики» Ō-садзаки было безвозмездно даровано (яп. мавоси тамау) право «держать бразды правления, стоять у власти» (кит. чжúчж`эн) в «полученной в кормление стране» (яп. восу-куни ) [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 40-й год пр., 1-й месяц, 24-й день; Nihongi, X, 30; Кодзики, св.2-й, Одзин]. Это подтверждается сведениями китайских летописей, где в разделе 413 года Ō-садзаки назван “помощником” (кит. цзāнь). Тем самым китайцы, видимо, хотели указать на статус Нинтоку как правителя–помощника (кит. чжúчж`эн) японского государя. Кроме того, уже после смерти Хомуда-вакэ [около 414 года испр. хрон.], Удзи-но вака-ирацўко, обращаясь к Ō-садзаки, назвал его титулом государей Ямато того времени – опо-кими (яп. ō-кими). «Кодзики» добавляет, что, когда скончался государь Хомуда, «…Опо-сазаки-но микото, в согласии с государевым приказом, передал [яп. юдзуру – С.Д.] Поднебесную Уди-но ваки-иратуко». То есть Ō-садзаки, фактически осуществлявший обязанности государя, после смерти отца передал светские функции управления страной верховному жрецу–правителю Удзи.
Вскоре, еще до того как посольство к Восточной Цзинь 413 года успело вернуться в Японию, Хомуда скончался в возрасте около 67 лет [около 414 года испр. хрон.] и был похоронен в кургане Эга-но Мофуси-но ока-но мисасаги в восточной части Осака (местности Хомуда района Хабикино; курган называется также Хомуда-яма-но кофун ). Этот курган хорошо известен исследователям. Он длиной 415 м, высотой 36 м. Является вторым по размерам курганом страны после кургана Нинтоку. Захоронение датируется началом V века.
В месяц смерти государя Хомуда Ати-но оми вернулся из Южного Китая и привез портних из Курэ (Курэ/ Го; кит. У – из Восточной Цзинь), которые были представлены уже Ō-садзаки (Нинтоку). «Потомки этих женщин – швеи и вышивальщицы по щёлку Курэ и Кая». В «Кодзики» упоминается прибывшая, видимо, из Пэкче некая Сайсо (кор. Сосо; кит. Сису), чья профессия определена как курэ-хатори (др.-яп. курэ-патори – досл. “уская одежда”, одежда [государства] У/ яп. Курэ, т.е. южно-китайская одежда). Исследователи истолковывают название её профессии как ткачиха. [Нихон-сёки, св.10-й, Одзин, 41-й год пр.; Nihongi, X, 20; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CX]. В связи с этим следует отметить, что в «Синсэн-сёдзи-року» упомянут, видимо, клан руководителей созданной в это время корпорации ткачих курэ-хатори – Курэ-хатори-но мияцуко (др.-яп. Курэ-патори-но миятуко – досл. “управляющие [ткачихами] уской одежды”). Основателем этого клана стал писец–летописец (яп. фухйто, др.-яп. пупито), выходец из Пэкче – Ару-но фухйто (кор. Ану) [Синсэн-сёдзи-року, св.28-й, Курэ-хатори-но мияцуко].
После смерти Одзина [около 414 года испр. хрон.] власть унаследовал Удзи-но вака-ирацўко (яп. Удзи-но сумэра-микото – “правитель Удзи” в «фудоки» ), но царствование его не было спокойным, а положение прочным. Братья государя Удзи (включая, видимо, и Ō-садзаки) были недовольны решением отца о передаче трона более младшему брату. Один из старших сыновей Хомуда от первой жены – принц Ō-яма-мори, обиженный тем, что государь Хомуда обошел его при назначении наследника, и несогласный с волей родителя, хотел сам взойти на трон.
Старший единоутробный брат и сторонник Ō-яма-мори принц Нуката-но Ō-нака-цу хико решил воспользоваться ситуацией: «…принц Нуката-но Опо-нака-ту-пико-но микото возымел желание (кит. цзˉян) стать управителем (кит. чжăн) государевых полей (яп. мита) и рисовых амбаров (яп. миякэ) Ямато. Поэтому [он] сказал управителю государевых полей (др.-яп. мита-но тукаса; яп. мита-но цўкаса), предку Идзумо-но оми – Оу-но сўкунэ: “Эти мита изначально – земли Яма-мори. Поэтому теперь я должен [ими] править (яп. дзи)! Тебе недолжно [ими] ведать (кит. чжăн)”» [Нихон-сёки, св.11-й Нинтоку, 41-й год пр. Одзина, 2-й месяц]. То есть возник спор из-за права собственности и права на управление государственными землями (яп. ми-та) в Ямато. Сведениями по данному вопросу обладал только некий Агоко, младший брат Ямато-но атаи. Но, как выяснилось, Агоко находился с поручением в Южной Корее. Поэтому пришлось отправить корабль, чтобы привести его в Японию. Наконец-то Агоко прибыл ко двору и смог рассудить спор о земле. Он сказал: «Слышал [я] предание (яп. дэн), [что] при жизни государя (яп. сумэра-микото), царствовавшего (яп. гёу) во дворце Тамаки-но мия в Макимуку [– государя Икумэ/ Суйнина], надзирать (досл. «приводить в порядок», кит. дùн) за государственными землями в Ямато (яп. Ямато-но ми-та) было присуждено (кит. кˉэ) наследному принцу Опо-тараси-пико-но микото…» [будущему государю Кэйко (337 – около 343 годов испр. хрон.)]. И далее Агоко дословно процитировал указ государя Икумэ [332-336 годы испр. хрон.], касающийся государственных земель (яп. ми-та, кит. тýнь-тя́нь – досл. “полей колонистов военных поселений”) Ямато. «Государев указ (кит. чùчжй) гласил: “Всегда (кит. фáнь) государственные поля Ямато должны быть государственными полями каждого царствующего императора (яп. тэйкō). Будь то даже (кит. сÿй) это сын императора, [если он] не царствует, [он] не может управлять (кит. чжăн) [государственными полями]!”». То есть по этому указу «царские поля и амбары Ямато» (Ямато-но мита оёби миякэ – поля государства Ямато ) считались владением только правящего монарха и никого более, даже не сына правителя [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI, 3].
Такое решение ещё более ожесточило Ō-яма-мори (др.-яп. Опо-яма-мори). Борьба за власть в роду правителей Ямато крайне обострилась. «Нихон-сёки» сообщает: «И после этого у принца Опо-яма-мори, который терзался завистью, что прежний властитель [яп. тэй, кит. ди – С.Д.] не жаловал его и не возвел в ранг наследного принца, появился ещё один повод для зависти. И тогда, измыслив хитроумный план, он сказал так: “ [Я – С.Д.] убью наследного принца и сам займу государев пост”» (яп. тэй-и). «Кодзики» добавляет: «А Опоямамори-но микото пошёл наперекор государеву приказу – замыслил захватить Поднебесную, лелеял помыслы брата младшего убить и стал тайно оружие готовить, чтобы напасть на него». Для этого он набрал отряд в несколько сотен воинов и готовился к нападению.
Однако Ō-садзаки, узнав о том, сообщил о заговоре правителю Удзи. И здесь они выступили как союзники. Для защиты от мятежников собрали войско и стали ждать. «Собрал наследный принц [Удзи – С.Д.] войско и стал ждать». Принц Удзи на переправе через реку Удзи (др.-яп. Уди) подготовил засаду для Ō-яма-мори. «Услышав эту весть, Уди-но ваки-иратуко… спрятал своих воинов на берегу реки, а сам натянул на вершине горы из грубого шёлка вместо загородки…» «Обманно выдав [за себя] приближённого охранника (яп. тонэри) , сделал его [вместо себя] государем (яп. кими), для большей видимости открыто посадил [его] на “ложе [государства] У” (яп. агура )…» «И как стали туда-сюда сновать почтительные чиновники ста управ, получилось в точности так, словно принц [яп. кими – досл. “государь” – С.Д.] [Удзи] там сидит. А чтобы принц – старший брат [Ō-яма-мори – С.Д.] мог переправиться через реку, снарядил он [государь Удзи – С.Д.] разукрашенную ладью с веслом, а также размолол корни плюща санакадура, собрал в получившейся жиже самую скользкую часть и покрыл ею рейки на дне ладьи, – устроил так, что наступишь – и непременно упадёшь».
И ничего не подозревавший Ō-яма-мори попался на обман. «А Опо-яма-мори-но микото, не зная о том, что [правительственная – С.Д.] армия уже в готовности, созвал несколько сотен воинов и посреди ночи выступил с ними. На рассвете они дошли до Уди и как раз собирались переходить реку». «А сам принц [Удзи – С.Д.] надел одежды, верх из полотна и штаны пакама, и стал точь-в-точь как человек низкого рождения. Взял он в руки весло и забрался в ладью». «Тут наследный принц [Удзи – С.Д.] облачился в одежду из конопли, взял весло, незаметно пробрался к перевозчикам и стал среди них». Ō-яма-мори, не почувствовавший опасности, решил действовать не прямо – путём открытого нападения, а скрытно – он хотел тайно пробраться в лагерь принца Удзи и, неожиданно напав, убить его. Это его и погубило. Оставив своих воинов на берегу, Ō-яма-мори один отправился на противоположный берег. «Принц же – старший брат [Ō-яма-мори – С.Д.] укрыл своих воинов, под одежду сунул оружие и пришёл на берег реки. Собрался переправиться на ладье, а издалека была видна та шёлковая занавесь, и решил он, что там сидит принц [яп. кими, т.е. государь Удзи – С.Д.] – младший брат. Не знал он, что тот стоит в ладье с веслом…» «Затем он [Удзи – С.Д.] посадил Опо-яма-мори на ладью и стал перевозить на другой берег. Когда они достигли середины реки, он приказал перевозчикам ступить так, чтобы ладья накренилась. И принц Опо-яма-мори упал в реку…» Подобное же рассказано в «Кодзики»: «Когда они доплыли до середины реки, Уди-но ваки-иратуко накренил ладью и сбросил брата в воду. Тот всплыл на поверхность, но водный поток увлёк его вниз…» «Тут многочисленные воины [наследного принца Удзи – С.Д.], до того лежавшие ничком, разом вскочили и не дали ему выйти на берег». Сторонники мятежного принца Ō-яма-мори в этой ситуации ничего не могли сделать, так как государевы воины, стреляя из луков по плывущему принцу Ō-яма-мори, не давали ему возможности подплыть к берегу. «Тут воины [государя Удзи – С.Д.], спрятанные на берегу, со всех сторон сбежались и стали пускать ему [принцу Ō-яма-мори – С.Д.] вдогонку стрелы. И вот, доплыв до Кавара, он утонул…» «И он, в конце концов, утонул, и таким образом умер. Когда стали искать его тело, оказалось, что оно всплыло около переправы Кавара…» «Стали… с помощью крючков отыскивать место, где тот утонул, зацепили за оружие под одеждой, оно и забренчало – кавара! Поэтому и нарекли то место Кавара…» Тело Ō-яма-мори вытащили и похоронили на горе Нара-но яма [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI, 4; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CXII]. Но на этом борьба за власть не завершилась.
Во главе государства Ямато встал государь Удзи (др.-яп. Уди-но опо-кими). Местные источники провинции Харима сохранили одно очень важное свидетельство: «Во времена царя [яп. сумэра-микото – С.Д.] Удзи два предка мурадзи Удзи, [по имени] Этаканаси и Ототаканаси, выпросили себе [участок земли] в Ёфуто, что [на землях] деревни Ота...» [Харима-фудоки, уезд Иибо, поле Око]. В этом отрывке Удзи-но вака-ирацуко назван титулом “сумэра-микото/ тэннō” (“царь”, император), хотя в официальном перечне царствований он не упоминается, так как считается не правившим. Косвенным свидетельством прихода к власти правителя Удзи могут послужить сведения «Самгук-саги». Временное завершение внутренней борьбы должно было способствовать активизации внешней активности. Следует отметить, что в 415 году силланцы ожидали какое-то нападения. В связи с этим, был проведён военный смотр: «Осенью, в седьмом месяце, состоялся большой смотр [войск] на равнине у [крепости] Хёльсон. Расположившись на южных воротах Кымсона, [ван] наблюдал за стрельбой из лука». Опасения были не напрасны. Через месяц японцы напали на Силла – атаковали остров Пхундо, но потерпели поражение от силланцев. «В восьмом месяце одержали победу в сражении с людьми Вэ на острове Пхундо» [Самгук-саги, летописи Силла, кн.3-я, Сильсон, 14-й год пр. (415 г.)].
В государстве Ямато фактически установилось двоевластие: во дворце Удзи (город Удзи в округе Киото) сидел правитель Удзи, а в Нанива (др.-яп. Нанипа; совр. город Осака) – Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки/ Нинтоку). Как сообщают источники, такая ситуация сохранялась три года [415, 416, 417 годы испр. хрон.], а потом Удзи-но вака-ирацуко неожиданно скончался (по «Нихон-сёки»: покончил жизнь самоубийством). Вся эта ситуация очень подозрительна. Исследователи указывают, что за этими событиями скрывалась борьба за престол. Однако источники прямо ничего отрицательного о действиях Нинтоку не говорят. При этом «Нихон-сёки» рассказывает удивительную историю. Сначала особо подчёркивается, что Ō-садзаки приехал во дворец Удзи через три дня после кончины государя Удзи. А потом сообщается, что там он провёл обряд призывания души умершего. Тут же “умерший” принц «внезапно ожил», поговорил с Ō-садзаки, а потом «лёг в гроб и скончался» . Это может означать, что на момент приезда Нинтоку во дворец правителя государь Удзи был жив. А когда вот когда Ō-садзаки со своими людьми уже приехал, то тогда Удзи и “помогли” умереть. Таким образом мог быть устранён политический соперник [около 417 года испр. хрон.?]. После этого Ō-садзаки похоронил государя Удзи на горе Удзи-но яма (др.-яп. Уди-но яма) (к северу от нынешнего города Удзи на реке Удзи). Следуя предсмертной воле государя Удзи, Ō-садзаки взял в жёны родную младшую сестру Удзи – Ята-но химэ [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку; Nihongi, XI,5; Кодзики, св.2-й, Одзин; Kojiki, II, CXIII]. Таким образом, после смерти государя Удзи во главе Ямато оказался Ō-садзаки (др.-яп. Опо-сазаки) – сын главной жены (кйсаки – “императрицы”) государя Хомуда .
В начале следующего после смерти государя Удзи года – в 3-й день 1-го месяца 418 года [испр. хрон.] «весной 1-го года правления, в день цутиното-но у начального месяца, когда новолуние пришлось на день хиното-но уси, Опо-сазаки-но микото вступил на престол… Столица была устроена в Нанипа. Её [обитель государя] имен[овали] Такату-но мия. Изгородь дворца и помещения не были покрыты белым лаком. Опоры, стропила и балки не были украшены узором, а когда настилали крышу тростником, то не подравняли концы. Получилось так потому, что государь не хотел, чтобы из-за его собственной надобности нарушались сроки пахоты». Таким образом, качестве резиденции была выбрана территория Нанива в провинции Сэццу (побережье Осакского залива). Дворец Такацу-но мия (др.-яп. Такату-но мия) располагался на землях Такацу (около Хоэн-сака в центральном районе Осака). Ряд исследователей отмечает, что в восточной части Осака во дворе средней школы Такацу обнаружены руины большой постройки, которые возможно отождествить с дворцом Ō-садзаки.
Нежелание нового государя Ямато налагать чрезмерную трудовую обязанность на общинников Ямато по строительству государевой резиденции и, тем самым, отрывать их от начавшихся сельскохозяйственных работ отражало его стремление к тому, чтобы не вызвать недовольство рядовых общинников и, в результате этого, не лишиться поддержки с стороны основной массы воинов общинного ополчения. Ō-садзаки, пришедший к власти путём отстранения и, вероятно, убийства своего младшего брата – государя Удзи-но сумэра-микото – законного наследника прежнего правителя Хомуда, т.е. будучи узурпатором, и так имел слабые основания для того, чтобы занимать престол Ямато.
С этой же целью было осуществлено и следующее мероприятие начала царствования Ō-садзаки – отмена налогов в связи с массовым обнищанием рядовых общинников. Сложившаяся ситуация являлась косвенным подтверждением существования длительного периода борьбы за власть накануне воцарения Ō-садзаки. Обнищание могло стать результатом нестабильности и борьбы за власть 415-417 годов [испр. хрон.]. О том, что период неурядиц длился три года, говорится в указе Ō-садзаки: «Я поднялся на высокую площадку и посмотрел вдаль, но над землёй нигде не поднимаются дымки. И я подумал – верно, земледельцы (досл. “сто родов”) совсем обеднели и никто не разводит огня в доме… Я смотрю на… [подданных] вот уже три года. Дымки очагов видны всё реже. Понятно, что пять злаков не вызревают и сто родов нуждаются…» В результате Ō-садзаки решил на три года отменить трудовую обязанность и сбор налогов . Указ гласил: «Отныне и до истечения трёх лет все поборы (др.-яп. этуки, яп. эцуки; кит. к`э-ù) прекратить и дать ста родам передышку в их тяжёлом труде » [Нихон-сёки, св.11-й, Нинтоку, 4-й, 7-й годы пр.]. В «Кодзики» это описано следующим образом. «Как-то государь взошёл на высокую гору и, окинув взглядом все четыре стороны, рёк: “Не вижу дыма [очагов – С. Д.] в стране. Все в стране – бедны. А посему в течение трёх лет да будут все люди (др.-яп. опо-митакара, кит. ж`эньмúнь ́– общинники – С.Д.) освобождены от трудовой повинности и податей (др.-яп. этуки, яп. эцуки; кит. к`э-ù)”…» [Кодзики, св.3-й, Нинтоку; Kojiki, III, CXXI]. Под термином “эцуки” (кит. к`э-ù) исследователи понимают подати и поземельный, натуральный или зерновой налог цуки (кит. к`э), а также трудовую обязанность э (кит. ù). Позже сообщается: «Люди стали процветать и не страдали от трудовой повинности» (яп. этати; кит. ùсй΄) . О ней говорится далее, где упоминается общинник, отбывавший трудовую обязанность (яп. ёборо, кит. шù-дūн) в ведомстве по доставке воды ко двору (др.-яп. мопитори-но тукаса, яп. мохитори-но цўкаса), то есть работавший определённое время в казённом учреждении .
В связи с этим следует отметить, что добродетель правителя Ō-садзаки некоторыми исследователями тут же начинает связываться с конфуцианскими идеями, и в силу этого – сведения о мероприятии этого государя объявляются анахронизмом и позднейшей вставкой. Однако ситуация с отменой налогов и трудовой повинности в древней Японии государем Ō-садзаки – не является чем-то уникальным в древнем мире. В древности, в рабовладельческом праве мы везде наблюдаем борьбу государства с разорением и долговым рабством рядовых общинников. Подобная политика известна, например, в Корее (см.: «Самкук-саги» ). Так, в 198 году пострадавшие от наводнения области и уезды корейского государства Силла были освобождены на год от поземельного и подворного обложения. В 397 году из-за засухи и саранчи разразился голод, поэтому население страны на один год было освобождено от поземельного и подворного обложения. Так же на год освобождалось от налогов население государства в 555 году.
В Месопотамии, начиная с эпохи первых династий (Раннединастического периода, XXVIII-XXIV века до н.э.), правители периодически проводили отмену долгов и недоимок, возвращали должников в прежнее состояние, отменяли отчуждение земель должников. Подобная политика продолжалась в период деспотических монархий (с XXIV века до н.э.). Такие мероприятия именовались “освобождение”, “справедливость”, “возвращение к матери” (к первоначальному положению), и проводились достаточно регулярно. В Афинах в 594 году до н.э. Солон провел “стряхивание бремени” (греч. сисахфия), то есть отмену долгов. Аналогичные деяния справедливости–освобождения проводились в Японии и в более позднее время. Об этом свидетельствует ещё одна запись в «Нихон-сёки», излагающая содержание указа правителя об отмене долгов и недоимок в 19-й день 7-го месяца 686 года: «Было речено: “Пусть те бедные люди в Поднебесной, которые взяли взаймы рис или же вещи, будут освобождены от уплаты долга как государству, так и частным лицам, начиная с 30-го дня 12-й луны года киното-тори”» (14-го года Тэмму) [Нихон-сёки, св.29-й, Тэмму, Сютё 1-й год, 7-й мес., 19-й день].
И связано это не столько (как это пытаются истолковывать некоторые исследователи) с “гуманностью” самих правителей, сколько с необходимостью сохранять слой рядовых общинников. Во-первых, потому что общинное ополчение в древнем мире, особенно на ранних стадиях развития государства, являлось единственной многочисленной военной силой. Поэтому государство, чтобы сохранять численность своего войска, должно было поддерживать рядовых общинников, заботиться о том, чтобы они сохраняли свой статус. Во-вторых, рядовые общинники были основной массой налогоплательщиков – для того, чтобы выплачивать налоги, подати, выполнять трудовую и военную обязанности; рядовые общинники не должны были разоряться. Речи Ō-садзаки, связанные с отменой долгов, являются типичными для древнего мира и ничем не отличаются от речей по этому поводу древневосточных правителей месопотамских государств (Энметены, Уруинимгины, Липит-Иштара, Хаммурапи).
В древней Корее помощь нуждающимся и малоимущим общинникам тоже была возведена в ранг государственной политики. В 194 году в Когурё случилось стихийное бедствие: “Осенью, в седьмом месяце, выпал иней и погибли хлеба. Народ голодал, поэтому были открыты [казённые] склады для оказания помощи… Затем [ван] повелел соответствующим учреждениям (са) подробно разузнать и оказать помощь одиноким, вдовым, сиротам, бездетным старикам, больным, бедным и нищим, которые не могут [сами] поддержать своё существование; ещё приказал чиновникам [учреждений] каждый год с третьего весеннего месяца и до седьмого осеннего месяца выдавать казённое зерно взаймы (чиндэ) народу по числу едоков в семье, а зимой, в десятом месяце, возвращать [выданное весной и летом]. Это должно было стать постоянным правилом…» [Самгук-саги, кн.16-я, летописи Когурё, Когукчхон, 16-й год пр. (194 г.)]. Эта же ситуация повторилась в 273 году . Когда в 298, 300 годах из-за града и землетрясения опять случился голод, а правитель Когурё Понсан-ван не стал оказывать помощь населению и не соглашался с «увещеваниями сановников» сделать это, в результате заговора сановников правитель был отст
Суровень Д.А.
- Проблемы истории, филологии, культуры. Москва – Магнитогорск: Ин-т археологии РАН – МГПИ, 1998. Вып.5. С.160-167. , 1998
Сравнительный анализ материалов корейских и японских источников о походе японцев в южнокорейское государство Силла в 346 году, описанного в "Самкук-саги", а также под неправильной датой в "Нихон-сёки", "Кодзики" и других японских трудах
Сравнительный анализ материалов корейских и японских источников о походе японцев в южнокорейское государство Силла в 346 году, описанного в "Самкук-саги", а также под неправильной датой в "Нихон-сёки", "Кодзики" и других японских трудах По материалам статьи:
Суровень Д.А.
КОРЕЙСКИЙ ПОХОД ОКИНАГА-ТАРАСИ-ХИМЭ
(ПРАВИТЕЛЬНИЦЫ ДЗИНГУ) //
// Проблемы истории, филологии, культуры. Москва–Магнитогорск:
Ин-т археологии РАН–МГПИ, 1998. Вып. 5. С.160-167.
Окинага-тараси-химэ (посмертное имя Дзингу), молодая супруга правителя Тараси-нака-цу хйко (посмертное имя Тюай), являлась потомком по женской линии корейского пе-реселенца в Тадзима (Ама-но Хибоко)1. Её фамильное имя "Окинага" ("долгодышащая") бы-ло связано с магией, сама Дзингу по традиции считалась главной колдуньей и по крови род-ственницей пра¬вящих домов Силла, Пэкче и Когурё (по мнению Танака Кацудзо и М.В.Воробьева)2. Вообще многие исследователи указывают на связь Дзингу с религией, считая ее "шаманкой" (жрицей)3. И по мнению Танака К. положение это обусловливалось представлениями древних японцев о том, что "императрица" (кйсаки)4 (т.е. главная жена правителя), обладала магической силой5, или, как я считаю, являлась верховной жрицей.
В "Нихон-сёки" эта религиозная связь Дзингу проявилась в отношении культов богов местности Анато, от имени которых она предвещала поход в Корею. Причем эта связь ока-залась не чисто духовной, а имела материальную подоплеку: Дзингу от имени богов Анато потребовала от Тюая вернуть заливные рисовые поля "о-та" (досл. "великие поля"6), кото-рые ранее были переданы Тюаю – местным правителем Анато (Анато-но атаэ) по имени Хомутати. В древности главы территориальных общин (общин-государств) обычно высту-пали одновременно и верховными жрецами общинных культов7. Поэтому за требованиями Дзингу вернуть поля "о-та" стояли интересы жречества Анато (так как земли богов – это земли храмового хозяйства). В древности же функции жрецов общинных культов выполня-ли представители местной, общинной знати. То есть здесь можно предполагать наличие противоречий между общинной знатью и Тюаем – долгое время являвшимся правителем Анато; противоречия, которые закономерны для всех государств древнего мира8.
Таким образом, против Тюая сложилась двойная оппозиция, возглавленная его женой и верховной жрицей Дзингу: 1) оппозиция центральной знати (придворной) во главе с Та-кэути-но сукунэ, требовавшая похода в Силла9, предпочитая более богатую Силла, обесси-ленную борьбой с Когурё, чем земли кумасо10; 2) оппозиция местной знати и жречества Анато, требовавших возвращения полей "о-та" из государственного сектора в храмовое хо-зяйство богов Анато. Связь Дзингу с культами Анато сохранилась и после ее прихода к вла-сти – после корейского похода правительница назначила главным жрецом (каннуси)11 богов Анато того самого Хомутати, Анато-но атаэ; а в селении Ямада в Анато было построено новое святилище богов Анато [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая; Nihongi, IX, 15].
В этой ситуации шансы Тюая на то, чтобы сохранить власть, были невелики. Он ус-пел еще организовать поход против кумасо, но не очень удачный, да к тому же прерванный12 странной смертью Тюая, больше похожей на политическое убийство [Нихон-сёки, св.8-й, Тюай, 8-й год пр., 9-й месяц; 9-й год пр., 2-й месяц; Nihongi, VIII, 8; Кодзики, св.2-й, Тюай; Kojiki, II, XCVI; Jinno-shotoki, I, Chuai, 77]. Видимо, провал экспедиции против кумасо ре-шил его судьбу – оппозиция начала действовать. По источникам, смерть Тюая была следст-вием подчинения воле богов13 – по "Кодзики" он был умерщвлен еще при обсуждении во-проса о походе на Силла [Кодзики, св.2-й, Тюай; Kojiki, II, XCVI], по "Нихон-сёки" – после провала операции против кумасо он «внезапно заболел и умер» (в 52 года) (по другой вер-сии, цитируемой в "Нихон-сёки" – Тюай убит стрелой ("скоропостижно умер") в сражении с кумасо14) [Нихон-сёки, св.8-й, Тюай, 9-й год пр., 2-й месяц, 5-й день; Nihongi, VIII, 8; IX, 2, 14], т.е. нигде впрямую не говорится об убийстве Тюая. Но исследователей очень насторо-жили обстоятельства, связанные с его смертью. Видимо, главные участники заговора – Дзингу и "ō-оми" Такэути-но сукунэ. Они запретили траур по правителю и не позволили, чтобы кто-нибудь в стране узнал о смерти Тюая. Сам "о-оми" вместе с главами четырех влиятельных кланов (Накатоми, О-мива, Мононобэ и Отомо в ранге "мурадзи" и "кими"), видимо, тоже участников заговора, по приказу Дзингу составили нечто типа "тайного выс-шего совета" по управлению. Тело Тюая Такэути-но сукунэ из Касихи тайно вывез по морю на корабле в Анато, где тайно же и захоронил [Нихон-сёки, св.8-й, 9-й год пр. Тюая]. Власть оказалась в руках юной и тщеславной правительницы.
Естественно, при таких обстоятельствах, большинство исследователей склонилось в пользу версии насильственного отстранения Тюая от власти. М.В.Воробьев считает, что эти события являются "глухими отзвуками борьбы за престол при воцарении Дзингу"15, Н.И.Конрад прямо заявляет, что это было убийство16, а А.Л.Садлер добавляет: смерть Тюая – дело рук Такэути-но сукунэ17. И действительно, по "Кодзики", "о-оми", перед тем как на-чать действовать, ему потребовалось совершить "великие жертвоприношения" и выполнить "великое очищение" (о-хараэ) – видимо, чтобы очиститься от скверны убийства [Кодзики, св.2-й, Дзингу; Kojiki, II, XCVII].
После смерти Тюая началась подготовка к походу на Силла18. И в этот период наибо-лее ярко проявился характер власти Дзингу как верховной жрицы (так как она в это время не могла выступать как правительница – ведь "официально" Тюай был "жив"): она строит свя-тилища, устраивает моления, воспрошает богов, приносит жертвы богам (причем всем богам – Небес и Земли, т.е. богам всех общин Ямато). В Хидзэн она создает "поля богов"19, т.е. храмовое хозяйство; причем здесь она действует как и любой другой древневосточный пра-витель, создавая систему ирригации этих полей, для чего был выкопан магистральный канал "Сакута" [ Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюай, 2-й и 4-й месяцы; Nihongi, IX, 2-5].
Как указывает М.В.Воробьев, в связи с подготовкой к походу на Силла, опять возник вопрос о покорении кумасо20, видимо, для того, чтобы обеспечить надежный тыл войскам Ямато, которые следовали в Корею через Кюсю. Поэтому Дзингу пришлось завершать дело, начатое еще Тюаем. Войска правительницы действовали на двух направлениях, главное на-правление возглавила сама Дзингу. В конечном итоге кумасо и цутигумо (в Тикуго) были подчинены. Но в "Нихон-сёки" есть один важный момент – в ходе военной операции Дзингу захватила округ Ямато21 в Тикуго (может быть, прежнюю резиденцию правительниц Ематай – Нюй-ван-го), где она убила местную правительницу Табура-цу химэ22, "цутикумо" по про-исхождению, а ее старшего брата (соправителя [?]) Нацуха вместе с его армией обратила в бегство [Nihongi, IX, 3-5]. Как отмечает Мураяма Кэндзи, в одном из старых сочинений про-винции Тикуго – "Нантику-мэйран"23 ("Ясный обзор юга Тику[го]", 2-я пол. XVIII века) со-общается, что ее могила (Табура-цу химэ) находится рядом с входными воротами синтоист-ского святилища Оимацу, в большом кургане городка Сэтака24.
После этого похода, как отмечают исследователи, упоминания о стране и народе ку-масо совершенно исчезают из древних японских хроник (высказывается предположение, что после подчинения кумасо Ямато их перестали называть по местности, а стали называть соб-ственным именем этого народа – "хаято", которое встречается в записях VI-VIII веков25). Возможно, что после захвата округа Ямато в Тикуго (прежнего центра объединения вадзин III века), сопротивление было сломлено26, так как был покорен, как можно предполагать, ру-ководящий центр сопротивления вадзин ("цутикумо") в Северном Кюсю.
Далее, если судить по "Хидзэн-фудоки", Дзингу на кораблях, двигаясь вдоль западно-го побережья Кюсю [Хидзэн-фудоки, уезд Соноки, село Сука], прибыла в округ Мацура [Хидзэн-фудоки, уезд Мацура; Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая, 4-й месяц; Ni-hongi, IX, 4-5; Kojiki, II, XCIX], где занималась храмовым хозяйством и ирригацией, а после (через Афука / Ока и Томо) вернулась во дворец Касихи на Кюсю (в Цукуси) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая, 4-й месяц; Nihongi, IX, 5; Хидзэн-фудоки, уезд Мацура, почтовый двор Афука; почтовый двор Томо].
После этого "Нихон-сёки" замолкает, и шесть месяцев покрыты молчанием. Но, к счастью, местные источники провинции Харима сохранили кое-какие сведения – и самый главный вывод из этого материала: эти шесть месяцев Дзингу провела в Центральной Япо-нии, ведя подготовку к своему знаменитому походу в Силла.
В отношении датировки данного события среди исследователей было много споров. Уже в период с конца XIX века ученые обратили внимание на то, что в "Нихон-сёки" в раз-деле "Дзингŷ-ки" содержится материал о Корее, относящийся ко второй половине IV века. Выяснилось, что расхождение между японскими и корейскими источниками составляет два полных шестидесяти¬летних цикла в 120 лет, что позволило уверенно датировать 46-й – 69-й года правления Дзингу 366-389 годами н.э27. Оставалась проблема датировки похода в Сил-ла, т.к. традиционная дата (200 г. н.э.) не укладывалась в закономерность "прибавленных двух циклов" (60х2=120 лет). Тогда исследователями был предложен 346 год, в который произошло первое с конца III века н.э. (да еще к тому же очень крупное) вторжение японцев в Силла28. После того, как в ходе моих исследований мне удалось обнаружить вызванное реформой календаря Кэйко смещение цикла на 26 лет, то дата 346 года полностью подтвер-дилась (200+60x2+26=346 год н.э.).
Исследователи в качестве причины корейского похода Дзингу называют стремление правителей Ямато объединить под своей властью не только Северный Кюсю, о и часть тер-ритории Кореи, которая традиционно находилась в тесной связи с Японским архипелагом в пределах единой культурно-географической и этнической зон29. Но был и еще один момент: "Самкук-саги" в качестве повода для войны 346 года называет отказ правителя Силла Хыль(Хыр)хэ-вана прислать в 344 году невесту в Японию, что, естественно, было сильней-шим оскорблением и жесточайшим унижением для японского двора, в результате чего, во 2-м месяце 345 года, "ван Вэ" (правитель Японии, можно предполагать, что это был Тюай) прислал письмо о разрыве отношений с Силла, а в 346 году – произошло мощное, многочис-ленное вторжение [Самкук-саги, летописи Силла, Хыльхэ, 35-й, 36-й, 37-й года пр.; (344, 345, 346 годы)]. Что здесь примечательного: письмо о разрыве отношений с Силла из Япо-нии пришло во 2-м месяце 345 года, а в 9-й месяц 8-го года правления [испр. хрон. 345 г.] Дзингу на военном совете предложила вместо похода на кумасо совершить поход в богатую Силла, который состоялся в 10-й – 12-й месяцы 9-го года правления Тюая [346 испр. хрон.], что хронологически совпадает со сведениями корейских ис¬точников. Видимо, японские ис-точники намеренно умалчивали о столь позорном для двора Яма-то факте, как отказ при-слать невесту. Но, тем не менее, кое-что все-таки в источники попало; а именно: Дзингу не просто желает совершить поход в Силла, а намерена "покарать" (формулировки "Кодзики", "Нихон-сёки" и "фудоки") Силла; она, если можно так выразиться, просто фанатично "ки-пит" ненавистью к Силла. Почему? Ответ может быть прост – "оскорбление 344 года".
Наконец, завершив приготовления в Центральной Японии (как можно судить по ма-териалам "Харима-фудоки"), сев на корабли (видимо, в Нанива), участники похода отправи-лись на Кюсю. "Харима-фудоки" сохранила описание этой процессии (отсутствующие в других источниках): "Этой [красной – С.Д.] краской выкрасили священные копья и постави-ли их на носу и на корме царских судов, покрасили борта судов и окрасили одежду воинов, а также, подмешав краску, окрасили морскую воду..." – все это должно было принести удачу походу [Фрагмент "Харима-фудоки" Нихоцу-химэ из "Сяку-нихонги", кн.11]30; с этой же це-лью статуя корейского бога мореплавания (у корейских переселенцев в Идзумо) Идатэ (кор. Итхэтэ) (31) стояла ...на носу корабля царицы Окинага-тараси-химэ, когда она переплывала море, чтобы усмирить страну Кара" [Харима-фудоки, уезд Сикама, село Идатэ].
По данным "фудоки" можно проследить и маршрут движения участников похода – из Нанива они прибыли на северную оконечность острова Авадзи [Харима-фудоки, уезд Саё, село Накацува], затем в устье реки Удзу (ок. совр. г. Химэдзи) корабли останавливались на ночлег [Харима-фудоки, уезд Иибо, река Удзу; переправа Укуси], а там суда пришлось та-щить волоком, т.к. дул встречный ветер; и для этой цели на основе трудовой обязанности было собрано большое количество общинников (волок Фунагоси, ок. совр. г. Мицу) [Хари-ма-фудоки, уезд Иибо, переправа Усуки]. Перетащив суда, участники похода остались на ночлег в гавани Ми (совр. г. Мицу), а когда они опять двинулись на запад, то "...кормщики царских судов говорили: «Когда же (ицука) мы снова вернемся на землю, которую видим сейчас?» [Харима-фудоки, уезд И ибо, переправа Ми; деревня Иду]. В 9-м месяце экспеди-ция наконец-то добралась до Северного Кюсю (где-то в районе Ито), и "было приказано всем владениям (куни) собирать корабли (флот) [и] тренироваться [в использовании] оружия и доспехов"32 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая; Nihongi, IX, 6]. Одновременно, пока шло формирование флота и войска (ополчения общинников в том числе) в сторону Ко-реи были отправлены разведчики, чтобы выяснить морские пути [Нихон-сёки, св.9-й, Дзин-гу. 9-й год пр. Тюая; Nihongi, IX, 7]. Когда все приготовления были завершены, армия на ко-раблях проследовала, с остановкой на острове Сига около Ито (по "Тикудзэн-фудоки")33, на острова Цусима, где войско сосредоточилось перед последним броском в Силла. Наконец, в 10-й месяц, 3-й день, когда установился попутный ветер, вся эта армада выступила в сторо-ну побережья Кореи (в районе Кимхэ–Пусан) и начались военные действия [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр., Тюая; 9-й и 10-й месяцы] под руководством находившейся на 7-м месяце беременности Дзингу34 [Кодзики, св.2-й, Дзингу; Kojiki, II, XCVII]. О ходе военных действий ни "Нихон-сёки", ни "Кодзики" ничего не сообщают. Оба источника говорят лишь, что "испуганный и трепещущий" ван Силла капитулировал, передал Дзингу карты страны и кадастровые записи населения и поклялся быть корпорацией фуражиров, и в качестве дани поставлять в Японию лошадей и ежегодно присылать полные корабли подношений, включая рабов обоего пола35. Дзингу опечатала правительственные склады, забрала карты, регистра-ционные записи и официальные документы36. Ван Силла тут же нагрузил 80 кораблей золота, серебра и тканей37 и вместе с этой данью отправил в Японию в качестве заложника "канки" 4-го ранга (пхачин) по имени Ми-чи-ки-чжи38. Вани Пэкче и Когурё, прослышав, что случи-лось с Силла, подчинились Ямато39, признали себя "западными приграничными террито-риями" Ямато и передали Дзингу карты и регистрационные записи (что, как указывает М.В.Воробьев, в дальневосточной дипломатии было равнозначно выдаче ключей от города в Европе40), обещали присылать дань. После этого Дзингу создала "внутреннюю казну" (кит. нэй-гуань цзя; др.-яп. ути-миякэ)41 в Самхан, и отбыла назад на Кюсю [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая; Nihongi, IX, 9-12; Кодзики, св.2-й, Дзингу; Kojiki, II, XCVIII] с пленными и добычей42.
Исследователей давно настораживала та информация, которая сообщалась в японских источниках по поводу результатов похода Дзингу. И первое, что бросалось им в глаза – лег-кость подчинения всей (!) Кореи. Второе: несмотря на то, что, как заявляла Дзингу, она за-крепила свое копье над воротами дворца правителя Силла и полностью подчинила его стра-ну, она не знала, как его правильно зовут, т.к. в "Нихон-сёки" он назван Пхаса-микын43 (Пхаса-нисагын, 80-112 годы н.э.), который даже по традиционной хронологии в 200 году н.э. не правил (в это время там правил Нэхэ-ван, 196-229 годы). В-третьих, когда в 46 году правления Дзингу ван Пэкче пожелал отправить посольство в Японию, никто из мелких пра-вителей в Южной Корее не знал дороги на Японские острова, хотя они слышали о том, что эта страна существует44 [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 46-й год пр.; Nihongi, IX, 25-26].
Но до второй мировой войны официальная японская историография мало обращала внимания на такие детали. После второй мировой войны ситуация резко изменилась – как в самой Японии, так и в Корее (и Северной, и Южной), где ощущение ущемленного нацио-нального самосознания корейцев привело к тому, что корейские исследователи подвергли острой критике сообщения японских источников о походе Дзингу, вплоть до того, что часть корейских историков вообще отказались признать реальность данного события на том осно-вании, что в корейских источниках под 200 годом н.э. нет никаких сообщений даже о набе-гах японцев на полуостров45. И, действительно, это так.
В ходе общего пересмотра хронологии "Нихон-сёки" (на основе сопоставления мате-риалов корейских и японских источников) исследователями был предложен 346 год – год крупного вторжения японцев в Силла46. И как я уже говорил, эта дата нашла подтверждение в связи с обнаружением мной сдвига 60-летнего цикла на 26 лет в хронологии "Нихон-сёки" (после реформы летоисчисления Кэйко) в дополнение к уже известному с конца XIX века смещению японских датировок второй половины IV века н.э. на два полных цикла в 120 лет. И если проанализировать сообщение "Самкук-саги" о вторжении 346 года, то обнаруживает-ся кое-какие параллели с информацией "Нихон-сёки" и "Кодзики".
Из "Кодзики" и "Нихон-сёки" известно, что сначала японцы достигли побережья (и, видимо, там первоначально и действовали) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая, 10-й месяц; Nihongi, IX, 9; Кодзики, св.2-й, Дзингу; Kojiki, II, XCVIII]. "Самкук-саги" сооб-щает: "Внезапно пришли войска Вэ на остров Пхундо и начали ограбление домов окраинно-го населения..." [Самкук-саги, летописи Силла, Хыльхэ, 37-й год пр.(346 г.)]. Далее, "Кодзи-ки" и "Нихон-сёки" сообщают, что корабли японцев с приливной волной, видимо, по реке (может быть, Нактонган [?]), проследовали во внутренние районы и, в конечном итоге, ока-зались в столице (где Дзингу, якобы, водрузила свое копье на воротах правителя). Сравним с "Самкук-саги": "...а, затем [японцы - С.Д.] продвинувшись дальше, окружили [столицу – С.Д.] Кымсон и быстро приступили к атаке. Ван [Силла – С.Д.] хотел вывести войска и всту-пить с ними в сражение, но ибольчхан Кансе сказал: «Враги пришли издалека, поэтому трудно противостоять их натиску, и для ослабления его лучше будет подождать, когда охла-деет порыв их войск». Ван согласился с этим и [велел] крепко запереть ворота и не делать вылазки. Когда истощилось продовольствие и враг собирался отступить, [ван] приказал Кансе взять сильную конницу, чтобы ударить им вслед и отогнать их" [Самкук-саги, лето-писи Силла, Хыльхэ, 37-й год пр. (346 г.)]. "Самкук-саги" не сообщает, чем закончилась опе-рация Кансе, но, видимо, ничего крупного он не добился, в противном случае наверняка бы-ла бы победная реляция.
Итак, при сравнении японских и корейских источников обнаруживается сходство в некото¬рых деталях, но они полностью расходятся в оценке результатов похода, которые по "Самкук-саги" можно оценить как "ничью": т.е. японцы на первом этапе владели военной инициативой, видимо, добыли богатую добычу, но с ходу штурмом столицу взять не смогли (видимо, еще не хватало опыта в подобных ситуациях), а когда закончился провиант, сняли осаду и ушли в Японию, увезя с собой все, что они сумели добыть. Кроме того, может быть ещё одна причина отхода японцев – Дзингу должна была рожать.
Все события, описанные в "Самкук-саги", вполне укладываются в те два месяца, ко-торые отводит "Нихон-сёки" для похода Дзингу. Вполне может быть, что в ходе операции какие-нибудь местные владетели Южной Кореи (и Силла) и подчинились на первом этапе похода власти завоевателей и принесли дань. Добычу, привезенную с собой из Кореи, впол-не можно было представить "данью вана Силла на 80-ти кораблях". Но возникает вопрос, почему участникам похода (и прежде всего Дзингу) понадобилось скрывать и искажать кое-какие события этой войны и представлять "ничейный" исход операции как славную победу японского оружия? Ответ может быть только один: это нужно было для внутренней полити-ки. Дзингу, убившая мужа (и скрывшая это) для того, чтобы подтвердить свои притязания на власть в Ямато, должна была вернуться из похода только в ореоле "славной и могуществен-ной победительницы" – даже не Силла, а всех трех корейских государств: Силла, Пэкче и Когурё. Поэтому в Ямато этот поход и был представлен в том образе, в каком его желали видеть сторонники Дзингу. Ну, а, соответственно, потом эта искаженная информация попала в японские источники, в том числе в "Кодзики" и "Нихон-сёки".
Вернувшись из похода, 14-го дня, 12-го месяца года "каноэ-тацу" (17-й год цикла) [испр. хрон. 346 г.], на Цукуси в местности Уми Дзингу разрешилась от бремени, дав рож-дение будущему правителю Ямато по имени Хомуда (Одзин) [Нихон-сёки, св.9-й, Дзингу, 9-й год пр. Тюая, 12-й месяц; св.10-й , Одзин; Nihongi, IX, 12; X, 1; Кодзики, св.2-й, Дзингу; Kojiki, II, XCVIII; см.: Хитати-фудоки, уезд Убараки].
После того как молодая мать по окончании родов набралась сил, во 2-й месяц года "каното-ми" (18-й год цикла) [испр. хрон. 347 год] она вместе с представителями высшей знати и служилыми людьми (чиновниками) вернулась во дворец Тоёра в Анато. После рож-дения ребенка, который считался сыном Тюая, права на трон переходили его первенцу, а са-ма Дзингу получала возможность стать регентом при малолетнем наследнике. Поэтому бо-лее скрывать смерть Тюая не было смысла, да и, видимо, было невозможно, и по этой при-чине тайно захороненные останки Тюая были перевезены в Харима, где их предполагалось перезахоронить в царском кургане в провинции Харима у Акаси – этот "мисасаги" хорошо известен археологам и достаточно основательно ими исследован47. [Нихон-сёки, св. 9-й, Дзингу, 1-й год пр., 2-й месяц.; Nihongi, IX, 15-16; Кодзики, св.2-й, Дзингу; Kojiki, II, С; см.: Харима-фудоки, уезд Инами, гора Ихо].
Но борьба Дзингу (правительницы Окинага-тараси-химэ) за власть только начиналась.
I. ИСТОЧНИКИ:
1. Кодзики: Записи о деяниях древности. Свиток 1-й. СПб.: Шар, 1994. Т.I. – 314 с.
2. Кодзики: Записи о деяниях древности. Свитки 2-й и 3-й. СПб.: Шар, 1994. Т.II. – 250 с.
3. Самкук-саги, летописи Силла // Ким Бусик. Самкук-саги. М.,1959. T.I.
4. Харима-фудоки // Древние фудоки. М.:Наука,1969. С.67-112.
5. Хидзэн-фудоки //Древние фудоки. М.:Наука,1969. С.127-147.
6. Kojiki // The Kojiki: Records of ancient matters / Transl. by B.H.Chamberlain. Tokyo, 1982. – 428 p. with adds.
7. Nihongi: Chronicles of Japan from the earliest times to A.D.697 / Transl. by W.G.Aston. Lon-don, 1956. Part I. – 407 p.; Part II. – 444 p.
8. Jinno-shotoki // Kitabatake Chikafusa. A Chronicle of Gods and sovereigns: Jinno-shotoki / Trarisl. by Paul Varley. New York, 1980.
ИСТОЧНИКИ НА ДРЕВНЕЯПОНСКОМ И ДРЕВНЕКОРЕЙСКОМ ЯЗЫКАХ (на вэньяне):
9. Кодзики, св. 1-й, св.2-й // Кодзики. Токио, 1968. Т.I, II.
10. Нихон-сёки, св.8-й, св.9-й // Кокуси-тайкэй. Токио,1957. Т.I. Ч.1.
11 .Самкук-саги, Силлаги // Ким Бусик. Самкук-саги. М., 1959. T.I.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 .Tanaka К. A Treatise on the tradition of Empress Jingo // Токусима-дайгаку. 1967, №16. P.1; Sadler A.L. A short history of Japan. Sydney–London, 1946. P.28; Конрад Н.И. Япония: народ и государство. Пг., 1923. С.63; Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. М.: Наука, 1980. С.110.
2. Воробьев М.В. Указ. соч. С.110; Tanaka К. Op.cit. P.1.
З. Воробьев М.В. Указ. соч. С.95; Игнатович А.Н. Буддизм в Японии. М.: Наука, 1987. С.52. 4. др.-яп. кйсаки, кит. хоу – императрица; ср.: кит. хоу-фэй – императрица и вторые (второ-степенные) жены императора. – Большой китайско-русский словарь. М.: Наука, 1983. T.III. C.437, 438. (далее: БКРС).
5. Tanaka К. Op.cit. P.1.
6. яп. ō – "великий", яп. та – "поле (рисовое заливное поле)".
7. См.: История древнего мира. М.: Наука, 1982-1983, 1989-1990. Кн.1-3.
8. Шилюк Н.Ф. История древнего мира: древний Восток. Свердловск, 1991. С.48-49.
9. Sadler A.L. Op.cit. P.28-29.
\О.Конрад Н.И. Древняя история Японии// Избранные труды: история. М.: Наука, 1974. С.38; Sadler A.L. Op.cit. P.28.
11. яп. каннуси – досл. "божественный хозяин, хозяин божеств".
12. Конрад Н.И. Указ. соч. С.38.
13. Навлицкая Г.Б. Осака. М.: Наука, 1983. С.23.
14. Sadler A.L. Op.cit. P.28-29.
15. Воробьев М.В. Указ. соч. С.111.
16. Конрад Н.И. Указ. соч. С.38.
17. Sadler A.L. Op.cit. P.28.
18. Конрад Н.И. Указ. соч. С.38.
19. яп. ками-но та – досл. "поле бога, священное поле".
20. Воробьев М.В. Указ. соч. С. 107.
21. досл. "горные ворота", пишется другими иероглифами, нежели название государства Ямато.
22. Возможно, Табура-цу химэ была преемницей правительниц Ематай III века н.э.
23. Мураяма К. Дарэ-ни-мо какэнакатта Яматай-коку. Токио, 1980. С.102.
24.Тамже. С.102-103.
25. Древние фудоки. М.: Наука, 1969. С.177.
26. См.: Конрад Н.И. Указ. соч. С.37.
27. Хасимото М. Тоё-си-дзё-ёри митару нихон-дзё-ко-си-кэнкю. Токио, 1956. С.635-636; Во-робьев М.В. Указ. соч. С.27; Young J. The location of Yamatai. Baltimore, 1958. P.95; 96, table 2.
28. Kidder J.E. Japan before Buddhism. New York, 1959. P. 139; Иофан Н.А. Культура древней Японии. М.: Наука, 1974. С.24; Конрад Н.И. Указ. соч. С.38, 37; Воробьев М.В. Указ. соч. С.110, 24.
29. Конрад Н.И. Япония: народ и государство. С.62-63; Иофан Н.А. Указ. соч. С.23-24; Во-робьев М.В. Указ. соч. С.110.
30. Цит. по: Древние фудоки. С.110.
31. Там же. С. 185, прим. 17.
32. Нихон-сёки. Токио, 1957. T.I. Ч.1. С.245.
33. Нихон-синси. Токио, 1962. С.98.
34. Воробьев М.В. Указ. соч. С.110.
35. яп. мимумакахи-бэ – "корпорация фуражиров". – Нихон-сёки. T.I. Ч.1. С.247; см.: Во-робьев М.В. Некоторые формы зависимости в древней Японии // Проблемы социальных от-ношений и форм зависимости на Древнем Востоке. М.: Наука, 1984. С.244; Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.110; Конрад Н.И. Древняя история Японии. С.38.
36. кит. фуку – "казённые склады". – БКРС. Т.Ш. С.29; кит. вэньшу – досл. "официальный документ, казенная бумага". – Там же. T.IV. С.60.
37. Конрад Н.И. Древняя история Японии. С.39.
38. См.: Nihongi. Part I. P.231, note 4.
39. См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII веках. С.110.
40. Там же. С.41.
41. кит. гуаньцзя – "казна". – БКРС. Т.II. С.744; В.Астон перевёл этот термин как "interior governments". – См.: Nihongi. Part I. P.232; см.: Конрад Н.И. Указ. соч. С.39.
42. Воробьев М.В. Указ. соч. С.110; см.: Конрад Н.И. Япония: народ и государство. С.62.
43. См.: Nihongi. Part I. P.231, note 4.
44. Воробьев М.В. Указ. соч. С.35.
45. Там же. С.110; Миура Ё. Хадака нихон-си. Токио, 1958. С.152.
46. См. прим. 28.
47. См.: Nihongi. Part I. P.236, note 1; Мацумото С. Сэйтё-цуси. Токио, 1977. С.270.
23-24 июня 2010 г. состоится Международн. конференция (сессия стендовых сообщений)
«Экосистемы, организмы, инновации-12»
Тематика: экология, биология, науки о Земле, организмы и ресурсы, программы курсов лекций, семинаров, практических работ. http://scipeople.com/publication/70163/;
Формат — стендовые сообщения. Работа конференции и ее итоги освещаются в печати.
Место: Москва, МГУ (Ленгоры, м. Университет), биофак, ауд. 169. Проезд: М. Университет, авт. 1, 103, 130, 113 и тролл. 34 до ост. «ул. Менделеева».
Председатели оргкомитета – д.б.н. С.В.Котелевцев и д.б.н. С.А.Остроумов. Конференция проводится на биофаке МГУ при содействии кафедры рационального природопользования географич. ф-та МГУ.
Требования к оформлению подаваемых материалов. Тезисы можно подавать на англ. или русс. языках. Формат тезисов: шрифт TimesNewRoman14, все поля (слева, справа, сверху, снизу) 3 см, интервал и абзацный отступ — любой.
Напишите УДК. В тезисах на русском языке — продублировать название тезисов и фамилии авторов на англ. языке. После фамилии авторов указывается название учреждения, почтовый адрес учреждения с почтовым индексом и электронной почтой. Объем тезисов вместе с названием – не более 1 стр. Отдельным файлом следует прислать комментарий к тезисам с доступным для неспециалистов разъяснением — для представителей прессы (в чем новизна, важность и практическое значение вашей работы). Электронный файл в формате RTFили TXTподается на дискете и по электронному адресу eshs2010@yandex.ru.В формате с расширением DOCтезисы приниматься не будут.
Срок и порядок присылки тезисов и оплаты: Тезисы принимаются до 19 мая 2010 г. включительно. Оплату 600 руб.просим послать электронным почтовым переводом до 12 мая. Если оплата будет переведена позже, оргкомитет не гарантирует публикацию тезисов. Адрес для почтового перевода: Москва 119234, Ленгоры, МГУ им. М.В.Ломоносова, биологический факультет, лаборатория физхимии биомембран, оргкомитет конференции«Экосистемы, организмы, инновации-11», Остроумову Сергею Андреевичу. О переводе, пожалуйста, сообщите по электронному адресуeshs2010@yandex.ru. Одновременно с отправкой тезисов пришлите по обычной бумажной почте 2 письма: 1) письмо авторов (с подписью всех соавторов) с просьбой напечатать тезисы и 2) письмо-направление от организации (текст письма: «Направляем для опубликования тезисы….» (Подпись: руководитель организации), адресованное председателю оргкомитета конференции. Срок получения сопроводительных писем и постеров – до 2 июня. Ввопросы к оргкомитету направляйте по электронной почте eshs2010@yandex.ru С. А. Остроумову.
23-24 июня 2010 г. состоится Международн. конференция (сессия стендовых сообщений)
«Экосистемы, организмы, инновации-12»
Тематика: экология, биология, науки о Земле, организмы и ресурсы, программы курсов лекций, семинаров, практических работ. http://scipeople.com/publication/70163/;
Формат — стендовые сообщения. Работа конференции и ее итоги освещаются в печати.
Место: Москва, МГУ (Ленгоры, м. Университет), биофак, ауд. 169. Проезд: М. Университет, авт. 1, 103, 130, 113 и тролл. 34 до ост. «ул. Менделеева».
Председатели оргкомитета – д.б.н. С.В.Котелевцев и д.б.н. С.А.Остроумов. Конференция проводится на биофаке МГУ при содействии кафедры рационального природопользования географич. ф-та МГУ.
Требования к оформлению подаваемых материалов. Тезисы можно подавать на англ. или русс. языках. Формат тезисов: шрифт TimesNewRoman14, все поля (слева, справа, сверху, снизу) 3 см, интервал и абзацный отступ — любой.
Напишите УДК. В тезисах на русском языке — продублировать название тезисов и фамилии авторов на англ. языке. После фамилии авторов указывается название учреждения, почтовый адрес учреждения с почтовым индексом и электронной почтой. Объем тезисов вместе с названием – не более 1 стр. Отдельным файлом следует прислать комментарий к тезисам с доступным для неспециалистов разъяснением — для представителей прессы (в чем новизна, важность и практическое значение вашей работы). Электронный файл в формате RTFили TXTподается на дискете и по электронному адресу eshs2010@yandex.ru.В формате с расширением DOCтезисы приниматься не будут.
Срок и порядок присылки тезисов и оплаты: Тезисы принимаются до 19 мая 2010 г. включительно. Оплату 600 руб.просим послать электронным почтовым переводом до 12 мая. Если оплата будет переведена позже, оргкомитет не гарантирует публикацию тезисов. Адрес для почтового перевода: Москва 119234, Ленгоры, МГУ им. М.В.Ломоносова, биологический факультет, лаборатория физхимии биомембран, оргкомитет конференции«Экосистемы, организмы, инновации-11», Остроумову Сергею Андреевичу. О переводе, пожалуйста, сообщите по электронному адресуeshs2010@yandex.ru. Одновременно с отправкой тезисов пришлите по обычной бумажной почте 2 письма: 1) письмо авторов (с подписью всех соавторов) с просьбой напечатать тезисы и 2) письмо-направление от организации (текст письма: «Направляем для опубликования тезисы….» (Подпись: руководитель организации), адресованное председателю оргкомитета конференции. Срок получения сопроводительных писем и постеров – до 2 июня. Ввопросы к оргкомитету направляйте по электронной почте eshs2010@yandex.ru С. А. Остроумову.
А.А. Сигачёв
- Союз писателей России, журнал "Знание..." , 2010
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры. Среди русских рек Дон не самая большая река, но, пожалуй, ни одна из них, за исключением Волги, не была столь прославлена в летописях, песнях, легендах и сказаниях, как Дон. Издавна нежно и ласково величали её казаки «Тихим Доном», «Доном-Батюшкой», «Дон-Ивановичем», «Доном-богатырём». Река Дон была колыбелью казачества, их духовной опорой, кормилицей и поилицей. Дону казаки поверяют свои сокровенные, сердечные думы, радость и горе. Песни казаков исполнены красоты, силы, благородства и подчёркнутого ритма. Искусство хорового пения принадлежит, как известно, к наиболее древним видам народного творчества, его истоки уходят вглубь веков. В традиции хорового пения казаков — преимущественно без музыкального сопровождения, ибо использование музыкального сопровождения снижает интонационную выразительность мелодии. Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни.
Сила народной песни в отличие от других письменных памятников старины состоит в том, что песня не несёт в себе отпечатков иноземного влияния, в отличие, например, от летописей (как известно, многие летописцы были далеко небеспристрастны в своих «сказаниях»). Песни создавал сам народ, без заморской подсказки и без корысти. Во все времена народ пел своё, вкладывал в песню свою жизнь, свои чувства, надежды, горе и радость. Народная песня жила так, как жил и чувствовал её создатель — народ во всём своём многообразии. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Издавна казачья песня являлась объектом самого пристального внимания исследователей, этнографов, фольклористов, писателей, поэтов-песенников, драматургов, лингвистов. Это объясняется, прежде всего, особенностями и богатством песенного духа, ревностно хранимого в среде казаков. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и их культурных связей невозможно. Оригинальный казачий стиль хорового пения отличен даже от южнорусской песнопевческой практики, в том числе и по образцу гармонизации. Даже в обиходных церковных хоровых напевах издавна господствовала европейская гармония, европеизированный стиль которой долгое время сковывал народное музыкальное творчество. Западноевропейская школа хорового пения с искусственной метрической ритмикой, сковывала распев с несимметричным, свободным песенным ритмом. Казачьи распевы не укладываются в жёсткое «прокрустово ложе» гармонических рамок квадратных периодов мелодий. Свободолюбивому казаку и в песне более любо ладовое своеобразие несимметричного ритма свободных казачьих напевов.
В фольклоре народ сохраняет, сам того не осознавая, останки древних традиций, восходящих к предыстории, он выполняет функцию “подсознательной коллективной” памяти, содержание которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то ещё. Кто хочет понять свой народ до глубины корней, должен пристально присмотреться и прислушаться к его истокам — к песням, сказкам, к пословицам, поговоркам, к отдельным словам (в которых неискоренимо присутствуют коды народа). За словом всегда стоит глубинный смысл, многогранное значение, за буквальным смыслом — тайный смысл истории, культуры, религии народов и наций. И песни, что пелись нашими предками, должны мы бережно хранить и преумножать[1].
В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было много поэтов песенников. К настоящему времени уже немало издано поэтических антологий (антология от гр. anthologies, буквально — букет цветов), освещающих поэтическое творчество как Восточной, так и Западной ветвей русской эмиграции. Вышли также сборники песен и стихов казачьей лирики. Из 200 тысяч белых эмигрантов Восточной ветви Зарубежья было около 60 поэтов. «Мне известно, — писал В. Перелешин, — около шестидесяти имён поэтов, как пользовавшихся широким признанием в дальневосточных центрах русского рассеяния — Харбине, Шанхае, Тяньцзине и Пекине, так и малоизвестных и оставшихся вовсе незамеченными»[2]. На долю Западной ветви белых эмигрантов Зарубежья — Берлина, Парижа, Праги, Белграда, Варшавы, Риги, Равеля, Софии, проходилось примерно столько же — около 200 тысяч человек. Из этого числа Западной ветви белых эмигрантов было 88 поэтов (включённые в антологию Ю. Иваска «На Западе», 1953)[3]. Уместно здесь напомнить, что была определённая доля эмигрантов (хоть и не столь значительная, точное их число не установлено), поселившихся в Южной Америке: в Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае, на Филиппинах, в Австралии и США. (По данным В. Крейда и О. Бакич — среди них было примерно 20 наиболее видных литераторов) [4].
Что же в своде «Песен казачьего календаря» было такого, за что песни подлежали полному уничтожению, и должно было быть стёртым из памяти людей само упоминание о них. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество. Идеологи большевистской диктатуры во главе с Лениным и Троцким придавали слову «расказачивание» однозначный смысл — поголовное уничтожение (геноцид) казачества. Идеология мирового господства диктатуры пролетариата включала в себя разжигание гражданских и мировых войн, программирование искусственного голода, кризисов и терроризма. Россия была выбрана в качестве плацдарма для развития «Мировой революции и Мирового господства». Идеи большевизма о «процветающем рае социализма и коммунизма» являлись всего лишь прикрытием истинного замысла мирового сообщества диктаторов-авантюристов. Казачество на подобный лукавый большевистский диктаторский обман «коммунистического рая» не прельстилась, и за это его было решено физически истребить, стереть с лица земли; предать казачество полному забвению. Из памяти людей задумано было искоренить само слово «казак», и всё, что с ним было неразрывно связано: казачьи песни, танцы, традиции, фольклор. Большевистская диктатура не останавливалась ни перед чем, для достижения своих человеконенавистнических целей в стремлении к мировому господству. Так, ими были спланированы: геноцид цвета русской нации — казачества, истребление царской семьи вместе с их детьми, уничтожение интеллигенции и духовенства, развязывание гражданских войн, создание концентрационных лагерей по всему Северу России задолго до создания фашистских лагерей — Освенцима, Майданека, Бухенвальда и других известных «лагерей смерти». Была запущена адская машина истребления казачества во всех казачьих краях (Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Приморья и других 12 казачьих краёв). Чудовищная машина смерти работала многие годы после окончания гражданской войны, уже при советском режиме. Карательные акции были организованы сразу после Октябрьского переворота — силами «интернационалистов» (особенно латышей, мадьяр, китайцев, «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего населения казачьих областей.) Бронштейн–Троцкий писал: «Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаками, выселить в массовом порядке в другие области»[5]. Член Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд рапортовал в ЦК РКП (б): «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их массовое физическое истребление. Бесспорно принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически»[6]. Следует здесь особо отметить роль вождя революции, диктатора Ленина в массовом истреблении казачества. Ленин не только знал о происходящем геноциде казачества, но и лично участвовал в выработке человеконенавистнической политики большевистских властей по отношению к казакам. «Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу «поголовного истребления казаков»! Дзержинский писал Ленину 19 декабря 1919 г., указывая, что на тот момент в плену у большевиков содержалось около миллиона казаков. Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию на этом письме: «Расстрелять всех — до единого!»[7]
О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека писал бежавший на Запад палач из НКВД Орлов А. (настоящее имя — Лейба Лазаревич Фельбин): «Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч — отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть»[8]. Читаем по другому источнику о том, как поступали с казачьими семьями: «Сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без воды, печей, уборных. По 70–100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху обтянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток. Кошмарный ужас творился в вагонах: холод, голод, плач детей и матерей, самоубийства, болезни и смерть. Оставшихся в живых людей выбросили в сибирской тайге и заставили строить бараки и землянки. Дети, женщины, старики без одежды и питания падали и умирали — как мухи. Утром можно было видеть целыми семьями повесившихся на деревьях людей»[9]. Железнодорожный служащий, видевший в начале 30-х годов эшелоны депортированных казаков, свидетельствует: «Много раз из проходящих вагонов выбрасывали свёртки. Мы знали, что в них. В них были детские трупы. Мы разворачивали их, доставали записки, очень схожие по содержанию: «Ради Бога, предайте земле раба Божьего… И мы хоронили вдоль железнодорожного полотна этих рабов Божьих — грудных и годовалых. А на их родине и на их крови вставали колхозы; в дом раскулаченных въезжали новые хозяева»[10].
Голод 1932–1933 годов был искусственно организован, чтобы окончательно сломить сопротивление крестьян при коллективизации в казачьих хлебных житницах страны. «Голод и недоедание дали в руки кровавой власти новое и страшное оружие для её политической борьбы с неугодными слоями населения. Казачье население Северного Кавказа обрекают на скорую и верную голодную смерть в тюрьмах, концентрационных лагерях, ссылках, во время долгих этапных путей. Так погибает лучшая часть крестьянства и казачества и глубже подрывается сельское хозяйство»[11]. «Район Беломорканала, берега Печоры, Игарки, Амура, Якутская тайга и тундра Крайнего Севера были усеяны костями казаков, гибнувших от тяжёлой работы, голода и цинги, от пуль и прикладов палачей-чекистов... Сегодня общее число истреблённых казаков по всей России насчитывается примерно около 10 миллионов человек. Об этом чудовищном геноциде казачества — ни слова не сказано в учебниках истории. Как это удавалось скрывать? Почему виновники этого геноцида не осуждены Международным трибуналом и не наказаны? Продолжением геноцида казаков 20-х — 30-х годов явилось их истребление после окончания Великой Отечественной войны, выданных Западными союзниками сталинскому режиму» [12].
Возрождение современного казачества не мыслимо без детального расследования причин геноцида казачества и поимённое осуждение всех участников этого изуверства. Весь мир должен знать имена организаторов и исполнителей геноцида казаков. Эти имена должны быть прописаны в учебниках Российской истории и озвучены на судебных процессах мирового трибунала по геноциду казачества. Казачество было ненавистно международным лидерам своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства» и «мировой революции». Идея тотального истребления казачества была задумана задолго до переворота в России в октябре 1917 года. Традиционная экономика казачества основана на морально-нравственных нормах и ценностях, на уникальной демократии, на свободном труде, при котором главным капиталом является земля-кормилица, реки, озёра, леса и поля — что составляет основу жизни человека. Законы казаков хранились в их вековых обычаях, традициях, в морально-нравственных нормах и ценностях.
Сейчас заговорили о голодоморе на Дону, на Кубани, в Украине, но в учебниках об этом не говориться ни слова. Почему такое происходит при нынешней «демократической» власти в России? Сегодня зло, против которого боролись казаки — большевистская диктатура в России — низвергнута, но «демократы» не торопятся возвращать казакам экспроприированные у них большевиками земли. В чём причина такого парадоксального несоответствия?.. Сегодня на казачьих землях хозяйничают временщики. Банкиры скупили бывшие казачьи земли за бесценок и сдают их в аренду китайским и корейским предпринимателям, которые хищнически вырубают лесополосы для своего обогрева и проживания; приватизируются и скупаются за бесценок реки, озёра и пруды. Кому выгодна такая политика и замалчивание факта репрессий и геноцида казаков?
Теперь принято считать поэтов белогвардейского рассеяния первой волны эмиграции 1920 года — затонувшей песенной Атлантидой. Действительно, несмотря на изданные многочисленные поэтические альманахи, сборники стихов, публикации в многочисленных зарубежных журналах, — многое из песенного творчества казачества утрачено безвозвратно. Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует особо отметить творчество казаков рассеяния:
Алексей Ачаир — организовал в Харбине «Содружество работников литературы, науки и искусства». Сочинял песни, издавал сборники стихов. Руководил большим хором школьников. В 1945 году был арестован и депортирован в СССР. Умер в пересыльной Уссурийской тюрьме от сердечного приступа;
Сергей Алымов — поэт-песенник, ставший кумиром Харбиновской молодёжи;
Яков Аракин — писал песни, романсы, пьесы; по словам В. Перелешина, «Аракин умер от голода на крыльце чужого дома»[13].
Арсений Несмелов — поэт-песенник, его творчество вызывало интерес эмигрантских читателей в Европе и Америке. В августе 1945 года был арестован и отправлен в СССР. Умер в пересыльной тюрьме. (Русский эмигрантский Харбин подошёл к своему концу в августе 1945 года; пятнадцать тысяч харбинцев были насильственно увезены в СССР, в их числе были Арсений Несмелов и Алексей Ачаир. Василий Логинов умер в харбиновской больнице сразу после прихода советских войск. Тагда же умер на улице Яков Аракин, оказавшись без крыши над головой и без средств к существованию).
Василий Обухов — поэт-песенник, после входа в Маньчжурию советских войск Обухов был арестован, увезён из Харбина в СССР. Сидел в советских лагерях. Умер от рака. «Каждое стихотворение Василия Обухова — отражение его трудной, мучительной жизни, в которой настоящей радостью было творчество» [14].
Валерий Перелешин — поэт-песенник, из Харбина переехал в Пекин, автор 12 поэтических сборников.
Из европейского и латиноамериканского эмигрантского рассеяния следует особо отметить казаков песенников-поэтов:
Сергей Бехтеев — предки С. Бехтеева владели хутором Галичья гора на высоком каменном берегу Дона. Поэт Сергей Бехтеев в ноябре 1920 года восходит с Креста на Крест. С борта парохода «Самара» стихотворением «Прости» он окончательно прощается с Родиной. Сергей Бехтеев особо отметил в своём творчестве мученический подвиг Святой Царской Семьи. Прожив в Сербии и во Франции 34 года, он оставил потомкам в качестве духовного завещания девять сборников своих стихов и песен, изданных за рубежом. В руках бывшего офицера Царской армии вместо шашки была кирка и лопата, а в горле комок слёз, и перед мысленным взором — картины утраченной России: маковки сельских церквушек да старый родительский дом. В 1927 году в Сербии появляется стихотворение, ставшее центральным в творчестве С. Бехтеева — «Грядущее»:
Гляжу спокойно в даль веков,
Без опасений и без страха —
И зрю Россию без оков
В державной шапке Мономаха.
В 1933 году в Москве богоборцами большевиками был взорван Храм Христа Спасителя, а в 1933 году в Ницце Сергей Бехтеев обратился со стихотворением к «Внукам»:
Пусть льётся смрадная река,
Грозя культуре потопленьем,
Я говорю через века
С грядущим новым поколеньем,
Оно оценит и поймёт,
Порыв мой пламенный и смелый,
И вслед за мною в бой пойдёт
За наши старые уделы.
Оно полюбит древний быт
Святой страдальческой России,
И снова храмы воскресит
Для православной Литургии.
Николай Туроверов — один из самых значительных русских поэтов ХХ века. Долгие годы его имя в СССР находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую горячо любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 из 73 лет жизни прожил во Франции и никогда не увидел родных его сердцу станиц. Поэтические строки Николая Туроверова отличаются напевностью, совершенством рифмы, точностью слов; строки его стихотворений буквально пронзают. Его стихотворения о коне, плывущем за кораблём с беженцами, среди которых находится его хозяин или стихи о матери не узнавшее своего сына после долгой разлуки — признаны классическими образцами в песенной поэзии русского зарубежья. Николай Туроверов был удивительным человеком, вдохновлявшим казаков рассеяния одним своим присутствием. Не случайно он стал организатором многочисленных русских зарубежных обществ. Николай Туроверов долгое время возглавлял Казачий Союз. Его творчество и сегодня, в непростое для России время, несёт заряд единения казачества. Творческую славу Николай Туроверов познал ещё при жизни, нередко в рецензиях его песенников и стихотворных сборников о нём писали, как о «Баяне казачества». Его стихи и песни переписывались от руки и сборники его произведений мгновенно все скупались с прилавков книжных магазинов. Приведём стихотворения Николая Туроверова, ставшие песнями:
МАРТ
Гони коня через овраги,
За самый дальний буерак.
Свищи, кричи в лихой отваге
О том, что ты Донской казак!..
В степи туманы да бурьяны,
Последний грязный талый снег,
И рьяно правит ветер пьяный
Коней казачьих резвый бег.
ПЕРЕКОП
Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен, вынутая сталь.
Кто ныне жребий смертный вынет,
Чей будет труп в снегу лежать?
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать!
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака,
И гнал, и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Всходя на Крест — на пароход.
Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг,
И, злым предчувствием волнуем,
Заржёт печально верный друг.
Казак, родимый край покинул...
Невольно хочется рыдать...
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать...
КАЗАК
Ты такой ли, как и прежде, богомольный
В чужедальней басурманской стороне?
Так ли дышишь весело и вольно,
Как дышал когда-то на войне?
Не боишься голода и стужи,
Дружишь с нищетою золотой,
С каждым человеком дружишь,
Оказавшимся поблизости с тобой.
Отдаёшь последнюю рубаху,
Крест нательный даришь бедняку,
Не колеблясь, не жалея — смаху,
Как и подобает казаку.
Так ли ты пируешь до рассвета,
И в любви такой же озорной,
Ты казак и божеским заветом —
Награждён ты лирой золотой.
Николай Альникин (Борис Незлобин) — совершенно удивительные, юношеские рифмованные грёзы — песенные мотыльки о Родине, грустные казачьи песни о станицах воспел на чужбине, донской казак Николай Альникин. Свою книгу «Казачьи думы — песни о Родине» он подарил как «сувенир» для друзей и соратников, которые на чужбине не забыли Дона и его станиц, которые помнят грустные беженские лагеря и первые шаги в чужих краях. В своих стихах и песнях делится он своими воспоминаниями о берегах Дона и Кубани, о высотах Кавказских гор, о равнинах севера Таврии Крыма, о «сидении» в лагерях беженцев и проживании в закопченных бараках и землянках.
ПЕСНЯ ПОКИНУТЫХ КАЗАЧЕК
Ой, да ты подуй, подуй, ветер низовый;
Ты надуй, надуй тучу грозную.
Принеси на Дон с моря Чёрного
Из чужих сторон дорогих гостей.
Принеси ты их грозной тучею —
Казаков лихих на степной простор.
Забурлит волной тихий Дон седой,
И в последний бой смело выступит.
Сбросим цепи мы, цепи рабские,
Сгинет царство тьмы нечестивое.
Ты надуй скорей, ветер низовый.
С голубых морей тучу грозную.
* * *
Далёко позади остались степи Дона,
Родные хутора, станицы, курени...
Все сердцу близкие: старушки, дети, жёны, —
На произвол судьбы осталися одни.
Мы уходили с тайною надеждой вскоре
С победой возвратиться к милым очагам...
Но и Кубань, и Дон мы отдали врагам,
Чрез горы и леса мы добрались до моря.
Восстали против нас и люди, и природа:
Зелёные — навстречу, красные нам вслед;
Налево — горы, лес, дожди и непогода,
А справа море тысячи сулит нам бед...
Со всех сторон нам гибель угрожает...
Нам душно, как в тюрьме, в ущельях этих гор...
Далёко тихий Дон и он теперь не знает,
Какой выносит рок над нами приговор.
Нам душно здесь, в горах, нам тяжко на чужбине...
Душа на волю просится из этих гор;
Истосковались по степям мы, по равнине,
Где бесконечный вкруг тебя лежит простор...
Все наши помыслы о Родине далёкой;
Мечтаем мы во сне и наяву о ней;
Страдает без нея душа в тоске глубокой.
И грудь сжимается тоскливей и больней.
МЫ НЕ ИЗМЕННИКИ РУСИ
Мы не изменники Руси на нас клевещут:
Мы в жертву Родине отдали, что могли;
Любовью нежной к ней у нас сердца трепещут...
Но вот уходим мы теперь на край земли...
Чтоб пламенно любить её и там, родную,
Свободу обретём, коль счастье не нашли...
Её мы выстрадали здесь за Русь святую,
Уходим, пожелайте нам счастливого пути...
Оставшиеся братья также вскоре
За нами двинутся по нашим же следам...
Ведь мир велик, в безбрежном мировом просторе
Найдется уголок пристанище всем нам!..
И всюду будем ждать заветного мгновенья,
Когда потребует к себе Отчизна нас.
На зов ея мы двинемся без замедленья...
Счастливый путь! Прощайте, братья! В добрый час!..
КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
Загудели, зазвенели по церквам колокола,
Беспрерывно льются трели, ночь прошла.
Этот мощный, этот властный, но чужой, не русский звон,
Мне напомнил край прекрасный — тихий Дон.
Реют в воздухе, как птицы, звоны с раннего утра...
Вспоминаются станицы, хутора.
Вспоминаются другие звоны, там, в родной земле...
Что-то с вами, дорогие, там — в Цимле?..
В этот праздник на чужбине, лишь одна смущает тень:
Как-то встретили вы ныне этот день?
Этой ночью, как бывало, вы стояли ль по церквам?
Что сегодня подсказало сердце вам?
С каждым годом в вашей жизни радость меньше и бледней...
Боже, дай моей Отчизне светлых дней!
Милость пусть войдёт Господня на родимую страну, —
Пусть легко вздохнут сегодня на Дону!..
НЕНАГЛЯДНОЙ
Расскажи, мой друг, хоть во сне ты мне,
Как живёшь одна ты в родной стране?
Дивной грёзою мне блесни сюда,
Путеводная ты моя звезда.
Ветерок чуть-чуть шелестит листву, —
Не твою ли здесь слышу я молву?
Облака вверху с яркой синевой
Всё рисует мне образ милый твой.
А года не ждут, — как стрела летят, —
Счастья нашего, видно, не хотят...
Всюду тьма царит непроглядная...
Появись, приснись, ненаглядная!..
Александр Донсков — прославленный поэт-песенник. Картина второго казачьего Сполоха отразилась в общеказачьем гимне, написанном поэтом, полковником казачьих войск Александром Донсковым:
Полыхают пожаром казачьи станицы,
Ветер пепел несёт по родимым полям.
Есть за что нам с кровавой коммуною биться,
Есть, чем будет порадовать Родину нам...
В Харбине (Китай) эмигрантам жилось легко и привольно. Выходцы из России вспоминают Харбин с благодарностью. Это было лучшее место из всей эмиграции. Русский язык там был официально признанным и преподавания велись на русском языке. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалось не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был русским университетским городом, в котором находилось землячества и общины, выходцев из российской империи — русских, поляков, латышей, грузин, армян, татар. С приходом в Маньчжурию Японцев в 1932 году, началось разорение русских и вытеснение их из Харбина.
Даже плохо обеспеченные литераторы в Харбине чувствовали себя лучше, чем в русских диаспорах Европы: можно было кормиться журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Парижские судьбы казаков рассеяния суровее, чем в Харбине. Борис Бета, переехав из Харбина во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Но с другой стороны, русской литературной жизни казачьей эмиграции рассеяния Востока менее повезло, нежели Западной казачьей диаспоре, поскольку Восточная ветвь творческой эмиграции была представлена самой себе. Парижские дореволюционные писатели-эмигранты не желали замечать провинцию, не следили за Харбиновской и Шанхайской литературной жизнью. Но всё-таки Михаил Осоргин в журнале «Феникс» писал в разделе Последние новости: «На этот раз парижским “китам” придётся заметить китайских сородичей и поздравить их с начинанием»[15]. В 1937 году в Париже был основан «толстый» литературный журнал — «Русские записки». Целью нового издания было наведение мостов между столицей Зарубежья — Францией и дальневосточной эмиграцией. Широкому развитию творческих отношений русского Китая и Европы воспрепятствовала начавшаяся глобальная война 1939 года. После войны Европа лежала в руинах, казачья литература понесла невосполнимые потери в годы войны и в послевоенные годы, — писатели нередко находили пристанища в лагерях для перемещённых лиц. С Востока казачье рассеяние глядело на Запад с ожидаемым приятием и живым литературным интересом. Л. Ещин знакомил Харбин с Владимиром Маяковским. С. Алымов налаживал дружеские отношения с Игорем Северяниным. В. Перелешин называет Александра Блока своим учителем. Харбиновский популярный поэт Владимир Танин, бывший белый офицер из отряда Семёнова, издал свои избранные произведения «Грустные песенки», которые пел весь Харбин в кинотеатрах, в бараках; с прибытием в Шанхай Вертинского в 1935 году песни Танина приобрели новое звучание.
В годы войны эмигрантская литература Балкан, Польши, Прибалтики, Франции — молчала. Закрылись газеты и журналы. Оставалось только два культурных центра эмиграции — США и Шанхая. Но Японская оккупация подошла близко к Шанхаю и разрушила экономику города. Началась полуголодная жизнь. В 1947 году с неизбежностью начался второй «китайский» исход русского рассеяния. Харбинско-Шанхайскому зарубежью суждено было пережить три исхода (из России, Харбина, Шанхая), два периода расселения (один — по Дальнему Востоку, другой — по всему миру). На долю казачьей эмиграции выпало по два-три, а то и по четыре эмиграции. Казаки уезжали в Южную Америку: в Бразилию, Аргентину, в Чили, Парагвай; уезжали русские шанхайцы на Филиппинские острова, в Австралию, США. О казаках-изгоях очень лаконично и чётко выразил своё видение в стихах Алексей Ачаир (признанный казачьей эмиграцией Иваном Калитой русской поэзии Китая):
Мы живали в суровой Неметчине,
Нам знаком и Алжир, и Сиам;
Мы ходили по дикой Туретчине
И по льдистым Небесным Горам.
Нам близки и Памир, и Америка,
И Багдад, и Лионский залив.
Наш казак у восточного берега
Упирался в Дежневский пролив.
Легче птиц и оленей проворнее,
Рассыпаясь по тысячам мест,
Доходил до границ Калифорнии
Одинокий казачий разъезд...
И теперь, когда чёрные веянья
Разметали в щепы корабли, —
Снова двинулись в страны рассеянья
Мы от милой чумазой земли...
На плантациях, фермах, на фабриках, —
Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, —
В Аргентинах, Канадах и Африках
Раздаётся казачая речь...
...В академиях, в школах, на улицах, —
Вспоминая Кавказ и Сибирь, —
Каждый Русский трепещет и хмурится,
Развевая печальную быль...
Не сломала судьба нас, не выгнула,
Хоть пригнула до самой земли.
И за то, что нас Родина выгнала, —
Мы по свету её разнесли.
Выводы:
Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Песня сохраняет тот первозданный душевный лад людей, когда она зарождалась. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, песне и танце. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и без учёта их культурных связей невозможно. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было немало поэтов песенников. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество, должно было быть стёрто с лица земли. Казачество было ненавистно лидерам большевистской диктатуры своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства», «мировой революции» и современной «управляемой глобализацией». Из Харбино-Шанхайского и дальневосточного эмигрантского зарубежья следует, прежде всего, отметить творчество казаков поэтов-песенников: Алексея Ачаира, Сергея Алымова, Якова Аракина, Валерия Перелешина, Арсения Несмелова. Из европейского и латиноамериканского зарубежья наиболее выдающимися песенниками признаны казачьи поэты: Сергей Бехтеев, Николай Туроверов, Николай Альникин, Александр Донсков. В настоящее время происходит возрождение казачества Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока, одновременно наблюдается возрождение казачьих песен, танцев, фольклора. Восстанавливается утраченный свод песен «Песни казачьего календаря».
Сигачев Александр Александрович — кандидат технических наук, старший научный сотрудник ЦНИИЧМ им. И. П. Бардина, член Союза писателей России (МГО СП РФ), гл. редактор журнала Фестиваля-конкурса «Юная Росса».
Sigachev Aleksandr Aleksandrovich — Candidate of Science, senior staff scientist of the I. P. Bardin Central Scientific and Research Institute of Ferrous Metals, a member of the Union of Russian Writers, senior editor of the journal of the Festival-contest “Youthful Rossa”.
E-mail: sigacheval(at)yandex.ru
[1] См. подробнее: Сигачев А. Песни казачьего календаря // Проза.ру — национальный сервер современной прозы. URL: http://www.proza.ru/2008/12/10/662
[2] Перелешин В. Русские Дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 255.
[3] Русская поэзия Китая. Антология // Сост. В. Крейд, О. Бакич. М.: Время, 2001. С. 16.
[4] Там же. С. 37–38.
[5] Правда. 1923. 23 сентября.
[6] Родина. 1998. № 3. С. 77.
[7] Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 91.
[8] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 42.
[9] Черкасов К. Ответ перед историей за одну попытку. Мельбурн, 1963. Т. 1. С. 58-59.
[10] Северная Правда. 1989. № 10/12.
[11] Фёдоров А. В. Голод — знамя России. Прага, 1933. № 6. С. 3–4.
[12]. Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 89–90.
[13] Перелешин В. Русские дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 261.
[14] Резникова Н. В русском Харбине // Новый журнал. 1988. № 172-173. С. 393.
[15] Осоргин М. Феникс // Последние новости. 1935. 10 октября.
вав Трагическая история с заражением сотен казахстанских онкобольных детей гепатитом С получила неожиданное продолжение. На днях в Алматы выступили известные казахстанские врачи, которые высказали свой взгляд на ситуацию.
Фото РИА Новости из архива vesti.kz
Фото РИА Новости из архива vesti.kz
Проблема эта, к сожалению, затронула почти все страны мира. Многие врачи считают, что распространение вирусного гепатита на планете уже приобретает характер средневековой эпидемии.
По данным Всемирной организации здравоохранения каждый третий житель планеты заражен этим коварным вирусом. Существует множество вирусов гепатита, из которых наиболее изученными и опасными являются вирусы А, B, С, D, J, TT.
Хроническое течение вирусных гепатитов, характерное для вирусов В, С и D, не имеет чаще всего никаких видимых проявлений, однако в большинстве случаев длительное (в течение нескольких лет) размножения вируса в печени приводит к серьезным необратимым изменениям - циррозу и первичному раку печени.
Широкое распространение вирусных гепатитов объясняется легкостью заражения. Вирусный гепатит в 1000 раз заразнее ВИЧ! Иногда даже следов крови оказывается достаточно для заражения. Общие бритвенные приборы, маникюрные принадлежности, нанесение татуировок, посещение зубного врача, гинеколога, перенесенная операция и переливание крови - все это может быть фактором риска для заражения.
Роль полового пути передачи вируса особенно актуальна для гепатита В и составляет около 30%, в то время как гепатит С передается половым путем существенно реже. Важный фактор риска инфицирования - внутривенное введение наркотиков.
Но в случае с больными детьми этот последний путь, разумеется, исключен. Тогда откуда же пошла инфекция, где притаился источник смертельной заразы?
Хоть в исследовании гепатита С есть немало "темных" мест, к некоторым выводам ученые все же пришли. Гепатит С не передается воздушно-капельным путем (при разговоре, чихании, со слюной и пр.), при рукопожатии, объятиях, пользовании общей посудой, едой или напитками.
Если в быту произошла передача инфекции, то при этом обязательно имеет место попадание частицы крови от больного или носителя вируса гепатита С в кровь заразившегося (при травме, порезе, через ссадины и пр.).
Многие склоняются к тому, что источник инфицирования был в Казахстанском Центре педиатрии и хирургии, где и лечилось большинство зараженных детей.
Назначили комиссию, которая выявила - в 2008 году были проверены 842 образца крови пациентов, из которых 254 оказались зараженными гепатитом С.
В 2009 году 259 пациентов из 730 проверенных - диагноз тот же. Чиновники Минздрава не согласны, что вирус пришел из Центра педиатрии. Провели массовую проверку стоматологических кабинетов страны. Но убедительных доказательств, что вирус пришел оттуда - так и не нашли…
Свое мнение об этой ситуации высказала Раушан Идрисова - заведующая кафедрой детских инфекций Алматинского Государственного Института усовершенствования врачей РК, доктор медицинских наук, профессор.
- Как известно, в течение последних трех последних месяцев наше педиатрического сообщество пристально следит за ситуацией с высокой заболеваемостью детей с онкогематологической патологией вирусным гепатитом С, - сказала она. - На мой взгляд, решение этой проблемы затягивается. И я, как профессионал, человек, который в течение последних 25 лет занимается проблемой лечения вирусных гепатитов у детей, хочу отразить возможные пути разрешения этой тяжелой ситуации. Тяжелой для нас, профессионалов, инфекционистов-педиатров, тяжелой для детей и их родителей, испытывающих двойное бремя - инфекции и онкологии, а также тяжелой для всего педиатрического сообщества.
Я ранее делала свои практические рекомендации внутри педиатрического сообщества, также докладывала свою точку зрения чиновникам, но окончательного решения не увидела. Хотя и определенные правильные шаги были сделаны.
Считаю, что эта проблема состоит из двух частей. Первая проблема: до сих пор не установлен путь и источник инфицирования детей вирусом гепатита С. Вторая - существует проблема лечения противовирусными препаратами (альфа-интерферонами, плюс рибавирин). Вторая проблема как раз в мире решена, есть консенсус по лечению вирусных гепатитов, принятый в 2002 г. в мире и продублированный в Приказе Министерства Здравоохранения РК в том же году за № 1050 от 26.11.2002 для лечения хронических гепатитов, подготовленный совместно с CDC, США.
Этот же консенсус уже два года как полностью легитимен для детей, законодательно одобрен в США для детей, начиная с трех лет. А до этого подобное лечение проводилось у детей в крупных мировых центрах США, Европы и России в связи с очень высоким риском развития необратимого цирроза. В целом эффективность простых и пегилированных интерферонов одинакова, но при генотипе вируса HCV 1, более эффективен пегилированный интерферон альфа.
Чтобы определить пути инфицирования вирусом гепатита С детей с онкогематологическими заболевания, нужно провести специальное надзорное проспективное эпидемиологическое исследования по методике CDC, разработанной в США
Чтобы определить пути инфицирования вирусом гепатита С детей с онкогематологическими заболевания, нужно провести специальное надзорное проспективное эпидемиологическое исследования по методике CDC, разработанной в США, - убеждена Раушан Идрисова. - Это позволит точно и достоверно определить ведущие пути инфицирования в Казахстане, выяснить: на каком этапе это происходит (до лечения, после, в стационаре, дома и т.д.), а самое главное - принять эффективные меры по предотвращению инфицирования. Дело в том, что простое эпидемиологическое ретроспективное исследование не сможет ответить на этот вопрос.
Да, дети уже инфицированные не смогут узнать: каким образом они заразились. Но с помощью такого исследования мы можем раз и навсегда предотвратить возможные пути заражения гепатитом С.
Есть опыт других стран: например, Латвия, 2006 год, педиатрическое онкогематологическое отделение - из 474 детей заражены гепатитом С 15%, после этого исследования - только 4 %.
Подобные случаи были в США, где выявили путь передачи "от больного к больному", через мультидозовые растворы. В 2001 г была вспышка во Франции, где нашли источник с помощью такого же исследования - им оказался персонал. То есть пути инфекции очень незаметные, здесь играют роль тонкие механизмы заражения. Таким образом, проспективное эпидисследование - это и есть путь к благополучию детей и спокойствию нас врачей. Без такого, научно-обоснованного исследования мы не сможем составить план действий и помогать детям столь тяжелыми заболеваниями.
С Раушан Идрисовой солидарна во мнении и профессор Галия Куттыкожанова - заведующая кафедрой детских инфекций Казахского Национального Медицинского Университета.
Мы считаем, что эта проблема - не одного Минздрава, решать ее нужно на уровне Правительства
- Мы считаем, что эта проблема - не одного Минздрава, решать ее нужно на уровне Правительства - сказала она. - Мы сегодня пытаемся лечить зараженных детей, но это только следствие того, что источник заражения не выявлен. За полгода такого тщательного мониторинга у нас есть высокие шансы для выявления и изоляции источника заражения детей. Мы имеем в качестве примера хороший опыт других стран. Почему же у нас его не применить?
Предложения известных в стране медиков доведены до чиновников Минздрава. Но ответа на них из властных кабинетов пока нет…
Маргарита Седова
- Фестиваль педагогических идей , 2010
Моделирование навыков стихосложения на уроках истории и культуры родного края
Седова Маргарита Витальевна, учитель Кульутры родного края
Статья отнесена к разделу: Общепедагогические технологии, Преподавание МХК и ИЗО
--------------------------------------------------------------------------------
Цели мастер-класса, моделирующего навыки стихосложения: показать, что каждый является потенциальным поэтом, только не знает об этом; привить интерес к поэтическому слову; при этом ученик сможет в процессе показа раскрыть свои дремлющие способности к стихосложению и продемонстрировать шаги в этом направлении. “На что не надеешься, того и не постигнешь, поскольку оно станет недостижимым” - таков девиз поэтического крыла ОДА [разновозрастной, от 10 до 16 лет, группы учеников СОШ №55 города Чебоксары, интересующихся поэзией], который позволяет издавать сборник(и) стихов в короткие сроки.
Задачи в рамках межрегионального проекта-победителя сети Культурных столиц Поволжья-2005 [1] “Акцыновия – планета любви”
Моделирование навыков стихосложения является своего рода образцом, демонстрирующим здоровое самосознание, который наглядно предоставляет подростку возможность черпать силы в поэзии. “Жить взахлеб, творить азартно” - свой девиз Акцыновы, заслуженные художники Чувашии и России, ровесники ХХ века, разделившие на двоих ужас сталинских репрессий, длившийся почти 25 лет, пронесли сквозь всю свою жизнь, как ключ к умению радоваться жизни. Понимая, как пишутся стихи, ученики усваивают и оптимистический взгляд на себя и окружающий мир, как это проявлялось у Людмилы Михайловны Акцыновой, которая считала себя “не печатанным поэтом” и умела сочетать свой мир образного мышления художника и поэта с повседневностью матери троих детей.
Введение в суть инновационного подхода, формирующего навыки стихосложения.
В ходе мастер-класса происходит моделирование навыков и умений слагать стихи. Это своего рода “игра в поэта”, которая поможет привить увлекательное умение – писать стихи. Все что нужно при этом – это решимость быть поэтом.
Моделирование навыков стихосложения на уроках истории и культуры родного края
Седова Маргарита Витальевна, учитель Кульутры родного края
Статья отнесена к разделу: Общепедагогические технологии, Преподавание МХК и ИЗО
--------------------------------------------------------------------------------
Цели мастер-класса, моделирующего навыки стихосложения: показать, что каждый является потенциальным поэтом, только не знает об этом; привить интерес к поэтическому слову; при этом ученик сможет в процессе показа раскрыть свои дремлющие способности к стихосложению и продемонстрировать шаги в этом направлении. “На что не надеешься, того и не постигнешь, поскольку оно станет недостижимым” - таков девиз поэтического крыла ОДА [разновозрастной, от 10 до 16 лет, группы учеников СОШ №55 города Чебоксары, интересующихся поэзией], который позволяет издавать сборник(и) стихов в короткие сроки.
Задачи в рамках межрегионального проекта-победителя сети Культурных столиц Поволжья-2005 [1] “Акцыновия – планета любви”
Моделирование навыков стихосложения является своего рода образцом, демонстрирующим здоровое самосознание, который наглядно предоставляет подростку возможность черпать силы в поэзии. “Жить взахлеб, творить азартно” - свой девиз Акцыновы, заслуженные художники Чувашии и России, ровесники ХХ века, разделившие на двоих ужас сталинских репрессий, длившийся почти 25 лет, пронесли сквозь всю свою жизнь, как ключ к умению радоваться жизни. Понимая, как пишутся стихи, ученики усваивают и оптимистический взгляд на себя и окружающий мир, как это проявлялось у Людмилы Михайловны Акцыновой, которая считала себя “не печатанным поэтом” и умела сочетать свой мир образного мышления художника и поэта с повседневностью матери троих детей.
Введение в суть инновационного подхода, формирующего навыки стихосложения.
В ходе мастер-класса происходит моделирование навыков и умений слагать стихи. Это своего рода “игра в поэта”, которая поможет привить увлекательное умение – писать стихи. Все что нужно при этом – это решимость быть поэтом. http://festival.1september.ru/articles/313937/
Моделирование навыков стихосложения на уроках истории и культуры родного края
Седова Маргарита Витальевна, учитель Кульутры родного края
Статья отнесена к разделу: Общепедагогические технологии, Преподавание МХК и ИЗО
--------------------------------------------------------------------------------
Цели мастер-класса, моделирующего навыки стихосложения: показать, что каждый является потенциальным поэтом, только не знает об этом; привить интерес к поэтическому слову; при этом ученик сможет в процессе показа раскрыть свои дремлющие способности к стихосложению и продемонстрировать шаги в этом направлении. “На что не надеешься, того и не постигнешь, поскольку оно станет недостижимым” - таков девиз поэтического крыла ОДА [разновозрастной, от 10 до 16 лет, группы учеников СОШ №55 города Чебоксары, интересующихся поэзией], который позволяет издавать сборник(и) стихов в короткие сроки.
Задачи в рамках межрегионального проекта-победителя сети Культурных столиц Поволжья-2005 [1] “Акцыновия – планета любви”
Моделирование навыков стихосложения является своего рода образцом, демонстрирующим здоровое самосознание, который наглядно предоставляет подростку возможность черпать силы в поэзии. “Жить взахлеб, творить азартно” - свой девиз Акцыновы, заслуженные художники Чувашии и России, ровесники ХХ века, разделившие на двоих ужас сталинских репрессий, длившийся почти 25 лет, пронесли сквозь всю свою жизнь, как ключ к умению радоваться жизни. Понимая, как пишутся стихи, ученики усваивают и оптимистический взгляд на себя и окружающий мир, как это проявлялось у Людмилы Михайловны Акцыновой, которая считала себя “не печатанным поэтом” и умела сочетать свой мир образного мышления художника и поэта с повседневностью матери троих детей.
Введение в суть инновационного подхода, формирующего навыки стихосложения.
В ходе мастер-класса происходит моделирование навыков и умений слагать стихи. Это своего рода “игра в поэта”, которая поможет привить увлекательное умение – писать стихи. Все что нужно при этом – это решимость быть поэтом.
Тезисы о моделировании, взятые из “Энциклопедии Амосова” помогают понять сам процесс моделирования. Амосов Н.М. – непревзойденный хирург, инженер-кибернетик, ученый, популяризатор идей ХХ века, широко использовал моделирование для описания системы взаимодействий идеологии и психологии на мир экономики и политики. “Всякая модель – это разные степени упрощения. Важно только не перейти предела потери качества, присущего системе. Модели как схемы – полезны: их качественное содержание призвано помочь в управлении обществом”, - писал академик.[2] Создание упрощенных моделей системы (в нашем случае модель-идея обучения стихосложению) – действенное средство проверки истинности и полноты теоретических представлений в разных отраслях знания. [3]
Откуда берутся идеи?
Амосов писал: “Утверждаю; под всеми идеями о предметах, что перечислены, лежат или биологические потребности, или элементы Алгоритма разума, или сочетание того и другого. Прямо как по Юнгу: “коллективное бессознательное”.
Создание модели-идеи проходит через такие этапы:
•Творец идеи, через механизм осознания, должен выделить в окружающем мире некое качество или явление.
•Усилить модель, связав с потребностью.
•Поставить в ряд других явлений через гипотезы об их связях.
•Обозначить все словами, записать в память.
•Натренировать повторением.
•Убедить какую-то группу людей, что это – истина, использовав авторитет или подражание, или недовольство положением в обществе.
Процесс закончен: идея материализовалась для самостоятельной жизни в умах. Стала “геном” в культуре, в геноме общества – этой надбиологической структуре. Как и “живой” ген, он может долго храниться невостребованным, пока не изменятся обстоятельства в обществе и не активизируется потребность, которой он созвучен. [4]
Мое мнение о моделировании навыков стихосложения: все ученики, как когда-то в средневековом Китае вменялось в обязанность чиновникам, могут писать стихи.
Творчество
Творчество представляет собой процесс создания моделей, для которых не существует предмета вне разума. Это касается как технических устройств (вещей), так и моделей из слов и образов, воплощаемых в знаках. [Берем перо, легко наносим знаки на чистый лист уверенной рукой. Они ясны. Понять их может всякий. Есть сумма правил для игры такой…] [5]
Процесс творчества начинается с формирования очень обобщенной модели-цели, модели-задачи, стимулируемой потребностью. [Игра нам в радость. Нас не гонит плеть. В пустыне духа не бывает гроз. Но втайне мы мечтаем жить всерьез, зачать, родить, страдать и умереть.] [6]
•Это производится путем перебора наличного “банка моделей”, имеющих связи с этой первостепенной потребностью. [Старик то эту бусину, то ту, то синюю, то белую берет, чтобы внести порядок в пестроту, ввести в сумбур учет, отсчет и счет.] [7]
•Модели выбираются из подсознания, и процесс этот подчиняется законам самоорганизации.
•Поскольку, кроме главной цели и ее необходимых качеств, всегда есть критерии второстепенные, то именно по ним проверяются все “модели-кандидаты”, пока не удастся достигнуть компромисса критериев-качеств в новой, пока еще самой обобщенной модели. Ее можно назвать гипотезой. [В зародыше угадывая плод, взывая властно к творческим раздорам, луч надвое все делит. И дрожит мир в лихорадке, и борьба кипит, и дивный возникает лад...] [8]
•Мотивами для творчества может стать любая потребность-необходимость, но чаще всего она сочетается со специфически человеческой потребностью поиска, любознательностью. При этом используется один из вопросов, возникающих в этапе функционального акта – “анализ”: “Что?” “Откуда?” “Куда?” “Почему?” Вопросы заложены в специфической потребности для этого этапа: “распознать” предмет, чтобы выяснить его полезность и пути использования. [Мы просто глина под рукой творца. Не знаем мы, чего от нас он ждет. Он глину мнет, играя без конца, но никогда ее не обожжет.] [9]
•Детализация потребности в вопросах прививается обществом, тренирующим любознательность. [Для них наивных, непоколебимых, сомненья наши – просто вздор и бред. Мир – плоскость, нам твердят они, и нет ни грана правды в сказках о глубинах.] [10]
•Когда простой перебор моделей не дает ответа на вопрос, то поиск переходит в активное подсознание.
•Если активность придуманной модели из слов, то есть “идею”, повысить тренировкой, то она может стать в разуме столь же значимой, как и модели реальных объектов, приобретая связи с чувствами. [Но над юдолью мерзости и смрада Дух светоч свой опять возносит старстно. И борется с всесилием распада. И смерти избегает ежечасно.] [11]
[Творческих людей, способных созидать, академик Амосов относит к сильному типу личности. Это настойчивые люди, проявляющие себя в самых различных сферах. [12] Творцы – люди способные, с высокой любознательностью и получающие удовольствие от созидательной деятельности. Опять-таки в зависимости от общительности они становятся творцами-одиночками (как люди искусства или ученые-теоретики) или возглавляют творческие коллективы. Достижения в любой сфере обязаны систематическому напряженному труду. Импульсивные натуры, способные на сильное, но короткое напряжение, редко достигают успеха, а при хорошей дозе эгоизма иногда занимают антисоциальную позицию. Итак. “Познай самого себя” - когда-то записал Платон совет Сократа. Познание себя – это восприятие, распознавание, (само)оценка.
Современные люди, переживающие научно-технический и общественный прогресс, живут как бы в трех сферах: материальной, общественной и духовной. Это проявляется в различных состояниях: доход, положение в своей среде и семье, роль, престиж. Образование. Способности, знания, умения. Культура. Духовная сфера состоит в отношениях с идеями и информацией. Она зиждется на натренированной любознательности, технике и максимально использует возможности разума в части создания моделей отвлеченных понятий и их тренировки. Духовная сфера особенно сложна для моделирования. Ее содержанием является триада: “Истина. Добро. Красота”. Истина соответствует знаниям, добро – этике и религии, красота – искусству.
По мере технического и информационного прогресса, духовный элемент жизни возрастает. Выделяются специалисты: мастера, “жрецы”, артисты. Они являются носителями творческого начала. Уже в древней истории можно наблюдать бурный рост духовной сферы отдельных индивидов элиты. Поэты, инженеры и философы античности стояли ничуть не ниже наших ученых и людей искусства.] “К нашему времени, из трех элементов духовности, мы преуспели только в одном – в знаниях”, - писал академик. [13]
Моделирование навыков стихосложения – это альтернатива образовательным методикам и путь гармонизации личности. Это еще и способ повысить собственную самооценку и понять, что главная трудность – это неверие в самого себя и свои возможности.
Методы, формирующие умение писать стихи.
Теперь поговорим о методах, которые я использую в своей работе.
Инсайт – в переводе с английского – озарение. Это внезапное понимание структуры ситуации в целом, без осознания причинно-следственных связей. Посредством озарения достигается осмысленное решение проблемы, в нашем случае, понимание того, как пишут стихи. Понятию “инсайт” в психологии придают чаще всего описательный, но не объяснительный характер. В самом деле, легче описать, как пишутся стихи; даже научить этому, чем объяснить это творческое явление. В таком случае в психологии принято говорить о расширенном состоянии сознания, и попыток обяснения в психологической науке сечас происходит все больше и больше.
Академик Амосов, например, пишет о варианте, когда происходит отключение центра реальности и произвольное переключение всех действий в область нереального, с активизации слова “нереально”. [14]
В 1988 году в Москве в издательстве “Советская Россия” свет увидела книга Иванова С.М., которая называется “Быстрый холод вдохновенья”, фрагмент из которой я хочу процитировать. В ней автор пишет: “Разрушение речевой памяти идет от частного к общему, от менее организованного к более организованному, от сложного к простому, от произвольного к автоматическому. При выздоровлении сохраняется обратный порядок: за жестами появляются междометия, за междометиями глаголы и указательные местоимения, потом прилагательные, существительные, и, наконец, имена собственные. За устной речью восстанавливается письменная. Маленькая модель эволюции человеческого общения: в такой же последовательности развилась речь. А когда развилась, возникла письменность. И еще. Когда составляется фраза, поиск нужного слова находится на втором плане. Это подчинено основному процессу – построению фразы и организации речевого акта. Но когда предлагается найти слово, то актуализация процесса направлена на поиск слов. Тогда слова всплывают в сознании не последовательно, как при построении фразы, а все сразу и независимо от предыдущих и последующих слов”. [15] Именно опора на эти механизмы лежит в основе мастер-класса, формирующего умение писать стихи:
Озарение. Целенаправленные фантазии. Понимание физиологии речи.
1. О работе правого и левого полушария мозга
Основные различия в работе полушарий мозга в середине ХХ века обнаружил американский ученый Р. Сперри, который в лечебных целях рассек межполушарные связи и выяснил, что мозг ведет себя, как два совершенно различных мозга, при этом, не вполне понимая друг друга. Левое полушарие сохраняло способность к речевому обращению, реагировало на слова, цифры, условные знаки, но не знало, что делать с предметами материального мира или их изображениями. А правое полушарие легко справлялось с произведениями живописи, мелодиями и интонациями речи, но плохо контактировало со словесными конструкциями и не умело связно говорить. Нейорофизиологи выяснили, что нформация извне сначала поступает в правое полушарие, где она проходит “расшифровку” и оформляется в образ, а затем в левое, где конкретизируется, обретая название. Определяем сферы деятельности каждого полушария.
Левое полушарие
Правое полушарие
Отвечает за речь,
цифры,
условные знаки,
оперирует временными отношениями.
Отвечает за пространственные отношения, оперирует предметами материального мира, изображениями, живописью, мелодией, интонацией, ритмом, но плохо говорит.
Поэзия – это оперирование словами, то есть, работа левого полушария. Но поэтического творчества не получится вообще, если повреждено правое полушарие, которое оперирует образами. Поэт в создании стихов использует не только слова, но и образы тоже. Есть дети, скрытые “левши” в том числе, которые обладают умением писать одновременно и левой, и правой рукой (можно продемонстрировать на доске или в воздухе умение писать зеркально, в противоположные стороны). Они обладают особой чувствительностью, можно даже сказать, поэтичностью в восприятии окружающего мира. В будничной суете этих детей не так просто разгадать. Таких людей в последнее время становится все больше и больше, как утверждают практикущие нейропсихологи из Москвы Александра Соболева и Анна Потанина. [16]
Метод [17] академика В.М. Бронникова, основателя Международной Академии Развития Человека, содержит целый комплекс наиболее эффективных упражнений, взятых из различных методик (в основном из восточных оздоровительных гимнастик различных школ), объединённых и переработанных для достижения максимального эффекта в развитии гармонизации работы правого и левого полушария мозга. Бронников В.М. считает, что такой гармонии добиться можно. Он объясняет, что у большинства людей более развито левое полушарие мозга и почти бездействует правое. Левое полушарие отвечает за логическое мышление. Левое полушарие мозга доминирующе связано с энергетическими явлениями, и его работа направлена в материальное пространство. Правое полушарие головного мозга связано с явлениями, которые несут информацию и имеют тесную связь с нематериальным пространством, т.е. с нашей сверхсознательной функцией. Художники, музыканты, поэты, писатели - это люди, у которых правое полушарие активно функционирует, т.е. они получают информацию через свое сверхсознание из единого информационного поля, которое представляет из себя нематериализованное пространство. Правое полушарие отвечает за абстрактное мышление, и именно оно раскрывает в человеке способности к творчеству. От гармоничной работы полушарий зависит степень развития нашего сознания. В результате обучения по методу Бронникова происходит синхронизация работы обоих полушарий головного мозга, происходит резкое увеличение энергетического потенциала, и раскрытие у человека невостребованных способностей организма. Нас интересует, как можно научить писать стихи?
2. О музыкальности и ритмичности речи
Стефан Коэлш, [18] нейроисследователь современности и музыкант, работающий в институте Макса Планка в Лейпциге, утверждает, что речь, причем любая, музыкальна, а значит и ритмична. Но только люди этого не замечают, или замечают на периферии сознания; или замечают внешнюю динамику речи, если сталкиваются с иностранной и, притом, незнакомой. Это утверждение справедливо для любой речи, иначе все разговаривали бы стакатто, или отрывисто, словно лаяли. Каждый исполнитель фольклора знает, насколько “экономна” народная речь, как она гениальна. В простой песне выражена вся глубина народного таланта. А ведь эти песни создавали порой неграмотные люди, даже не умевшие писать! Они просто описывали сиюминутное состояние, первыми, пришедшими на ум словами.
3. Все матери замечали за своим ребенком способность к ритмичности.
Наблюдая за своей маленькой дочерью, я заметила, что говорит она на “тарабарском” языке, но при этом, условно говоря, стихами. [19] Она не знает, что это рифмованные строчки, потому что для нее это – игра. Родителям надо научиться слышать своего ребенка, улавливая то, как он говорит. То есть, надо обладать натренированным вниманием или слухом, способным уловить ритм. Для этого надо больше разговаривать со своим ребенком, петь песенки, играть с ним, используя стихи-считалки, ведь дети хорошо подражают ритмичной речи. Однажды моя дочка вымыла руки в луже, когда я ее оставила на пару минут одну, но выдала философское умозаключение:“Летом можно в речке купаться и на велосипеде кататься. Ты мне купишь велосипед или нет?!” (3 года 11 м-цев). В четыре года формируется сознательное отношение к произносимым словам, например:“Черному жемчугу” скажем спасибо, за то что он делает нас красивыми!”, а вершиной достижений можно считать четверостишие:“Свиристели прилетели! На рябину дружно сели, стали ягоды клевать, стали солнце в гости ждать!” (4 года, 3 м-ца). Одним словом, происходит словотворчество, которое описал знаменитый классик и знаток детской речи Корней Иванович Чуковский. Именно “От трех до пяти” формируется и поэтическое воприятие действительности. Оно, к сожалению имеет тенденцию угасать, из-за невостребованности. Мои ученики пишут стихи [20] с 1998 года. Я не перестаю удивляться многообразию вариантов на одну и ту же тему, например, о красотах природы или временах года. Но уже не удивляюсь самим стихам, зная, что любой в состоянии развить в себе эту способность, исходя из вышеперечисленного.
Ход мастер-класса
Сейчас каждый сам себе сможет продемонстрировать поэтическое творчество, если не будет критичен. Мы “поиграем в стихи”. Условно говоря, мы попробуем активизировать образное мышление. Для этого необходимо перейти на язык жестов и мимики, то есть припомнить речь, которая звучала сотни тысяч лет назад. Это первая сигнальная система. К примеру, можно сказать словами: “я тебя люблю”. Так мы включим вторую сигнальную систему. А можно сказать то же самое жестами и мимикой. И тогда каждый человек на земле поймет твою речь. До вавилонского столпотворения люди говорили на общечеловеческом языке первой сигнальной системы. Он сохранился у глухонемых людей. Для активизации первой сигнальной системы надо выключить сознание, чтобы использовать древний способ самовыражения. Для этого с помощью жестов и мимики необходимо ответить на вопросы:
Где живет душа? (Ответ напрашивается - в области сердца.)
Где живут чувства? (“В горле пересохло” - говорят о смятении чувств.)
Где живет сознание? (“Семь пядей во лбу” - гласит народная мудрость.)
Контрольный вопрос: “Где живет подсознание?” (кто показал, сам того не осознавая, на затылок, тот использовал возможности своей интуиции). Вспомните, если обычных возможностей недостаточно, мозг привлекает сверхспособности, или интуицию, озарение.
Теперь можно писать стихи (первоначально мы писали на впечатлении, полученном от картин заслуженных художников России и Чувашии Акцыновых; вообще же, это может быть любое яркое эмоционально-чувственное впечатление, полученное на любом уроке, оставляющее след в сознании и активизирующее правое полушарие мозга). Главное, предупредить ребят, чтобы не перечеркивали слова, написанные от имени образного мышления, пусть они и кажутся нелепыми. Разрешите себе хоть раз в жизни не контролировать себя. Не стирайте написанные мысли своего подсознания - не критикуйте его. Только так, чувствуя себя свободным, можно научиться писать стихи!
Теперь осталось поработать над метрикой, то есть поправить строчки, выбивающиеся из общего ритма написанного, и соблюсти рифму (как правило, ученики используют в своем стихосложении неточную рифму). Для правки стихов требуется время, поэтому домашнее задание необходимо. Однако, любого учителя порадует факт, что вместо одного стихотворения многие предоставят “на суд зрителя”, в едином порыве сделанного открытия, целые тетрадки стихов. А это и есть искомый результат.
Литература, сноски
1 www.culture21.ru
2 Амосов Н.М. Энциклопедия Амосова. Алгоритм здоровья. Донецк, 2003, с.468
3 Краткий психологиеский словарь. Моделирование/ Составитель Л.А. Карпенко. М.:Политиздат, 1985, с.186
4 Амосов Н.М. Там же. Моделирование общества, с.444-446
5 Гессе Герман. Избранное. Сборник. Буквы. М.: Радуга, 1984, с.381
6 Гессе Г. Но втайне мы мечтаем…с.380
7 Гессе Г. Последний умелец игры в бисер, с.383
8 Гессе Г. По поводу одной токатты Баха, с.383
9 Гессе Г. Жалоба, с.380
10 Гессе Г. Уступка, с.380
11 Гессе Г. там же. Читая одного старого философа, с.382
12 Амосов Н.М. Творчество, с.377-381 [Общеизвестно, что творчество реализуется как в сферах реальностей (техническое и научное), так и нереальностей: мечты, фантазии, искусство. Границы между ними нет… Фантазии и мечты приятны, и могут выделиться в специальное произвольное действие. Если его вооружить механизмами воплощения моделей, знаками и словами, то из этого уже может получиться искусство. Критерии эффективности любого творчества выражаются в способности его продукта удовлетворять потребности – свои и окружающих. В том числе и специфическую потребность в красоте.]
13 Амосов Н.М. Творчество, с.381
14 Амосов Н.М. Разум человека, с. 381-383 [Целенаправленные фантазии можно выразить в устной или письменной речи, или в рисунках, потом самому воспринять их как реальность, оценить и представить другим людям. Так получается искусство. Или наука. Характерно, что модели-мысли чаще всего выражаются внутренней речью, при этом слова проговариваются, передаваясь в виде очень слабых импульсов на речевой аппарат гортани и языка. Соответственно, зрительные образы возбуждают мышцы рук, как будто для выражения модели в рисунке или изделии. Если эти движения задействовать, то духовная сфера получит физическое воплощение: речь, письмо, рисунки – искусство для себя и других людей. По такому механизму рисовали в пещерах древние люди.]
15 uchbook.ru: Иванов С.М. Быстрый хололд вдохновенья. М.“Советская Россия”, 1988
16 Соболева А., Потанина А. “Домашний очаг”, 2002, апрель.
17 Galactic.org.ua – Клуб Бронникова
18 www. mondialogo.org/schoolcontest или info@ mondialogo.org
19 “Сок купить, сок купить! Надо в магазин сходить!” (2 года 3 м-ца), или “Ой, упал, мама! Мячик кидает… смотри, мама, убегает, убегает!” (2 года 5 м-цев), или “Откройте мне дверь, а то я буду зверь!” (3 года 3 м-ца). “Можно в кресле сидеть и на звезды смотреть” (3 года 8 м-цев); придумывает особенные слова: “(Ск)ок, ок, ок! Скачут зайка и двурог” (3 года 7 м-цев).
20 Смотри приложение1.
Статья посвящена трансформации международной террористической деятельности – системности и последовательности действий в очагах террористической активности.
Статья посвящена трансформации международной террористической деятельности – системности и последовательности действий в очагах террористической активности. Последние сводки о террористических атаках в Пакистане свидетельствуют об очередном новом этапе международной террористической деятельности – системности и последовательности действий в очагах террористической активности. Это связано не только с активизацией военных действий регулярных армейских частей против движения Талибан, действующего в зоне Афганско-Пакистанского приграничья, но и с необходимостью привлечь внимание мирового сообщества к событиям в этой зоне конфликтов и политического напряжения. Сообщения о террористических актах и действиях террористических группировок стали значительно более скудными и короткими по сравнению с прошлым этапом «расцвета» медиа-терроризма в канун и после сентября 2001 г. в США и операции «Nord-Ost» в Москве. Это вынуждает террористические организации искать новые методы и средства для обеспечения эффективности информационно-демонстрационных элементов воздействия на население страны и мировой социум посредством теперь уже системного и, возможно, переходящего в регулярное запугивание масс региона.
Такое развитие событий является следствием поэтапной эскалации медиа-терроризма за последние 30 лет. В западной литературе считается датой отсчета первого реального террористического акта, с активным включением медиа-террористической составляющей, события во время Мюнхенской Олимпиады в 1987 г.
Таким образом, первый этап развития мирового медиа-терроризма состоялся с 1978 по 1993 год, когда произошла неудачная первая попытка взорвать Международный торговый центр в Нью-Йорке с целью привлечь внимание к тысячам жертвам и символу мирового капитализма.
Второй этап развития мирового медиа-терроризма продолжался до известных событий 9 сентября 2001 года, уже характеризуемых как террористическая атака (несколько объектов, тысячи жертв, мульти-медийный эффект от неограниченного количества повторов этих событий в средствах масс-медиа).
Сюда же надо отнести и всплеск активности политической аналитики и научных исследований в сфере права, социологии, политологии, психологии и национальной безопасности. Рубеж этого этапа связан и с серией взрывов жилых зданий в Москве и других городах России, что одновременно было связано с военными действиями в Чечне, но тоже является ассиметричным действием преступного характера.
Рубеж третьего этапа совпал, на наш взгляд, с кульминацией проявления негативной роли средств массовой информации в косвенном раздувании роли, значения и других факторов сопутствующих событиям вокруг освобождения заложников из мюзикла Nord-Ost в Москве. Здесь в полной мере проявилось значение масмедиа в пропаганде террористической деятельности. И, если, ранее, можно было, говорить, как утверждали еще некоторые исследователи проблем политического насилия о непреднамеренном характере такого «пособничества» террору преступных формирований в силу специфики функционирования самой системы массовой коммуникации (погоня за сенсацией, режим выживания и конкуренции средств массовой информации в условиях рынка и т.д.). То в данном и некоторых других случаях действовали не только эти социально-экономические мотивы и стимулы, а непосредственно политические и другие составляющие формирования доступного уровня мощности медиатеррористического воздействия на сознание и поведение населения. Оценки и расчеты показывают, что такое медиа воздействие могло бы снизить напряженность от содеянного террористического акта не меньше, чем в три раза.
Поэтому следующий четвертый этап существования медиатеррористического аспекта международного терроризма, с одной стороны, характеризовался снижением интенсивности популяризации террористических событий, а с другой стороны, был продолжением начавшегося уже на втором этапе процесса глобализации терроризма вообще, и медиатерроризма, в частности. Кроме того, в-третьих, возникли и углублялись признаки перехода от международного к мировому состоянию медиатерроризма. Эта трансформация тенденция, ясно проявившаяся в 2001-ом и последующих годах, четко м недвусмысленно отражалась во всех свойствах развития современных масс-медиа.
Принципиальное отличие этого, входившего в суть и форму функционирования СМИ, свойства – в присутствии населения в разных жанрах их творческих продуктов от виртуальных (игровые фильмы и телесериалов ужасов до реальных сцен последствий террористических актов, телеаналитики и политических шоу).
Отличие пятого этапа развития медиатерроризма, зреющего с осени этого – 2009 года , в новой попытке глобальной и региональной террористической среды найти способы принудить мировую систему массовых коммуникаций активизировать и «не выпускать» из эфира постоянно-перманентную тему терроризма. А далее направить ее изложение и показать в необходимом для целей этого преступного сообщества направлении.
Следовательно, на данном этапе развития человечества, завершается виток от Аристотельского понимания террора как эффекта от античного театрального зрелища мифических ужасов до виртуально-реального всемирного страх-шоу (комплекс демонстрации игровых и он-лайн событий). При этом Аристотель вкладывал в такое действо воспитательный смысл, а нынешние масс-медиа вливают потоком (как вольно, так и не вольно) дезгармонирующий, деструктивный смысл.
Задача средств и сил, обеспечивающих национальную (в том числе, политическую и информационную) безопасность разработать и воплотить комплекс мероприятий противодействующий и нейтрализующий, медиатерроризм в нынешних и потенциальных его проявлениях. В основе этих разработок должны лежать методы формирования и стимулирования инновационного и критического мышления масс на основе принципов конкурентной борьбы.
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры. Сигачев А. А. Расказачивание. Истребление казачьих песен
УДК 784.4
Sigachev A. A. Oppression of Cossacks. Abolition of Cossack Songs
Аннотация: В статье показаны причины и следствия казачьего рассеяния. Лучшие сыны казачьей вольницы были отторгнуты от Родины в изгнание и рассеяны по свету — в русскую эмиграцию. В Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года было немало поэтов-песенников — цвет и гордость казачьей песенной культуры. Воинствующий большевизм поступил с казачьей песней так же, как и с репрессированными казаками: было предписано полное истребление песенного наследия казачества, включая свод «Песен казачьего календаря». В данной статье освещены все периоды казачьего рассеяния и современное состояние казачьей эмиграции. Показаны достижения по восстановлению «Песен казачьего календаря», полностью утраченных в годы воинствующей бездуховности большевистской диктатуры.
Ключевые слова: казак, рассеяние, Дон, Кубань, Терек, Харбин, Шанхай, Пекин, Приморье, Алымов, Ачаир, Перелешин, Париж, Берлин, Польша, Бехтеев, Туроверов, Альникин. Abstract: In the article, the causes and consequences of Cossack dispersion are revealed. The best sons of Cossack free rein were torn away from their Motherland to exile and scattered all over the world — to the Russian emigration. In the Great Exodus of the Cossack emigration of the 1920 there were many poets-songwriters — the pick and proud of the Cossack song culture. The militant Bolshevism treated Cossack song the same way it was with the repressed Cossacks: the total extermination of song heritage of the Cossacks was prescribed, including the code “The Songs of the Cossack Calendar”. This article covers the all periods of the Cossack dispersion and the modern condition of the Cossack emigration. The achievements concerning the restoration of the code “The Songs of the Cossack Calendar”, which was completely lost during the years of the militant spiritual impoverishment of the Bolshevik dictatorship, are revealed.
Keywords: Cossack, dispersion, Don, Kuban, Terek, Harbin, Shanghai, Peking, Beijing, the Russian Seaboard region, Alymov, Achair, Pereleshin, Paris, Berlin, Poland, Bekhteev, Turoverov, Al’nikin, Cossack songs, Cossack village, stanitsa.
--------------------------------------------------------------------------------
Среди русских рек Дон не самая большая река, но, пожалуй, ни одна из них, за исключением Волги, не была столь прославлена в летописях, песнях, легендах и сказаниях, как Дон. Издавна нежно и ласково величали её казаки «Тихим Доном», «Доном-Батюшкой», «Дон-Ивановичем», «Доном-богатырём». Река Дон была колыбелью казачества, их духовной опорой, кормилицей и поилицей. Дону казаки поверяют свои сокровенные, сердечные думы, радость и горе. Песни казаков исполнены красоты, силы, благородства и подчёркнутого ритма. Искусство хорового пения принадлежит, как известно, к наиболее древним видам народного творчества, его истоки уходят вглубь веков. В традиции хорового пения казаков — преимущественно без музыкального сопровождения, ибо использование музыкального сопровождения снижает интонационную выразительность мелодии. Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни.
Сила народной песни в отличие от других письменных памятников старины состоит в том, что песня не несёт в себе отпечатков иноземного влияния, в отличие, например, от летописей (как известно, многие летописцы были далеко небеспристрастны в своих «сказаниях»). Песни создавал сам народ, без заморской подсказки и без корысти. Во все времена народ пел своё, вкладывал в песню свою жизнь, свои чувства, надежды, горе и радость. Народная песня жила так, как жил и чувствовал её создатель — народ во всём своём многообразии. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Издавна казачья песня являлась объектом самого пристального внимания исследователей, этнографов, фольклористов, писателей, поэтов-песенников, драматургов, лингвистов. Это объясняется, прежде всего, особенностями и богатством песенного духа, ревностно хранимого в среде казаков. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и их культурных связей невозможно. Оригинальный казачий стиль хорового пения отличен даже от южнорусской песнопевческой практики, в том числе и по образцу гармонизации. Даже в обиходных церковных хоровых напевах издавна господствовала европейская гармония, европеизированный стиль которой долгое время сковывал народное музыкальное творчество. Западноевропейская школа хорового пения с искусственной метрической ритмикой, сковывала распев с несимметричным, свободным песенным ритмом. Казачьи распевы не укладываются в жёсткое «прокрустово ложе» гармонических рамок квадратных периодов мелодий. Свободолюбивому казаку и в песне более любо ладовое своеобразие несимметричного ритма свободных казачьих напевов.
В фольклоре народ сохраняет, сам того не осознавая, останки древних традиций, восходящих к предыстории, он выполняет функцию “подсознательной коллективной” памяти, содержание которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то ещё. Кто хочет понять свой народ до глубины корней, должен пристально присмотреться и прислушаться к его истокам — к песням, сказкам, к пословицам, поговоркам, к отдельным словам (в которых неискоренимо присутствуют коды народа). За словом всегда стоит глубинный смысл, многогранное значение, за буквальным смыслом — тайный смысл истории, культуры, религии народов и наций. И песни, что пелись нашими предками, должны мы бережно хранить и преумножать[1].
В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было много поэтов песенников. К настоящему времени уже немало издано поэтических антологий (антология от гр. anthologies, буквально — букет цветов), освещающих поэтическое творчество как Восточной, так и Западной ветвей русской эмиграции. Вышли также сборники песен и стихов казачьей лирики. Из 200 тысяч белых эмигрантов Восточной ветви Зарубежья было около 60 поэтов. «Мне известно, — писал В. Перелешин, — около шестидесяти имён поэтов, как пользовавшихся широким признанием в дальневосточных центрах русского рассеяния — Харбине, Шанхае, Тяньцзине и Пекине, так и малоизвестных и оставшихся вовсе незамеченными»[2]. На долю Западной ветви белых эмигрантов Зарубежья — Берлина, Парижа, Праги, Белграда, Варшавы, Риги, Равеля, Софии, проходилось примерно столько же — около 200 тысяч человек. Из этого числа Западной ветви белых эмигрантов было 88 поэтов (включённые в антологию Ю. Иваска «На Западе», 1953)[3]. Уместно здесь напомнить, что была определённая доля эмигрантов (хоть и не столь значительная, точное их число не установлено), поселившихся в Южной Америке: в Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае, на Филиппинах, в Австралии и США. (По данным В. Крейда и О. Бакич — среди них было примерно 20 наиболее видных литераторов) [4].
Что же в своде «Песен казачьего календаря» было такого, за что песни подлежали полному уничтожению, и должно было быть стёртым из памяти людей само упоминание о них. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество. Идеологи большевистской диктатуры во главе с Лениным и Троцким придавали слову «расказачивание» однозначный смысл — поголовное уничтожение (геноцид) казачества. Идеология мирового господства диктатуры пролетариата включала в себя разжигание гражданских и мировых войн, программирование искусственного голода, кризисов и терроризма. Россия была выбрана в качестве плацдарма для развития «Мировой революции и Мирового господства». Идеи большевизма о «процветающем рае социализма и коммунизма» являлись всего лишь прикрытием истинного замысла мирового сообщества диктаторов-авантюристов. Казачество на подобный лукавый большевистский диктаторский обман «коммунистического рая» не прельстилась, и за это его было решено физически истребить, стереть с лица земли; предать казачество полному забвению. Из памяти людей задумано было искоренить само слово «казак», и всё, что с ним было неразрывно связано: казачьи песни, танцы, традиции, фольклор. Большевистская диктатура не останавливалась ни перед чем, для достижения своих человеконенавистнических целей в стремлении к мировому господству. Так, ими были спланированы: геноцид цвета русской нации — казачества, истребление царской семьи вместе с их детьми, уничтожение интеллигенции и духовенства, развязывание гражданских войн, создание концентрационных лагерей по всему Северу России задолго до создания фашистских лагерей — Освенцима, Майданека, Бухенвальда и других известных «лагерей смерти». Была запущена адская машина истребления казачества во всех казачьих краях (Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Приморья и других 12 казачьих краёв). Чудовищная машина смерти работала многие годы после окончания гражданской войны, уже при советском режиме. Карательные акции были организованы сразу после Октябрьского переворота — силами «интернационалистов» (особенно латышей, мадьяр, китайцев, «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего населения казачьих областей.) Бронштейн–Троцкий писал: «Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаками, выселить в массовом порядке в другие области»[5]. Член Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд рапортовал в ЦК РКП (б): «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их массовое физическое истребление. Бесспорно принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически»[6]. Следует здесь особо отметить роль вождя революции, диктатора Ленина в массовом истреблении казачества. Ленин не только знал о происходящем геноциде казачества, но и лично участвовал в выработке человеконенавистнической политики большевистских властей по отношению к казакам. «Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу «поголовного истребления казаков»! Дзержинский писал Ленину 19 декабря 1919 г., указывая, что на тот момент в плену у большевиков содержалось около миллиона казаков. Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию на этом письме: «Расстрелять всех — до единого!»[7]
О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека писал бежавший на Запад палач из НКВД Орлов А. (настоящее имя — Лейба Лазаревич Фельбин): «Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч — отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть»[8]. Читаем по другому источнику о том, как поступали с казачьими семьями: «Сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без воды, печей, уборных. По 70–100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху обтянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток. Кошмарный ужас творился в вагонах: холод, голод, плач детей и матерей, самоубийства, болезни и смерть. Оставшихся в живых людей выбросили в сибирской тайге и заставили строить бараки и землянки. Дети, женщины, старики без одежды и питания падали и умирали — как мухи. Утром можно было видеть целыми семьями повесившихся на деревьях людей»[9]. Железнодорожный служащий, видевший в начале 30-х годов эшелоны депортированных казаков, свидетельствует: «Много раз из проходящих вагонов выбрасывали свёртки. Мы знали, что в них. В них были детские трупы. Мы разворачивали их, доставали записки, очень схожие по содержанию: «Ради Бога, предайте земле раба Божьего… И мы хоронили вдоль железнодорожного полотна этих рабов Божьих — грудных и годовалых. А на их родине и на их крови вставали колхозы; в дом раскулаченных въезжали новые хозяева»[10].
Голод 1932–1933 годов был искусственно организован, чтобы окончательно сломить сопротивление крестьян при коллективизации в казачьих хлебных житницах страны. «Голод и недоедание дали в руки кровавой власти новое и страшное оружие для её политической борьбы с неугодными слоями населения. Казачье население Северного Кавказа обрекают на скорую и верную голодную смерть в тюрьмах, концентрационных лагерях, ссылках, во время долгих этапных путей. Так погибает лучшая часть крестьянства и казачества и глубже подрывается сельское хозяйство»[11]. «Район Беломорканала, берега Печоры, Игарки, Амура, Якутская тайга и тундра Крайнего Севера были усеяны костями казаков, гибнувших от тяжёлой работы, голода и цинги, от пуль и прикладов палачей-чекистов... Сегодня общее число истреблённых казаков по всей России насчитывается примерно около 10 миллионов человек. Об этом чудовищном геноциде казачества — ни слова не сказано в учебниках истории. Как это удавалось скрывать? Почему виновники этого геноцида не осуждены Международным трибуналом и не наказаны? Продолжением геноцида казаков 20-х — 30-х годов явилось их истребление после окончания Великой Отечественной войны, выданных Западными союзниками сталинскому режиму» [12].
Возрождение современного казачества не мыслимо без детального расследования причин геноцида казачества и поимённое осуждение всех участников этого изуверства. Весь мир должен знать имена организаторов и исполнителей геноцида казаков. Эти имена должны быть прописаны в учебниках Российской истории и озвучены на судебных процессах мирового трибунала по геноциду казачества. Казачество было ненавистно международным лидерам своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства» и «мировой революции». Идея тотального истребления казачества была задумана задолго до переворота в России в октябре 1917 года. Традиционная экономика казачества основана на морально-нравственных нормах и ценностях, на уникальной демократии, на свободном труде, при котором главным капиталом является земля-кормилица, реки, озёра, леса и поля — что составляет основу жизни человека. Законы казаков хранились в их вековых обычаях, традициях, в морально-нравственных нормах и ценностях.
Сейчас заговорили о голодоморе на Дону, на Кубани, в Украине, но в учебниках об этом не говориться ни слова. Почему такое происходит при нынешней «демократической» власти в России? Сегодня зло, против которого боролись казаки — большевистская диктатура в России — низвергнута, но «демократы» не торопятся возвращать казакам экспроприированные у них большевиками земли. В чём причина такого парадоксального несоответствия?.. Сегодня на казачьих землях хозяйничают временщики. Банкиры скупили бывшие казачьи земли за бесценок и сдают их в аренду китайским и корейским предпринимателям, которые хищнически вырубают лесополосы для своего обогрева и проживания; приватизируются и скупаются за бесценок реки, озёра и пруды. Кому выгодна такая политика и замалчивание факта репрессий и геноцида казаков?
Теперь принято считать поэтов белогвардейского рассеяния первой волны эмиграции 1920 года — затонувшей песенной Атлантидой. Действительно, несмотря на изданные многочисленные поэтические альманахи, сборники стихов, публикации в многочисленных зарубежных журналах, — многое из песенного творчества казачества утрачено безвозвратно. Из Харбино-Шанхайского и Дальневосточного эмигрантского зарубежья следует особо отметить творчество казаков рассеяния:
Алексей Ачаир — организовал в Харбине «Содружество работников литературы, науки и искусства». Сочинял песни, издавал сборники стихов. Руководил большим хором школьников. В 1945 году был арестован и депортирован в СССР. Умер в пересыльной Уссурийской тюрьме от сердечного приступа;
Сергей Алымов — поэт-песенник, ставший кумиром Харбиновской молодёжи;
Яков Аракин — писал песни, романсы, пьесы; по словам В. Перелешина, «Аракин умер от голода на крыльце чужого дома» [13].
Арсений Несмелов — поэт-песенник, его творчество вызывало интерес эмигрантских читателей в Европе и Америке. В августе 1945 года был арестован и отправлен в СССР. Умер в пересыльной тюрьме. (Русский эмигрантский Харбин подошёл к своему концу в августе 1945 года; пятнадцать тысяч харбинцев были насильственно увезены в СССР, в их числе были Арсений Несмелов и Алексей Ачаир. Василий Логинов умер в харбиновской больнице сразу после прихода советских войск. Тагда же умер на улице Яков Аракин, оказавшись без крыши над головой и без средств к существованию).
Василий Обухов — поэт-песенник, после входа в Маньчжурию советских войск Обухов был арестован, увезён из Харбина в СССР. Сидел в советских лагерях. Умер от рака. «Каждое стихотворение Василия Обухова — отражение его трудной, мучительной жизни, в которой настоящей радостью было творчество»[14].
Валерий Перелешин — поэт-песенник, из Харбина переехал в Пекин, автор 12 поэтических сборников.
Из европейского и латиноамериканского эмигрантского рассеяния следует особо отметить казаков песенников-поэтов:
Сергей Бехтеев — предки С. Бехтеева владели хутором Галичья гора на высоком каменном берегу Дона. Поэт Сергей Бехтеев в ноябре 1920 года восходит с Креста на Крест. С борта парохода «Самара» стихотворением «Прости» он окончательно прощается с Родиной. Сергей Бехтеев особо отметил в своём творчестве мученический подвиг Святой Царской Семьи. Прожив в Сербии и во Франции 34 года, он оставил потомкам в качестве духовного завещания девять сборников своих стихов и песен, изданных за рубежом. В руках бывшего офицера Царской армии вместо шашки была кирка и лопата, а в горле комок слёз, и перед мысленным взором — картины утраченной России: маковки сельских церквушек да старый родительский дом. В 1927 году в Сербии появляется стихотворение, ставшее центральным в творчестве С. Бехтеева — «Грядущее»:
Гляжу спокойно в даль веков,
Без опасений и без страха —
И зрю Россию без оков
В державной шапке Мономаха.
В 1933 году в Москве богоборцами большевиками был взорван Храм Христа Спасителя, а в 1933 году в Ницце Сергей Бехтеев обратился со стихотворением к «Внукам»:
Пусть льётся смрадная река,
Грозя культуре потопленьем,
Я говорю через века
С грядущим новым поколеньем,
Оно оценит и поймёт,
Порыв мой пламенный и смелый,
И вслед за мною в бой пойдёт
За наши старые уделы.
Оно полюбит древний быт
Святой страдальческой России,
И снова храмы воскресит
Для православной Литургии.
Николай Туроверов — один из самых значительных русских поэтов ХХ века. Долгие годы его имя в СССР находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки. Поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую горячо любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 из 73 лет жизни прожил во Франции и никогда не увидел родных его сердцу станиц. Поэтические строки Николая Туроверова отличаются напевностью, совершенством рифмы, точностью слов; строки его стихотворений буквально пронзают. Его стихотворения о коне, плывущем за кораблём с беженцами, среди которых находится его хозяин или стихи о матери не узнавшее своего сына после долгой разлуки — признаны классическими образцами в песенной поэзии русского зарубежья. Николай Туроверов был удивительным человеком, вдохновлявшим казаков рассеяния одним своим присутствием. Не случайно он стал организатором многочисленных русских зарубежных обществ. Николай Туроверов долгое время возглавлял Казачий Союз. Его творчество и сегодня, в непростое для России время, несёт заряд единения казачества. Творческую славу Николай Туроверов познал ещё при жизни, нередко в рецензиях его песенников и стихотворных сборников о нём писали, как о «Баяне казачества». Его стихи и песни переписывались от руки и сборники его произведений мгновенно все скупались с прилавков книжных магазинов. Приведём стихотворения Николая Туроверова, ставшие песнями:
МАРТ
Гони коня через овраги,
За самый дальний буерак.
Свищи, кричи в лихой отваге
О том, что ты Донской казак!..
В степи туманы да бурьяны,
Последний грязный талый снег,
И рьяно правит ветер пьяный
Коней казачьих резвый бег.
ПЕРЕКОП
Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен, вынутая сталь.
Кто ныне жребий смертный вынет,
Чей будет труп в снегу лежать?
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать!
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака,
И гнал, и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Всходя на Крест — на пароход.
Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг,
И, злым предчувствием волнуем,
Заржёт печально верный друг.
Казак, родимый край покинул...
Невольно хочется рыдать...
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать...
КАЗАК
Ты такой ли, как и прежде, богомольный
В чужедальней басурманской стороне?
Так ли дышишь весело и вольно,
Как дышал когда-то на войне?
Не боишься голода и стужи,
Дружишь с нищетою золотой,
С каждым человеком дружишь,
Оказавшимся поблизости с тобой.
Отдаёшь последнюю рубаху,
Крест нательный даришь бедняку,
Не колеблясь, не жалея — смаху,
Как и подобает казаку.
Так ли ты пируешь до рассвета,
И в любви такой же озорной,
Ты казак и божеским заветом —
Награждён ты лирой золотой.
Николай Альникин (Борис Незлобин) — совершенно удивительные, юношеские рифмованные грёзы — песенные мотыльки о Родине, грустные казачьи песни о станицах воспел на чужбине, донской казак Николай Альникин. Свою книгу «Казачьи думы — песни о Родине» он подарил как «сувенир» для друзей и соратников, которые на чужбине не забыли Дона и его станиц, которые помнят грустные беженские лагеря и первые шаги в чужих краях. В своих стихах и песнях делится он своими воспоминаниями о берегах Дона и Кубани, о высотах Кавказских гор, о равнинах севера Таврии Крыма, о «сидении» в лагерях беженцев и проживании в закопченных бараках и землянках.
ПЕСНЯ ПОКИНУТЫХ КАЗАЧЕК
Ой, да ты подуй, подуй, ветер низовый;
Ты надуй, надуй тучу грозную.
Принеси на Дон с моря Чёрного
Из чужих сторон дорогих гостей.
Принеси ты их грозной тучею —
Казаков лихих на степной простор.
Забурлит волной тихий Дон седой,
И в последний бой смело выступит.
Сбросим цепи мы, цепи рабские,
Сгинет царство тьмы нечестивое.
Ты надуй скорей, ветер низовый.
С голубых морей тучу грозную.
* * *
Далёко позади остались степи Дона,
Родные хутора, станицы, курени...
Все сердцу близкие: старушки, дети, жёны, —
На произвол судьбы осталися одни.
Мы уходили с тайною надеждой вскоре
С победой возвратиться к милым очагам...
Но и Кубань, и Дон мы отдали врагам,
Чрез горы и леса мы добрались до моря.
Восстали против нас и люди, и природа:
Зелёные — навстречу, красные нам вслед;
Налево — горы, лес, дожди и непогода,
А справа море тысячи сулит нам бед...
Со всех сторон нам гибель угрожает...
Нам душно, как в тюрьме, в ущельях этих гор...
Далёко тихий Дон и он теперь не знает,
Какой выносит рок над нами приговор.
Нам душно здесь, в горах, нам тяжко на чужбине...
Душа на волю просится из этих гор;
Истосковались по степям мы, по равнине,
Где бесконечный вкруг тебя лежит простор...
Все наши помыслы о Родине далёкой;
Мечтаем мы во сне и наяву о ней;
Страдает без нея душа в тоске глубокой.
И грудь сжимается тоскливей и больней.
МЫ НЕ ИЗМЕННИКИ РУСИ
Мы не изменники Руси на нас клевещут:
Мы в жертву Родине отдали, что могли;
Любовью нежной к ней у нас сердца трепещут...
Но вот уходим мы теперь на край земли...
Чтоб пламенно любить её и там, родную,
Свободу обретём, коль счастье не нашли...
Её мы выстрадали здесь за Русь святую,
Уходим, пожелайте нам счастливого пути...
Оставшиеся братья также вскоре
За нами двинутся по нашим же следам...
Ведь мир велик, в безбрежном мировом просторе
Найдется уголок пристанище всем нам!..
И всюду будем ждать заветного мгновенья,
Когда потребует к себе Отчизна нас.
На зов ея мы двинемся без замедленья...
Счастливый путь! Прощайте, братья! В добрый час!..
КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
Загудели, зазвенели по церквам колокола,
Беспрерывно льются трели, ночь прошла.
Этот мощный, этот властный, но чужой, не русский звон,
Мне напомнил край прекрасный — тихий Дон.
Реют в воздухе, как птицы, звоны с раннего утра...
Вспоминаются станицы, хутора.
Вспоминаются другие звоны, там, в родной земле...
Что-то с вами, дорогие, там — в Цимле?..
В этот праздник на чужбине, лишь одна смущает тень:
Как-то встретили вы ныне этот день?
Этой ночью, как бывало, вы стояли ль по церквам?
Что сегодня подсказало сердце вам?
С каждым годом в вашей жизни радость меньше и бледней...
Боже, дай моей Отчизне светлых дней!
Милость пусть войдёт Господня на родимую страну, —
Пусть легко вздохнут сегодня на Дону!..
НЕНАГЛЯДНОЙ
Расскажи, мой друг, хоть во сне ты мне,
Как живёшь одна ты в родной стране?
Дивной грёзою мне блесни сюда,
Путеводная ты моя звезда.
Ветерок чуть-чуть шелестит листву, —
Не твою ли здесь слышу я молву?
Облака вверху с яркой синевой
Всё рисует мне образ милый твой.
А года не ждут, — как стрела летят, —
Счастья нашего, видно, не хотят...
Всюду тьма царит непроглядная...
Появись, приснись, ненаглядная!..
Александр Донсков — прославленный поэт-песенник. Картина второго казачьего Сполоха отразилась в общеказачьем гимне, написанном поэтом, полковником казачьих войск Александром Донсковым:
Полыхают пожаром казачьи станицы,
Ветер пепел несёт по родимым полям.
Есть за что нам с кровавой коммуною биться,
Есть, чем будет порадовать Родину нам...
В Харбине (Китай) эмигрантам жилось легко и привольно. Выходцы из России вспоминают Харбин с благодарностью. Это было лучшее место из всей эмиграции. Русский язык там был официально признанным и преподавания велись на русском языке. Оторванность от родной почвы в Харбине переживалось не столь остро, как в Западной Европе. Харбин был русским университетским городом, в котором находилось землячества и общины, выходцев из российской империи — русских, поляков, латышей, грузин, армян, татар. С приходом в Маньчжурию Японцев в 1932 году, началось разорение русских и вытеснение их из Харбина.
Даже плохо обеспеченные литераторы в Харбине чувствовали себя лучше, чем в русских диаспорах Европы: можно было кормиться журналистикой, а не изматывающим трудом на заводе Рено. Парижские судьбы казаков рассеяния суровее, чем в Харбине. Борис Бета, переехав из Харбина во Францию, стал бездомным бродягой, затем портовым грузчиком в Марселе, где вскоре умер. Но с другой стороны, русской литературной жизни казачьей эмиграции рассеяния Востока менее повезло, нежели Западной казачьей диаспоре, поскольку Восточная ветвь творческой эмиграции была представлена самой себе. Парижские дореволюционные писатели-эмигранты не желали замечать провинцию, не следили за Харбиновской и Шанхайской литературной жизнью. Но всё-таки Михаил Осоргин в журнале «Феникс» писал в разделе Последние новости: «На этот раз парижским “китам” придётся заметить китайских сородичей и поздравить их с начинанием»[15]. В 1937 году в Париже был основан «толстый» литературный журнал — «Русские записки». Целью нового издания было наведение мостов между столицей Зарубежья — Францией и дальневосточной эмиграцией. Широкому развитию творческих отношений русского Китая и Европы воспрепятствовала начавшаяся глобальная война 1939 года. После войны Европа лежала в руинах, казачья литература понесла невосполнимые потери в годы войны и в послевоенные годы, — писатели нередко находили пристанища в лагерях для перемещённых лиц. С Востока казачье рассеяние глядело на Запад с ожидаемым приятием и живым литературным интересом. Л. Ещин знакомил Харбин с Владимиром Маяковским. С. Алымов налаживал дружеские отношения с Игорем Северяниным. В. Перелешин называет Александра Блока своим учителем. Харбиновский популярный поэт Владимир Танин, бывший белый офицер из отряда Семёнова, издал свои избранные произведения «Грустные песенки», которые пел весь Харбин в кинотеатрах, в бараках; с прибытием в Шанхай Вертинского в 1935 году песни Танина приобрели новое звучание.
В годы войны эмигрантская литература Балкан, Польши, Прибалтики, Франции — молчала. Закрылись газеты и журналы. Оставалось только два культурных центра эмиграции — США и Шанхая. Но Японская оккупация подошла близко к Шанхаю и разрушила экономику города. Началась полуголодная жизнь. В 1947 году с неизбежностью начался второй «китайский» исход русского рассеяния. Харбинско-Шанхайскому зарубежью суждено было пережить три исхода (из России, Харбина, Шанхая), два периода расселения (один — по Дальнему Востоку, другой — по всему миру). На долю казачьей эмиграции выпало по два-три, а то и по четыре эмиграции. Казаки уезжали в Южную Америку: в Бразилию, Аргентину, в Чили, Парагвай; уезжали русские шанхайцы на Филиппинские острова, в Австралию, США. О казаках-изгоях очень лаконично и чётко выразил своё видение в стихах Алексей Ачаир (признанный казачьей эмиграцией Иваном Калитой русской поэзии Китая):
Мы живали в суровой Неметчине,
Нам знаком и Алжир, и Сиам;
Мы ходили по дикой Туретчине
И по льдистым Небесным Горам.
Нам близки и Памир, и Америка,
И Багдад, и Лионский залив.
Наш казак у восточного берега
Упирался в Дежневский пролив.
Легче птиц и оленей проворнее,
Рассыпаясь по тысячам мест,
Доходил до границ Калифорнии
Одинокий казачий разъезд...
И теперь, когда чёрные веянья
Разметали в щепы корабли, —
Снова двинулись в страны рассеянья
Мы от милой чумазой земли...
На плантациях, фермах, на фабриках, —
Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, —
В Аргентинах, Канадах и Африках
Раздаётся казачая речь...
...В академиях, в школах, на улицах, —
Вспоминая Кавказ и Сибирь, —
Каждый Русский трепещет и хмурится,
Развевая печальную быль...
Не сломала судьба нас, не выгнула,
Хоть пригнула до самой земли.
И за то, что нас Родина выгнала, —
Мы по свету её разнесли.
Выводы:
Специфическая казачья среда создала свой неповторимый фольклор, свои особенные, только ей свойственные песни. Песня сохраняет тот первозданный душевный лад людей, когда она зарождалась. Она была явлением свободного творчества, естественным отражением жизни и быта вольного народа. Общепризнан особый певческий дух казака, отличный в этническом, психологическом и культурном отношении от песен «россиянина». Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, песне и танце. Очевидно, что почувствовать особый аромат песенного казачьего фольклора без учёта этнической особенности казаков и без учёта их культурных связей невозможно. В казачьем рассеянии, как теперь принято говорить о Великом исходе казачьей эмиграции 1920 года, было немало поэтов песенников. Казачьи песни подлежали полному истреблению, как и само казачество, должно было быть стёрто с лица земли. Казачество было ненавистно лидерам большевистской диктатуры своей уникальной казачьей демократией, которая является антиподом идей «мирового господства», «мировой революции» и современной «управляемой глобализацией». Из Харбино-Шанхайского и дальневосточного эмигрантского зарубежья следует, прежде всего, отметить творчество казаков поэтов-песенников: Алексея Ачаира, Сергея Алымова, Якова Аракина, Валерия Перелешина, Арсения Несмелова. Из европейского и латиноамериканского зарубежья наиболее выдающимися песенниками признаны казачьи поэты: Сергей Бехтеев, Николай Туроверов, Николай Альникин, Александр Донсков. В настоящее время происходит возрождение казачества Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока, одновременно наблюдается возрождение казачьих песен, танцев, фольклора. Восстанавливается утраченный свод песен «Песни казачьего календаря».
--------------------------------------------------------------------------------
Сигачев Александр Александрович — кандидат технических наук, старший научный сотрудник ЦНИИЧМ им. И. П. Бардина, член Союза писателей России (МГО СП РФ), гл. редактор журнала Фестиваля-конкурса «Юная Росса».
Sigachev Aleksandr Aleksandrovich — Candidate of Science, senior staff scientist of the I. P. Bardin Central Scientific and Research Institute of Ferrous Metals, a member of the Union of Russian Writers, senior editor of the journal of the Festival-contest “Youthful Rossa”.
E-mail: sigacheval(at)yandex.ru
--------------------------------------------------------------------------------
[1] См. подробнее: Сигачев А. Песни казачьего календаря // Проза.ру — национальный сервер современной прозы. URL: http://www.proza.ru/2008/12/10/662
[2] Перелешин В. Русские Дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 255.
[3] Русская поэзия Китая. Антология // Сост. В. Крейд, О. Бакич. М.: Время, 2001. С. 16.
[4] Там же. С. 37–38.
[5] Правда. 1923. 23 сентября.
[6] Родина. 1998. № 3. С. 77.
[7] Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 91.
[8] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 42.
[9] Черкасов К. Ответ перед историей за одну попытку. Мельбурн, 1963. Т. 1. С. 58-59.
[10] Северная Правда. 1989. № 10/12.
[11] Фёдоров А. В. Голод — знамя России. Прага, 1933. № 6. С. 3–4.
[12]. Черников В. В. Без срока давности. М.: Форма-Т, 2007. С. 89–90.
[13] Перелешин В. Русские дальневосточные поэты // Новый журнал. 1972. № 107. С. 261.
[14] Резникова Н. В русском Харбине // Новый журнал. 1988. № 172-173. С. 393.
[15] Осоргин М. Феникс // Последние новости. 1935. 10 октября.
В последние периоды жизни Николая Рубцова его судьба пересеклась с «поэтессой» Людмилой Дербиной-Грановской, их духовно-поэтическое противостояние оказалось для него роковым, - он был зверски её убит. Весьма показательно, что после этого жестокого убийства взошедшей звезды русской поэзии Николая Рубцова, - в Германии была издана книга «Русская душа. Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции» (Frauen Literaturgeschichte. Texte und Materialien zur russischen Frauenliteratur, Band). Редактор-составитель Г.Г. Скворцова-Акбулатова. Издательство Verlag F.K. Goupfert – Wilhelmshorst, 1995).
В последние периоды жизни Николая Рубцова его судьба пересеклась с «поэтессой» Людмилой Дербиной-Грановской, их духовно-поэтическое противостояние оказалось для него роковым, - он был зверски её убит. Весьма показательно, что после этого жестокого убийства взошедшей звезды русской поэзии Николая Рубцова, - в Германии была издана книга «Русская душа. Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции» (Frauen Literaturgeschichte. Texte und Materialien zur russischen Frauenliteratur, Band). Редактор-составитель Г.Г. Скворцова-Акбулатова. Издательство Verlag F.K. Goupfert – Wilhelmshorst, 1995). http://subscribe.ru/archive/help.lifeschool/200810/10024804.html/
К 75-летию со дня рождения Николая Рубцова
(3.01.1936 г. – 19.01.1971 г.)
Краткая биографическая справка.
Николай Михайлович Рубцов родился 3 января 1936 года. Рано остался без родителей, воспитывался в детском доме. До службы в армии Николай окончил мореходное училище, работал моряком-кочегаром. Служил в армии матросом на эскадренном миноносце Северного морского флота. С 1959года начал заниматься литературным творчеством в литобъединениях – при флотской газете «На страже Заполярья» и в городском объединении «Нарвская застава». В 1962 году поступил в престижный московский литературный институт им. Горького. В 1967 году вышла его первая книжка стихов «Звезда полей», которая сразу же принесла ему известность. К 1969 году был принят в Союз писателей СССР.
На стихи Николая Рубцова написано много прекрасных песен, которые стали поистине народными: «В горнице», «Журавли», «В минуты музыки», «Тихая моя Родина», «Звезда полей», «Зимняя песня», «Осенняя песня», и много других песен было создано стихийной народной песенной волной. Поэзия Николая Рубцова включена в школьные программы.
РОССИЯ, РУСЬ! ХРАНИ СЕБЯ, ХРАНИ!
В последние периоды жизни Николая Рубцова его судьба пересеклась с «поэтессой» Людмилой Дербиной-Грановской, их духовно-поэтическое противостояние оказалось для него роковым, - он был зверски её убит. Весьма показательно, что после этого жестокого убийства взошедшей звезды русской поэзии Николая Рубцова, - в Германии была издана книга «Русская душа. Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции» (Frauen Literaturgeschichte. Texte und Materialien zur russischen Frauenliteratur, Band). Редактор-составитель Г.Г. Скворцова-Акбулатова. Издательство Verlag F.K. Goupfert – Wilhelmshorst, 1995). В этой книге приведена автобиография Дербиной-Грановской, где, несмотря на все её старания выбелить себя, торчат улики, словно шило из мешка, - о её преднамеренном убийстве Николая Рубцова.
«Я родилась в 1938 году в Ленинграде на Лермонтовском проспекте. Семья военнослужащего Дербина А.Н. занимала комнату во флигеле бывшей Николаевской школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где в своё время учился Михаил Юрьевич Лермонтов. Первые три года моей жизни прошли в играх под сенью памятника великому поэту». (Дербина-Грановская росла под сенью памятника самого М.Ю. Лермонтова, - будем это знать и опустим подробности описания ею своего детства, школьных и студенческих лет, начнём с её описания своего приезда в Вологду, - примечание автора.)
«Меня всё время тянуло на Север, в родной лесистый край, и я осенью 1969 года переехала в Вологду. В то время там жили писатели и поэты, очень близкие мне по духу: Василий Белов, Николай Рубцов, Ольга Фокина. (Зададимся вопросом: почему Ольга Фокина, замечательная Вологодская поэтесса, не вошла в немецкий сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции? Поэтессу Ольгу Фокину, в отличие от Дербиной-Грановской, читают, знают и любят в России – примечание автора.)
В Вологодском отделении Союза писателей России встретили меня хорошо. Особенно я сблизилась с поэтом Николаем Рубцовым. Возникло чувство. Но со временем, всё более стала проявляться трагическая окраска наших отношений – из-за пристрастия Рубцова к спиртному. (Свидетели на суде утверждали, что Дербина-Грановская сама была большая охотница до выпивки и с Николаем Рубцовым и без него – примечание автора.) Выпив, он становился агрессивным и непредсказуемым. (Для немецких читателей эта клевета на великого русского поэта Николая Рубцова, как бальзам для души, а для Дербиной-Грановской, нет ничего святого на свете – примечание автора.)
Создалась ситуация: невозможно жить вместе и невозможно расстаться. Я ощущала себя в западне. (Сказочка о том, как Грановская, став хозяйкой в чужой квартире, оказалась в западне – примечание автора.) Катастрофа произошла внезапно ранним утром 19 января 1971 года, в само Крещение. В очередной схватке Рубцов погиб, а я неожиданно для самой себя стала преступницей. (Да нет, нет, госпожа Дербина-Грановская, как вы могли такое подумать про себя, у вас ведь «ангельская» душа - примечание автора.)
В Северо-Западном издательстве готовилась к изданию моя вторая книжка – «Крушина». Всё рухнуло. (Ой, это просто невозможно читать без слёз! Подумаешь, велика печаль, что Дербина-Грановская зверски, преднамеренно убила там русского поэта Николая Рубцова? Тут ведь такое личное горе у неё: вторая книжка «Крушина» - рухнула. Это ведь не шутка! Только представляете себе, как стали убиваться, об этом, немецкие товарищи, когда прочитали, что её «Крушина» рухнула. Нет повести печальнее на свете - примечание автора.)
Моя пятилетняя дочь стала расти сиротой при живых родителях. Моя жизнь и надежды были перечёркнуты. Я оказалась в тюрьме, вне всякой общественной жизни. (А что б вы хотели, госпожа Дербина-Грановская? Может быть за такое подлое, преднамеренное, коварное убийство великого русского поэта, вас следовало бы пожалеть, и отправить на отдых на Канарские острова, где вы дописали бы свою «Крушину»? Так вас надо понимать? – примечание автора.)
Это продолжалось пять с половиной лет. (А почему такой малый срок заключения у Грановской? Почему не дали ей по заслугам пожизненного заключения? Вот вопрос, на который до сих пор нет ответа - примечание автора.) Но и потом дорога в редакции журналов и газет была закрыта ещё более пятнадцати лет. (Этот человек, лишён напрочь всего человеческого. Нет ни раскаяния о своём злодеянии в убийстве знаменитого на весь мир русского поэта-песенника, ни просто человеческого сострадания; у неё на уме одна лишь корысть - примечание автора.)
Что случилось со мной и Николаем Рубцовым является для меня тайной судьбы, которую я не могу разгадать до сих пор. Почему именно из моих рук принял он свою крещенскую смерть? (В данной публикации внизу сноска «Я умру в крещенские морозы…» строка из стихотворения Николая Рубцова. – примечание автора.) Это ведомо только небу. (В России было уже не однажды, когда палачи кивают на строки поэта, а сами-де палачи, тут ни при чём – примечание автора.)
«Крушина» вышла спустя 23 года в 1994 году (Вышла-таки «Крушина», будь она трижды неладна – примечание автора.) уже дополненная новыми стихами, которые я всё-таки не переставала писать. «Под камнепадом хулы, поношений важно было выстоять, не сломаться, не потерять себя. С Божьей помощью мне удалось». (Что бы ни сотворил озверевший человек, - всё у него - с Божьей помощью выходит. Дьявол является богом у Дербиной-Грановской - примечание автора.)
Обратимся к стихам Дербиной-Грановской, в них, между прочим, содержится немало важных сведений о мотивах её злодеяния. Так в альманахе «Встреча» (1995) в её стихотворении читаем:
Ты что-то рассказывал мне,
Счастливый, шутил поминутно,
Меж тем, как уже в западне
Себя ощущала смутно.
Я знала – ты любишь меня
И силой возьмёшь мою душу,
Что это и есть западня,
И то, что её я разрушу!
Но там, под осенней луной,
При лёгком головокруженьи -
Мятеж назревающий мой,
Ещё не казался крушеньем.
Лишь где-то в крещенские дни
Запели прощальные хоры,
И я у своей западни
Смела все замки и запоры!
Вот так мир поэта, его любовь была для неё западнёй, которую она давно наметила разрушить, и было делом времени смести все замки и запоры, чтобы остаться единоличной хозяйкой всего его мира - «западни». А вот ещё её стихотворенье:
О, сколько надежд златотканых
Развеялось в прах на ветру!
Прости, моя светлая мама,
Меня ты учила добру.
В гордыне моей темнокровной,
Родная, твоя ли вина?
Надеялась – буду толковой,
Прощаясь со мной у гумна.
Зачем не окликнула, боже,
О ты, прозорливая мать?!
Ведь чуяло сердце – не гоже
Из дому меня отпускать.
С лесной необузданной силой,
С мятежным напором в крови;
Кому-то казалась я милой,
И кто-то мне пел о любви.
Как быстро кончалось знакомство,
Когда в моих рысьих глазах
Природное непокорство
Внушало знакомому страх.
С таким набором характерных черт Грановской (по её собственному признанию), от её «рысьих глаз», от её «лесной необузданной силы, с мятежным напором в крови», невольно знакомому человеку «внушает страх». Приведём ещё несколько коротких выдержек Дербиной-Грановской из различных её стихотворений:
* * *
«Есть жестокая в этом отрада:
Весь душевный раздор и разор, -
Обезболить струящимся ядом –
Из цветочных дурманящих пор…»
* * *
«Но был безумец… Мною увлечённый,
Он видел бездну, знал, что погублю…»
* * *
«Быть стоит проклятой, распятой,
Прослыть исчадьем сатаны…»
* * *
«Всё исполнено вещего знака,
Всё несёт в себе звёздную суть.
Всей звериной тоской Зодиака
И моя переполнилась грудь!..»
* * *
«Откуда ж знать такой солнцеголовой,
Что это от меня передалось:
В её уста мучительное слово,
И в грудь – моя ликующая злость…»
(Какое ужасное наследие передаёт Дербина-Грановская своей дочке: в уста – мучительное слово, и в грудь – ликующую злость - примечание автора.)
Вот ещё строки поэтессы:
Вся грузная, бояться буду драки,
Я всё ж оскалю острые клыки,
Когда за мной погонятся собаки.
Мои волчата! Вам несдобровать.
Но разве сдобровать дворовым сукам?!
Я глотки их успею перервать,
Пока меня по голове – обухом…
Когда ж с башкой, раздробленной в огне,
Лежать я буду, сотворя бесчинство,
Ну, кто поймёт, что вот сейчас во мне
Погублены любовь и материнство…
Николай Рубцов понимал звериные инстинкты Грановской и говорил ей откровенно, что эти её стихи «не стихи, это патология». Пародируя её стихи, он написал в стихах от её имени «Люблю змею»:
«Люблю змею, когда она,
Вся, извиваясь и свисая,
Ползёт, глазами завлекая…
О Господи! Ведь я сама такая!»
Николай Рубцов предчувствовал, что его ожидает, когда писал в «Философских стихах»:
Когда-нибудь ужасной будет ночь,
И мне навстречу злобно и обидно,
Такой буран засвищет, что невмочь,
Что станет свету белого не видно.
Но я пойду! Я знаю наперёд,
Что счастлив тат, хоть с ног его сбивают,
Кто всё пройдёт, когда душа ведёт,
И выше счастья в жизни не бывает!
Чтоб снова силы чуждые дрожа,
Все полегли и долго не очнулись,
Чтоб в смертный час рассудок и душа,
Как этот раз, друг другу улыбнулись…
Рубцов без боязни ожидал схватки со злой враждебной силой. В своих стихах Николай Рубцов пророчествовал себе гибель в крещенские праздники, и Грановская представила это, как указание свыше для оправдания своего преступления. Она далеко зашла в своей роли прорицательницы и исполнительницы высших сил. Она писала в своём стихотворении:
Волчица я. Ты понял слишком поздно,
Какая надвигается гроза.
В твои глаза в упор глядят не звёзды,
А раскалённые мои глаза.
Железной шерстью дыбится загривок,
И нет сомненья ни в одном глазу.
Как я свою соперницу игриво,
Почуяв, загоню и загрызу.
СУД ВОЛЧИЦЫ
Что тут остаётся сказать о Дербиной-Грановской? Волчица, она и есть волчица. На столе Николая Рубцова после его гибели от рук Грановской было обнаружено, что он готовился писать ответ на эти волчьи её стихи.
В последствии Н. Старичкова напишет: «Когда находилась у гроба Н.Рубцова, отодвинула с его шеи стебелёчки-листочки, кем-то положенные, чтобы не видно было следов преступления. То, что предстало глазу, было ужасным. Кожные покровы на шее были разорваны. Словно зверь терзал когтями. Надорвана мочка уха. Да, видимо, мёртвая хватка была. После такого нападения не останешься в живых…»
По свидетельству писателя В.П. Астафьева , при осмотре тела Н. Рубцова в морге: «Горло Коли было исхватано – выступили уже синие следы от ногтей, тонкая шея поэта истерзана, даже под подбородком ссадины, одно ухо надорвано. Любительница волков, озверевши, крепко потешалась над мужиком…»
Имеется и признание самой «поэтессы» по своим свежим следам убийства:
«Была потасовка. Усмирить его хотела. Да схватила несколько раз за горло, но не руками и даже не рукой, а двумя пальцами… Попадалась мне под пальцы какая-то тоненькая жилка. Оказывается, это была сонная артерия. А я приняла её, по своему дремучему невежеству в медицине, за дыхательное горло. Горло его оставалось совершенно свободным, потому он и прокричал целых три фразы: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя! Люда, я тебя люблю!..»
Позднее Дербина-Грановская напишет такие строки:
«Но был безумец… Мною увлечённый,
Он видел бездну, знал, что погублю,
И всё ж шагнул светло и обречённо
С последним словом: «Я тебя люблю!»
Теперь представим себе на минуту: восьмидесяти килограммовая «поэтесса» зажала на полу Николая Рубцова, в котором было всего шестьдесят килограмм веса, держала его за горло двумя пальчиками, а он вместо того, чтобы отбиваться от волчицы, прокричал трижды, что любит её. Сочинить такую лживую легенду, это надо суметь.
«Разве могли два моих пальца, - сообщает далее Дербина-Грановская, - два моих женских пальца, сдавить твёрдое ребристое горло? Нет, конечно! Никакой он не удавленник, и признаков таких нет. Остались поверхностные ссадины под подбородком от моих пальцев, и только. А я тогда с перепугу решила, что это я задушила его, пошла в милицию и всю вину взяла на себя».
Но следственные показания свидетельствуют о другом: истерзанная шея поэта, надорванное ухо. Это что, тоже двумя только женскими пальчиками сделано?
Из свидетельства Н. Старичковой «Не даёт покоя мысль, что из-за своей природной русской деликатности, поэты недооценили вероятности такого страшного исхода взаимоотношений Николая Рубцова с Дербиной-Грановской. А ведь было предчувствие беды от этой волчицы. Надо было раньше бить тревогу. Что-то тут не так! В убийстве Николая Рубцова остаётся тайна… Пишу, печатаю на машинке в редакцию газеты «За кадры», где работаю, свои размышления «Почему погиб поэт?» Делаю это в двух экземплярах: один – для Союза (пусть тоже знают!), другой – для следователя. Много лет спустя, когда поэт Виктор Коротаев работал с судебным архивом Рубцова и опубликовал книгу «Козырная дама», я спросила его, видел ли в «Деле» он мои показания в машинописи? Он ответил: «Нет. Ничего напечатанного на машинке я не видел». Как я понимаю, исчезло моё изложение и из Союза… Правду говорят, что рукописи не горят. Я нашла этот текст. И, не раздумывая, решила его опубликовать. Пусть через двадцать семь лет (это написано в 1998 году), документ прочтут люди»
Привожу здесь материала Н. Старичковой в сокращении. «Почему погиб поэт? Сегодня две недели, как не стало среди нас Рубцова, а сердце по-прежнему не может смириться с такой утратой… По городу ходят слухи и разные и одинаковые. Разные, потому что по-разному описывают ход убийства. (И откуда только все знают!) Одинаковые - сходятся к одному: так ему и надо, значит, заслужил! Эти слухи тревожат меня. Тем более что распускают их женщины. Выходит, как говорят, на земле зло от женщин… А как же материнство? Откуда в женщине злость? Вина – эмансипация?! С этим я не могу согласиться. В ушах стоит то гул, то шум, то шёпот. Вижу разгневанные женские лица. У некоторых просто улыбочки:
- Здоровая была бабища! Мужичёнко-то и не угодил. Быка бы ей надо…
- Бедняжка, - говорят другие, - уж как он её довёл. От мужа из-за него уехала! Переманил ведь! Работу пришлось бросить.
- Давить мужиков надо! (Это ещё одно восклицание.) Получки все пропивают…
А мужчины молчат. Почему молчат мужчины? Не слышу ни слова в защиту поэта. Не знали? Не любили? Нет, конечно, знали и любили. Но молчат. Боятся женщин? Видимо боятся…
Теперь я поняла, почему женщины оправдывают убийцу… Узкий, сытый, почти животный мирок убил в женщине душу. А чистая любовь опорочена и оплёвана… Да, судят по себе (как говорят, в меру своей испорченности)…
Такой была и «волчица». Именно – «волчица». Так я назвала убийцу про себя с тех пор, как почувствовала в её стихах звериную натуру. И всё последующее время жила в предчувствии страшного конца. И он наступил. Наступила тишина, идёт следствие. Что-то будет? А будет, видится, скорей всего победа таких вот женщин, которые шепчутся по углам:
- Пожалели бы её! Его-то не вернёшь. У неё ребёнок. Он всё равно шёл на закат.
И опять:
- Вызвал. Сам вызвал. С места сорвал бедную. Вот заслужил…
Сорвал с места? Но ведь такого не было! Помню приезд Дербиной в Вологду летом 1969 года. Оказывается, она явилась в нашу писательскую организацию, чтобы узнать адрес поэта. И странно… (Видимо очаровала всех.) Ей дали его адрес.
… В день приезда «поэтесса» пришла на квартиру Рубцова. В тот же день она поехала с ним на пароходе в двухдневную поездку на Тотьму. И это называется любовь?
Л. Дербина-Грановская организовала 5 августа 1969 года вызов в Вологду, чтобы заведовать библиотекой. Вызов с обеспечением проживания можно было «пробить» только в городском руководстве. На деле Дербину-Грановскую интересовали не библиотечные дела, а обеспечение положительной рецензии на новый сборник её стихов «Крушина». И вот здесь нужен был уже признанный поэт-рецензент!
Читаем далее материал Н. Старичковой. «Вот такая скучающая женщина в поисках развлечений появилась в Вологде, и её объект – поэт Рубцов. Один. Квартира. Имя. Возможно, и деньги. И поэт сражён. Разве устоишь перед такой выдающейся внешностью, ангельским голосом и, в то же время, энергией, подкреплённой вином? А дальше? Дальше говорят, - это «роковая
Любовь». Возможно, дружки (я не говорю – друзья) в угоду поэту восторгались кипучим темпераментом и талантом женщины. Поэт не мог ударить женщину. Частые ссоры, видимо, были потому, что он не нашел того, что требовала его душа.
На столе, на чистом листе бумаги, я прочитала строки, написанные рукой поэта:
Горячий сок по жилам её хлещет.
Чужой бы бабе я всю глотку переела…
Почему же это не видели следователи? Или волнующая поэта мысль не имела к «Делу» никакого отношения? Когда он это написал? Не в эту ли страшную ночь?
И вот ползут, ползут по городу слухи, задают друг другу вопросы: почему погиб поэт?
- Да, потому, люди, - хотелось мне сказать, - что он любил всех нас, любил каждую травинку в поле, каждый листик на дереве, любил и женщин, и детей, любил Россию. Его большой любви хватало на весь мир, а мы не сумели спасти его одного».
В 1971 году (6 апреля) состоялся суд над Грановской-Дербиной, который проходил в закрытом режиме, так уж повелось у нас в России, убьют поэта и потихоньку прячутся концы в воду. На суде присутствовал писатель В. Коротаев, и вот что он пишет, освещая судебный процесс :
«Почти все писатели здесь: Белов, Романов, Астафьев… Но председатель суда говорит, что может допустить только одного, и то, если он командировку от газеты принесёт. Возможен журналист, а не писатель. Друзья это место уступают мне».
Н. Старичкова, присутствовавшая на суде, свидетельствует :
«…Но вот началось волнение, шум. Подъехал «чёрный ворон». Сквозь тесный строй столпившихся, конвой сопровождает подсудимую. Она шла, не опуская головы, самоуверенная, спокойная, даже с усмешкой на лице. В зал никого из коридора не пускают, объявляя заседание суда закрытым.
Виктор Каратаев был единственным представителем от писателей. И то ему разрешили присутствовать, как журналисту без права выступать. Неужели нет никого, чтобы стать на сторону Рубцова и осудить преступление женщины-убийцы?
Когда мне задали вопрос: «Мог ли Рубцов убить человека?» - я думала, что ослышалась: «Кого всё-таки судят – Рубцова или Дербину-Грановскую?»
Смотрю на убийцу. Выглядит эффектно: рыжая, волосы собраны на затылке, высокая, сильная. Такой сильной женщине беречь бы поэта надо. Не хотела. Да и не любила она его. Только сама себя. Даже на суде буквально кричала, сверкая глазами: «Я поэтесса Дербина. Он принижал меня как поэтессу, заставлял готовить, убирать и не давал работать. Я поняла, что жизни у нас с ним не будет. Я набросилась не него. Я хорошо запомнила эту деталь: в его глазах был ужас, а волосы встали дыбом. Правда… (Тут она усмехнулась). И волос-то у него было немного. Только на висках. Я никогда не видела, чтобы волосы поднимались. Подумала: «Что это он? Испугался меня, что ли?» Я, наверное, страшная тогда была. Такой – он никогда меня не видел. Он кричал: «Я люблю тебя!»
Вопрос: «Как же он мог кричать, если вы его душили?»
- Уверяю Вас, он кричал в это время. Я, наверное, его ещё не очень сильно прижала. Потом смотрю: щека у него посинела. Я встала и отошла к балкону.
Вопрос: «Почему он оказался вниз лицом?»
- Он перевернулся.
- Как же он мог перевернуться?
- Не знаю, но я сама видела. Он прямо откинулся (Пожала плечами). Может это была агония.
Весь рассказ продолжался с таким равнодушием, как будто речь шла не об убийстве. И тень погибшего не стояла рядом с ней. Если верить её словам, то она дала согласие жить с ним вместе из-за жалости. Пришла за вещами, а он уговорил её остаться…
Тогда зачем убивать?
Из-за того, что поняла: не буду вместе? Да она так и сказала на суде: «Я поняла, что мы не будем вместе и решила его уничтожить».
Вот так прозвучало последнее слово убийцы и никакого раскаяния о содеянном.
Она жалеет себя: «Я погубила себя, как поэтессу. Буду всегда помнить, что Рубцов погиб от моей руки. Произошла трагедия… Он любил только меня одну! Сказала с самодовольной улыбкой, сверкнув в мою сторону глазами.
(Какая же это трагедия? – возмущаюсь я. – Это же умышленное убийство и притом зверское, и это чудовище, палач в юбке, живёт и будет жить дальше.)
«Председатель суда обращается к подсудимой: «Есть ли вопросы к свидетелю?»
- Есть! – она не встаёт, а вскакивает, обращаясь в мою сторону. Глаза её сверкают, она готова меня уничтожить меня даже взглядом. Сколько ненависти, злобы. А за что? За то, что говорю нежелательную для неё правду?.. Преступница довольна. Вот, мол, почему Рубцова защищает – она его любила. Выходит, что любить – преступление, а убить – в порядке вещей…»
О судебном процессе В. Коротаев пишет :
«Подсудимая сидит за барьером, под охраной серьёзного милиционера. Молодая ещё, пышноволосая, глаза по луковице, грудастая, бедрастая, а голос мягок, чист и глубок. Как у ангела.
И всё-таки этот ангел совершил дьявольское дело – сгубил редчайший русский талант, лишил всех нас светлого друга, осиротил близких и родных. Да и всю нашу землю – тоже. И если мы не произносили пока вслух имя этого ангела-дьявола, то лишь из жалости к его родителям, дочери, из простого чувства сострадания, а, может быть, и излишней деликатности. А пока я смотрю на подсудимую, которая часто перебивает (а по существу направляет) свидетелей, и размышляю: до конца ли она понимает, что совершила? Глубоко ли мучает её содеянное? И потому, как она энергично защищается, вижу: нет, истинного раскаяния не произошло. Раскаявшийся человек не может быть столь настырен, рационален и логичен!.. Чтобы задушить мужчину, кроме силы, нужно время. Время, в течение которого можно одуматься, разжать пальцы, а после устыдиться своего бессовестного порыва, сорвать с вешалки пальто и выбежать на мороз, отпыхнуть, прийти в себя.
Но ничего такого не было. Она до конца доделала своё чёрное дело, бросила в ванну валявшееся на полу грязное бельё, ополоснула руки, спокойно открыла дверь и пошла, сдаваться в милицию в пятом часу утра. Но странно – спокойно открыла дверь… Она же только что утверждала обратное, когда её спрашивали судьи, почему не ушла сразу, в самом начале разыгравшегося скандала? Она ответила, что хозяин запер дверь, и она не могла выйти. Но почему же не могла выйти сразу тогда, если сделала это запросто, когда он лежал бездыханный на полу? Она же не шарила в его карманах, не искала ключи. Значит, ключ был в дверях, с самого начала, и нужно было его просто повернуть…
Показания соседа снизу, Алексея Ивановича на вопрос о причастности подсудимой к алкоголю.
- Было. Зашёл к ним, он был трезвый. Она – косая.
- Что вы, Алексей Иванович, - возмутилась из-за перегородки подсудимая.
- А я скажу… Вы вот на кухне стояли с распущенными волосами, вот в таком стиле, - и Алексей Иванович, расставив ноги и слегка изогнулся в талии, изображая нетрезвую гостью Рубцова.
«Она, видимо, не ожидала нового поворота дела и была порядком расстроена. Но это ещё не всё. На запросы следователя Меркурьева пришли характеристики на подсудимую, и опять-таки не всё розового цвета. Вот, например, из Подлесской сельской библиотеки, где она трудилась последнее время: «…к работе относится недобросовестно: в отчётах давала ложные показания по читателям и книговыдаче. Систематически не являлась на семинары, имела за это время выговора. В библиотеке всегда был беспорядок: кругом грязь, книги раскиданы. Из наглядной агитации в библиотеке ничего не было оформлено. На замечания инструктирующих лиц не реагировала.
Заведующая отделом культуры Вологодского райисполкома Цветкова 12.02.71 г.
Ясно, что для Дербиной-Грановской - работа в библиотеке была на втором плане. Главным делом было «проталкивание» публикаций стихов.
«…Подсудимая обрела равновесие, речь её движется стройно, напористо. Ей теперь необходимо убедить суд, что она совершила преступление в порядке самозащиты. Расчёт подсудимой и адвоката на аффектацию – наивный расчёт. Предыдущие экспертизы подтвердили психическую полноценность обвиняемой. Значит, остаётся одно: умышленное убийство, за которое, как все понимают, дают на полную катушку… Таким образом, обвинение уже звучит так: «умышленное убийство без отягчающих обстоятельств»…
И вот парадокс, - отсидев положенный срок (в качестве тюремного библиотекаря) Дербина-Грановская развивает бурную деятельность по своей реабилитации, активно выступает в печати и на своих творческих вечерах, выставляя себя жертвой тоталитаризма и трагической любви, представляя себя поэтессой, воспевающей свою женственность и всячески поливая грязью великого русского поэта Николая Рубцова. Переодеваясь из одежды убийцы в одеяния трагической любви и не мытьём, так катаньем, добиваясь своей популярности на этом чудовищном материале страшного убийства. И нашлись таки покровители, которые сразу же, после суда над Дербиной-Грановской написал письмо в правительство с просьбой о помиловании. Началась полоса выступлений «доброхотов» с попыткой из убийцы Николая Рубцова сделать невинную жертву «тоталитаризма», вдалбливание мысли в массы, что достойна всеобщего признания убийца, а не убитый русский поэт (всё равно, что более достоин Иуда, а не Христос). В то время имя Николая Рубцова всемерно замалчивалось, оно известно было узкому кругу людей, истинных ценителей русской народной поэзии.
ПО СЛЕДАМ ВОЛЧИЦЫ
Слава Николая Рубцова пробивалась к свету стихийно, самим народом, его песнями, и выросла значительно позднее. Почва для прославления Дербиной-Грановской искусственно всемерно сдабривалась ненавистниками русской национальной культуры, которым на Руси нет числа. Они с радостью воспринимают сплетни и слухи, раздувая их до фантастических размеров. Примеров тому немало и уже после Рубцова в убийствах русских поэтов - Игоря Талькова, Ивана Лысцова. Таким образом, Дербина-Грановская после физического убийства Николая Рубцова, совершает преступление на духовно уровне, - порочит светлую память знаменитого русского национального поэта, обвиняя его в алкоголизме. В истории России ещё не известны случаи, когда убийцы выступали в открытой печати с ложными обвинениями в адрес своих жертв, и находили бы друзей-единомышленников. Такого ещё не было. В чём тут дело? Объясняется просто: Дербина-Грановская является ярким представителем такого поведения, которое сегодня насильственно навязывается нашему многострадальному народу; в современной России восторжествовало всё самое гнусное, что только возможно в человеке - беспрецедентный эгоцентризм, хамство, садизм, грубость, насилие, убийство, цинизм, ложь, клевета…
Следует сказать, что Грановская владела известным психологическим приёмом, публично на творческих вечерах приводила о себе отрицательные мнения литераторов, а в заключение - опровергала их. Этот же метод она мастерски использовала, критикуя мнения литераторов, которые считали, что она была подослана к Николаю Рубцову с коварной целью извести выдающегося русского национального поэта. Вот, к примеру, как воинственно поступала она с прекрасными стихами Николая Рубцова, переделывая их на сатанинский лад. В стихотворении Н. Рубцова «Тот город зелёный» есть такие строки:
«Сорву я цветок маттиолы,
И, вдруг, заволнуюсь всерьёз…»
Грановская же описывает следующим образом:
«Оживают полночные травы
Под серебряным оком луны.
Льётся дух забытья и отравы
Из раскрытых цветов белины.
Волчье лыко свежее сирени,
Маттиолы ужасен дурман!
Обещают белёсые тени
Чьих-то чар колдовство и обман.
Чисто сатанинские слышатся мотивы, в противовес чистым светлым мотивам песнопевца России Николая Рубцова. В целом «Сборник её стихов «Крушина» - это знаковый призыв антирусских, дьявольских сил с сатанинскими образами в русской поэзии.
Интересен факт первой «засветки» Грановской на сцене Политехнического института в августе 1962 года, где выступали знаменитости Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина и другие. Как сообщает Грановская, она только что приехала из Воронежа и в тот же вечер «оказалась» в зале Политехнического музея и сидела рядом с Анастасией Вертинской. Случайное совпадение? Такие случайности исключены напрочь. Вопрос в том: Кто её пригласил туда? В те времена «оказаться» в этом зале в такой вечер было невозможно без специального приглашения. Она выскочила на сцену и несла всякую ерунду с чудовищными запинками, от которых зал смеётся, но ей и горя мало, она продолжает нести всякую чепуху, - для неё ведь главное - помелькать в кадрах, где мелькают Е. Евтушенко, А. Вознесенский и другие, как говорится, - все свои…
То, что Грановская была нацелена кем-то на победу в конфликте с Николаем Рубцовым, по-видимому, обещавшей её прикрытие, в случае чего, не вызывает больше сомнений, она действовала по принципу: «Чем хуже, тем лучше». Ему подослали женщину-вампира. Интересную, лестную характеристику «поэтессы» высказал о Дербиной-Грановской Санкт-Петербургский профессор Александр Михайлов с учётом её вампиризма: «Нам известен, вероятно, целый легион женщин-вамп. Но, какая, по сути, литературщина этот их демонически-обольстительный вампиризм! Это всего лишь игра на сцене, в кино, всего лишь рекламный образ, романс или роковая песенка. Настоящую женщину-вамп я знаю только одну, ту, чьи стихи читают сейчас…» Вот такие люди процветают в наших нынешних литературных садах (садомах-гоморрах), им нет заботы о плодах от пропаганды вампиризма, их поднимают на пьедестал почёта.
Друзья Николая Рубцова не раз замечали, как поэт внимательно приглядывался к своему новому собеседнику, который не оказывал должного внимания к окружающим, прямо говорил ему: «А может, ты кем подослан сюда?» Видимо не случайно, чувствовал, что кто-то неотступно идёт по его следу, какой-то невидимый «Чёрный человек».
Небезынтересно узнать о судьбе квартиры Николая Рубцова после его страшно гибели. Новые жильцы въехали в неё сразу после суда на Дербеной-Грановской. По свидетельству хозяйки квартиры Валентины Шороховой - «Потолок был закопчён, в кухне, где стоял его стол, т.е. ближе к дверям кухни. В туалете была осквернена ванная, стены были гадостно выпачканы. В комнате, где стояла кровать, была стена загажена, очень страшная квартира была. Газовая плита была залита кофе и вся грязная. У меня муж нанимал женщину, чтобы та вымыла всё, только тогда я могла зайти в эту комнату…» Другими словами, квартира великого русского поэта была ритуально изгажена. Были варварски разбиты вещи Николая Рубцова, которыми он особенно дорожил: икона Николая-Чудотворца, его гармонь, пластинка Вертинского. Пропали письма из конвертов. На кухне было горка пепла, сжигались какие-то бумаги Николая Рубцова. Сатанинское загаживание жилища поэта, свидетельствует о той безумное степени злобы и ненависти Дербиной-Грановской, которую питала она к русскому национальному поэту в те роковые часы садистского убийства.
Как теперь выясняется, за Николаем Рубцовым постоянно велась слежка и, как говорил Виктор Коротаев в Москве, незадолго до смерти поэта, что вокруг Рубцова был «заговор». Руками Дербиной-Грановской приводился в исполнение тайный смертный приговор русскому национальному поэту Николаю Рубцову, вынесенный ему силами зла, врагами России. Дербиной не удалось завербовать поэта Рубцова в свой поэтический лагерь. Поэзия Николая Рубцова пропитана была патриотизмом, любовью ко всему традиционно русскому, в то время как поэзия Дербиной-Грановской было прозападным, она находилась в другом идеологическом писательском лагере, представители которого обвиняли Николая Рубцова в русскости, навешивая ярлыки «русопятство, русского лапотника и т.п.»
С. Вакомин (Сорокин) писал в своей статье, опубликованной в Петербурге в 1997 году о том, что с появлением Дербиной-Грановской в Вологде заметно меняется ритм жизни Николая Рубцова. «Неожиданная лавинная «нежность» и лёгкая уступчивость со стороны чужой женщины, повергают поэта, в самую что ни есть, безрассудную наивность. Вот из показаний Дербиной на суде: «Он один был близок мне, у меня здесь больше никого не было. Когда мы пошли с ним в загс, меня давило ощущение, что я ставлю свою жизнь на карту…» В действительности же, кто-то, несомненно, был, кто руководил ею и на данный момент по каким-то причинам в Вологде отсутствовали.
Вначале Дербина-Грановская ставила целью уничтожения поэта психологически, прозрачными намёками на бесполезность бытия, провокационными скандалами, стихотворениями и прозой. Зомбирование Рубцова на самоубийство не оправдалось. Рубцова хотели довести до невменяемого состояния. Все, кто видели опубликованную записку Николая Рубцова (названную завещанием) обращали внимание, что она написана нетвёрдой рукой, явно, что он был в болезненном состоянии: «Похороните меня там, где Батюшков». Кто же довёл Рубцова до такого состояния, что он пишет такую записку в таком состоянии? Почему эта записка оказалась в руках некоего Ю. Рыболова, который в эту роковую ночь был у Рубцова и очень торопился, чтобы не опоздать на поезд? Николай Рубцов его не приглашал и не ждал, а Рыболов три ночи подряд приходил к Рубцову и Грановской, беседовал с ними до пяти часов утра, и она нового «случайного» знакомого называла ласково Юриком. По словам Дербиной, он шёл на пятый этаж, как Командор. В книге «Тайна гибели Николая Рубцова» читаем: «Дербина с Рубцовым зашли в квартиру и тут же раздался звонок. Это говорит не о случайности звонка. Значит, Ю. Рыболов ждал где-то на улице прихода хозяев».
Когда Дербеной стало ясно, что инсценировать самоубийство и отрицать факт убийства ей не удастся, пришлось в срочном порядке заметать следы преступления, какие только возможно, и принять всю вину на себя (т.к. групповое убийство отягощает вину), и пошла добровольно сдаваться в милицию. Н. Старичкова обратила внимание на то, что Дербина-Грановская ушла «сдаваться» в милицию после убийства в валенках Рубцова. Почему не в своей, наверняка хорошей обуви? Причина, вероятно, в том, чтобы никто не слышал её шагов, что за ней или перед ней спускался по лестнице с пятого этажа из квартиры Рубцова, ещё и кто-то другой.
Любопытно, что посмертная маска и прижизненный портрет Николая Рубцова оказались в руках Ю. Рыболова. Откуда и каким образом оказались у него эти предметы. Из сообщений Н. Старичковой узнаём, что Николай Рубцов стоял около своего дома под дождём, поникший, словно беспризорный. У него не было ключа, и он не мог попасть в свою квартиру. Значит, у кого-то был его ключ? Также Н. Старичкова сообщает о пропаже из квартиры Рубцова многих предметов и материалов его творчества. Было множество пустых конвертов, из которых были вынуты письма. Странно, что следствие не довело до конца опросы всех свидетелей в ночь убийства Рубцова, не было обеспечено участие писателей на суде. Почему всё это стало возможным? – вопрос не праздный.
Как не старалась Грановская представить дело, как неумышленное убийство, но слишком явны были садистские следы издевательства над Рубцовым. После неполного отбывания своего тюремного срока Дербиной-Грановской начал раздаваться дружный хор о её литературной реабилитации, выставляя её затравленной мученицей. Как бы не так, - эта злонамеренная убийца русского национального поэта, отсидела неполный срок, и ей организовываются непрерывные платные творческие выступления по городам и весям России. Что там, какой-то русский