Рабовладение в Древнем Междуречье имело специфику, отличавшую его от классического. С одной стороны, здесь свободные люди несли тя-желое бремя повинностей перед государством или домохозяином. По-следний имел право понуждать домочадцев к работе, выдавать замуж молодых женщин за выкуп, а в некоторых случаях даже обращать жену в рабство. В наихудшем положении оказывались домочадцы в случае, когда домохозяин пользовался своим правом использовать их в качестве имущественного обеспечения по займу. С развитием товарно-денежных отношений свободу стали ограничивать многообразные формы узако-ненной кабалы, в которую попадал несостоятельный заемщик. С другой стороны, рабы здесь располагали известными правами и свободами. Наделение рабов правосубъектностью оказалось своего рода институци-ональным противовесом той легкости, с которой полноправный человек мог потерять свою свободу. Но не в последнюю очередь такое станови-лось возможным и потому, что в сообществе полноправных людей Месо-потамии господствовало представление о рабе не как о вещи или соци-ально приниженном агенте, а прежде всего как об источнике постоянно-го дохода. Поэтому на практике в большинстве случаев эксплуатация раба в Междуречье приобретала мягкие, почти «феодальные» формы взимания оброка, а сам раб нередко становился объектом инвестиций в человеческий капитал. Ведя точный ростовщический расчет выгод и из-держек, рабовладельцы Месопотамии научились закрывать глаза на классовые предрассудки, усматривать свою выгоду от предоставления рабу широкой хозяйственной автономии и юридических прав. Дистанция между свободными и рабами в Месопотамии еще более сокращалась бла-годаря действию социальных институтов, обеспечивавших вертикаль-ную мобильность, позволявшую людям перемещаться из одного социаль-ного класса в другой. Slavery in Ancient Mesopotamia was characterized by a peculiar feature that distinguished it from classic slavery. On the one hand, the free men carried a heavy burden of obligations to the government or patriarchal householder. They had the right to compel the family to work, to marry young women for ransom, and sometimes even pay wife into slavery. The worst situation was when a householder would exercise the right to use the family as collateral for a loan. When commodity-money relations developed, freedom became more restricted due to the introduction of several forms of legalized slavery of the bankrupts. On the other hand, slaves possessed certain rights and freedoms. This became a kind of institutional counterweight to the easy enslavement of free people. However, this became possible because the Mesopotamian community considered slaves not as things, but mostly as resources of a steady income. Therefore, in practice the exploitation of slaves in Mesopotamia mostly acquired a soft, almost “feudal” form of collection of dues, and the servant often was the target of investment in human capital. Slave-owners in Mesopotamia would keep an accurate calculation of costs and benefits, and thus learned to disregard some class prejudice, and to perceive the benefits from providing a slave with a broad economic autonomy and legal rights. The distance between free and slaves in Mesopotamia declined even more due to the activity of social institutions, which provided vertical mobility for people to move from one social class to another.

Представлен ряд понятийных конструкций (концептов-медиаторов): габитусы (П. Бурдье), понятые как комплексы управляющих поведением установок, вызовы и ответы (А. Тойнби), интерактивные ритуалы с эмоциями и символами (традиция Дюркгейма – Гофмана – Коллинза), со-стояния комфорта и дискомфорта с принципами оперантного обусловливания (Б. Ф. Скиннер), структуры взаимодействий (отношения, группы, организации, движения), функциональная модель (А. Стинчкомб) и ее расширения, а также охватывающие среды экономических и социальных обменов, коммуникаций (Дж. Хоманс, П. Блау), включающие рынки, дискурсы и сети. Отождествление ключевых понятий в этих концептах позволяет получить богатую и гибкую конструкцию, предназначенную для формулирования теоретических гипотез, эмпирическая проверка которых становится возможной благодаря накопленному опыту исследований по каждому концепту в связующем ряде. The article presents a number of notional frameworks (concepts-media-tors): habitus (P. Bourdieu), challenges and responses (A. Toynbee); interac-tive rituals with emotions and symbols (the tradition of Durkheim-Hoffman-Collins); the comfort and discomfort with the principles of operant condition-ing (B. Skinner); the structures of interactions (relationships, group, organiza-tion, movement); the functional model (A. Stinchcombe), and its extensions, as well as covering spheres of economic and social exchanges and com-munication (J. Homans, P. Blau), including economic and social markets, dis-courses and networks. The equation of the key concepts of these mediators provides a rich and flexible structure designed for the formulation of theoretical hypotheses and their empirical testing which becomes possible due to the accumulated experience of studies of every concept in the linking chain.