Статья посвящена притче о Блудном сыне в системе романа М.Е. Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы". Анализу подвергается концепция включения притчи в текст художественного произведения, при этом проводится параллель с библейскими мотивами о блудном сыне. 
Ремпель Е.А. Притча о Блудном сыне в художественной системе романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Бюллетень медицинских Интернет-конференций, Vol. 3, Issue 3, 2013, pp. 633-633

Эзопов язык/   Новикова М.С.//                   Научный руководитель: к.ф.н., Ремпель Е.А./                 ГБОУ ВПО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского Минздрава РФ                 Кафедра русской и классической филологииЭзопов язык позволяет писателю замаскировать содержание мысли и передать ее в печати, несмотря на запрет властей. Эта форма художественной речи связывается с именем Эзопа — полулегендарного создателя греческой басни, жившего в VI в. до н. э. Как гласит предание, Эзоп был рабом, а потому не мог открыто высказывать свои убеждения. В баснях на сюжеты из жизни животных он изображал людей, их взаимоотношения, достоинства и недостатки.Наименование «эзопов язык» распространилось в России в результате разъясненийМ. Е. Салтыкова-Щедрина, часто употреблявшего этот прием в своей политической сатире: /«...Моя манера писать есть манера рабья. Она состоит в том, что писатель, берясь за перо, не столько озабочен предметом предстоящей работы, сколько обдумыванием способов проведения его в среду читателей. Еще древний Эзоп занимался таким обдумыванием...»/. Многие русские писатели применяли в своих произведениях эзопов язык. Это И. А. Крылов, Н.Г. Чернышевский, В. А. Слепцов.Эзопов язык позволял избегать преследований и выражать запретные мысли с помощью различных приемов. Прежде всего, использовались умолчания и недомолвки. Например, Рахметов в романе «Что делать?» Н. Г. Чернышевского всю жизнь без остатка посвятил революционной деятельности, но автор не говорит о содержании его работы и обрисовывает ее только внешне: /«мало бывал дома», «все ходил и разъезжал». /Приемы эзоповского языка — иносказание, метафора, ирония, перифраз, аллюзия — оживляли произведения.Гениальный сатирик разработал разветвленную систему эзоповских терминов /(«фьюить»/ — политическая ссылка, /«превратные толкования»/ — революционные идеи, /«гневные движения истории»/ — революции). М.Е. Салтыков-Щедрин часто прибегал к иносказательным выражениям, «нечаянным» оговоркам, умолчаниям, иронии и маске «благонамеренного рассказчика». Более того, он показал целый сатирический мир, в образах которого отразил жизнь царской России: «Пошехонье», «Глупов», «Ташкент» обозначают в щедринской сатире всю Россию с бесправием ее населения и неограниченной властью самодержавия.Если в баснях Эзопа и И.А.Крылова аллегория служит для утверждения общечеловеческих моральных ценностей, то в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина с помощью иносказания даётся критическая оценка современной общественной жизни России. Эзопов язык как художественный прием — ценнейшее изобретение в области литературы, позволяющее писателям, во-первых, не менять своих принципов, а во-вторых, удачно обходить все препятствия цензуры.
Новикова М.С. Эзопов язык // Бюллетень медицинских Интернет-конференций, Vol. 3, Issue 2, 2013, pp. 103-103

Эзопов язык в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина /Юрковская А.И.//Научный руководитель: к.ф.н., Ремпель Е.А./              ГБОУ ВПО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского Минздрава РФ                   Кафедра русской и классической филологииОсобенно яркое художественное воплощение эзопов язык получил в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина. Сказочная форма у сатирика условна и позволяет высказывать далеко не сказочную, а горькую правду. М.Е. Салтыков-Щедрин проявлял неистощимую изобретательность в создании приёмов аллегории и выработал целую систему «обманных средств».В щедринских сказках действуют животные, но писатель постоянно «оговаривается», переключает повествование из плана фантастического в план реальный, из мира зоологического в человеческий. Топтыгин Первый из сказки «Медведь на воеводстве» съел чижика, но комментарий к этому незначительному лесному событию вполне серьёзный: /«Всё равно, как если б кто бедного крохотного гимназистика педагогическими мерами до самоубийства довёл...»/. После этой «оговорки» становится понятно, что речь идёт о полицейском преследовании учащейся молодёжи.К «эзопову языку» следует отнести выбор маски «благонамеренного повествователя», от лица которого ведётся рассказ. В сказке «Дурак» подробно описываются благородные и великодушные поступки Иванушки, но называются «дурацкими». Таким образом, рассказчик как бы присоединяется к господствующей морали, но наивно живописует достойные «подвиги дурачка».К «эзоповой» манере принадлежит и «фигура умолчания» — нарочитый пропуск слов или целого куска текста, который легко додумывается читателем. Так, например, сатирик никогда не скажет, что человека сослали на каторгу за его революционную деятельность. Он просто прозрачно намекнет, что человек отправился туда, куда Макар телят не гонял, и читателю все становится понятно.«Эзопова» манера проявляется в том, что писатель доводит фантастику в сказке до абсурда. Например, один из генералов в «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» был учителем каллиграфии в школе кантонистов. Иными словами, он преподавал искусство писать чётким и красивым почерком в особой низшей школе для солдатских детей. Здесь сразу возникает два вопроса: зачем солдатским детям каллиграфия и разве это соответствует генеральскому чину — работать учителем в солдатской школе? Автор не стремится объяснить этот абсурд, но читатель понимает, что генералы — бесполезные «небокоптители», которые ничего не умеют делать, потому что всю жизнь занимались непонятно чем.Таким образом, «эзопов язык» позволяет подойти к изображаемому предмету с неожиданной стороны и остроумно представить его, а непривычные черты и краски помогают создать запоминающиеся образы. 
Юрковская А.И Эзопов язык в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина // Бюллетень медицинских Интернет-конференций, Vol. 3, Issue 2, 2013, pp. 114-114